Всех с Новым годом! Желаю исполнения всех желаний, вдохновения и отличного настроения!




Решила дописать здесь, что последнее время всегда 31-е проходит тяжело либо физически, либо - душевно. Сегодня - не исключение, но к ночи все более -менее рассеялось.
Как всегда старалась поднять себе настроение ретро-записями. Посмотрела программу "Время" от 31.12.1987. Ничего не могу с собой поделать, когда слышу "Добрый вечер, товарищи!" - на душе становится очень тепло.
Как не странно в этот раз как-то я даже выслушала поздравление Путина - наверное, это возраст.

Потом смотрела советские киноконцерты. Поразительно в каком качестве мы все раньше смотрели. Но вот только вновь мелькнула мысль, что наша Холмс (он был в одном из киноконцертов) неотореставрированный, темный и какой-то полу -черно-белый мне гораздо ближе. Смотрела эти отрывки почти со старым волнением

Наконец, доделала "Гуся". Не думала, что это займет столько времени. Хочу сказать, что этот фанфик был напечатан в рождественском сборнике Маркума, о котором я уже говорила. После фанфика будет ссылка на песню, прозвучавшую о ходу повествования. Пока сама не ознакомилась с ее содержанием, никак не могла понять о чем речь))

P.S. Добавила ссылки на песни с текстом

Итак:



