Где-то вчера в круговерти встретились эти стихи Филатова. Прямо вот на душу легли, но потом что-то отвлекло и забыла.
И вот только что, к счастью, вспомнила.

Под последним четверостишием готова подписаться. Не то время, чтобы быть порознь...

Леонид Филатов. Високосный год

О, високосный год – проклятый год
Как мы о нем беспечно забываем
И доверяем жизни хрупкий ход
Всё тем же пароходам и трамваям

А между тем в злосчастный этот год
Нас изучает пристальная линза
Из тысяч лиц – не тот..., не тот..., не тот...
Отдельные выхватывая лица

И некая верховная рука
В чьей воле все кончины и отсрочки
Раздвинув над толпою облака
Выхватывает нас поодиночке

А мы бежим, торопимся, снуем
Причин спешить и впрямь довольно много
И вдруг о смерти друга узнаем
Наткнувшись на колонку некролога

Переменив прописку и родство,
Он с ангелами топчет звездный гравий
И все что нам осталось от него -
С полдюжины случайных фотографий

Случись мы рядом с ним в тот жуткий миг
И Смерть бы проиграла в поединке:
Она б она взяла за воротник,
А мы бы ухватились за ботинки

Но что тут толковать, коль пробил час
Слова отныне мало что решают
И сказанные десять тысяч раз
Они друзей, увы, не воскрешают

Ужасный год - кого теперь винить?
Погоду ли, с ее дождем и градом?
Жить можно врозь и даже не звонить
Но в високосный год держаться рядом

Пока я тут пребываю в вялотекущем депресняке - и так не во время... - решила просто записывать какие-то мимолетные мысли и прочее, чтоб просто не дать дневнику загнуться, и потом можно было бы все это самой почитать на досуге.

Последнее время приходилось общаться с некоторыми товарищами - не на дайри - и отметила, что многих интересует именно энциклопедия Шерлокиана Джека Трейси. Причем до такой степени, что кое-кто ,даже не зная языка, высказывал намерение ее приобрести и перевести.
И хочу сказать вот что. Ну, для меня она когда-то была, наверное. символом всего недоступного, связанного с Холмсом. То, что есть за "за бугром", а здесь никогда не будет. О ней говорилось в одном предисловии, как о наивысшем свидетельстве популярности Холмса. И потом, кажется, ее обложка была напечатана в "Науке и жизни". И я сама в те времена пыталась написать собственную "Шерлокиану".

Но вот теперь...Оказалось, что у меня есть какая-то часть "Шерлокианы". Она была в 1-м томе "Приключений Великого Детектива Шерлока Холмса", выпущенных Уральским Холмсианским обществом", который как-то случайно приобрела на Озоне в довольно потрепанном состоянии и даже не сразу обнаружила там Шерлокиану. Кстати. сразу скажу , пошла сейчас по горячим следам поискать какие-то ссылки на это общество - вроде когда-то давно мне что-то такое попадалось, еще когда я подробно изучала сайт Надежды Чернецкой. Сейчас пока ничего не нашла, зато нашла страничку о президенте Общества и с удивлением обнаружила, что это ему принадлежит идея "Шерлока в России". Это, конечно, мое ИМХО и сериал еще только собираюсь смотреть, хотя уже скачала , но отношусь к нему весьма скептически. Но в какой-то степени порадовало, что идея исходила от холмсианца.
Вот здесь можно почитать www.acdoyle.ru/about/shaburov1.html
Так вот проглядела я вскользь эту Шерлокиану и мне все же показалось, что хоть это, безусловно, и интересно, но все же это... энциклопедия. Которая, наверное, идеально подойдет для того, чтоб найти нужную информацию или восстановить что-то в памяти. Но для более подробного изучения я все же предпочту исследования и монографии, даже если что-то там слегка притянуто. Ну, вот ведь есть словари иностранных языков, где можно узнать многочисленные значения каждого слова; а есть учебники, где подробно показано, как эти слова меж собой связывать , и таким образом научиться понимать данный язык. И поскольку слова мы немного знаем, то интересно уже почитать учебник, а если будет необходимость в словарь всегда можно заглянуть.)

Ну, и , может, конечно, стоит понемногу перенести сюда и эти справочные данные... Посмотрим

Вот этот пост висит у меня уже несколько дней и глаза мозолит, с одной стороны, с другой - не решаюсь его выложить, как бы кто чего не подумал), а с третьей - все же хочу, и потому уже ничего не делаю, а только перечитываю его уже, наверное, в тридцатый раз. Потому выкладываю, даже если это все нытье, но надо с этим покончить и заниматься другими делами


Немного о грустном.

Хочу для себя отметить.
Вот иногда у меня бывает: о чем-то попросишь высшие силы и не пройдет и дня, а уже вот оно сбылось. Но это редкость конечно.
А иногда долго и упорно просишь о чем-то очень важном. Просишь с надрывом, часто со слезами. А в ответ можно сказать молчание. Если что-то жизненно важное, то это все не так просто, иначе и не было бы этих слез.
А иногда ты получаешь то, о чем просишь, только в несколько ином виде, и порой, когда это понимаешь, то становится еще более горько. Значит, это единственное, что тебе могут дать. Иного ты не заслужил или просто это тебе не дано и все... Или даже кто-то там наверху по доброте душевной считает, что это не принесет тебе ничего хорошего.
А иногда еще понимаешь, что когда тебе что-то дают, то это всегда еще какой-то урок за собой влечет



***

Сегодня я пыталась заниматься тестированием этой новой версии. Многое там не есть хорошо, но я обратила внимание главным образом на то, что нет статистики. В настройках она есть, но в самом дневнике не появляется, как ни крути.

