Как-то, в самый разгар застоя, Смоктуновскому предложили написать статью о Малом театре, где он в ту пору играл царя Федора Иоанновича, — статью, ни больше ни меньше, для «Правды». Ну, он и написал о Малом театре — некоторую часть того, что он к этому времени о Малом театре думал.
А думал он о нем такое, что вместо публикации, через несколько дней, Смоктуновского попросили зайти на Старую площадь, к Зимянину.
Справка для молодежи: на Старой площади располагался ЦК КПСС (сейчас там, по наследству, наводит ужас на страну Администрация президента), а Зимянин был некто, наводивший симметричный ужас при советской власти.
По собственным рассказам Иннокентия Михайловича, когда он вошел в кабинет и навстречу ему поднялся какой-то хмурый квадратный человек, артист сильно струхнул. Но это был еще не Зимянин, а его секретарь. И кабинет был еще не кабинет, а только предбанник.
Зимянин же оказался маловатого роста человеком — совсем малого, отчего Смоктуновскому стало еще страшнее.
— Что же это вы такое написали? — брезгливо поинтересовался маленький партиец. — Мы вас приютили в Москве, дали квартиру, а вы такое пишете…
читать дальше
Член ЦК КПСС был настроен основательно покуражиться над сыном Мельпомены, но тут на Смоктуновского накатило вдохновение.
— Пишу! — заявил вдруг он. — Ведь как учил Ленин?
— Как? — насторожился Зимянин.
Тут бывший Гамлет распрямился во весь рост и выдал огромную цитату из Ленина. К теме разговора цитата имела отношение самое малое, но факт досконального знания совершенно выбил Зимянина из колеи.
— Это из какой статьи? — подозрительно поинтересовался он, когда первый шок прошел.
Смоктуновский сказал.
Зимянин подошел к книжному шкафу с первоисточниками, нашел, проверил — и, уже совершенно сраженный, снова повернулся к артисту:
— Ты что же это, наизусть знаешь?
— А вы разве не знаете? — удивился Иннокентий Михайлович, и в голосе его дрогнули драматические нотки. Мол, неужели это возможно: заведовать идеологией и не знать наизусть Владимира Ильича?
Агентура донесла, что вскоре после этого случая Зимянин собрал в своем кабинете всю подчиненную ему партийную шушеру и устроил разнос: всех по очереди поднимал и спрашивал про ту цитату. Никто не знал.
— А этот шут из Малого театра — знает! — кричал член Политбюро.
…Смоктуновский с трудом отличал Маркса от Энгельса — но как раз в ту пору озвучивал на студии документального кино фильм про Ильича, и в тексте был фрагмент злосчастной статьи.
Профессиональная память — полезная вещь.
©️ Виктор Шендерович

Вот в этой части долго билась над "плитой" в виде слова "flag" и долго не могла понять о чем речь - о флаге в виде шарфа Брантона, или еще о какой-то непонятной плите. Шерлокианцы все же все фантазеры и я сразу скажу, чтоб было понятно, что автор довольно уверенно говорит о том, что поверх крышки этого люка лежала еще одна, скрывающая ее плита. Я тщательно пробежала и новый перевод и оригинал, но ничего подобного там не нашла, так что, думаю, это целиком идеи автора. В статье вообще местами много непонятного, но она все же довольно атмосферная, поэтому не жалею, что перевела.
Иллюстрации Хайда с изображением Рэчел Хауэлз в сети нигде не нашла, так что приложила скан из книги. Качество этого рисунка в оригинале еще темнее, поэтому что есть, то есть.

Тайны Месгрейва
Роджер Мэттьюз

Часть 2

Первая часть "Тайн Месгрейва" посвящена разгадке загадок, приведших к открытию места сокрытия реликвий. В этой заключительной части рассматриваются тайны, окружающие сам погреб , в котором находились реликвии, а также тайны смерти Брантона. Это также раскрывает те обстоятельства, что, вероятно, привели к сохранению ритуала.

ТЕПЕРЬ ПЕРЕЙДЕМ К ТАЙНЕ подвала. Почему приметный шарф Брантона не был найден при розыске в Херлстоне? Месгрейв утверждает, что “мы обыскали дом от подвала до чердака”, что, вероятно, означает, что в поисках были задействованы он и его прислуга в количестве двенадцати душ, если туда еще не вошли садовники и конюхи. Другое утверждение о том, что “...мы обыскали каждую комнату и чердак...” звучит как преувеличение. Вряд ли нужно обыскивать комнату, чтобы найти пропавшего дворецкого. Однако я думаю, что эту неудачу довольно легко объяснить. Со всеми этими странными событиями, произошедшими за последние несколько дней (исчезновение дворецкого, стресс горничной Хауэллс... без сомнения, все это было приукрашено сплетнями среди слуг) в доме, должно быть, царила атмосфера нешуточной тревоги. Можно представить себе горничную, которой выделили эту часть дома для поисков, которая после первых неуверенных шагов по винтовой каменной лестнице в темноту старого подвала обнаружила, что мужество покинуло ее. И она убежала...
Месгрейв не говорит о том, что как только вызвали полицию, поиски повторились. Существует также вероятность того, что вход в подвал было нелегко заметить, если не знать, что он там есть. Возможно, он был расположен таким образом, что если задняя дверь была открыта, то он был скрыт за ней, и, таким образом, по чистой случайности полиция не заметила вход в подвал.
Остается загадкой, почему такая манящая плита с прикрепленным кольцом не была исследована задолго до этого. Неужели Холмс в своем юношеском энтузиазме упустил из виду относительно небольшую с грубыми краями плиту, которая должна была скрывать железное кольцо и которая теперь лежала в темноте подвала, отброшенная Брантоном? Если гипотеза о холодном погребе верна, то первоначальная крышка люка должна была быть толстой, обособленной, деревянной. Иллюстрация Пейджета, на которой Холмс и Месгрейв обнаруживают тело Брантона, подтверждает эту теорию.



Показана довольно заметная толщина. Плита, которую сэр Ральф поспешно изготовил вместо старого деревянного покрытия, должна была имитировать эту толщину на уровне выступа от пола. Неудивительно, что потребовались совместные усилия Холмса и дородного полицейского из Сассекса, чтобы сдвинуть ее с места, и что Брантон мог сдвигать ее только на небольшое расстояние за раз, в то время как его черноглазая помощница заталкивала в отверстие заготовки из бревен. Одним из аспектов, который вызывает глубокое недоумение, является очевидная прочность клетчатого толстого шарфа Брантона — она, должно быть, была беспредельной!


Толщина плиты имела два преимущества — при простукивании она не казалась явно полой, и у нее была достаточная толщина, чтобы вместить железное кольцо и небольшую маскирующую плиту сверху. Без сомнения, скрывающая плита должна была выглядеть так, как будто она была частью типичного рисунка трещин в плитах пола. Квадрат в квадрате выглядел бы слишком очевидным.



Вот схема всего этого сооружения

Concealing flag - скрывающая плита
Flagstone - сама плита-крышка люка
Iron ring - кольцо

Cellar floor - пол подвала
Chamber - люк, где находился сундук

Железное кольцо в центре плиты - еще одна загадка. Почему в центре? Кольцо, расположенное таким образом, что точка его крепления находится в центре, позволяет предположить, что плита была сконструирована таким образом, чтобы ее можно было поднимать вертикально с места установки, что означает подъем с помощью блока и троса с крыши наверху. Однако Холмс, насколько нам известно, никогда не осматривал крышу в поисках подходящего места для подъема крышки люка. Так получилось, что плита была разрезана, чтобы ее можно было поднять как дверь люка. Без сильно сужающихся сторон этого было бы невозможно сделать, но если оно было сконструировано так, чтобы быть “шарнирным”, то кольцо находилось не в том месте. Оно должно быть установлено с одной стороны, чтобы получить максимальное преимущество при подъеме, и скрывающая плита выглядела бы при этом более естественно. Возможно, каменщик сэра Ральфа плохо разбирался в таких основных инженерных принципах. Возможно еще, что плита была взята откуда-то из другого места и быстро переделана в соответствии с ее новым местонахождением, и что она уже была с кольцом. Это действительно затрудняет, но не делает невозможным использование скрытой плиты для кольца.

В мерцающей темноте подвала, при всех трудностях напряженной работы, при волнении и лихорадочном возбуждении опорная заготовка не была установлена должным образом. С внезапным хлопком заготовка выскакивает, и, отскочив, одним движением плита снова встает на место.