Гусь

В самые ранние годы моей дружбы с мистером Холмсом, когда его гениальные способности еще не были известны широкой публике, а я был целиком зависим от своего пенсиона по ранению, были отнюдь не редкими случаи, когда либо он, либо я оказывались на мели. С Холмсом это случалось, когда не было никаких дел, что естественно сказывалось на его доходе, что же касается меня, то, несмотря на все мои благие намерения, деньги так и норовили проскользнуть у меня сквозь пальцы, причем именно тогда, когда я особенно в них нуждался, ибо положение мое было довольно неустроенным. Однако наши периоды безденежья по счастью не совпадали друг с другом и, между нами говоря, нам удавалось ежемесячно расплачиваться с миссис Хадсон, причем если кто-то не мог выплатить полностью своей доли, то другой возмещал эту разницу, надеясь, что в следующий раз его компаньон ответит ему тем же, если это позволит наличие пенсиона по ранению или же гонорар от очередного клиента.
Поскольку я еще не окончательно поправился, чтобы вернуться к своим прежним обязанностям врача (в мирной жизни или же где-нибудь на полях сражений), то вскоре я стал сопровождать Холмса в его расследованиях, делая по ходу дела необходимые записи и тем самым давая возможность своему компаньону не отвлекаться на такие прозаические вещи. Когда же у него не было никаких дел, мне также нечем было занять себя; и поскольку в это время он либо ставил свои весьма неароматические химические опыты, либо угрюмо молчал, то мне часто приходилось то посещать бар «Критерион», то вновь отдавать должное своим вредным привычкам, которые стоили мне немало денег и которые я не раз зарекался бросить. Поэтому совершенно естественно, что праздность Холмса подразумевала собой то, что я останусь с пустыми карманами, и вот 21 декабря, на второй год нашего проживания на Бейкер-стрит, выстрел, наконец, грянул. У Холмса не было ни одного клиента с ночи Гая Фокса, я же в губительной попытке пополнить свои финансы до наступления праздников позволил случайному знакомому заманить себя в игорный дом, справедливо пользующийся дурной славой. Там я проиграл свои скромные сбережения, часы, запонки, и месячную плату за квартиру. А день расплаты ( в полном смысле этого слова) наступал в день Рождества!
Устало бредя домой под ледяным дождем, я размышлял над сложившейся ситуацией. Я знал, что Холмс сейчас был не при деньгах. Иначе он ни за что бы ни допустил, чтобы его кисет с табаком стал столь бедственно тощим. Я не мог позволить себе взывать к лучшим чувствам миссис Хадсон в связи со счетом за уголь, который надо будет оплатить со дня на день. Я выпил слишком много, и голова моя болела столь же сильно, сколь и уязвленная гордость. У меня мелькнула мимолетная мысль о возможности побега, но я был не настолько низок, да и к тому же, наверняка, Холмс и его нерегулярные части с Бейкер-стрит найдут меня везде, где бы я ни спрятался. В то же время у меня еще были кое-какие вещи, которые я мог бы заложить до Нового года, после которого получу пенсион, и, соблюдая строжайший режим экономии, смогу выкупить их.
Смирившийся с потерей, хотя и временной, моего зимнего пальто и книг, я повернул за угол и оказался на Бейкер-стрит. Возле нашей двери я увидел Холмса, облаченного в халат; он держал в руке большой зонт и усаживал в кэб миссис Хадсон, несмотря на то, что было уже далеко за полночь.
- А вот и Уотсон! – произнес он, когда я подошел. – Видите, миссис Хадсон, вы можете быть совершенно спокойны.
- Доктор! – расстроено воскликнула миссис Хадсон. – Вы же промокли до нитки. И дрожите. Почему вы не взяли кэб?
- Я… мне… хотелось пройтись, - пробормотал я, запинаясь, не зная как оправдать свое состояние. К счастью, наша добрая хозяйка не стала настаивать на более понятном объяснении.
- Мистер Холмс, немедленно отведите его наверх и подбросьте в камин свежих поленьев , - приказала она моему компаньону столь же властным тоном, как какая-нибудь герцогиня. – Вода в чайнике, наверное, еще теплая, пусть Полли… о, боже… Полли же пошла навестить свою мать.
- А вы должны навестить свою племянницу, - прервал ее Холмс, снова слегка подталкивая ее в сторону кэба. Он сделал мне выразительный знак головой, дабы я помог усадить ее внутрь, а сам тем временем заверил миссис Хадсон, что мы оба вполне способны позаботиться о себе до возвращения служанки завтра утром, и напомнил, что если она задержится, то ее первый внучатый племянник появится в Кройдоне еще до ее приезда.
Я уловил, наконец, о чем идет речь и больше этот внезапный ночной отъезд уже не вызывал у меня недоумения. У племянницы миссис Хадсон должен был родиться ребенок, его появления на свет ждали примерно к Двенадцатой ночи, и наша хозяйка собиралась покинуть к этому дню Бейкер-стрит, препоручив нас заботам своей кузины, миссис Тернер. Однако, вскоре стало ясно, что младенец появится на свет чуть раньше, и это полностью нарушило все планы миссис Хадсон. Тем не менее, несмотря на все основания для беспокойства, что должны были внушать преждевременные роды, я не мог не почувствовать облегчения. Оказавшись в Кройдоне, миссис Хадсон, наверняка, останется там на все рождественские праздники, и мне не придется объяснять отсутствие некоторых своих вещей в шкафу и на книжных полках.
- Нет ничего более радостного, чем ребенок, явившийся на свет на Рождество, - сказал я, укутывая пледом колени нашей леди. – Вы и нанесете визит, и даже сможете угостить свою племянницу своей стряпней.
- О, господи, стряпня! – если бы моя рука не лежала сейчас на ее рукаве, миссис Хадсон, наверняка, снова выскочила бы из экипажа.- Я совершенно забыла о еде!
- Эти несколько дней Полли вполне с этим справится, - уверенно сказал Холмс. – Даже если она и не будет подавать нам такие яства, которые готовите вы, поверьте мне, их все равно даже сравнивать нельзя с той бурдой, что мне приходилось отведывать на Монтегю-стрит.
- Последнее время она стала готовить гораздо лучше, - согласилась миссис Хадсон, будто бы невольно заражаясь уверенностью Холмса. – И, кроме того, она всегда может свериться с кулинарной книгой миссис Битон.
- Ну, вот видите? Все пройдет замечательно. А теперь я должен увести в дом доктора Уотсона, а то у него уже зуб на зуб не попадает.- Холмс слегка отступил в сторону двери, увлекая меня за собой. – Передайте наши лучшие пожелания вашей семье! – обратился он к миссис Хадсон и тут же бросил кэбмену:- Поезжайте!
Тот щелкнул кнутом. Лошадь, обрадованная возможности двигаться, а не стоять под порывами непрекращающегося ветра, резко рванула с места. Миссис Хадсон смогла лишь помахать нам на прощание и вскоре исчезла за пеленой ночного дождя.
- Пойдемте внутрь, - сказал Холмс, потащив меня за руку, как будто я собирался сопротивляться. – Я хочу снять, наконец, эти промокшие шлепанцы. Вы поужинали где-нибудь во время своих блужданий?
- Да.
Это был маленький бутерброд с сыром, которым я закусил вино, все еще гудящее у меня в голове, да и было это уже несколько часов назад, но Холмс не стал вдаваться в подробности. Заперев входную дверь, он остановился только, чтобы зажечь свечу от газового рожка, все еще горящего в передней, и затем повел меня в темную кухню. Я ковылял за ним следом, гадая, почему меня трясет все сильней, хотя я уже дома, и изо всех сил сжимал челюсти, чтобы не было слышно, какую дробь выбивают мои зубы.
- Даже сейчас, когда очаг совсем остыл, в кухне теплей, чем в любой другой комнате, - сказал Холмс, зажигая свет. – И поскольку сейчас здесь нет ни одной женщины, вы можете принять ванну прямо здесь возле кухонной плиты. Это намного проще, чем тащить ванну и воду наверх, в нашу гостиную, правда?
Он повернулся ко мне и неожиданно окинул меня своим пристальным взором. Манера его поведения тут же изменилась.
- О, доктор. Вы все проиграли, не так ли? Не осталось даже денег, чтобы взять кэб?
- Я выигрывал, - возразил я, чувствуя, как мои щеки пылают от стыда. Мне следовало бы знать, что скрыть от Шерлока Холмса свое бедственное положение совершенно нереально.
- Да, а затем стали проигрывать, - он сделал недовольную мину. – Надо понимать, что с моей стороны бесполезно будет обращаться к вам за помощью по выплате моей доли за квартиру в этом месяце?
- Я не смогу заплатить даже свою долю, не заложив существенной части своего гардероба, - уныло признался я. – Мне не следовало брать с собой чековую книжку.
Холмс сделал небрежный жест, как бы отмахиваясь от подобного соображения.
- А мне не следовало отказываться от расследования, которое предлагал моему вниманию Грегсон, - откликнулся он. Он сунул руки в карманы и мрачно смотрел себе под ноги. – Миссис Хадсон будет нами не довольна. Впрочем, надо сказать, что звучит это ужасно глупо.