Наверное, кто-то посмеется, но для меня она иногда просто какая-то связь с внешним миром, иногда единственный показатель, что я здесь не одна Поскольку народ же вообще молчит в основном, и чем дальше, тем больше. И если исходить из комментов, то меня человека три-четыре читает, в лучшем случае... И я очень благодарна тем, кто как-то откликается.

И недавно еще раз отметила, люди подписываются и все... больше я их не вижу. Вот , правда, интересный момент. Для меня непонятный.

Ну, и возвращаясь к тестированию - админы ведут себя оскорбительно. Хочется только надеяться, что они этого не понимают. Ну, вот чисто даже не вдаваясь в тему, я бы сказала, что так можно себя вести с намерением кого-то послать или затеять ссору. Или с быдлом просто, с которым даже не стоит разговаривать, а можно только для собственного удовольствия отпускать что-то язвительное. И я бы сказала, что от таких людей ждать можно чего угодно.

***


Мне так давно ни с кем не доводилось поговорить о Холмсе... Именно поговорить. Когда человеку не терпится сказать тебе все то, что накопилось, и ты в ответ не можешь остановиться, делясь всем, что волнует тебя. Это так давно было ... Уже почти забыла как это здорово, и ты можешь всю ночь что-то писать, когда чувствуешь, что этого кто-то ждет. И по большому счету без этого все, что я здесь пишу, вообще не имеет смысла. Так, это просто статьи, которые я перевожу, по идее ,для себя самой. Стараюсь сейчас что-то от себя добавлять, чтоб звучало более эмоционально. Но все равно сухо все. Бывают какие-то такие статьи, которые, как мне кажется, можно бы долго и много обсуждать, но , увы...
Это, ни в коей мере не претензия, естественно. Это ж или есть или нет.Никто никого не заставляет и даже не просит). И это я просто тихо сама с собою. Не для того, чтоб мне сказали, что все это кому-то очень нужно.
Ну, вот я , в самом деле, какое-то время пыталась вести журнал на ЖЖ, подумалось, что вдруг это там кого-то заинтересует. Нет, хотя мне конечно тоже сказали, вы , главное, не останавливайтесь, пожалуйста. Рано или поздно это кому-то пригодится))

Я стараюсь об этом молчать, но вот оно все равно прорвалось. В дневнике ведь пишут, что чувствуют, ну, вот я и написала.

Начала смотреть небольшой сериал "Наша Эра: продолжение Библии".



Далеко уже не новый, но у меня много чего не смотрено.

Проглядела половину. Можно сказать, что производит впечатление. Иногда ловила себя на том, что не могу оторваться от экрана. Захотелось написать пару слов.
Действие начинается практически с распятия Христа и основные действующие лица c одной стороны ученики Христа, с другой - Пилат, первосвященник, их семьи , сподвижники и т.д. И что касается Пилата, то тут прямо иллюстрация к булгаковским строкам "Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город". Потому что очень хорошо показано, как его там все достало и как он хочет уехать в Рим и увезти жену, которой стали постоянно сниться какие-то нехорошие сны про распятого Назареянина.
Но вот если говорить об этих, так сказать, отрицательных персонажей, мне здесь очень импонирует, что они показаны довольно реалистично. Они не страшные какие-то злодеи, у каждого здесь своя правда, и у Пилата, который сначала вообще не видит за Иисусом никакой вины, и у первосвященника, который здесь человек молодой и далеко не глупый. И вообще следишь за ним с большим интересом и даже сочувствуешь иногда.



Я сейчас прямо тезисно про то, что вспомню и на что хочу обратить внимание.
Из недостатков - это негры) Сериал, кажется 2013 года, но уже тут их довольно много и в массовке - но это куда ни шло. Но Мария Магдалина! Если не негритянка, то мулатка. Но ее тут Магдалиной никто вроде и не называет -Просто Мария) И Иоанн, я не скажу, что знаю Библию - так постольку-поскольку, но мне кажется,что вообще просто нонсенс такой кастинг делать.
Вот они двое на переднем плане.




Христос очень разный - довольно суровый с Пилатом, очень добрый с учениками и особенно с Петром, тут он просто сияет иногда.



Впечатлила сцена, когда снизошел Святой дух, прямо вот такой же огонь, какой, видимо на пасху там в храме появляется. И снизошел он в ответ на общую молитву, при чем , надо сказать, довольно энергичную, как будто заклинание произносили



Очень понравился Петр, тот самый который будущий Святой Петр. Здесь он очень молодой и порывистый, мне он до этого больше рисовался старым и степенным, как в фильме "Камо грядеши" (кстати, все время ассоциации с этим фильмом проводила) И Петр тут обычный простой человек, на которого вдруг упало бремя нести людям новый свет и он делал это как мог. Очень искренне и порывисто




Был там один момент, когда на площади к нему подошел первосвященник и стал вместе с ним повторять слова молитвы. Я прямо прониклась, но тут же поняла, как я еще наивная дурочка, вот совершенно ему поверила, священнику этому. Прямо как в стихах, не утратила "веру гордую в людей и жизнь иную". А священник как закричит внезапно: Арестуйте его!