Это последняя капля для горничной. Уже крепко сжимая в руке полотняный мешочек, она хватает фонарь и убегает.
Итак, к загадке гибели Брантона. Как он умер?
“...на его теле не было ни раны, ни кровоподтека, которые свидетельствовали бы о том, как он встретил свой ужасный конец”, - говорит Холмс, и позже появляется предположение о том, что он задохнулся: “... заглушенных стонов и отчаянного стука в каменную плиту, под которой задыхался ее неверный возлюбленный”. Существует вероятность, что это последнее утверждение является уотсоновским приукрашиванием, поскольку Холмс ясно описывает толстый слой пыли в этой яме. Если это был старый холодный погреб Херлстона, то он, наверняка, был проветриваемым помещением. Итак, что же его убило, и почему он не предпринял никаких видимых усилий, чтобы выбраться? Он наверняка попытался бы поднять плиту снизу, если бы мог. У него было бы много рычагов давления снизу, чтобы, по крайней мере, попытаться сдвинуть ее достаточно, чтобы засунуть что-нибудь в щель, для того, чтобы либо пропустить внутрь воздух, либо поднять тревогу, либо и то, и другое. В конце концов, он не мог знать, что его шарф был оставлен на виду в качестве путеводного знака, или того, что железное кольцо осталось неприкрытым.
Если бы Брантон все-таки попытался поднять плиту, то он почти наверняка попытался бы встать на сундук, чтобы получить большее преимущество; и все же, насколько нам известно, не было никаких признаков таких действий, которые, несомненно, были бы видны на этом сундуке, обветшалом и подточенном сыростью и червями, несмотря на то, что он был частично окован металлом. Ряд холмсианских ученых выдвинули предположение, что во всем этом мошенничестве была замешана третья сторона, включая предположение, что Брантон был отравлен ранее и скончался, находясь там, внизу, или даже убит в другом месте и брошен там. Высказывалось даже предположение, что в этом замешан сам Месгрейв. Я не могу согласиться с последним: это просто кажется неправильным, и размышления о такого рода макиавеллиевском заговоре могут привести нас практически куда угодно, и мне стало не по себе от таких предположений.
Наиболее очевидное предположение состоит в том, что Брантону, стоявшему на открытом сундуке, чтобы было легче передать мешок или даже вылезти наружу, "размозжило голову", плитой, когда она рухнула вниз. Но «...не было ни раны, ни кровоподтека».Если я могу предположить, что утверждение “ ...ни раны, ни синяка" было всего лишь результатом первого поверхностного осмотра в том тускло освещенном подвале, тогда у меня есть еще одно предположение.:
Возможно, его убил сундук!
У старинных запирающихся сундуков не было относительно маленьких и простых замков, которые мы знаем сегодня. Запорный механизм довольно часто заполнял всю конструкцию крышки и был ее неотъемлемой частью. На иллюстрации Пейджета ясно видно, что что-то находится на крышке. Без сомнения, большинство экспертов предположили, что это что-то из числа грибков или плесени, упомянутых Холмсом, но на самом деле это мог быть механизм блокировки.


На этом рисунке изображен типичный сундук того времени с таким замком, и дело в том, что в старинных замках часто стояли взрывные мины-ловушки. Они могли проткнуть руку незваного гостя стальным дротиком, или, когда потенциальный вор успешно вскрыл замок и попытался бы вытащить внутренний лоток с помощью этих манящих отверстий для пальцев, он внезапно обнаружил бы, что его пальцы жестоко зажаты железными челюстями, почти на грани ампутации.
Итак, не умер ли Брантон от стального дротика, нацеленного в более важную часть тела, нежели рука?
В подвале мрачно и холодно. Брантон забирается в люк, и при мерцающем свете фонаря его согревает вид старого, окованного металлом сундука. Он одновременно рад и удивлен, увидев латунный ключ, уже торчащий в замке. Он прилагает усилия, все сильнее нажимая на ключ, пока, после стольких лет пребывания на одном месте, рычаги замка и засовы неохотно не сдвигаются, и дворецкий может, несмотря на протестующий визг петель, открыть крышку. Брантон, высоко подняв фонарь, заглядывает на дно сундука. Сбитый с толку и разочарованный скудным содержимым, он собирает все предметы в полотняный мешок и передает его ожидающей горничной.
Тем временем, втайне от него, старый усталый механизм борется с 228 годами грязи и коррозии. Внезапно, с резким лязгом, механизм приходит в действие, посылая стальной дротик глубоко в тело Брантона, когда он наклоняется, чтобы еще раз взглянуть. Сдавленный крик снизу; испуганная служанка отскакивает от отверстия; плита с глухим стуком возвращается на место, и все кончено.
Что касается исчезновения горничной, наиболее вероятным объяснением является то, что Рэчел Хауэллз написала домой своей семье после того, как Брантон бросил ее. Можно представить себе брата с таким же валлийским темпераментом, как у Рэчел, мчащегося в Херлстон, чтобы высказать слишком умному мистеру Брантону, что он о нем думает. К тому времени, когда он прибыл, все было кончено, и Брантон был мертв. Брат и сестра вернулись в Уэльс, и последним вызывающим жестом Рэчел было выбросить полотняный мешок и его явно бесполезное содержимое в реку. Потом они исчезли.
Мы должны оставить Херлстон для получения последнего кусочка головоломки, а для этого нам нужно снова вернуться в 1651 год. Если быть точным, в 3 сентября.
Погода ясная и безветренная, и мы стоим прямо у ворот Сидбери на восточной стороне старого города Вустер. Все чувства немедленно обостряются из-за запаха и шума. Пахнет навозом, кожей и потом, порохом и гниющим мусором. Шум исходит из разноголосого гула криков, как вблизи, так и вдалеке; ржания лошадей, судорожной скороговорки мушкетеров и слишком близкого грохота пушек. Слышны звуки бегущих и ругающихся людей, сильный шотландский акцент, и все это смешивается со звоном снаряжения и доспехов; и раздается треск осколков и рев, когда поблизости раздается пушечный выстрел.