На пару минут мы помрачнели, словно какие-нибудь школьники, ждущие взбучки от своего учителя, но тут у меня мелькнула внезапная мысль, и я не смог удержаться от смеха.
-Что такое, доктор? – спросил Холмс, и ответная улыбка тронула уголки его губ.
- Наше поведение страшно разочарует Санту Клауса.
Холмс рассмеялся следом за мной и указал на свои промокшие ноги.
- Санта Клаус нам не страшен, нужно лишь поворошить кочергой в золе, - сказал он. – Ну-ка, Уотсон, разожгите духовку и снимайте свои мокрые вещи, а я наполню ванну из бойлера и принесу что-нибудь сухое для вас и пару носков для себя.
Утром вместо дождя, барабанившего по стеклу, я услышал, как в окно метель бросает целые охапки снежных хлопьев, а в трубе заунывно завывает ветер. В такой день лучше всего остаться в постели, но, увы! – от непогоды тут же заныли старые раны, а после вчерашнего еще и ужасно болела голова. Вдобавок ко всему этому я услышал резкий звонок в дверь, и это заставило меня встать с постели и лицом к лицу встретиться с мрачным серым светом этого унылого утра.
Я набросил халат и шлепанцы и поковылял вниз, но Холмс тоже уже встал, так что у двери он оказался гораздо раньше меня – я еще не успел дойти до нижней площадки, как услышал, как мой компаньон разговаривает с мальчиком-посыльным. Минуту спустя он уже быстро поднимался по лестнице с телеграммой в руке.
- Весточка от миссис Хадсон?
- Родилась девочка, вполне благополучно, весит шесть фунтов и три унции, - сказал Холмс, - и мы должны напомнить Полли, что если она хочет отдыхать в день Рождества, то заняться стиркой ей надлежит накануне, в воскресенье.
Я зябко потер руки, надеясь хоть как-то согреться от холода, что царил внизу.
- А где Полли? – возник у меня вопрос. – Ведь, пожалуй, это она должна бы открывать двери?
- Вне всякого сомнения, ее задержала эта вьюга, - сказал Холмс. – Она скоро появится. А пока попробуйте разжечь огонь в камине, а я загляну в кладовую.
Долго я возился с остатками угля, что нашел в ведерке, и должен признать, что не мог похвастать большими успехами. Впрочем, и Холмс вряд ли добился большего на кухне! Мы вместе позавтракали, сидя в гостиной около того скудного огня, что я смог развести в камине, мы ели поджаренные ломтики хлеба, черпали ложками сливовый джем прямо из банки и запивали все это очень крепко заваренным чаем. Холмс отпивал его с весьма недвусмысленным выражением, мне же приходилось пить и кое-что похуже во время своей воинской одиссеи, и я был только рад, что есть чем подсластить этот напиток.
- Думаю, я положил туда слишком много чая, - заключил мой друг после очередного глотка.
- Или же мы просто дали ему слишком долго настаиваться, - сказал я. Заваривание чая было несколько сродни приготовлению какого-нибудь настоя, поэтому я, как специалист, счел, что возможно все дело именно в этом. – Разве приготовление чая не относится к тому разряду вещей, что необходимо хранить в вашем «чердаке» - ведь так вы однажды назвали мозг?
- С какой стати? – отозвался Холмс. – Миссис Хадсон – вот кто подлинный эксперт в этом деле. И если окажется, что у Полли нет подобного умения, то мы выясним, где именно живет эта миссис Битон и обратимся к ней за помощью.
Я рассмеялся. Пробелы познаний Холмса в том, что касалось самых обычных вещей, давали мне в этой сфере некоторое преимущество, и я не замедлил им воспользоваться.
- Холмс, миссис Битон – вовсе не наша соседка. Речь идет о книге. Вернее о писательнице, которая написала целый труд о кулинарии и домашнем хозяйстве. – Заметив некоторое недоумение в его взгляде, я добавил – Я часто видел эту книгу в книжных лавках. Этот справочник – последняя апелляционная инстанция в вопросах домашнего хозяйства.
- Наверное, раз даже такой холостяк, как вы, Уотсон, о ней слышали, - сказал Холмс. Он отставил в сторону чашку, так и не допив свой чай, и опершись локтями на стол, задумчиво сложил кончики пальцев вместе, как всегда делал, когда перед ним стояла серьезная задача. – Значит, у миссис Хадсон она тоже должна где-то быть.
- По всей видимости, - согласился я, быстро допив остатки чая. Он придавал бодрости, хотя смаковать его особенно не хотелось.
- Как бы там ни было, думаю, нам очень скоро будет не хватать миссис Хадсон. Впрочем, возможно, нам следует радоваться хотя бы тому, что нам дана некоторая отсрочка. Сомневаюсь, что она проделает весь долгий путь до Бейкер-стрит, только для того, чтобы получить до Нового года плату за квартиру. А значит, ко времени оплаты вы уже получите свой пенсион.
- А вы сможете закончить то расследование для инспектора Грегсона, - сказал я. – Но, Холмс, не кажется ли вам, что, несмотря на это, нам нужно быть готовыми к тому, чтобы расплатиться с ней на Рождество? Даже если она не приедет сама, то может прислать племянника.
Он кивнул в знак согласия.
- Вы правы. К счастью, я хорошо знаком с лондонскими ростовщиками, и думаю, если вы доверитесь мне в этом деле, мне известно, где мы сможем получить самую большую цену за наши с вами вещи.
- Ведь это же только на время, - уныло заметил я. Несмотря на то, что со вчерашнего дня моя головная боль заметно уменьшилась , в голове все еще слегка шумело, и я то и дело прижимал к ней ладонь. – А как, скажите на милость, вы доберетесь до ломбарда? Вы посмотрите, что делается на улице! – Я указал рукой на окно – все карнизы были сплошь укрыты снежным покровом.
- О, поезда лондонского метро все равно должны ходить, - сказал Холмс, - И я найму мальчишек из своих Нерегулярных войск, чтобы помогли нести вещи. Думаю, им больше это понравится, чем сгребать за гроши снег.
- Но что вы сможете предложить им вместо этих грошей? – спросил я.
- Мы поделимся с ними нашим рождественским гусем, - в глазах Холмса заискрился веселый огонек.
Я уставился на него – я, что, что-то пропустил?
- Разве у нас есть гусь?
- Есть, - Холмс вскочил. – Пойдемте, доктор, я вам покажу.
Я последовал за ним в кладовую, где и увидел пресловутую птицу, подвешенную во всем своем великолепии к крюку под самым потолком.
- Боже мой! – воскликнул я, взглянув на это чудо. – Миссис Хадсон, должно быть, планировала устроить настоящий пир. Или вы думаете, она собиралась взять его с собой в Кройдон?
Холмс сделал нетерпеливый жест.
- Вряд ли. Несмотря на холод, вряд ли эта птица сможет сохраниться до Нового года, а уж тем более до Двенадцатой ночи. Нет, Уотсон, сейчас вы видите перед собой наш Рождественский ужин и он достаточно большой, так что его вполне хватит и на мальчишек, которые нам помогут. В конце концов, миссис Хадсон уехала, и шуметь по этому поводу никто не будет. Что же касается Полли, то я сомневаюсь, что она будет сильно возражать против их компании.
- Нет, если среди них будет юный Робинсон, - добавил я.
Полли в то время еще не исполнилось и шестнадцати лет, и хотя она и была очень усердна ,во всем помогая миссис Хадсон, но, конечно же, гораздо комфортнее она чувствовала себя среди равных. Я не раз слышал, как рано поутру она не раз разговаривала с кем-нибудь из мальчишек Холмса, когда выбивала какой-нибудь коврик под платаном, что рос у меня под окном. Я не замечал, чтобы Робинсон пользовался ее особым расположением, он, кстати сказать, не мог похвастаться высоким ростом, который не превысил пока четырех футов. Но он был веселый мальчуган и часто помогал выполнить ей какую-нибудь работу – он знал, что в благодарность наверняка получит немного имбирного печенья, которое всегда оказывалось в кармане передника Полли.
Дабы привести в исполнение свои планы Холмс отправился к себе в комнату, чтобы одеться и собрать вещи, которые он решил заложить. Я последовал его примеру и отправился в свою холодную спальню, но мои сборы были недолгими. Я никогда не украшал свой костюм какими-нибудь ювелирными безделушками, и мои булавки для галстука и запонки были самыми простыми. Искусно инкрустированная шкатулка, в которой я хранил их – одна из немногих моих вещей, что уцелели в Кандагаре – казалась мне гораздо более ценной, чем ее содержимое, даже с моими часами в придачу. Мой выходной костюм и теплое зимнее пальто были все еще влажными после вчерашней эскапады, поэтому я оставил их пока на вешалке и вытащил летний льняной и новый твидовый, который я купил в минувшем сентябре, поддавшись очередному приступу расточительности. Я безнадежно смотрел на книжные полки, гадая, какая из этих книг может заинтересовать кого-нибудь кроме меня. И тут я услышал на лестнице быстрые шаги, и в комнату вошел Холмс, держа в руке наполовину наполненный саквояж.