Еще интересно показано незримое присутствие Христа - когда он где-то рядом с тем же Петром, словно ветерок поднимается, и у него слегка развеваются волосы.
В общем, мне понравилось, продолжу просмотр

Я писала:
Так уж вышло, что практически пришлось перевести ту самую статью Честертона, о которой я когда-то говорила. Надеялась найти на русском, но не нашла и очень жаль, потому что там такие лирические отступления - размером примерно на полстатьи)) - что я голову сломала и, признаю, перевод оставляет желать лучшего. Если кто увидит на русском, пожалуйста, свистните - было бы очень интересно сравнить и я, конечно, не задумываясь заменила бы им свой.
Меня когда-то привлекло , понятное дело, название статьи и распечатанный листок с ней давно мозолит глаза. И поскольку распечатала его довольно давно, то не скажу из какого точно он номера BSI
Но неизвестно, взялась бы я за нее или нет, но на днях решила перевести огромную статью Кристофера Редмонда - хотелось бы к Рождеству , но там как пойдет - и в ней как раз упоминается и эта статья Честертона. Так что пусть будет, чтоб было ясно, о чем речь.

Статья , казалось бы, довольно незамысловатая, с явной насмешкой в адрес шерлокианцев и их Большой игры, но в конце автор пускает такую парфянскую стрелу, что, кажется, его цель пойти гораздо дальше, чем все шерлокианцы вместе взятые. Так что все тут не так просто






Заменяю теперь свой перевод на перевод oscary, как более изящный и точный



БОГ ШЕРЛОК ХОЛМС* (см.прим.)

Гилберт К. Честертон



Возможно, мы наблюдаем за ростом и становлением настоящей легенды. Я не имею в виду легенду в смысле современной осведомленности о лжи. И я не говорю об официальном отрицании и не заявляю о политической клевете или научной фальсификации или чём-либо из того, что могут раздуть современные медийные средства. Я имею в виду медленно восходящую, но живую легенду, наподобие тех, что иногда совершенно невинно произрастают из того, что профессора называют "фольклором", а американские граждане - "народным творчеством". Порой я сожалею, что мифология - это утраченное искусство; т.е. мифология в космическом смысле, когда говорят, что солнце и луна - это два глаза в небе, а иными словами - череп великана; или что-то в этом роде. Хотя сам я не горю этим "космическим" тезисом. Я доверяюсь религии, которой полностью удовлетворен, и современной науке, которая всегда собой не удовлетворена. Я бы принял “выводы науки”, если бы наука их когда-нибудь вывела, но тогда бы это значило, что наука остановилась. Я вырос на старых ортодоксальных догмах Галилеи и убежденности в том, земля крутится вокруг солнца; но теперь, кажется, мы живем в каком-то закрученном мире, где всё крутится вокруг всего. Только, конечно же, я говорю о менее популярных легендах, посредством которых сверхчеловеческие фигуры будто затвердевают из воздуха или огня, но на самом деле - из людских пересказов и домыслов: например, когда говорят, что Гром стал Тором, а солнечный свет - Аполлоном. Но бывало так или не было... Однако мне казалось, что сейчас подобное уже никогда не случится. Впрочем, я не так уверен. Может быть, это и происходит, только очень медленно. Возможно когда-нибудь потомки придут к мысли, что дядя Сэм и впрямь был чьим-то дядей или что Дед Мороз - чьим-то дедом.

Причина моих сомнений или заблуждений - экстраординарный случай с Шерлоком Холмсом. Первые и лучшие рассказы о нём вышли, когда я еще учился в школе. Двадцать шесть лет назад я лично написал в книге о Диккенсе, что Шерлок Холмс - единственный литературный персонаж, столь же известный как Панч или Пак, и что ему следовало бы поставить памятник на Бейкер-стрит, как Питеру Пэну в Кенсингтонских Садах. Мистер Морис Баринг, совершенно независимо от меня, сказал нечто подобное. Далее, уже чуть ли не в следующем поколении, один из самых остроумных и блестящих современных сатириков, преподобный Рональд Нокс написал пародийно-серьезное исследование о противоречиях, встречающихся в легенде о Холмсе; на самом деле это была пародия на "Высшую критику". Нокс цитировал мнимых иностранных профессоров относительно "повествований Уотсона", заставляя французского ученого называть его Ватсоном, а итальянца - Гуатсоном. Короче говоря, как бы серьезно оно ни звучало, это была весьма забавная работа, и ее автор, несомненно, забавлялся.

Теперь же мы можем отметить появление новых книг, которые знаменуют собой следующий этап. Эти книги не только серьезны, но и солидны. И они, как очень заумные доклады по чисто научным вопросам, едва ли не откровенно скучны. Они так же могут писаться ради забавы, но они не забавны. Со всей строгостью беднягу Уотсона подвергают перекрестному допросу; авторы, будто судьи, расследующие настоящее убийство и выносящие смертный приговор, расспрашивают его о каждой мелочи: о дне, погоде, топографии местности и расписаниях... Они опровергают его показания своими таблицами цифр, не более занимательными, чем столбцы цифр в гроссбухе. Они, возможно, и не считают всё это подлинной историей, но тратят на это столько же сил - не получая в награду ни улыбки, ни одобрения - сколько потратил бы величайший ученый на исследование реального события. Может статься, что это жестокая шутка, но когда шутка перестает быть шуткой... Сам я считаю, что это уже выходит за рамки игры. Хобби перерастает в наваждение. Ни разу не приняв во внимание человеческий фактор и не задумавшись о том, в каком темпе писались эти рассказы, да и вообще не признавая факт их написания, они из всего делают вывод, что Шерлок Холмс действительно существовал, а Конан Дойла никогда и не было. Если потомки прочтут только эти последние книги, они, без сомнения, отнесутся к ним со всей серьезностью. Они вообразят, что Шерлок Холмс - реальный человек. Но он им не был; он был разве что богом.