Разыгрывается последнее сражение Третьей гражданской войны в Англии. Уже перевалило за полдень, и битва бушует уже четыре или пять часов. Несмотря на некоторые очень ожесточенные бои и впечатляющие примеры индивидуального мужества, сочетание полководческого мастерства Кромвеля и превосходящей численности войск "Круглоголовых" одерживает победу.
Действительно, у ворот Сидбери царит полнейшее замешательство; битва проиграна.
Ворота заблокированы повозкой с боеприпасами, везущий ее бык лежит на дороге мертвый. Через оставшийся узкий проход, слишком маленький, чтобы пропустить лошадь, пробирается группа роялистов; враг уже близко. Среди них - высокая фигура. Это очень загорелый человек, практически смуглый. У него ловкие, почти грациозные движения, несмотря на вес доспехов. Даже в окружающем его ужасающем хаосе он, кажется, излучает беззаботность. Это король Карл II. Ему двадцать один год.
Последняя попытка собрать остатки его армии проваливается. Только один путь из города остается открытым для роялистов: ворота Святого Мартина и дорога на север, битва окончилась полным разгромом.
Понимая, что если он останется с основными силами армии, то будет быстро схвачен, король вместе с группой примерно из шестидесяти "джентльменов и офицеров" отделяется, и к рассвету следующего дня они оказываются в доме Уайтледис. Здесь король решил подкрепиться и принять облик деревенского жителя, сбросив собственную одежду в уборной.
Его волосы коротко подстриг ножом лорд Уилмотт, но так плохо, что их приходится подстригать заново, чтобы сделать менее заметными. Несмотря на свою неудачу в качестве парикмахера, жизнерадостный, отличающийся солидной и благородной внешностью лорд Уилмотт становится почти постоянным спутником Карла на протяжении шести долгих недель чудесного спасения. Позже король с притворным отчаянием вспоминал о своем спутнике: “Я никогда не мог заставить милорда Уилмотта надеть какую-либо маскировку, он говорил, что будет выглядеть в ней ужасно, и поэтому никогда ничего такого не надевал”.
Большинство джентльменов и офицеров прощаются с королем и направляются на север, в Шотландию, и вполне возможно, что среди них сэр Филип Месгрейв из Северных Месгрейвов, губернатор Карлайла.
К субботе 6 сентября, после различных вылазок и изменений планов, король находится в Боскобель-хаусе. Здесь он проводит день в компании беспечного майора. По собственным словам короля, записанным Сэмюэлем Пеписом: “...и захватил с собой кое-что из съестного на весь день: простоквашу, хлеб, сыр, немного пива и ничего больше, и забрался на большой дуб, который был срублен 3-4 года назад, и, поскольку он был очень пушистым и густым, его нельзя было разглядеть насквозь. И он сказал, что мы останемся здесь на весь день...” Таким образом, родилась легенда о Королевском дубе.
Стоит рассказать об одном довольно любопытном факте, относящемся к этой части побега короля, и он касается некоего отца Хаддлстона, который помогал королю деньгами и одеждой во время пребывания в Мозли в Стаффорде. В некоторых местах современного текста его называют отец Херлстон!
Было бы интересно в деталях проследить за приключениями короля на протяжении всех шести недель отчаянных игр в прятки, которые вскоре стали известны как "Королевское чудо". Они действительно увлекательны, но я боюсь, что меня обвинят в том, что я слишком далеко отклонился от холмсианских идей. Итак, мы присоединяемся к нему в его предпоследнюю ночь в Англии в доме Томаса Саймондса из Хэмблдона, все еще тихой, нетронутой деревни примерно в 10 милях к северу от Портсмута, в Хэмпшире. Карл, одетый в костюм из серой ткани, переодет слугой и взял имя Уильям Джексон. Среди тех, кто сопровождает его, - верный лорд Уилмотт и его слуга Суон; полковник Робин Филлипс, флегматичный тупица-кавалерист, обладающий огромной физической силой, но с собачьей преданностью королю, и всегда безупречный полковник Джордж Гонтер из прихода Рактон, из рассказов которого взято следующее .
Полковник Гонтер, которому Уилмотт поручил организовать побег короля, после бесплодных попыток в Эмсуорте, Лэнгстоуне и Чичестере, наконец, собрался с духом и организовал побег короля на барке из Шорхема, маленькой прибрежной деревушки к западу от Брайтона.
На рассвете следующего дня, во вторник, 14 октября, полковник Филлипс отправляется в Лондон по поручению короля, в то время как остальная часть королевской свиты направляется на восток, в сторону Брайтона.
После трехчасовой поездки они должны были проехать чуть южнее дома полковника Гонтера в Рактоне, сразу за границей Сассекса и примерно в двух милях к северу от Эмсворта. Некоторые комментаторы предположили, что Рактон-хаус - это Херлстон, и поэтому полковник Гонтер это сэр Ральф Масгрейв, но поскольку дом был снесен примерно в 1840 году, Холмс не мог посетить его в 1879 году. Рактон-хаус - это не Херлстон.
Хотя я не могу найти упоминаний 17 века о том, что Карл действительно останавливался в Рактоне, коттедж рядом с церковью, в нескольких сотнях ярдов от Рактон-хауса, известен как коттедж короля Карла, а на стене северной спальни изображен королевский герб, отлитый в гипсе.
Королевский маршрут из Рактона пролегал через вершину Чичестера и далее в Арундел. Здесь он повернул на север, явно недовольный попыткой проехать по оживленному мосту через реку Арун. В деревне Хоутон, к северу от Арундела, беглецы остановились в пивной, ныне известной как "Джордж и дракон", чтобы купить хлеба и питья, а также отведать свиных языков, которые они привезли с собой из Хэмблдона. Затем перейдем к Брамберу. Они прибыли в Брамбер между 3 и 4 часами дня и, к своему ужасу, обнаружили, что деревня полна солдат. Напустив на себя храбрый вид, они беспрепятственно прошли через город, хотя и немного испугались, когда на дальнем конце деревни сзади налетел отряд численностью от 30 до 40 солдат, но они просто оттеснили маленький отряд в сторону и пронеслись дальше.
К Брамберу примыкает деревня Бидинг, и здесь лорд Уилмотт не позволил королю отдохнуть на конспиративной квартире, ранее устроенной полковником Гонтером. По собственным словам Гонтера:
“ Я был уверен, что его величество пробудет там некоторое время, пока я не осмотрю побережье. Но милорд Уилмотт ни в коем случае не стал бы этого делать, опасаясь этих солдат, но смог ли уговорить короля уйти оттуда, я не знаю. Итак, мы расстались: они - туда, где, по их мнению, было безопаснее, я - в Брайтемстон, договорившись, что они должны прислать мне сообщение, когда все будет готово.”
Группа вместе с капитаном барка, неким капитаном Таттерсоллом, снова собралась позже тем же вечером в "Джордже" на Уэст-стрит, Брайтон (Брайтемстон). Здесь они поужинали, и были сделаны последние приготовления к побегу короля. К двум часам ночи 15 октября, после короткого отдыха, отряд снова был в пути, чтобы совершить короткое путешествие в Шорхэм. К восьми часам они были на месте, а к десяти утра следующего дня король высадился в Нормандии.
Полковник Джордж Гонтер в своем отчете не упоминает ни о посещении королем Херлстона, ни о каком-либо другом месте, которое могло бы быть Херлстоном. Однако нет никаких сомнений в том, что нечто такое имело место. Альтернативы таковы: либо полковник Гонтер поклялся хранить тайну относительно краткого визита группы в Херлстон в этот последний день, либо король, лорд Уилмотт и его человек Свон посетили Херлстон после того, как расстались с Гонтером в Бидинге.
Я полагаю, что, скорее, последнее, другими словами, Херлстон или место, где находился Херлстон — поскольку есть вероятность, что его больше нет, — вероятно, находится не более чем в часе езды от Бидинга.
Либо король, либо Уилмотт, либо оба они хорошо знали сэра Ральфа Месгрейва. Итак, в поисках безопасного места для ночлега, чтобы свести к минимуму время, проведенное в Брайтоне, было вполне естественно, что они должны были искать Херлстон.



У меня не хватает красноречия адекватно описать встречу короля и сэра Ральфа. Достаточно сказать, что это, должно быть, было довольно необычно, когда сэр Ральф внезапно и без предупреждения обнаружил беглого короля, своего господина, на пороге своего дома. Карл, очевидно, собирался рассказать сэру Ральфу о самых необычных моментах своих приключений за последние шесть недель, включая пребывание у дуба. Сэр Ральф, в свою очередь, должен был рассказать королю о своем приобретении и сокрытии испорченной короны. Можно представить некоторые ответные слова короля:
- Хотел бы я вознаградить тебя, - улыбнулся король и ссыпал последние несколько монет в руку сэра Ральфа. Эти монеты, принадлежавшие королю, сразу же приобрели огромную сентиментальную ценность. Так получилось, что сэр Ральф позже добавил их к испорченной короне в подвале.
Я думаю, мы можем с уверенностью предположить, что вскоре после того, как сэр Ральф составил свой катехизис, мстительный парламент отобрал у него дом, как это было сделано со многими видными роялистами. И он бежал, чтобы присоединиться к Карлу в его странствиях по Континенту. Здесь, действительно, он мог бы стать одной из правых рук Карла, как сообщает Реджинальд Месгрейв.
Сомнительно, что когда-либо станет известно, по каким причудам судьбы Обряд стал использоваться как таковой, но последовательность событий после реставрации в 1660 году довольно ясна: триумфальное и шумное возвращение короля требовало короны для его коронации, и по воле фортуны, несколько предметов из драгоценностей короны избежали вандализма Кромвеля.

Одной из них была корона Эдуарда Исповедника, корона святого Эдуарда, которая, как полагают, была поспешно подогнана под голову Карла. Итак, к сожалению, все благие усилия сэра Ральфа сошли на нет. Его изломанная корона была не нужна.
После реставрации Карл вернул роялистские владения их законным владельцам, откуда они были насильственно изгнаны, так что семья Месгрейв вернулась в свой дом.
Почему разрушенная корона оставалась спрятанной в подвале до тех пор, пока Брантон не нашел ее, остается предметом догадок. Ни при сэре Ральфе, ни при Реджинальде Месгрейве не могло быть настоящего спора о праве собственности, поскольку данная реликвия была приобретена честным образом, хотя доказательство этого в случае Реджинальда, возможно, было причиной некоторой задержки, а понесенные значительные расходы, несомненно, относятся к судебным сборам и оплате изысканий.
Вполне возможно, что сэр Ральф умер при этом оборванном и голодающем дворе на континенте, унеся свою тайну с собой в могилу и оставив только Обряд как указатель на реликвию. Однако, хотя этот обряд был сохранен семьей как воспоминание о тех неспокойных временах, его происхождение и значение никому не были известны.
Мое собственное мнение таково, что сэр Ральф вернулся во время Реставрации, но предпочел оставить сломанную корону в тайне по прихоти, потерпев неудачу в своем предприятии и оставив Обряд как видимую связь, но намеренно скрывая его происхождение.
Как я уже говорил, сэр Ральф Масгрейв был романтиком

Вчера был день Рейхенбаха. И там, у водопада появился венок...