- Ну, вот, пожалуйста, доктор. Если уж мне придется заложить этот баул, то пусть он, по крайней мере, сначала нам послужит.
Я начал укладывать в саквояж свои вещи и взглянул на то, что уже лежало там.
- Ваш микроскоп, Холмс?
Он сел на кровать и стал складывать льняной костюм.
- Сомневаюсь, что он мне понадобится. Те улики, что укрылись от внимания Грегсона, либо слишком очевидны, либо походя затоптаны болванами-полицейскими.
- А что вы будете делать, если он уже нашел разгадку этой тайны? – спросил я, укладывая несколько своих книг вокруг микроскопа, чтобы создать как бы защитный слой. Подобные научные инструменты, как мне было хорошо известно, были очень чувствительны к любым повреждениям, которые могли бы произойти при подобном перемещении. В Афганистане мой собственный микроскоп погиб во время бури, весьма похожей на ту вьюгу, что бушевала сейчас за окном.
- Вы ничего не получите от Грегсона, если ваша помощь ему уже не понадобится.
- Тогда я найду истинную разгадку дела, - беззаботно ответил Холмс. – И в надежде на скромное вознаграждение спасу невинную душу какого-нибудь бедняги от обвинения в преступлении, которого он не совершал. – Он слегка коснулся моего плеча. – Не волнуйтесь, доктор. Если вдруг мне и не удастся получить свой гонорар от Грегсона до Рождества, то я займу нужную сумму.
Вряд ли это было справедливо.
- И будете платить ужасные проценты? Если уж до этого дойдет, я сам пойду к ростовщику. В конце концов, именно из-за моей глупости мы попали в это затруднительное положение, - я почувствовал, как меня трясет при одной мысли об этом. Именно из-за долгов, которые он не мог вернуть, мой брат пал так низко, и я совсем не хотел, чтобы со мной случилось то же самое.
Холмс нахмурился и дотронулся до моего лба.
- Не думаю, что вам следует выходить в такую погоду, Уотсон, - сказал он. – Хотя у вас и нет жара, думаю, что ваша вчерашняя прогулка под проливным дождем может иметь плохие последствия. И потом, в этой комнате такой холод, что вы бы не почувствовали жар даже если бы у вас была температура.
- Я не болен, - ответил я довольно резко. В конце концов, ведь это я был врачом. – У меня просто болит голова. Посплю несколько часов и стану человеком.
- Ну что ж, если вы так считаете… Только спите в гостиной, у камина, - сказал Холмс и вернулся к упаковке саквояжа. Я, молча, достал свой баул и начал складывать в него то немногое, чем мог пожертвовать. Я пытался побороть свое упрямое желание игнорировать совет Холмса, высказанный самым безапелляционным тоном, и поспать в своей собственной постели, какой бы холодной она ни была.
Спал я в гостиной. Я сказал себе, что моя рана разболится от холода и к тому же мне не хотелось преодолевать еще один лестничный пролет после того, как помог Холмсу снести вниз весь наш будущий заклад. Но, конечно же, он был прав. В гостиной было гораздо теплее. Но оказалось, что и здесь есть свои неудобства – ведь если бы я спал наверху, то не проснулся бы от снежков, брошенных в окно – они попросту бы туда не долетели.
Я доковылял до окна и посмотрел на улицу – Бекер-стрит была пустынна, но под окном стоял мальчишка-посыльный, закутанный в шарф по самые уши и стоящий по колено в снегу. Он замахал рукой, и я открыл окно. Я собрался спросить, что заставило его столь яростно бомбардировать наши окна, но мальчик опередил меня:
- Простите меня за снежки, мистер, но звонок не работает, а я заметил в окнах свет. У меня есть послание для миссис Хадсон, живущей по этому адресу. – Он вытащил из кармана какую-то бумагу. – Не могли бы вы попросить ее выйти ко мне?
- Ее здесь нет, - сказал я. – Она в Кройдоне.
- В Кройдоне? – он расстроено посмотрел на меня. – Мне не заплатили за то, чтобы я съездил в Кройдон.
- Подожди, - сказал я мальчику. – Сейчас я выйду.
Я закрыл окно и подошел к камину. Я почувствовал себя последним подлецом, когда взял вазу, что стояла на каминной полке – туда Холмс иногда высыпал содержимое своих карманов. Я вытряс то, что в ней было – стеклянный глаз, сломанное лезвие от складного ножа, какие-то смятые клочки бумаги, а на самом дне оказалась тусклая монета в шесть пенсов. Это как раз то, что было мне нужно.
Внизу было так холодно, что я видел пар от своего дыхания, а перила лестницы были настолько ледяными, что мне пришлось спуститься, не прибегая к их помощи. Я обернул дверную ручку носовым платком, но открыть ее смог лишь приложив силу. И дверной проем, и проволока от звонка были покрыты льдом.
Мальчик ждал меня на ступеньках, обхватив себя руками и отплясывая что-то типа джиги, чтобы хоть как-то защититься от порывов ледяного ветра.
- Входи, - сказал я, не желая, чтобы на ковре миссис Хадсон появилась лужа от подтаявшего снега.
- Спасибо, мистер, - поблагодарил паренек и зашел в дом. Сначала он слегка расслабился, но вскоре вновь обхватил себя за бока.
- Да здесь почти также холодно, как на улице. Разве до этого снегопада к вам не заходил угольщик?
- Не знаю, - уныло ответил я. Зимой в холле никогда не было особенно тепло, но такого холода еще не было. – Надо будет спросить служанку.
- Ее зовут случайно не Полли Хантер?
Меня вдруг охватило какое-то непонятное чувство, от которого веяло почти таким же холодом, как тот, что царил в нашей передней.
- Да, - ответил я и вскоре убедился, что предчувствие меня не обмануло.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Холмс нашел меня угольном подвале, где я наполнял наше ведерко для угля; он был все еще закутан в шарф, а его лицо и губы и без того бледные сейчас были совершенно белые от холода. К тому времени я разворошил угли в кухонном очаге, и он был в более-менее сносном состоянии, но духовка оказалась страшно прожорливым зверем и нуждалась в дополнительном питании. Мой компаньон, не говоря ни слова, взял у меня из рук ведерко для угля. Когда мы оказались на кухне я налил Холмсу бренди, и вскоре он настолько оттаял, что спросил меня, сколько мы будем обходиться без услуг Полли.
- Две недели. – Я слишком устал, чтобы гадать, как факт отсутствия в доме Полли навел его на мысль, что она появится весьма не скоро. – Она в карантине вместе со всей своей семьей. Ее младший брат заболел оспой, в его школе эпидемия, а прошлой ночью у него поднялась температура.
Я запекал в духовке картофель. Этим блюдом наравне с жаренной над огнем форелью и исчерпывались мои кулинарные навыки. Попробовав вилкой их готовность, я передал Холмсу его порцию.
- Следует ли нам послать за миссис Тернер? – спросил я, передавая ему соль.
- Мы могли бы это сделать, - ответил он. – Но это сильно ухудшило бы наше и без того шаткое финансовое положение. Вряд ли у меня найдутся лишние десять шиллингов. А лондонские улицы просто ужасны. Лед только слегка припорошен снегом.
- А раз посылать за миссис Хадсон тоже бы не хотелось, то, что же нам остается? Вряд ли мы можем сейчас позволить себе питаться в ресторане.
Холмс встал, и задумчиво проведя рукой по волосам, стал ходить по кухне.
- Это еще не самое худшее, Уотсон. Мы можем есть хлеб с джемом, как уверен, делает сейчас половина Лондона. Но я обещал мальчишкам рождественского гуся, и мне совсем не хотелось бы нарушать данное им слово.
- Сколько их? – спросил я.
- Четверо. Уиггинс, Робинсон, Кларенс и Браун, - Холмс сделал еще один круг по кухне.
- Это же вы им пообещали, - заметил я. – Придется вам запечь гуся и надеяться на лучшее.
- О, нет! – сказал Холмс. – Ведь вы согласились, что нам следует использовать гуся в виде оплаты.
- Тогда я был уверен, что его приготовит Полли, - возразил я.
Какое-то время мы обсуждали создавшееся положение, так и не придя ни к какому соглашению, кроме того, что миссис Хадсон беспокоить не стоит. Наконец Холмс разразился гневной тирадой:
- Это же просто смешно, Уотсон. Мы двое взрослых мужчин, умных и обладающих некоторым опытом. И один из нас, вероятно, сможет зажарить птицу, не прибегая к женской помощи.
При этих словах у меня в голове мелькнула внезапная мысль.
- Женской помощи! – повторил я и прищелкнул пальцами, и тут мы в один голос воскликнули:
- Миссис Битон!
Сверившись с этой замечательной книгой, которая была найдена в буфетной, мы обнаружили, что весь процесс превращения сырого гуся в наш рождественский ужин уместился на одной странице. Мы расхрабрились и завели дискуссию - каждый приводил множество причин, по которым именно его компаньон должен взять на себя приготовление гуся. Наконец мы решили, что до самого Рождества будем по очереди готовить и мыть посуду, и чья стряпня будет наиболее съедобной, тот и будет готовить рождественский ужин, а другой будет чем-то вроде поваренка.
* * *