*Примечание:
Мы в долгу перед Джоном Беннеттом Шоу (aka “The Hans Sloane of My Age” - упоминаемый в "Трех Гарридебах"), который разыскал эту статью для нашего Журнала. Первоначально она появилась в еженедельнике G. K.’s Weekly 21 февраля 1935 года, и перепечатана здесь с любезного разрешения владельца авторских прав, мисс Дороти Э. Коллинз, распорядителя литературного наследия Честертона. >>

Была вообще мысль перевести несколько рождественских фанфиков самого разного характера. Потом казалось, что вообще не одолею даже и одного, настолько устала и где-то пала духом.
Ну, и вот все же одолела этот, пожалуй, самый главный из всех, что хотела бы перевести. Раньше я бы сказала, что не самый, наверное, подходящий фанфик для Рождества и рождественского настроения. Но вот конкретно сейчас понимаешь, что одно из главных завоеваний Рождества - если можно так сказать, - это надежда. А потому фанфик более, чем соответствует рождественскому настрою.

Перед тем, как начать, добавлю, что немного горжусь тем, что, кажется, удалось в какой-то мере передать язык католических религиозных текстов. Это всегда не очень легко.

Автор OldShrewsburyian

Во время этой бренной жизни…

Из записей доктора Джона Уотсона

Я пишу эти строки не для публикации. Я пишу их потому, что мне нужно ради сохранения здравости рассудка и, возможно, ради спасения собственной души изложить для себя всю правду.
В конце апреля 1891 года, в самый разгар весны, я покинул Лондон в обществе моего друга Шерлока Холмса. На что бы ни были направлены в тот момент его наивысшие устремления, мои состояли в том, чтобы обеспечить его безопасность от действий Мориарти и той ужасной паутины, которую так ясно видел Холмс и которую я мог лишь предугадывать. Но я уклоняюсь от прямого ответа даже здесь; а я не должен. Холмс вполне откровенно рассказал мне все и о своих опасениях и о своих надеждах. И тем и другим суждено было воплотиться у Рейхенбахского водопада. Если мой ум и отказывался воспринимать во всей полноте и те, и другие прежде, чем я столкнулся с последним и самым ужасным доказательством его борьбы и их общей гибели, то в том не было вины Шерлока Холмса. Я вернулся в Англию с его портсигаром в кармане и страшной пустотой в моей жизни.
На то, чтоб дойти от дверей моей практики до нашей квартиры на Бейкер-стрит и вернуться обратно, уходит почти час. И этот путь я проделывал ежедневно. В тот день, когда английские газеты возвестили о его гибели, я получил телеграмму от Мэри. В ней говорилось всего лишь следующее:

Мой дорогой Джон, я немедленно возвращаюсь.

Я встретил ее на пороге нашего дома. Казалось, что понадобилась целая вечность, чтобы внести в дом ее багаж, хотя вещей было совсем немного. И все равно, когда мы уже оказались наедине в нашей прихожей, я все еще был страшно подавлен и не знал, что сказать. И не отрывал глаз от пола, от двойной царапины, оставленной грубой обувью рабочего. Наконец, я произнес:
- Он шлет тебе привет.
И, не выдержав, зарыдал.
Думаю, только тогда я начал понимать, каково это – жить без него.
И тогда, зимой 1891 года, перспектива существования без Шерлока Холмса наполняла меня неослабевающим ужасом. Истек срок официально признанного шестимесячного траура. Я, конечно же, открыто горевал по Холмсу; но едва ли мог продолжать носить траурную повязку из крепа после того, как ее снял даже его брат. Это было бы неприлично. Поэтому я бродил по улицам Лондона, один, наедине со своим горем. Никто больше не задерживал своего сочувственного взгляда на моей нарукавной повязке и не отводил его поспешно, боясь встретиться с моим. Женщины более не улыбались, а мужчины не кивали в знак того, что понимают мою печаль и выражают мне соболезнование. Я готов был кричать и вдребезги бить оконные стекла.
Единственное, что хоть как-то отвлекало меня от скорби, это эпидемия гриппа – и Господи, прости мне – но так казалось мне в те темные, туманные ноябрьские дни. Страдания ближних моих были для меня тогда всего лишь рутиной и способом отвлечься от горя, и изнеможение, до которого я доходил теперь к концу каждого дня, было благословенным болеутоляющим, притупляющим непрекращающуюся боль, которая с течением времени ничуть не приуменьшалась.
Я не мог не вспоминать те последние минуты у водопада. Холмс слишком хорошо научил меня тому, как важно запоминать все детали, чтоб я не видел их перед собой внутренним взором. Почва на тропинке была точно создана для того, чтоб запечатлеть на себе все следы; Холмс, как учитель, мог бы и сам выбрать ее в качестве научного образца для демонстрации перед своими учениками. Но то, что он выбрал эту сцену, как место своей гибели… Я вновь и вновь задавался вопросом: ну, почему?... И неминуемо приходил к одному и тому же неизменному выводу, что именно это и имел в виду Холмс, когда говорил, что во имя общественного блага он с радостью пошел бы на смерть, если б только был уверен, что только так ему удастся погубить Мориарти. Но если он уже тогда был уверен, что вероятнее всего погибнет… На этом пункте логическая нить моих размышлений неизменно прерывалась. Мне больно было думать, что он принял такое решение. Я помнил те строки в его письме, в которых он так серьезно и встревожено пытался объяснить мне свои побуждения. Боюсь, что это будет достигнуто ценой, которая огорчит моих друзей и особенно вас, милый Уотсон. И затем уже более твердо: Впрочем, я уже говорил вам… я не мог бы желать для себя лучшего конца…