Костюм: преодоление исторического разрыва

Исследовать костюм на предмет показателей эпохи - значит пробираться по такой сложной местности, как Гримпенская трясина. Костюмированная драма, как отмечает Пэм Кук, "заведомо не аутентична", не обязательно из-за бесцеремонного "голливудского подхода" к истории, но просто потому, что «костюм играет решающую роль в двуличии исторического фильма». Другими словами, это вполне в порядке вещей: если историческая драма хочет эмоционально взаимодействовать со своей аудиторией, она должна наводить мосты между прошлым и настоящим, и костюм - ключевой способ достижения этого.
Романтические роли в фильме часто являются предметом этой попытки "наведения мостов", и, в то время как второстепенные персонажи могут быть показаны в одежде, явно относящейся к эпохе, главные герои часто носят современную одежду, которая просто делает поклон в сторону «прошлого».
В фильмах о Холмсе баланс несколько иной: Холмс и Уотсон - главные герои, и, поскольку они олицетворяют викторианскую эпоху, их нужно показывать в одежде, характерной для девятнадцатого века. Они действительно демонстрируют строгое соблюдение того, что составляло "надлежащую" городскую и сельскую одежду. В комнатах на Бейкер-стрит они носят смокинги; на городских улицах они носят цилиндр, воротник-стойку, утренний костюм, жилет и перчатки, а Холмс носит трость с серебряным набалдашником.



В сельской местности они носят твидовые костюмы или пиджаки "Норфолк", а Холмс надевает свой "Инвернесс" и дирстокер".



В "Приключениях" теоретически нет причин для надевания дирстокера, поскольку все действие происходит в городе. Но в районах, которые подаются, как отделенные от города, таких как сады, где убийца преследует Энн Брэндон , и Лондонский Тауэр, отрезанный туманом, весьма показательно, что Холмс носит свой загородный костюм.
ВременнЫе несоответствия отчетливо прослеживаются в костюмах персонажей романтического подтекста (сэра Генри и Берил Стэплтон в "Собаке" и Энн Брэндон и Джерролда Хантера в "Приключениях"), которые носят смесь старинных и современных костюмов.

Контраст особенно заметен в «Собаке», когда сэр Генри прибывает в Англию на корабле, и на пристани его встречает доктор Мортимер). Сэр Генри описан в сценарии как ‘привлекательный молодой канадец, от которого веет свежестью Запада’, фраза, наводящая на мысль о крайнем Западе или о ком-то «крайне современном».
Спускаясь по трапу, сэр Генри освобождается от компании нескольких леди, которым, очевидно, нравилось его общество во время путешествия. На нем костюм -тройка, твидовое клетчатое пальто и воротничок и галстук в стиле 1930-х годов. Он носит шляпу типа трилби, чисто выбрит и коротко подстрижен сзади и по бокам. Доктор Мортимер, с другой стороны, носит цилиндр, утренний костюм, воротник-стойку с галстуком, очки в круглой оправе и окладистую бороду с завитыми усами. Как контекст (модные молодые женщины), так и внешность сэра Генри позиционируют его как романтического героя и указывают на то, что он происходит из более современного мира - Северной Америки, - который будет иметь мало общего с древними суевериями. Доктор Мортимер известен как представитель другой эпохи: ни один человек на переполненной набережной не одет так, как он, и только один человек носит цилиндр, несмотря на то, что в 1889 году это была обычная городская одежда.



Аналогичный контраст очевиден между Берил Стэплтон и миссис Мортимер, последняя одета в откровенно викторианский костюм с вычурными черными шляпками, темными платьями с высоким вырезом с оборками и драгоценностями из гагата, скорее напоминающими более поздние портреты королевы Виктории. Этот костюм необходим для того, чтобы она пользовалась доверием , как медиум, способный вызвать дух покойного сэра Чарльза Баскервиля.
Однако платье Берил Стэплтон призвано заинтересовать современных женщин из числа зрителей, которые, возможно, захотят приобрести что-то подобное: это подтверждается колонкой "Модные заметки" в рекламном буклете, в которой сообщается, что Венди Барри, сыгравшая Бэрил, добилась своей "осиной талии" с помощью корсетов. В своем первом появлении в фильме, в суде коронера , она одета в викторианский костюм 1930-х годов: короткую накидку с меховым воротником и большим бархатным бантом и меховую шапку в тон, сдвинутую набок.



На нескольких кадрах фильма ее костюм изображен на переднем плане, в частности в сцене, где она встречает сэра Генри во время прогулки верхом: когда она спешивается, камера остается позади нее, выделяя ее силуэт на фоне вересковой пустоши и тем самым подчеркивая ее "осиную талию’.
Ее костюм темный и приталенный - с поясом и бархатным воротником , жакет с пышными рукавами, белая блузка с застежкой в виде галстука, длинная узкая темная юбка и шляпа с маленькими полями .



Как и сэр Генри, который носит костюмы, неотличимые от одежды, модной в 1930-е годы, Джерролд Хантер, романтический герой «Приключений», носит современный красивый костюм на трех пуговицах; и, как и у Бэрил Стэплтон, костюмы, которые носила Энн Брэндон - хотя и более изысканные, чем сельские наряды в «Собаке», ибо все-таки дело происходит в городе – это попытка создания "образа" викторианского стиля. Они также несут в себе дополнительные смысловые оттенки: когда Энн узнает, что ее жизни грозит опасность, она надевает наряд с модной шляпкой, закрытой сзади вуалью и увенчанной птицей, вторящей зловещему рисунку "альбатроса", но в то же время указывающей вверх, как будто это стрела для убийцы, выделяющему свою следующую жертву .



Принимая во внимание более позднее развитие сериала, интересно отметить ряд моментов: что Джек Стэплтон в "Собаке" носит норфолкский жакет, эдвардианская вещь, именно такой Холмс будет носить в "модернизированных" фильмах 1940-х годов от «Юниверсал»; в обоих фильмах костюм миссис Хадсон, состоящий из юбки в пол, белого фартука, часов-брелоков и броши на шее, также является именно тем, что сойдет за костюм 1940-х годов в более поздних фильмах; и костюм профессора Мориарти в "Приключениях" очень похож на тот, который он будет носить как помощник нацистов в «Секретном оружии». Холмс, кстати, также носит тот же смокинг в "Собаке» и «Приключениях», что и в остальной части сериала, несмотря на 50-летний временной разрыв во времени действия фильмов.
Оба фильма, хотя и изображают викторианскую эпоху, передают ряд слоев "прошлого" через костюмы: полу-современный, в одежде персонажей романтического характера; "истинно" викторианский, в одежде Холмса, Уотсона и персонажей постарше / из сельской местности; и более расплывчатый, более фольклорного прошлого. В "Собаке" последнее достигается за счет ретроспективной сцены, которую сопровождает рассказ доктора Мортимера о старом владельце Баскервиль-холла. В этом ретроспективном эпизоде костюмы сэра Хьюго и его собутыльников представляют собой голливудскую версию средневековья: безукоризненно белые пуританские воротнички, мундиры с поясом, высокие замшевые сапоги и аккуратно подстриженные бородки в стиле Ван Дейка.



Тем не менее, сцена работает, потому что зрители видят персонажей через чтение манускрипта доктором Мортимером - прием, переданный визуально путем показа в виде виньетки, при этом часть манускрипта остается видимой по краям кадра. Не то чтобы историческая точность обязательно была приоритетом «Фокс», но скорее - как утверждает Тино Балио при обсуждении студийной системы - чтобы сцена соответствовала "общепринятым нормам аутентичности". Гораздо менее романтический взгляд в неясное прошлое предлагается в «Приключениях» через фигуру южно-американского убийцы, чей национальный костюм состоит из широкополой шляпы в стиле гаучо, полосатого пончо, широких брюк и ботинок. Для музыканта оркестра, играющего на приеме в саду, это восхитительное зрелище, но в сцене погони оно становится "иным", более пугающей идеей, подчеркнутой камерой, никогда не показывающей его полностью, а только мельком его усатое лицо, косолапый ботинок и смертоносные боласы, висящие у него на поясе. "Сыграйте это так жутко и таинственно, как это только возможно", - наставлял Занук, говоря о сценарии.

Его называли Гением.
Но сам он говорил так: «Если спросить, что же такое Смоктуновский, то это во многом моя жена». И это было чистой правдой.
Первую встречу с Суламифью он в деталях запомнит на всю жизнь. Вот, как актер описал ее в своей автобиографической книге «Быть!»:
«Я тогда впервые увидел ее… Тоненькая, серьезная, с копной удивительных тяжелых волос. Шла не торопясь, как если бы сходила с долгой-долгой лестницы, а там всего-то было три ступеньки, вниз. Она сошла с них, поравнялась со мной и молча, спокойно глядела на меня. Взгляд ее ничего не выспрашивал, да, пожалуй, и не говорил… но вся она, особенно когда спускалась, да и сейчас, стоя прямо и спокойно передо мной, вроде говорила: «Я пришла!» Ну вот, поди ж узнай, что именно этот хрупкий человек, только что сошедший ко мне, но успевший однако уже продемонстрировать некоторые черты своего характера, подарит мне детей, станет частью моей жизни — меня самого».