Возможно, лучше скрыть от посторонних глаз наши первые шаги на этом поприще. Вскоре я убедился, что не так просто даже разбить сырое яйцо, и как продемонстрировал Холмс, существует точное время, отведенное для варки сухого гороха, которое ни в коем случае нельзя сократить, если вы хотите получить съедобное блюдо. Но голод – довольно мощный стимул и, в конце концов, приготовить нормальный суп не так уж и трудно. К вечеру 23-го декабря я смог приготовить пищу, довольно простую, но вполне съедобную, и еда, приготовленная на следующий день Холмсом, была более, чем адекватна.
Наконец, и в это утро на небе появилось солнце, и мы отметили это тем, что завтракали в гостиной. Окна были разнавешены, дабы явить нашему взору синеву зимнего неба. В этот раз была моя очередь убирать со стола и мыть посуду, но сейчас, когда я заканчивал свой завтрак и Холмс налил мне чашку кофе, я решил посидеть здесь, наслаждаясь солнечным светом как можно дольше. Это утро казалось неистощимым источником оптимизма. Тут я сделал глоток кофе и не мог сдержать гримасы отвращения.
- Простите, Уотсон, - сказал Холмс (это был его первый опыт в приготовлении этого напитка) – Но я не нашел, куда вы дели остатки чая.
- Он в жестяной банке, на которой написано «чай», - сообщил я. – Хотя чая там осталось совсем немного. Нам, вероятно, следует поберечь его до рождественского утра.
Лицо моего компаньона слегка вспыхнуло от смущения.
- Боюсь, я использовал его прошлым вечером.
- Что, весь? – воскликнул я в отчаянии. Я только что научился заваривать чай по всем правилам, и вот в доме не было чая!
- Я работал! Мне нужно было чем-то подкрепиться ночью.
Холмс вскочил из-за стола и шагнул к каминной полке, где у него лежали остатки недокуренного с вечера табака. Он пробормотал что-то о «забивании головы всякой ерундой, вроде рецептов миссис Битон» и стал набивать свою утреннюю трубку этими жалкими остатками, а потом рылся в карманах в поисках кисета с табаком. Кисет нашелся, и даже невооруженным глазом было заметно, каким он был тощим. Холмс помахал им, демонстрируя мне свои скудные запасы.
- Полагаю, что вы не сможете одолжить мне немного табака, Уотсон? – спросил он. – Хотя бы немного?
Теперь настал мой черед выйти из-за стола. И я промокал рот салфеткой до тех пор, пока не почувствовал, что могу сохранять спокойный вид. Благодаря покупке, которую я сделал накануне постигшего меня несчастья, табак у меня был, но пока я отнюдь не собирался сообщать об этом Холмсу.
- Я израсходовал свой корабельный, - сказал я, протянув руку к коробке с сигарами, стоявшей на моем столе. ( Это была правда, и я ничем не рисковал, говоря об этом своему наблюдательному компаньону). Но у меня еще есть две сигары. Вам подойдет сигарный табак?
Холмс с сожалением посмотрел на сигару, которую я ему протягивал.
- Нет, нет, дорогой друг, я и помыслить не могу о том, чтобы оставить вас без сигар.
- Мне в любом случае придется обрезать кончик, - заметил я, вытаскивая карманный нож. Холмс принял щепотку табаку с улыбкой.
- Благодарю вас, доктор.
Некоторое время мы сидели и молча курили, пока любопытство не взяло надо мной верх.
- Над чем же вы всю ночь работали, Холмс? К вам приходил клиент?
- А! Вы об этом? – Трудно было сказать наверняка довольным или смущенным выглядел сейчас Холмс. – Я проводил эксперимент.
- Эксперимент?
Я бросил взгляд на сосновый столик, но химические приборы , стоявшие там выглядели совершенно нетронутыми. Причем, на стеклянных ретортах и пробирках можно было заметить довольно изрядный слой сажи.
- Да, - сказал Холмс. – Я думал, что делать с этим гусем. Конечно, нам придется его приготовить.
- Естественно, - согласился я.
- Как-то раз мы с инспектором Грегсоном гнались за одним убийцей и оказались в гостиничной кухне. Кухарка, довольно сообразительная девушка, вылила чуть ли не под ноги этому типу целый чайник горячей воды с добавленным туда парафином. И я вроде припоминаю, что в тот момент она сидела рядом с целой грудой уток и в руках у нее была уже наполовину ощипанная утка. – Холмс сделал паузу, чтобы сделать затяжку из своей трубки. – И когда я ночью штудировал труд миссис Битон, мне пришло в голову, что парафин нужен был девушке для того, чтобы полностью удалить все перья с этих птиц.
- Мне это представляется довольно расточительным способом, - сказал я. – Наверняка, она хотела бы сохранить перья для дальнейшего использования в хозяйстве.
- Нет, если для кухарки скорость приготовления птицы важнее перьев для набивки подушек, - сказал Холмс. – В любом случае, чтобы проверить эту теорию на практике, мне нужно узнать, есть ли у нас парафин и мне нужна небольшая птица.
Мои брови сами собой поднялись вверх. Накануне Холмс в основном читал и бесцельно листал свои альбомы с вырезками, прикованный к дому, так же, как и я. Ни один из нас не осмелился выйти навстречу вьюге далее, чем это было необходимо, чтобы убрать снежные заносы со ступенек перед входом в дом. К вечеру метель утихла, но , когда несколько часов спустя я отправился в свою спальню ,Холмс все еще был окружен газетами и клеем.
- И где посреди ночи вы собирались найти маленькую птичку?
- Под карнизом есть голубиное гнездо, - сказал он. – Это было первое, что пришло мне в голову. Но выход на крышу слишком обледенел, чтобы предпринимать такую вылазку ночью, да и по гнезду оттуда прицелиться было бы несколько не с руки, поэтому я пошел к станции подземки и…
- Вы собирались стрелять по нашей крыше? – воскликнул я, прерывая Холмса.
Он весело рассмеялся.
- Только не из револьвера, уверяю вас. – Он бросился в свою спальню и появился оттуда с рогаткой. – Я подумал, что при выстреле с нашей крыши может сойти целая лавина и потом до самой весны у меня не будет возможности подстрелить какую-нибудь птицу. Как бы то ни было, я решил, что будет легче заглянуть под железнодорожный мост.
- Поэтому вы пошли к станции подземки… - напомнил я.
- … которая оказалась закрыта, поэтому я взобрался на ворота. – Признаваясь в этом, Холмс был доволен, как мальчишка, которому удалось вполне успешно игнорировать установленные правила. – И я пришел домой не с одной, а с двумя птицами. Они будут у нас на ужин, если вы пожелаете их приготовить.
- Вы их не приготовили?
- Я полночи ловил и ощипывал их, - протестующе заявил Холмс. – Теперь ваша очередь. Кроме того, мне нужно сходить в лавку и купить еще парафина. Считайте, что это практика перед запеканием гуся.
- Значит, вы признаете, что не в силах справиться с ролью кухарки? – напуская на себя притворную суровость, спросил я. – Но знаете, поваренку придется чистить овощи да еще и мыть посуду после еды.
- Я подумал, что нам могут помочь мальчишки, - сказал Холмс. – Здесь им было бы гораздо теплее, чем если бы им пришлось искать укромный уголок возле церкви Святого Киприана. И у нас большие запасы овсянки, так что они будут обеспечены завтраком.
Холмс сел в кресло и откинулся назад , вполне довольный собой.
- А что будете делать вы, пока я с помощью мальчиков буду готовить ужин? – спросил я.
- О, я думаю, что вам все-таки понадобится моя помощь, - сказал Холмс беспечно, и изобразил что-то вроде поклона, после чего потянулся за своим альбомом с вырезками. – Но вы явно лучший повар, чем я, и поэтому я готов выполнять ваши распоряжения.
- И когда же на меня снизойдет такое блаженство? – спросил я, ибо случаи, когда Холмс позволял кому-то распоряжаться, можно было пересчитать по пальцам.
- Как только вам потребуется моя помощь, - сказал он, листая страницы своего альбома.
У меня было искушение прямо сейчас прервать его занятия, но потом я подумал, что лучше освежить в памяти инструкции миссис Битон и содержимое нашей кладовой, а уже потом отправить Холмса в бакалейную лавку и в булочную, дабы потратить последние из оставшихся у нас шиллингов. Поэтому я собрал на поднос посуду, оставшуюся после завтрака, и отнес его в кухню, чтобы разработать план действия, пока я буду мыть посуду.
Когда я вновь поднялся наверх с моим тщательно продуманным списком, то обнаружил Холмса спящим в кресле; голова его была откинута назад, а рот слегка приоткрыт. Надо отдать ему должное, когда я начал четким голосом отдавать команды , подобно сержанту, поучающему новобранцев, он вскочил на ноги, но тут явно сказалось то, что он мало спал минувшей ночью, потому что моему компаньону потребовалось добрых тридцать секунд, чтобы замереть по стойке «смирно» и отдать мне честь.
- Есть, капитан!
Я вручил ему свой список.
- Вот мой приказ, рядовой Холмс! – сказал я, стараясь играть свою роль так хорошо, как только мог, изо всех сил сдерживая улыбку. Холмс был не единственным человеком, кто мог сочетать различные метафоры. – А когда вы вернетесь, будете драить палубу.
Он вновь отдал мне честь, а затем бросил взгляд на мой список и его веселость несколько поубавилась.
- Что, без пудинга?
- Думаю, мы не можем себе это позволить, - ответил я. – Я даже не уверен в том, что вы можете купить все продукты из этого списка. Начинайте с самого начала и идите вниз по списку, а когда у вас закончатся деньги, остановитесь.
- Хлеб, лук, шалфей… вижу, что устриц здесь тоже нет.
- У нас нет ни лимонной цедры, ни щепотки мускатного ореха, чтобы приготовить их по тому рецепту.
Ни один Холмс сожалел о том, что мы не могли опробовать рецепт миссис Битон «пряных фаршированных устриц». Я собирался вскоре обратить внимание миссис Хадсон на страницу с этим рецептом, и на множество других весьма заманчивых рецептов.
- Масло. Только полфунта?
- Этого будет достаточно, если мы будем бережливы.
- Яблоки, картофель. Это будет настоящий пир, доктор, если вы намерены подать на стол гуся с картофельным пюре и яблочным соусом. Четверть фунта коринки и четыре апельсина? - Прочитав последние два пункта моего списка Холмс нахмурил брови. - Апельсины для мальчиков, да. На Рождество дети должны угощаться апельсинами. Но коринка? - он вопросительно посмотрел на меня.
- Чтобы что-то поджечь вместо рождественского пудинга, - сказал я. - У меня еще осталась четверть пинты бренди и мы могли бы сыграть в Львиный зев.
Кивнув мне, Холмс засунул мой список в карман.
- Это было бы интересно, - сказал он. - Я никогда в это не играл и полагаю, что эти мальчики тоже.
Настал мой черед удивляться. В нашей семье во время рождественских праздников мы традиционно играли в Львиный зев, и вкус горячих ягод, обрызганных бренди,, наряду с радостной уверенностью, что кому-то удастся выхватить угощение из огня, не обжигая пальцев, был для меня такой же частью Рождества, как плющ и омела. Но плюща и омелы у нас не было. Наша каминная полка была совсем пустой. Я решил, было, попросить Холмса найти какую-нибудь растительность для украшения нашего жилища, но тут же отказался от этой идеи. Я придумал кое-что получше.
- Возможно, я сделаю небольшой круг по парку, - сказал я Холмсу, когда он потянулся за шляпой, - хочу насладиться солнечными лучами, пока это возможно.
- Только поосторожнее, - бросил Холмс в своей обычной властной манере, а затем остановился на пороге, чтобы откланяться.- В этом случае, сэр, будьте осторожнее, - повторил он. Насмешливо приподнятая бровь сводила на нет всю его почтительность. - И если вы не желаете, чтобы вас застали на месте преступления, то я бы не советовал вам срезать ветки с кедров, что растут на самом виду!