Он мог бы поговорить об этом со мной. Романтическое воображение, по поводу которого он так часто надо мной подшучивал, могло бы подсказать дюжину, даже сотню других вариантов. Каждый раз, приходя к нему на обед, я мог бы рассказывать ему очередную новую версию того, как могла бы протекать его жизнь. Ее Величество могла бы пожаловать ему рыцарское звание. Он мог бы заняться разведением породистых собак. Он мог бы читать курс лекций в Кэмфорде и пользоваться любовью своих студентов – да разве можно было его не любить? – за свою эксцентричность и блестящий ум. Он мог бы всецело посвятить себя живописи и писать этюды где-нибудь в Оверни. Он мог бы получить во владение поместье своих предков и писать там маленькие монографии о лесничестве и рыбной ловле. Я представил себе Холмса , быстро и легко шагающего по своим угодьям следом за егерем, разглагольствующим что-то о фазанах.
Я дал волю своему воображению – или, может, вернее будет сказать, что не в силах был ему противиться? – представляя себе другой исход того, что произошло на краю грохочущей бездны близ Мейрингена. Если бы я вернулся раньше, если б их схватка затянулась или же если бы профессор оказался не столь грозным противником… Какое право имел, спрашивал я себя, этот сутулящийся профессор с глазами рептилии оказаться сильнее моего друга, моего блестящего друга, который всегда так наслаждался ловкостью и природной грацией своего тела; и так часто уповал на свою необыкновенную силу?
Я мог бы застрелить Мориарти: это мог быть смертельный выстрел , казнь от руки одного из тех, кому он причинил столько зла, - или же просто ранение, чтобы он еще смог ощутить весь позор общественного порицания, которое вполне заслужил. Я мог бы схватить альпеншток Холмса и нанести сокрушительный удар по голове, замыслившей столько страшных преступлений. Я мог бы со всех ног броситься на эту ужасную узкую тропинку и, схватив его за воротник, отшвырнуть Мориарти от моего друга, точно какого-нибудь обычного уличного громилу. Если бы Холмс выжил – о, если б он только выжил! – если б я нашел его там израненного, но живого, чего бы я только ни сделал. Я бы совершил подлинное чудо хирургического искусства, и впоследствии его бы стали называть «Методикой Джона Уотсона». Я со слезами на глазах шептал бы слова благодарности небесам. Я на спине дотащил бы его до деревни. Даже если б он всю дорогу язвительно высмеивал мою глупость или даже если б я не был уверен, что он доживет до конца этого пути.

Когда Мэри заболела, я, наконец, перестал предаваться даже таким мыслям. Моя неизменная печаль несколько отступила перед новой насущной тревогой. Раздраженно, (боюсь, что я этого совсем не скрывал) я препоручил своих пациентов и без того уже загруженному заботами Анструзеру . Этот славный малый видел мой потухший взгляд и не произносил ни слова упрека или сочувствия, которое было бы невыносимым. Только подбодрил меня, как медик, и заверил, что я могу обращаться к нему в любое время, когда мне нужна будет помощь.
Мне удалось вылечить Мэри. Забывая обо всем, я боролся за ее жизнь со всей энергией отчаяния. Но когда она начала немного поправляться, я мог, по крайней мере, немного подремать возле ее постели , утешая себя размеренным ритмом ее дыхания. Когда она пошла на поправку, думаю, что отчасти начал выздоравливать и я, хотя моя болезнь была намного длительнее и не поддавалась лечению никакими средствами, известными науке.
Я часто говорил, что у моего друга Шерлока Холмса были богемные привычки. Это так и есть – ну, или вернее, сказать, - так и было. Но если я отчасти и перенял некоторые из его привычек, то и он подобным же образом снизошел до того, чтоб воспринять некоторые из моих. К таким привычкам стоит отнести и рождественские церковные службы. Хотя меня, ни в коей мере нельзя назвать безупречным прихожанином, я очень любил знакомые с детства литургии Рождества, и их терпеливое, полное надежд упование на то, что пробьет час и рассеется даже самая кромешная тьма. Примерно об этом я и сказал, когда – в первый раз, почти импульсивно – попросил Холмса пойти в церковь вместе со мной. Тут он в очередной раз поразил меня точностью своих познаний, заметив, что такое намерение поставит нас перед дилеммой выбора, ибо Бейкер-стрит лежала как бы на границе двух приходов – церкви Святой Марии и церкви Святого Киприана. Я отдавал предпочтение первой, тогда как мой друг придерживался противоположного мнения – как я подозреваю, чисто из лукавства и желания поспорить. Холмс утверждал, что аскетический интеллектуальный проповедник церкви Святого Киприана куда более достоин чести нашего посещения в столь знаменательный день; но благозвучный хор церкви Святой Марии был не менее совершенным, чем ее фасад, выполненный в георгианском стиле, и поэтому я одержал верх.