Общие условности и противоречия

Повествовательная траектория обоих фильмов несет в себе все отличительные черты ‘классического детективного жанра’. В "Собаке" Холмса просят защитить жизнь сэра Генри Баскервиля, который унаследовал фамильное имение в Дартмуре после загадочной смерти своего дяди. Местные жители убеждены, что на семью Баскервилей наложено древнее проклятие и что по болотам бродит собака из легенды.
Сославшись на неотложные дела в Лондоне, Холмс отправляет Уотсона охранять сэра Генри, но тайно следует за ними в Дартмур и проводит свое собственное расследование. Сэр Генри чудом спасается от клыков собаки и Холмс разоблачает его соседа, Джека Стэплтона, как убийцу, стремящегося завладетьтем, что, по его мнению, является его истинным наследством.
В "Приключениях" два старых противника - Холмс и Мориарти - оба клянутся окончательно победить друг друга: Мориарти - совершив преступление века, а Холмс- поймав его и увидев, как его повесят. Мориарти подготавливает "отвлекающее дело" -странное убийство и угрозу жизни молодой женщины, - которое, как он знает, заинтригует Холмса. Тем временем Холмс проявляет беспечность по отношению к более обычному делу, уже доверенное ему Лондонским Тауэром: благополучноеприбытие ценного драгоценного камня. Кража этого и большей части остальных драгоценностей короны является ‘преступлением века’, которое планирует Мориарти и Холмс осознает это только в самый последний момент. Он предотвращает кражу, и в последней схватке Мориарти разбивается насмерть, падая с крыши Тауэра.
Как и подобает жанру, действие обоих фильмов происходит в Англии и в прошлом; "Собака" в 1889 году и "Приключения" в 1894 году. В них происходит разоблачение "негодяя", преступления которого наносят удар в самое сердце ‘приличного общества’. Детектив остается эмоционально отстраненным, рассматривая дела как профессиональную головоломку, которую необходимо разгадать.
Однако в некоторых аспектах повествование отклоняется от норм жанра и, следовательно, от модели Тодорова. Например, в фильме нет разделения между частью "экшена", в котором происходит убийство, и"пассивным" расследованием, потому что жизни других персонажей остаются подугрозой, сохраняя динамику повествования. Эта угроза распространяется и на Холмса,физически втягивая его в расследование. Кроме того, эти фильмы, на самом деле, не "детективы": в "Приключениях" преступник известен зрителям с первых сцен, а что касается "Собаки", то книгу прочитали столько миллионов человек, что личность убийцы вряд ли могла стать сюрпризом: напряженность возникает из-за того, будет ли Холмс достаточно быстр в своих выводах, чтобы предотвратить дальнейшие преступления. Тем не менее, ни один из фильмов не позволяет зрителям увидеть дедуктивные рассуждения Холмса в действии - в "Собаке" он намекает на то, что сделал какое-то необъяснимое исследование, которое выявило существование незаконнорожденного наследника Баскервиль-холла, и в «Приключениях» его постоянно обводит вокруг пальца Мориарти и он понимает гениальный план профессора только в последний момент. Его блестящие способности проявляются только в тривиальных вещах, таких как анализ трости доктора Мортимера. Холмс изображен как человек действия, а не как интеллектуальный гений, как, возможно, подобает данному виду искусства: кино в противовес литературе.
Студия обыграла такие аспекты фильма как пересечение фильма ужасов и готического детектива. Рекламный буклет к «Собаке» советовал кинотеатрам предложить мужчинам "средство для расслабления волос" , потому что у зрителей волосы встанут дыбом, когда они увидят чудовищную собаку, и предоставить женщинам шали, как защиту от «мурашек, которые побегут по спине» от этой истории (все это опровергает заявленное Зануком желание, что «обмана следует избегать любой ценой»). К "Приключениям" прилагалась реклама из четырех частей и постер, который гласил: "Странный случай создания фетиша из шиншиллы.... Врата предателя.... дьявольский инструмент, который душит, крушит, исчезает....роковой альбатрос!’ Этот постер включает в себя множество общих указателей, включая экзотику ("шиншилла", "дьявольский"), тайну("странный случай", "исчезает"), ужас ("душит, сокрушает"), суеверие(‘роковой альбатрос’), сексуальность (‘фетиш’) и даже историю (‘врата предателя’): лишь само название фильма наводит на мысль о традиционной детективной истории. В первом варианте сценария Эдвина Блюма было мало этих компонентов, и он гораздо больше походил на то, что Занук назвал "историей о британских копах и грабителях", с атмосферой Лаймхауса в китайских кофейнях и абсент-барах,плюс еще и погоней на речном пароходе в тумане. Занук попросил убрать все это, чтобы добавить немного "глубокой тайны и напряженного саспенса", которые позволили достичь такого успеха в «Собаке».

В "Собаке" жанр готической мистики обозначен в самом начале немецкими буквами в титрах, «вихревой» музыкой и датой на экране - 1889 год.



Действие романа Дойла также происходит примерно в это время: он написал его в 1901году, но действие происходит где-то во второй половине 1880-х годов, единственным свидетельством чего является надпись "1884" на трости доктора Мортимера. Примечательны здесь два момента: во-первых, что 1889 год был всего через год после убийств Джека Потрошителя, интересом к которым все еще была охвачена страна, но они никогда не упоминаются в фильме: другими словами, дата довольно произвольна и просто указывает на ‘прошлое’. Во-вторых, надо помнить, что когда фильм впервые вышел в прокат, то 1889 год был всего 50 лет назад: сейчас, зрителю в двадцать первом веке, легче думать о нем как об"историческом" прошлом, а не как о временнОм эквиваленте 1950-х годов, хотя в случае «Собаки», конечно, викторианская эпоха вполне могла казаться далекой из-за изменений, вызванных Первой мировой войной.
Над панорамой вересковых пустошей в полутьме, на заднем плане старинный мрачный дом, подпись указывает местоположение: "Во всей Англии нет более угрюмого края, чем эти бескрайние первозданные заболоченные пустоши Дартмура в графстве Девоншир", слово "первозданной" сразу наводит на мысль о связи между ландшафтом и природой его обитателей, а также о связи с прошлым. Компактная вступительная сцена, атмосферная и полная экшена, показывает нам тайну, заключающуюся в смерти сэра Чарльза Баскервиля. Под звуки собачьего воя мы видим человека, бегущего вперед сквозь ночной туман по вересковой пустоши. Вбежав в ворота Баскервиль-холла, он пробегает мимо мертвого, сгоревшего дерева на переднем плане кадра -возможно, символа печальной судьбы семьи Баскервилей. Схватившись за сердце, он замертво падает ничком. Затем следуют два драматических кадра – сначала это неопрятный мужчина с безумными глазами, который крадет часы у трупа; затем женщина, которая выходит из дверей холла с фонарем в руке и кричит от ужаса. Исходя из этого начала, мы точно знаем,, когда именно и где происходит действие, и понимаем, что это будет"леденящий душу триллер" из-за присутствия тумана, мрачного дома, вересковых пустошей,смерти, подозрительных персонажей и жуткого воя. Мы вовсе не обязательно должны знать, что это будет детективный фильм, лишь благодаря чему-то-то почерпнутому из каких-то иных, помимо текста подсказок, таких как знание книги или вообще Шерлока Холмса, посколькув начальных титрах нет имен персонажей. Вторая сцена, в которой главные действующие лица собираются в суде коронера, преподносит идею о том, что "сердечная недостаточность", которой официально приписывается смерть сэра Чарльза, является лишь надуманным предлогом - и что если это убийство, то подозреваемые, вероятно, все находятся в этой комнате. Только в третьей сцене зрители видят Холмса и Уотсона, этих хорошо известных героев, которые уже прочно вписывают историю в детективный жанр, что подкрепляется тем фактом, что вся сцена состоит из диалога с демонстрацией силы дедукции.
Здесь гораздо более драматичное начало, чем в рассказе Дойла, который начинается в традиционном стиле ‘классического детектива’ на Бейкер-стрит со сцены с дедукцией. Доктор Мортимер прибывает в дом 221B, забирает свою трость и просит Холмса расследовать смерть сэра Чарльза - событие, которое уже произошло и потому непосредственно читатель его не видел. Это контрастирует с фильмом, в котором зрители слышат вой и видят смерть сэра Чарльза своими глазами.
Изначально у фильма должно было быть такое же "статичное" начало. Сценарий с пометкой "окончательный" и датированный 8 декабря (съемки начались 27 декабря) начинается с разговора между доктором Мортимером и его женой в их доме в Дартмуре.
Это говорит зрителю о том, что сэр Чарльз умер, что молодой сэр Генри должен унаследовать Баскервиль-холл и что Мортимеры боятся легенды о собаке. За этой сценой, совершенно не вошедшей в готовый фильм, должна была последовать сцена рассуждений о трости на Бейкер-стрит. В сценарии ни в коем случае не планировалось показывать смерть сэра Чарльза, так рано показывать сбежавшего каторжника или демонстрировать сцену в суде коронера, которая показала бы ключевых персонажей и навела бы на всех подозрение . Эти изменения сделали фильм более драматичным, добавили экшена и позволили избежать слишком аккуратной "подгонки" под какой-то конкретный жанр - интересно порассуждать, были ли они сделаны по предложению Занука или режиссера Сидни Лэнфилда. Единственные отчеты в сохранившихся документах по съемкам касаются обработки сюжета и первой последовательности кадров: на стадии обработки Джулиан Джонсон из «Фокс» предположил, что, поскольку фильм должен был стать "детективом с примесью хоррора", то он должен начинаться не в Лондоне, а "в зловещем месте под покровом ночи’. Занука не впечатлила эта идея и вместо сцены, в которой доктор Мортимер рассказывал бы легенду о собаке своей жене –он предложил включить сцену, которая и фигурирует в "окончательном"сценарии Паскаля. Изменил ли он впоследствии свое мнение, неизвестно.
‘Вмешательство’ со стороны кого-либо еще, работающего над проектом, было маловероятным, поскольку Занук контролировал каждый аспект производства фильма, вплоть до мельчайших деталей.