В день Рождества я поднялся весьма неохотно, ибо из-за неуверенности и сомнений заснул лишь, когда уже было далеко за полночь. Холмс накануне вернулся домой гораздо позже, чем я того ожидал, и в результате моих неоднократных попыток подогреть его ужин, его голубь стал совсем несъедобным. Моя птица была несъедобной из-за того, что я не смог распознать и выбросить желчный пузырь этой несчастной птицы перед тем, как делать подливку из ее потрошков. В этом «миссис Битон» меня подвела, так как в ее рецепте было сказало просто «выпотрошить» птиц, а я не придал должного внимания тому, какие органы птиц могли бы подойти для этой подливы, а какие – нет. Когда я буду иметь дело с гусем, придется уделить этому большее внимание или отказаться от подливы.
Спустившись в гостиную, я увидел, что Холмс стоит на коленях перед камином, пытаясь раздуть угли. Накануне он согласился подать наш рождественский завтрак, ибо при нынешних обстоятельствах мы собирались есть только хлеб с джемом, и я видел, что завтрак уже ждал нас на столе.
Я быстро вытащил из кармана халата рождественский подарок для Холмса, и пока он еще был занят, поставил его возле его тарелки.
- Доброе утро, Холмс, - сказал я. – Счастливого вам Рождества.
- И вам счастливого Рождества, Уотсон, - сказал Холмс , поднимаясь и отряхивая руки об свои брюки. Он был далек от того, чтобы надеть «блестящий камзол», как поется в старинных песнях; Холмс надел костюм, который использовал для маскировки, когда желал походить на человека с дурной репутацией.
- Вы рано сегодня поднялись, - и он указал на окно, за которым еще только забрезжил сероватый рассвет.
- А вы еще раньше, - заметил я, выдвигая из-за стола свой стул. Я тут же увидел на нем сверток в коричневой бумаге, перевязанный синей лентой. – Что это?
- Плоды моих вчерашних трудов, - сказал Холмс. – И мальчиков. Вам нужно будет поблагодарить их. Они поют лучше меня.
Он подошел к столу и взял в руки мой подарок.
Трудно сказать, кто из нас развернул свой подарок первым, ибо мой крик «Чай!» прозвучал одновременно с возгласом Холмса «Табак!». Мы совершенно забыли поблагодарить друг друга, но чуть позже поделились друг с другом своими подарками.