- Тебе следует пойти, Джон, - проговорила Мэри. Я вздрогнул, выйдя из глубокой задумчивости , в которую погрузился.
-Тебе следует пойти, - мягко повторила она. – Ты ведь всегда любил эту службу. А в этом году это будет еще более правильным. – Она провела рукой по моим волосам. – Новое начало, - произнесла она совсем тихо.
Я склонился над ее постелью и поцеловал ее в висок.
- Чем я заслужил такую жену, как ты?
Она была спокойной, и ,на мой взгляд, ужасно бледной, но улыбалась.
- Если я начну отвечать на этот вопрос, Джон Уотсон, ты опоздаешь и вызовешь недовольство священника.
- Боже упаси.
Я вновь склонился к ней и стал целовать ее маленькие руки, пока она , наконец, не подтолкнула меня этими самыми руками в направлении двери.
Путь от нашего дома до церкви Святой Марии был неблизкий, но я с радостью подставил лицо навстречу ветру. Оказаться на свежем воздухе было приятной переменой после многих недель , проведенных мной у постели больной. Еще более новым для меня после всех этих месяцев было идти среди своих сограждан, не желая никоим образом привлекать к себе их внимание; их, столь невыносимо безразличных к тому факту, что Шерлок Холмс был мертв и мир определенно обеднел от этой потери.
Когда я был уже в нескольких шагах от церкви, на меня с размаху едва не налетел какой-то мальчуган. Я, было, заподозрил его в намерении украсть мой бумажник. Но он напротив что-то еще всунул мне в руку.
Это был назидательный памфлет о деяниях Святого Киприана, напечатанный на дешевой бумаге, что вполне характерно для подобных вещей. Я пробежал его глазами и, возможно, тем бы и ограничился, если б не увидел несколько фраз, приписанных снизу карандашом:

Святой Киприан укрылся в тайном убежище. В его отсутствие его недруги пытались его опорочить. Но оставаться в Карфагене – значило для него обречь себя на гибель и навлечь ,к тому же, огромную опасность и на других людей.
Прежде, чем читать дальше, я крикнул:
- Эй, мальчик!
Видимо, в моем голосе было нечто такое, что уличная толпа немедленно передо мной расступилась, и мальчишка остановился , хотя видно было, что он раздумывал, не разумнее ли было бы убежать, и даже замер в полной готовности, отставив в сторону левую ногу. Приближаясь к нему, я мрачно подумал о том, что, по крайней мере, удержался от того, чтобы остановить его, крикнув имя, которое уже не чаял когда-нибудь произнести.
- Мальчик, - снова сказал я уже мягче, вытаскивая из кармана монету, - кто велел тебе дать мне этот листок?
Мальчуган теперь стоял уже в более спокойной позе.
- Полный джентльмен, сэр.
Увы! Сердце у меня так и упало. Да: несмотря ни на что, я все еще надеялся.
- Полный джентльмен, - повторил я за ним.
- Да, сэр. С седыми бакенбардами.
Он усмехнулся и попытался изобразить их для меня, покрутив руками возле лица.
Я сморщил лоб, пытаясь что-то припомнить, и вгляделся в него.
- Ты же Симпсон, верно?
- Так точно, сэр! Вернее, Симпсон Секундус (Второй), как называет меня мистер ‘Олмс, потому как мой брат Джим тоже в нашей команде.
- Ах, вот как, - произнес я, и как ни странно, абсурдная привычка Холмса давать своим мальчишкам латинские прозвища совсем не вызвала у меня сейчас чувства горечи. – Ну, конечно же, все верно. Секундус.
- Мы с Джимом очень расстроились, сэр, услышав эти вести о мистере ‘Олмсе. Нам очень жаль, сэр.
-Да, - сказал я, заморгав и чувствуя, как у меня защипало в глазах. – Да, это ужасно. Благодарю тебя, Секундус.
В ответ он немного застенчиво кивнул.
- Но он же ведь победил, сэр, да? – сказал вдруг Симпсон Второй.
- Что?
- Он победил: ведь благодаря ему, всю эту шайку посадили в тюрьму и больше они никому не причинят зла.
Лицо мальчика так и лучилось радостью; и боюсь, это была более, чем обоснованная радость, основанная на его собственном опыте в отношении того, что творилось на лондонских улицах, когда все эти люди были на свободе.
- Кое-кого из них мы с Джимом видели и раньше и кидались в них гнилыми яблоками.
Я засмеялся и сам поразился тому, что еще на это способен.
- Правда? Что ж, тогда можно считать это весьма похвальным делом.
Я вытащил из кармана вторую монету и ласково потрепал его по волосам.
- С праздником, Секундус.
Он улыбнулся и отдал мне салют.
- И вас также, доктор.
И не сказав ни слова, бросился бежать, вновь исчезнув где-то в этом новом «мире без Шерлока Холмса». Я вновь сосредоточил свое внимание на памфлете. Биографию аскетически сурового святого я пропустил; а после нее шел отрывок из одного из его писем.

Но во всем остальном, что же еще ежедневно совершается в мире, как не битва с дьяволом, постоянная борьба с его мечами и стрелами? Из-за того, что праведники умирают точно так же, как нечестивцы, словно нет меж ними никакой разницы, не стоит полагать, что и добру и злу положен один общий конец.
Я стоял, затаив дыхание. Слова эти отвечали моим собственным мыслям с такой необыкновенной точностью, что сейчас перед моим мысленным взором невольно появился камин на Бейкер-стрит и раздался голос моего друга, нарушивший царившую меж нами тишину. Я не оглядывался по сторонам. Я знал, что не увижу его, если б даже и оглянулся. И все же все во мне затрепетало, как бы физически ощущая присутствие того, кого здесь не было. И в изумлении я услышал, как прозвучали великие слова первой литургии церковного года.