Дэрил Занук

Как объяснил Соломон:

«каждый сценарий был бы написан со строгими указаниями Занука относительно темпа, характера и действий....Продюсерам и режиссерам были даны рекомендации относительно подбора актеров для этих сценариев. Как только фильм был запущен в производство, Занук вместе с режиссерами ежедневно просматривал отснятый материал. По завершении съемок он руководил монтажом каждого фильма.»

Разумеется, в сцене коронерского суда отсутствуют два ключевых персонажа -- Шерлок Холмс и сэр Генри - и промедление с их появлением на экране создает предвкушение и указывает на их звездный статус. Холмса представляют первым, в "тизере" ,в котором он появляется не сразу. После кадра со зданием парламента, с Биг-Беном, бьющим полночь, камера переходит на вывеску "Бейкер-стрит", а затем на крупный план статьи из "Таймс" о смерти сэра Чарльза Баскервиля. Камера отходит назад и показывает доктора Уотсона, сидящего за столом и обсуждающего статью сневидимым нам человеком. Сначала мы слышим только голос Рэтбоуна, его резкие британские интонации мгновенно узнаваемы, затем мы видим, как он расхаживает взад-вперед перед письменным столом, камера опущена так, что видны только его халат и рука, которой он выбивает табак из трубки в пепельницу. Через несколько мгновений кадр меняется, и мы наконец видим лицо Холмса, камера смотрит на Холмса снизу вверх, точно так же, как это делает Уотсон со своего места за письменным столом.







Именно в этой сцене они обсуждают трость, оставленную их посетителем (при этом Холмс отвечает пожеланиям Занука, чтобы он был "умным, наблюдательным малым, но не одним из тех парней, которые вытаскивают кроликов из шляпы"), принимают доктора Мортимера и слушают легенду о собаке.

При изучении начальных эпизодов «Приключений» становится очевидным, что здесь уже меньше межжанровых аспектов. В титрах используется та же музыка, что позволяет зрителям без колебаний воспринимать это как сериал, но на этот раз в оформлении нет готических оттенков, а в титрах изображен силуэт Холмса с трубкой, в дирстокере, и инвернесском пальто. В темноте и клубящемся тумане он держит фонарь и медленно поворачивается к камере и обратно. Таким образом, фильм с самого начала получил название "Шерлок Холмс" - как в изображении, так и в самом названии, что делает его детективным фильмом.



Это подтверждается вступительным кадром со страницей из рукописи, датированной 1894 годом, в которой профессор Мориарти назван "злым гением". Внизу страницы стоит подпись автора - Шерлок Холмс. Таким образом, фильм излагает свою историю как битву между двумя этими героями.

На этот раз нет никаких задержек с выведением на экран главных героев. Первая сцена происходит в зале суда, где завершается судебный процесс: бесстрастный Мориарти сидит на скамье подсудимых в ожидании вердикта присяжных. Он признан невиновным, и это решение вызывает у судьи отвращение. В этот момент дверь распахивается, и в зал врывается Холмс, полный решимости представить доказательства, которые отправят Мориарти на виселицу, но он опоздал, и Мориарти освобожден. Сцена короткая и не содержит ни одного из пространных проявлений дедукции , первоначально предусмотренных сценарием Блюма, в котором Холмс поясняет, как Мориарти испортил гринвичские часы, чтобы создать себе алиби.
К моменту съемок этого второго фильма Занук понял, что гениальность Холмса "должна быть уже, как данность, и [что] более короткая сцена добавит темпа". Он попросил вырезать кадры до того момента, когда Холмс и Мориарти, выходят из здания суда под проливной дождь, и тем самым создал очень эффектную сцену. Двое противников едут в одном кэбе, и камера держит их в центре кадра, когда они сидят бок о бок по дороге на Бейкер-стрит. За дождем почти не видно ничего снаружи, поэтому взоры зрителей прикованы к вызывающему клаустрофобию пространству внутри кэба и лицам мужчин.





Тот факт, что эти заклятые враги вежливо садятся в один кэб, отличает их как джентльменов: они явно не принадлежат к классу тех, кто говорит «сядьте». Восхитительная словесная дуэль, составляющая диалог, не только задает тон сюжету, который заключается в том, что Мориарти планирует совершить преступление века прямо под носом у Холмса, но и демонстрирует, что для обоих джентльменов это, по сути, всего лишь игра. Очевидно, что Холмсу доставляет удовольствие их поединок:
"У вас великолепный мозг, Мориарти’, - говорит он, вежливо улыбаясь. - Я так им восхищаюсь… что хотел бы, чтобы он был замаринован в спирту для Лондонского медицинского общества". Зрители, возможно, испытали прилив возбуждения от предстоящей битвы, но, когда Мориарти говорит: "Вы единственный человек в Англии, достаточно умный, чтобы победить меня" – своеобразный поворот к реплике доктора Мортимера из "Собаки" - этот страх смягчается гораздо более утешительной мыслью. В конце концов, это Шерлок Холмс, который непобедим; это классический детектив, так что справедливость обязательно восторжествует; он предполагает мощный интеллект, указывающий на эмоциональную отстраненность; и действие благополучно будет разворачиваться в живописном прошлом.
«Приключения» остаются гораздо более погруженными в классический детективный жанр, чем «Собака», хотя и здесь совершаются вылазки на территорию триллера с причудливым убийцей, косолапым южноамериканским музыкантом; экзотическим оружием; и мелодией "погребальной песни". Такая приверженность жанру работает главным образом потому, что в нем нет сверхъестественных элементов; романтика не выдвигается на первый план так сильно, как в "Собаке", и - с двумя переплетающимися сюжетами - здесь мало возможностей для отклонения от жанра.

***
Здесь есть, что добавить.
Интересно, что автор тут пыталась как-то сопоставить "Собаку" и Джека Потрошителя. Так же это делает и автор "Бабушки Шерлока Холмса", в плане того, что еще неизвестно, что страшнее...

Теперь, я вот говорила о неточностях в нашем переводе фильмов Рэтбоуна, там очень многое остается неозвученным. А тут такая штука, автор книги очень любит слово "primitive" в отношении "Собаки". Ну, это примитивный, первобытный, простой, грубый... У меня были сомнения, и оказалось, что это практически из цитаты заставки фильма, где говорится, что пустоши Дартмура - самое угрюмое место. И что характерно вот это "primitive" там решили опустить. Ну, да, это нелегко озвучить. Короче, я остановилась на значении "первозданный", а так это что-то дикое, нетронутое с древних времен.

Для меня удивительно было узнать, как не сразу здесь показывают лицо Холмса, раньше не замечала. И сразу вспомнила, что подобный прием был использован и в первой серии Гранады "Скандал в Богемии"

Итак, начнем.

Едва не забыла об этой книге. И совсем пропустила нужные главы, когда разбирала "Собаку" и "Приключения" Рэтбоуна. А потом, вспомнив, колебалась, потому что она все-таки весьма научная, говоря условно, и в начале было много всякого разного о предыдущих кино-Холмсах - хотя, возможно, тоже не лишенного интереса, но тут мы уже точно "проехали". А я вообще люблю как-то все начинать сначала, если берусь, поэтому металась из стороны в сторону, да еще и текст очень нелегкий...
Короче, в итоге сначала взялась за военные фильмы, поскольку я сейчас как раз на этом остановилась. Но потом мне так понравилось, что я решила откатиться назад и посмотреть, что там написано про викторианские фильмы. Ну, и вот в итоге более-менее прочесала эту - наверное, даже не главу, а часть книги - и потихоньку выложу это сюда, как есть, хотя и сам текст не особо ровный и рассказывается там сразу о двух фильмах, ну, и перевод очень далекий от совершенства - чисто для информации.
Буду выкладывать частями - в зависимости от содержания и количества возможных иллюстраций.