К девяти часам мы были на кухне. Холмс занимался своими приготовлениями к ощипыванию гуся, а я украшал комнату похищенными мной зелеными хвойными ветками, когда в дверь позвонили. Я пошел открыть и обнаружил на пороге шестерых мальчишек из «Нерегулярного отряда с Бейкер-стирт», которые хором грянули «Слушайте, ангелы-вестники поют»* как раз в ту минуту, когда я открыл дверь. Холмс тоже подошел и слушал, стоя у меня за спиной. Когда мальчики закончили эту песню, они затянули «Остролист и плющ»**, а Уиггинс вытащил из-за спины ветку остролиста без ягод, и когда они допели, вручил ее мне.
- Вот, доктор. Мистер Холмс сказал, что в этом году у вас нет остролиста, вот мы вам ее и принесли. А еще нас интересует, могли бы мы позделиться обедом с Джимми и Билли, хоть они и не помогали нам, потому что разметали снег, а мы бы были не против поделиться с ними, если вы позволите.
Я посмотрел на Холмса, но он лишь слегка покачал головой, в знак того, что не несет никакой ответственности за ту просьбу мальчиков.
- Вы тут главный, дорогой друг, - проговорил он. – Вам и решать.
Я посмотрел на юного Смита и на Джонса, который был еще младше, и знал, что не смогу быть настолько жестокосердным, чтобы отказать им.
- Очень хорошо, мальчики, - сказал я, но затем, прежде чем начнется общее ликование, строго поднял палец и сказал. – Но только с одним условием. Все вы, абсолютно все, должны вымыться.
То, что мальчуганы стали совещаться прежде, чем согласились смыть свою грязь, которую считали чем-то вроде защиты, говорит о тех условиях, в которых живут бедняки. И процесс приготовления рождественского обеда, несомненно, несколько осложнился из-за этих шести мальчуганов, носящихся по кухне в рубашках Холмса, в то время как их собственная одежда висела на веревках, которые мы тут же натянули здесь для просушки. (Чего бы стоило мытье этих мальчиков, если бы мы не выстирали их одежду). Но когда столько помощников, то работа кажется легкой, и все они внесли свой вклад, как только мы покончили со стиркой. А работы было много, начиная с того, что надо было не только ощипать гуся, но и убрать потом все перья, или , к примеру, убрать куда-нибудь подальше все принадлежности для умывания перед тем, как начинать мыть и чистить овощи.
Холмс, верный нашему уговору, в основном выполнял мои указания, но ему легче было бы взлететь к потолку, чем удержаться от того, чтобы оказаться в центре внимания, демонстрируя свой метод удаления перьев при помощи парафина. Я был заинтересован так же, как и мальчики, и все мы зааплодировали, когда весь парафин треснул ,охлажденный погружением в таз с холодной водой , и перед нами предстал гусь, начисто лишенный перьев.
Затем я начал разделывать и потрошить гуся и настал мой черед быть центром общего внимания. Кое-кто из мальчиков , к моему удивлению, прекрасно разбирался в этих потрохах, выполняя такую работу в каких-нибудь благотворительных мероприятиях или в работных домах, и я велел им вычистить тушку, а сам называл для всех остальных ,как называются какие органы. На этот раз я удостоверился в том, что извлек желчный пузырь, но мне пришлось дать попробовать его кусочек юному Робинсону, который был сперва против такой расточительности.
Холмс тем временем, сверяясь с рецептурой миссис Битон, приготовил фарш. Он вслух читал указания о том, как рассечь грудную клетку птицы и набивать ее фаршем, а я действовал под его диктовку и вскоре наш гусь был уже готов к запеканию. Когда я поставил его в духовку, мальчики повеселели, да я и сам слегка приободрился.
Конечно, это был еще не конец моей работы, так как мне надо было приготовить еще подливку, яблочный соус и картофель, но сейчас к моим услугам были наши мальчуганы. Я дал им небольшие поручения – чистить и резать овощи, и попросил Холмса придумать , как можно занять их руки и умы, когда эта работа будет выполнена. Он принес нитки с иголками, чтобы зашить самые большие прорехи в одежде мальчишек. И к тому времени, когда я поставил на плиту последнюю кастрюлю, они были вполне заняты для того, чтобы галдеть. Юный Кларенс, обычно самый тихий из всех , оказался половчее других в качестве швеи, и когда я сел, чтобы выпить честно заработанную чашку чая, он запел «Я видел, как три корабля»***, и все мы подхватили и подпевали ему.
Как бы там ни прибеднялся Холмс, у него был прекрасный тенор, который прекрасно сочетался с высокими мальчишескими голосами. Мой собственный баритон был довольно хриплым. Я не пел рождественских песен с тех пор, как вернулся из Афганистана, я вообще не пел после битвы при Майванде и сейчас, когда мы пели одну песню за другой, старался, чтобы мой голос звучал не слишком громко. И так продолжалось пока мы не дошли до песни «Мы, три короля» , когда я пел один ****. Уиггинс спел о золотой короне, а Холмс о ладане, и мне осталось спеть о мирте, и хотя я без ошибки пропел все слова, мной овладели воспоминания, которые, мне кажется, были совсем не к месту на праздновании Рождества. И как только песня закончилась, я извинился и пошел помешать подливу и перевернуть гуся.
В подливу потребовалось еще долить воды, так же, как и в яблочный соус, а картофель был уже достаточно мягкий для того, чтобы сделать из него пюре. Но, когда я открыл духовку, то понял, что сковорода, которую я выбрал, оказалась слишком маленькой для того количества жира, который вытек из гуся. Я обернул руки полотенцем и стал вытаскивать ее, крикнув Холмсу, чтобы он достал другую сковороду.
Я недооценил неугомонность наших мальчишек, ибо трое из них вскочили со своих мест, вызвавшись вместо Холмса принести мне сковороду. Робинсон, оставшийся сидеть один на краю скамейки, каким-то образом перевесил и скамейка опрокинулась. Вскрикнув, он упал, покатившись мне под ноги. Я пытался не пролить на него горячий жир, но он перелился через мою руку на Робинсона и на самую середину пола. Другие мальчики, которые все еще были босиком, вскочили на стол, чтоб не обжечься, и перевернули бы и его, если бы с противоположной стороны Холмс не навалился на стол, чтобы уравновесить его. Его отброшенный в сторону стул упал, задев ведро, стоявшее поблизости, из которого высыпалась большая часть гусиных перьев, усеяв покрытый жиром пол.
Наверное, четверть жира все еще осталась в сковороде, и я поспешно поставил ее на плиту, чтобы снять с руки полотенце , пропитанное горячим жиром. Робинсон визжал, словно заколотый поросенок, поэтому я схватил его и потащил к раковине, где мы с ним опустили руки в холодную воду. Одновременно я крикнул всем остальным, чтобы они перестали шуметь и сели, и сделал это в таких выражениях, что до сих пор краснею, вспоминая об этом. Прямо в середине моей обличительной речи дверь открылась и на пороге появилась миссис Хадсон в пальто и шляпе, держа в руках упакованный рождественский пудинг.
Думаю, если бы мальчишки были одеты, они бы убежали. Я убежал бы и сам, если бы не был таким мокрым. Робинсон, корчившийся от боли в обожженном плече, все еще постанывал, но все остальные умолкли и застыли на месте, когда миссис Хадсон прошла вперед.
- Доктор, - сказала она, остановившись возле лужи жира. – Этот мальчик сильно пострадал?
- Нет, - сказал я, ибо не видел на его плече никаких вздувшихся волдырей. – С ним все будет в порядке.
- Хорошо. – Она обратила свой царственный взгляд к Холмсу. – А где Полли? – Если бы она кричала, то произвела бы не столь пугающее впечатление.
Холмс уже овладел собой и отвечал с такой самоуверенностью, словно не загораживал сейчас собой двоих мальчишек.
- В карантине. У ее брата оспа.
- Понятно. И давно?
Этот вопрос был обращен уже ко мне, а у меня не хватило силы духа ответить на него столь же безразлично.
- С того вечера, когда вы уехали, - сказал я. И зная, что если развивать эту мысль дальше, то последствия могут быть весьма гибельны, продолжал. – Мы думали, что лучше не беспокоить вас такими известиями.
- В конце концов, - бросился тут в бой Холмс, - мы два взрослых человека, вполне дееспособных.
Миссис Хадсон медленно перевела взгляд на висящую выстиранную одежду, а потом опустила его на жир с перьями на полу.
- И у нас была «Миссис Битон», - сказал я, указывая на книгу, и только тогда понял, что когда Холмс старался занять мальчиков, он был слишком занят, чтобы заглядывать в книгу и вовремя говорить мне, что делать дальше.
- Весьма полезная книга, - осторожно передвигаясь по кухне, Холмс подошел к духовке, и, открыв дверцу, продемонстрировал находившуюся внутри птицу. – И, как видите, наш гусь почти пропекся.
- Нет, мистер Холмс, - сказала миссис Хадсон, делая Брауну знак принести ей стул. Она села и начала вытаскивать булавки из своей шляпы. – Уж поверьте мне, ваш гусь пропекся полностью. Но так как я приехала, чтобы угостить вас пудингом, я позабочусь о том, чтобы вы все-таки смогли отведать и гуся.