«Господь Всемогущий, даруй нам великую милость твою, чтобы мы могли отвергнуть дела тьмы и облечься в броню света сейчас, во время этой бренной жизни, когда Сын Твой Иисус Христос пришел к нам в великом смирении; дабы в день последний , когда он снова явится во всей славе своей, чтобы судить как живых, так и мертвых, мы могли воскреснуть к жизни вечной; через Него, который живет и царствует с тобою и Духом Святым, единым Богом, ныне и вовеки ».
Я пробормотал свое «аминь» вместе с остальными прихожанами и потом вознес к небесам свою безмолвную молитву о том, чтобы в день Страшного Суда была явлена милость и к тому, кто был горд, как дьявол, и все же всегда оставался на стороне ангелов.
«Не оставайтесь должными никому ничем, - произнес первый чтец, - кроме взаимной любви; ибо любящий другого исполнил закон.»*
И вновь я взглянул на памфлет, который вручил мне Секундус.

Святой Киприан укрылся в тайном убежище ... О, если бы это было так! В эту минуту я всем сердцем желал, чтобы так оно и было. Пусть он будет где-нибудь в укрытии, пусть даже в самом отдаленном уголке мира; пусть на него возводят напраслину, я вступлюсь за него, за память о нем; пусть даже мы будем с ним разлучены, я все прощу, только бы он был жив, столь же упрямо найдя оправдание своим действиям, как этот святой.
Я мог бы уже скомкать этот листок, но я этого не сделал. Всю первую часть церковной службы я рассеянно держал его в руке, а затем опустил в карман, чтобы должным образом обменяться приветственными словами со своими соседями. По окончании службы я вновь его вытащил, аккуратно сложил и спрятал, как талисман или ценную реликвию внутри портсигара, который мне не принадлежал.

***
Совсем немного примечаний.

*Эти строки из послания Святого Павла к Римлянам

Текст литургии взят из Книги общих молитв.
Еще отметила для себя, что вот этот Святой Киприан писал свои письма в том числе и в связи со вспышкой эпидемии чумы. Вот здесь на всякий случай его письма azbyka.ru/otechnik/Kiprian_Karfagenskij/pysma/#... Правда, приведенный фрагмент я там не нашла, писем слишком много и может из интереса изучу их как-нибудь позже. Уже не в первый раз мистер Холмс как учитель богословия для меня выступает)
Пока особо не вдавалась в подробности, но не самый обычный святой этот Киприан.

Еще надо отметить здесь отсылку к "Горбуну", где присутствует и Симпсон, и Холмс говорит о царапине на паркете в доме Уотсона


Ну, и как я всегда стараюсь это делать для наглядности - немного фотографий церкви Святой Марии, о которой тут говорится. Насколько я понимаю, это старейшая церковь Лондона. И Уотсон говорит о ней довольно мало, хоть и упоминает великолепный фасад, но, на самом деле, это же просто великолепнейший храм, что внутри, что снаружи. Просто божественная красота.










Что же касается церкви Святого Киприана, то, как мне кажется, автор, возможно, не учел того факта, что до начала ХХ века церковные службы проводились собственно в двух перестроенных домах, а сама церковь была построена значительно позже.
"Церковь Св. Киприана появилась благодаря выдающемуся священнику Чарльзу Гатчу, который однако умер до начала её строительства. Гатч был одним из первых англокатолических поселенцев в Сент Мерилибоун в 1866 году. Он успешно руководил приходом в течение 30 лет, был очень заметной фигурой в викторианской церкви и поэтому считал себя обязанным построить постоянную церковь. Однако ему пришлось довольствоваться только двумя перестроенными домами, потому что местный землевладелец виконт Портман отвергал приверженность к Высокой Церкви и отказался выделить землю под строительство. После смерти Гатча место под строительство церкви всё-таки выделили, и в 1902-3 годах она была построена. В качестве архитектора был выбран Ниниан Компер, и он спроектировал эту англокатолическую церковь в вертикальном стиле Восточной Англии, а потом украшал её в течение нескольких десятилетий.
Почему церковь назвали в честь Св. Киприана? Этот святой был Карфагенским епископом в 3-м столетии, Чарльз Гатч восхищался его сочинениями и взял за основу своих принципов служения.





Распятие, окружённое фигурами Девы Марии и Святого Иоанна, по бокам расположены фигуры ангелов – эта композиция является превосходным примером убранства, которое стали вновь использовать в церквях Англии в начале ХХ века.




Епископ Лондона предпочёл бы, чтобы церковь была названа в честь одного из Апостолов, но в то время церкви называли и в честь других святых. И Гатч отстоял право своего прихода на особенное имя.
Церковь построена из красного кирпича прямоугольной формы без башен. По всей церкви расположены аркады из семи отсеков. Все детали интерьера выполнены в вертикальном стиле. Основное восточное окно состоит из пяти горизонтальных створок, а в приделах окна состоят из четырёх створок. Окна северного нефа имеют более простую конфигурацию, чем окна расположенные в южном нефе, выходящие на улицу Глентворт. Все сокровища церкви собраны в восточном приделе. Самой выдающейся деталью интерьера является расписанная и позолоченная крёстная перегородка, которая была завершена в 1924 году. Она начинается через два отсека от восточного придела и проходит через неф.


На её нижних панелях изображены 32 фигуры, над которыми расположена сводчатая галерея. Над этой конструкцией возвышается Распятие в окружении Девы Марии и Святого Иоанна, а по бокам от них фигуры ангелов, вся композиция покрыта позолотой. Стиль высокого покрова купели был также навеян строениями Восточной Англии XV века, но включает в себя и элементы Классицизма, поскольку Компер часто смешивал разные стили; это единственная украшенная деталь интерьера в западном приделе. Эту часть церкви завершили только в 1930 году. Высокий алтарь – это один из знаменитых «английских алтарей» Компера, он окружён кулисами, заалтарной завесой и столбами с фигурами ангелов. Над алтарём навес, который был расписан уже в 1948 году. Недавно алтарь был отреставрирован. В цветовой гамме витражей преобладают голубые и жёлтые цвета, что обычно для стиля Компера. Самого Святого Киприана можно видеть на витраже основного восточного окна. Дубовый амвон с «льняными складками» и балдахином выполнен в стиле эпохи королевы Елизаветы.