Секретное оружие Англии
Фильмы военного времени о Шерлоке Холмсе

Аманда Дж. Филд



Глава 2. Уотсон, шприц!
Притягательность викторианской эпохи


Мистер Холмс, это были следы гигантской собаки
Собака Баскервилей

В этой главе мы рассмотрим первые два фильма из серии о Холмсе: "Собака Баскервилей" и "Приключения Шерлока Холмса", снятых киностудией«Двадцатый век- Фокс», обсуждая сами фильмы в сочетании с их современным звучанием. Вследствие этого в ней рассматриваются ключевые аспекты постановки,а также история съемок фильмов, то, как их рекламировали пресс-релизы студий, и их восприятие производителями и потребителями. В этом плане, эта часть книги демонстрирует, как была изображена фигура Холмса -как человека действия, а не как интеллектуального гения, - решения, принятые в процессе съемок, которые привели к такому изображению, и накопившиеся слои значений и замыслов, которые способствовали такому его изображению. Это свидетельствует о том, что, несмотря на то, что эти фильмы перенесли детектива в его "настоящий" позднее-викторианский период и что первый фильм был экранизацией по роману Дойла, их нельзя рассматривать в качестве контрольной группы, по которой можно судить о последующих «модернизированных» фильмах, потому что повсюду там очевидно наличие общих и временнЫх противоречий.

Двадцатый век-Фокс

В 1939 году «Двадцатый век Фокс» была новой компанией, образованной из слияния четырьмя годами ранее «Фокс Филм Корпорейшн» и «Двадцатый век Пикчерс», но у нее хватило энергии и лидерских качеств, чтобы выйти на третье место в рейтинге. Компания «Фокс Филм Корпорейшн» была основана в 1915 году и построила свой успех на более чем 500 кинотеатрах, но потерпела крах после краха Уолл-стрит в 1929 году. Чтобы спастись от банкротства, ей требовалось слияние:
Киностудия «Двадцатый век Пикчерс» осознавала свой потенциал, имея мощное производство, но лишенная собственной демонстрационной сети или такой превосходной студийный участок, который «Фокс» только что построила в Калвер-Сити. Сама сформированная только в 1933 году, «Двадцатый век Пикчерс» была плодом объединенного партнерства бывшего руководителя производства «Уорнер Бразерс»ДэррилаЗанука (р. 1902) и президента «Юнайтед Артистс» Джо Шенка. Идея состояла в том, что Занук будет снимать фильмы, а Шенк – выпускать их посредством «Юнайтед Артистс».

После слияния 29 мая 1935 года Занук присоединился к команде молодых звезд, включая Тайрона Пауэра, Генри Фонда, Бетти Грейбл и Ширли Темпл, специализирующейся на биографических фильмах и мюзиклах. К 1939 году студия имела репутацию "лидера в области популярных развлечений, превозносящих американские добродетели". Ее успех также был связан с огромной волной экспансии в Голливуде:более 85 миллионов человек ходили в кинотеатры каждую неделю, и за этот год Голливуд выпустил 600 фильмов. "Это был год... величайшего творческого всплеска в истории Голливуда", - говорит Берг, - с появлением таких фильмов, как "Волшебник страны Оз", "Унесенные ветром", "Дилижанс", "Ниночка", "Победа над тьмой" и "Мистер Смит едет в Вашингтон". У киностудии было несколько фильмов, прокат которых только на внутреннем рынке принес более двух миллионов долларов,включая "Пришли дожди", "Барабаны долины Могаук", "Стэнли и Ливингстон». В этом смысле "Собака Баскервилей" и "Приключения Шерлока Холмса" были всего лишь еще двумя фильмами за тот год, что можно было назвать блестящим , и, возможно, нет ничего удивительного в том, что в единственном академическом исследовании студии (Обри Соломон"Двадцатый век-Фокс":Корпоративная и финансовая история) они даже не упоминаются.

Занук был практическим руководителем производства: по словам Соломона, он был известен как " тиран у власти", тесно связанный со сценариями, кастингом, продюсcированием и монтажом. Как и другие голливудские магнаты, он, казалось, принимал решения инстинктивно, и поэтому легендарная история про спонтанный разговор о том, стоит ли снимать фильм о Холмсе, в котором его сыграл Рэтбоун, полностью правдоподобна.

Рэтбоун (р. 1892) был ветераном костюмированных драм того времени, сначала в своей сценической карьере в Стратфорде-на-Эйвоне и Лондоне, а затем на экране. Многие из его более чем 30 фильмов, снятых в 1930-е годы, были историческими, включая "Капитана Блада", "Дэвида Копперфильда", "Повесть о двух городах", "Последние дни Помпеи", "Анну Каренину" (все 1935 года), "Ромео и Джульетта" (1936),Приключения Робин Гуда (1938) и Лондонский Тауэр (1939). Он часто играл изощренного злодея, что он называл одной из причин, по которой ему очень хотелось принять предложение Занука сыграть Холмса - персонажа совершенно другого типа. Он был назначен на эту роль 25 октября 1938 года с гонораром в размере 5000 долларов в неделю. Хотя ранее он не имел никакого отношения к детективному жанру, его худощавое телосложение, резкий профиль и язвительная речь сделали его мгновенно узнаваемым Холмсом.



Возможно, самым важным качеством, которым Рэтбоун и его коллега по фильму Найджел Брюс обладали с точки зрения конкурентоспособности, было то, что они воспринимались как квинтэссенция британцев, что неоднократно подчеркивалось киностудией «Двадцатый век Фокс».
Британство таило в себе для американцев особую притягательность: и, в самом деле, Брюс (р. 1895)на протяжении всей своей кинокарьеры специализировался на ролях неуклюжих англичан, и среди последних его ролей были сэр Бенджамин Уоррентон в "Атаке легкой кавалерии" (1936) и сэр Малкольм Камерон в "Суэце" (1938).


В передовицах для прессы подчеркивалось, насколько патриотичными были оба актера, как они всегда делали перерыв на послеобеденный чай и как Брюс любил наблюдать за игрой в крикет. Такую рекламу можно было бы расценить как преувеличение студии, но, похоже, оно было точным отражением их образа жизни. И Рэтбоун, и Брюс были видными членами того, что Шеридан Морли называет "Британским господством в Голливуде", это британцы, которые приехали сюда в 1920-1930-е годы и которые "основали колонию, которая была почти карикатурой на британскую жизнь,быстро сформировав клубы поло и команды по крикету и [устраивая] друг для друга чаепития по воскресеньям.
Другими словами, будучи эмигрантами, они преувеличивали качества своего Британства, возможно, из-за ностальгии по жизни, оставшейся позади - жизни, которая уже в значительной степени исчезла и в их родной стране. Этот аспект делает колонию особенно интересной в свете временнЫх несоответствий, которые должны были проявляться на протяжении всего сериала о Холмсе: выражаясь метафорически, она, будто застыла во времени.
Морли говорит, что голливудские британцы "выжили в замечательном историческом и географическом подвешенном состоянии, как хранители величественного дома, внезапно перенесенного на другой континент, в комплекте с мебелью и фурнитурой". По его словам, они привезли с собой не Англию Георга V, а "Англию времен около 1870 года: Англию Киплинга и королевы Виктории". Морли, конечно, вполне мог бы сказать, что это была также Англия Шерлока Холмса. С точки зрения единого сплава актера и персонажа, это было идеальное сочетание.

Пишу просто на коленке, чтоб отметить этот момент.
Вообще все больше и больше привязываюсь к фильмам Рэтбоуна. Понимаю тех, кто отдавал ему предпочтение даже перед Бреттом, хотя Джон Беннет Шоу и говорил, что первого ценят консерваторы, второго - современные люди. Ну, что ж, я и сама себя считаю консерватором)
Смотрела вчера на работе клипы к этим фильмам -сидела с глупой, счастливой улыбкой)

Даже поискала вечером фики по Бэзилу, ну, тут не особо разгуляешься...

В зале в меру сил перевожу "Секретное оружие Англии" - книга, определенно заслуживает внимания. Много информации, много разных мыслей в отношении фильмов, хотя немного надергано, плавного подробного рассказа нет. Заканчивать главу буду дома.
Понравился вчера прочитанный кусок, где авторы будущей " Собаки"1939 г. в письме уверяли братьев Дойл, что фильм будет исключительно по книге, что из него не сделают комедии, пародии и не будет музыкальных номеров. Сразу вспомнила наш фильм и вообще всю нашу историю с Каноном. Адриан не зря хотел судиться с СССР по поволу авторских прав.)