Даунтон с разных ракурсов. Много красивых фоток



читать дальше

Вот эту мультипликационную феерию помню очень хорошо) В руках у старухи Шапокляк кусок из календаря, напечатанного на задней обложке. Помню, что в тот Новый год по моему наущению) вся семья занималась новогодними рисунками и поделками и участников вот этого карнавала тоже много рисовали

Зимний Даунтон

Заканчиваю чтение "Корабля судьбы" Робин Хобб. Ну, то есть я перечитываю.
Мне кажется, это последняя книга о живых кораблях, больше автор к ней не возвращался, хотя я еще все не прочла. Дальше пойдет рассказ о Шуте и Фитце и, надеюсь, что будет много цитат.
А сейчас мне напоследок еще захотелось вернуться к самой теме живых кораблей и параллелями между ними и другими мирами.

Моя любимая обложка и очень нравится здесь в отдалении носовая фигура "Проказницы", как бы слившаяся воедино с кораблем



Дальше будет спойлер, если вдруг кто намерен читать, то я предупредила)

Сегодня задумалась на эту тему и когда решила, что надо что-то еще написать, то поняла, что , наверное, не зря меня упрекают в том, что я что-то утаиваю и держу при себе. Похоже, и с кораблями вышло то же самое. Но я в свое оправдание, что хочу сказать - наверное, ноги тут растут от моего одиночества и уединения. Как это не грустно, но в глубине души не привыкла, что кого-то может заинтересовать то, что волнует меня. И потому, наверное, говорю что-то главное, а что-то опускаю, не считая, что это для кого-то важно.
Так вот на счет живых кораблей. Считая, что нужно сказать главное, не углубляясь в дебри, чтоб не грузить разными фэнтазийными заморочками, - с одной стороны, ну, и чтоб особо не спойлерить, на всякий случай - с другой , я опустила весьма важный момент, касающийся кораблей. Во-первых, потому что он был слишком сказочен, а во-вторых, мне казалось, что во всех этих параллелях он большой роли не играет. А сейчас дочитывая, мне подумалось, что он как раз придает еще больший смысл всей идее живых кораблей, а вместе с ней идее создания какого-нибудь (не будем уточнять) литературного персонажа. Образа собирательного, созданного автором по воле его фантазии (или какого-то озарения свыше) и впоследствии впитавшего в себя еще многое сверх того: черты друзей и знакомых писателя, его собственные; индивидуальные особенности актеров, сыгравших его на экране. И штука в том, что впитав все это, он уже начинает оказывать какое-то свое влияние и на этих людей и многих других..

Ну, а теперь насчет кораблей. И начну наверное, вроде как бы с конца, а с другой стороны и с сначала) Как известно, сначала было Слово.

Ну, а в этом волшебном мире когда-то жили драконы. Жизнь их была бесконечно долгой, но тут интересно то, как появлялись на свет юные драконы.



В младенчестве, так сказать, у них был вид морских змей; через какое-то время они выбирались на берег и при помощи старших драконов сплетали вокруг себя огромный плотный кокон, в котором лежали как бабочки, ожидая пробуждения. Кокон этот не просто защищал их, но и хранил воспоминания предыдущих поколений, обладал способностью впитывать в себя различные впечатления, мысли, чувства, и даже личности живых существ. Все это потом передавалось молодому дракону. И так продолжалось веками...
Но внезапно произошло страшное землетрясение. Погибли и драконы, и люди, которые им помогали И лишь где-то в подвалах обрушившихся зданий остались лежать несколько коконов, заключавших в себе будущих драконов.
Прошли годы и появились другие люди. Нашли в руинах огромные пласты серого цвета и приняли их за какие-то необыкновенно крепкие стволы деревьев. Так и назвали их диводревом, поняв, что оно необыкновенно крепкое и не подлежит никакой порче от воды. Эти "стволы" порубили на доски, а найденных внутри зародышей драконов просто выбросили, и они естественно погибли. Но доски "диводрева" на самом деле, были коконом драконов, хранивших в себе его воспоминания и саму его душу. И потому корабль из такого диводрева был фактически живым, а когда на его палубе умирал член семьи, владевший кораблем, корабль впитывал в себя и его, вместе с его памятью, знаниями и всем прочим. После трех таких смертей корабль оживал, фигура на носу корабля становилась живой, обладала речью и прочими чувствами. И только не помнила о том, что внутри нее таится не рожденный дракон.



Ну, и вот сейчас в конце читаю как раз очень интересный момент, что в конечном итоге, осознание и ощущение в себе и бывших драконов, и всех погибших людей, дало кораблям некоторую завершенность. Они уже не были прежними покорно ведомыми людьми кораблями, но не были и могучими и грозными драконами. В них все это переплелось, давая рождение новому существу, в котором сочетался ум и воля дракона с доброй волей корабля, много лет служившего людям.
И вновь навело на разные мысли...

И еще такая интересная деталь. У людей, вошедших в соприкосновение с драконами, тех, которых они почтили своим вниманием, постепенно происходили изменения во внешности - появлялись чешуйки, даже наросты. Шрам, появившийся во время кораблекрушения у Малты Вестрит постепенно принял вид гребня...



Это, конечно, фэнтази, но интересная мысль. То что большинство могут счесть уродством, на самом деле , знаки отличия...