И до кучи еще одна небольшая статья все из того же первого номера "SH magazine"

Это даже не статья, а что-то типа редакторской колонки. И внимание мое она привлекла потому, что это Дэвис. В какой-то степени имя знаковое, и признанный авторитет. Это нечто вроде приветствия читателям нового журнала, и я решила его привести здесь, как один из примеров публикаций в этом журнале.

Все фотографии взяты из самой статьи.

Шерлокианские наброски

Дэвид Стюарт Дэвис



Мысль, которая интригует меня в этот момент, это то, что заставило вас прочесть этот журнал. Я понимаю, что если говорить простым языком, то ответ будет: Шерлок Холмс. Но почему Шерлок Холмс? Что есть такого в этом литературном герое, созданном молодым врачом более 120 лет назад, что так притягивает вас? Иначе говоря – почему нормальные, здравомыслящие и умные люди находят старого Шерлока таким привлекательным? Конечно, на эту загадку есть несколько шаблонных ответов, которые можно было бы извлечь на свет божий, и так я и сделаю.
Здесь разыгрывается беззаботная академическая игра, затеянная Рональдом Ноксом, которая требует от читателя расследовать аномалии и упущения в рассказах, в силу какой-то оплошности пера Уотсона. Последователи этих изысканий стремятся выдвинуть теории относительно какого-нибудь неясного момента – а именно ,сколько раз был женат Уотсон, в каком университете учился Холмс, кто такая миссис Тернер, которая, казалось, проживала в доме 221б во время дела «Скандал в Богемии», но потом больше никогда не упоминалась, и почему обоих братьев Мориарти звали Джеймсами? Тест должен быть проанализирован и препарирован, чтобы найти ответы на все вопросы.
Еще одним привлекающим нас аспектом холмсианского канона является наслаждение тем временем, чудесной атмосферой и вызывающим воспоминания творчеством поздней викторианской эпохи. Это мир, где независимо от того, какие бы гнусные деяния ни совершались, главный поборник закона и порядка своего поколения всегда рядом, чтобы все исправить. Перед нами предстает Англия с густыми клубящимися туманами, когда "свет газовых фонарей не различить с расстояния двадцати шагов", опиумными притонами, коварными злодеями из всех классов общества. В обществе легендарных обитателей Бейкер-стрит мы путешествуем в кэбе по темным мощеным улицам, зная, что игра продолжается. И поступая таким образом, мы сбрасываем оковы сегодняшнего дня и можем с трепетом наблюдать за приключениями Шерлока Холмса и его близкого друга доктора Уотсона. Погрузившись в эти славные рассказы, мы возвращаемся в волшебное детство. Сам сэр Артур указал, что рассказы были написаны для того, чтобы доставить удовольствие “мальчику, который уже наполовину мужчина, и мужчине, который еще наполовину мальчик”.


Или, может быть, то, что действительно приводит вас в трепет, - это драматические воплощения рассказов о Холмсе с участием целого ряда харизматичных актеров от Уильяма Джиллета до Эйла Норвуда, Артура Уонтнера, Бэзила Рэтбоуна, Питера Кушинга, Дугласа Уилмера, Джереми Бретта и Бенедикта Камбербэтча.
Эти динамичные актеры облекают плотью смутный образ человека с книжной страницы, и он становится реальным. В моем собственном случае, примерно в возрасте двенадцати лет, я натолкнулся на "Собаку Баскервилей" на полках школьной библиотеки (на повесть, а не само чудовище), и в это же время увидел по телевизору фильмы Рэтбоуна. Это двойное событие сделало меня шерлокианским рабом (буквально продало меня в шерлокианское рабство) на всю жизнь.
Также удивительно то, что существует универсальная невидимая связь, которая связывает поклонников Шерлока Холмса и его мир. По всей планете существует множество обществ и групп, которые встречаются и говорят о Шерлоке, наслаждаясь замечательным спонтанным чувством товарищества, порожденным человеком в дирстокере. Люди из всех слоев общества, из всех стран находят быстрое взаимопонимание и мгновенно становятся друзьями при встрече друг с другом. Как будто мы все являемся членами совершенно особого клуба. И, на самом деле, так оно и есть!

Итак, какой бы конкретный сюжет из рассказов о Холмсе вас ни привлек, добро пожаловать в этот журнал.

Я хотел бы завершить свою первую колонку вот этим замечанием. Хотя я перечислил несколько аспектов мира Шерлока Холмса и историй, которые, могли вызвать у вас интерес, все они могут служить ответом на мой вопрос “почему Шерлок Холмс?”. Но я бы также предположил, что есть что-то еще. Это то, что скрыто в глубине души и не поддается описанию. Мы знаем, что это значит для нас, мы чувствуем это, мы все разделяем это, но, в конце концов, это слишком неуловимо, слишком дорого, чтобы выразить словами. Мы храним это в нашем сердце и памяти. Вот почему я считаю, что на такой вопрос нет по-настоящему подходящего ответа - только ощущение. И поскольку вы - Шерлокианцы, я уверен, вы понимаете, что я имею в виду.

Прочитав в статье про Брюса о художнике Артуре Келлере, который изобразил Уотсона, которого и назвали первым "Болванусом Британникусом", стало интересно на это посмотреть. Занялась поисками и так вышло, что иллюстрации собирала, как мозаику, хотя их всего-то ничего.
Но на мой взгляд, кто-то уж слишком пристально вгляделся в этого Уотсона, чтоб увидеть в нем явного "болвануса")

Ну, и надо сказать, что иллюстрации эти, собственно, исключительно к "Долине страха".









И немного о художнике


читать дальше
Артур Игнатиус Келлер родился 4 июля 1866 г. в Нью Йорке в семье немецкого эмигранта Адама Келлера, дизайнера и гравёра и американки Матильды (урожд. Spoor), которые первыми признали и развили художественный талант своего сына. Отец Артура был его первым учителем. В семье, кроме Артура было ещё четверо детей: Чарльз (1868-?), Джозеф Фрэнсиз (1870-?), Эмма (1876-?) и Эстилла (Estilla, 1880-?).

В возрасте семнадцати лет Артур начал своё обучение в Национальной академии дизайна в Нью-Йорке, где учился у профессора Лемюэля Уилмарта (Lemuel Wilmarth). В 1890 году А. Келлер отправился в Мюнхен, обучаться у Людвига фон Лёфица (Ludwig von Loeffiz). После двух лет учёбы он вернулся в Соединенные Штаты. Отец пытался убедить Артура оставаться в Европе и поехать учиться во Францию, так как французский импрессионизм начал набирать популярность. Но Артур не хотел экспериментировать с жанром, который настолько отличался от классических стилей.

Перед отъездом из Мюнхена, Келлер получил премию Халлгартена (Hallgarten Prize), а его картина "В массы" был приобретена академией. К сожалению, эта картина была утрачена во время бомбардировок Германии во Второй мировой войне. Что касается Келлера-художника, то критик Уолтер Джек Дункан писал: «Келлер был прирождённым художником. Инстинктивно мы признаём это сразу. Его простейшие эскизы, каждый мазок кисти или росчерк карандаша говорят о художественной энергии...».

В 1892 году, когда Келлер вернулся в Нью-Йорк, издание книг и журналов уже было процветающим бизнесом, что привело к повышенному спросу на иллюстрации. Хотя Келлер проходил подготовку в качестве художника маслом и акварелью, его переход к иллюстрации, вероятно, стал финансовой необходимостью и всё началось главным образом с "Нью-Йорк Геральд" (New York Herald) в середине 1890-х годов. Ранние иллюстрации Келлера появлялись в "Харперс" (Harper’s), "Колльерс" (Collier’s) и в дамском журнале "The Ladies’ Home Journal" и, по меньшей мере, в тридцати других журналов.

Артур Келлер женился на Мире Агнес Хаес 20.06.1894 г. (Myra Agnes Hayes, 1864-1905).

К началу 1900-х годов он проиллюстрировал множество книг и его произведения уже получили всеобщее признание. На рубеже веков Келлер получает премию за акварели в Филадельфии (Philadelphia Art Club) серебряную медаль Парижской выставки, бронзовые и серебряные медали в Сент-Луисе (St. Louis Exposition) и золотую медаль выставки в Панаме (Panama Exposition).

Среди его выдающихся достижений были иллюстрации к "Легенде о Сонной лощине" Вашингтона Ирвинга, "Рождественской песне" Чарльза Диккенса, к лучшим романам Брет Гарта.

К 1912 году Келлер проиллюстрировал около 150 книг, и более 600 выпусков ведущих журналов имели его иллюстрации.

А. Келлер умер в Нью-Йорке 2 декабря 1924 года от пневмонии.