*Слушайте, ангелы-вестники поют текст и перевод
www.amalgama-lab.com/songs/f/frank_sinatra/hark...
послушать песню здесь
music.yandex.ru/album/4145637/track/5594857

** Остролист и плющ текст песни здесь, перевод везде совершенно неадекватный
albumizer.ru/lyrics-baz-luhrman-the-holly-and-t...
Послушать здесь patefon.net/ivy-and-the-holly?nr=1

*** "Я видел, как три корабля" текст и перевод здесь
teksty-pesenok.ru/sting/tekst-pesni-i-saw-three...
Слушать здесь
zvooq.online/tracks/i-saw-three-ships?nr=1

****www.amalgama-lab.com/songs/7/78violet/we_three_... Песня "Мы,три короля" с переводом
слушать здесь
music.yandex.ru/album/4730543/track/37359431?fr...

Немного рождественской красоты

Очень бездарная суббота. Встала настолько поздно, что просто стыдно. Сказывается недосып, а ведь только из отпуска. И ничего путного пока не сделала.
Но чтоб как-то оправдать решила для начала выложить маленькое предисловие книги, рабочее название которой "Священные улики (ключи к разгадке) Евангелие от Шерлока Холмса" Автор Стивен Кендрик

Буду выкладывать понемногу, тем более, что язык тоже не совсем простой, а я отнюдь не богослов))

Введение

Божественные отпечатки

«Мы тянемся к чему-то. Мы что-то хватаем. А что остается у нас в руках под конец? Тень»
«Вы видите, но вы не наблюдаете»
«Моя профессия – знать то, чего не знают другие.»

Эти загадочные фразы легко могли бы исходить из уст какого-нибудь экзальтированного духовного наставника – их мог сообщить какой-нибудь восточный гуру, или, может быть, мистический священник, но определенно это был мудрец, пытающийся заставить своих слушателей избавиться от своего обычного восприятия действительности. Это высказывания того, кто приглашает вас к познанию духовных тайн.
Хотя вообще-то, это слова мистера Шерлока Холмса, первого в мире и самого известного частного детектива-консультанта, проживающего по адресу : Лондон, Бейкер-стрит, 221-б.
Да он неизвестный никому мудрец-теолог, этот лишенный эмоций логик!
Даже доктор Уотсон, достойный доверия друг сыщика, признавал, что Холмс был совершенно лишен каких бы то ни было чувств. Особенно, мысли о любви были «были ненавистны его холодному, точному, но удивительно уравновешенному уму. По-моему, он был самой совершенной мыслящей и наблюдающей машиной, какую когда-либо видел мир…»
Однако, все не совсем так, каким кажется на первый взгляд. Как и положено, когда речь идет о настоящей тайне. Как говорит Холмс : «Это дело темное».
Правда, Холмс показан, как совершенный скептик, которого нисколько не привлекают чары мистики; на протяжении четырех повестей и пятидесяти шести рассказов нигде нет указаний, что они с Уотсоном посещали церковную службу или демонстрировали хотя бы малейший интерес к религиозным организациям; а в заключении «Горбуна» Холмс даже признается, что «изрядно подзабыл Библию».(Тем не менее, то что он вспомнил о любовной тайне в истории Давида и Вирсавии в «первой или второй книге Царств» помогает ему раскрыть дело).
Несмотря на все это, перед нами духовной наставник, причем чрезвычайно мудрый. Помимо этого, в этих популярных таинственных историях, множество нитей к разгадке гораздо более важной тайны, общей тайны для всех нас. Как сказал Альберт Швейцер: « Как бы глубоко не проникли мы в суть вещей, мы всегда находим тайну. Жизнь и все, что ей сопутствует, непостижимо…»
На первый взгляд кажется невероятным, чтобы рассказы о Шерлоке Холмсе могли привести нас к неким несказанным тайнам этой жизни. Однако, я открыл в них интригующий путь к пониманию совершенно удивительной идеи: эти детективные рассказы можно рассматривать как искусно завуалированные притчи религиозного толка. В конце концов, если известный нам сыщик может раскрыть самые темные и надежно охраняемые тайны , таящиеся в самой глубине человеческого сердца, то возможно в этом таится проявление непостижимой воли Бога. Возможно, наконец, что это две стороны одной и той же загадки.

Искала информацию по поводу того, окончил Холмс Университет или бросил его, не доучившись. Нашла же я вот что.
Мартин Дэйкин в комментах по "Глории Скотт" пишет, пытаясь докопаться до точной даты, когда имели место события, описанные в этом рассказе:

"Если Холмс поступил в Университет, когда ему было около восемнадцати, то он должен был начать учиться в 1872 году. Сначала он говорит Уотсону о "тех двух годах, что он провел в колледже", но позже в "Обряде дома Месгрейвов" говорит уже о "последних годах пребывания в Университете", что подразумевает, что всего их было , по меньшей мере, три. И вероятно, в первом случае он имел в виду годы, проведенные там до того, как он сдружился с Тревором.
Мы знаем, что Холмс занимался активной практикой в течение двадцати трех лет и что на покой он ушел в 1903-м; вычитая оттуда годы Велкого хиатуса, мы заключаем, что практиковать он начал в 1877 году. Между его выходом (окончанием?) из Университета и началом практики не могло пройти много времени и судя по всему он пребывал в Университете четыре года с 1872 по 1876."

Ну и пользуясь указанием Холмса о первых двух годах, автор заключает, что дело "Глории Скотт" происходило летом 1874 года. О том же пишет и Барринг-Гоулд, который даже указывает точную дату 12 июля 1874 г. Читая сейчас его изложение дальнейших событий вижу, что автор "Трещины" буквально следует по следам Барринг-Гоулда относительно гнева отца на выбор Холмсом карьеры детектива и его дальнейших занятий в Бартсе.

Далее Барринг Гоулд со свойственной ему фантазией говорит, что не получив еще ученой степени в Оксфорде (и нигде бы то ни было еще), Холмс решил переметнуться в Кембридж и осенью 1874 он как раз там уже и изучал точные науки. И согласно этому автору Тревор был другом Холмса в Оксфорде, Месгрэйв же познакомился с ним в Кембридже. Но рассказ о Кембридже Барриг-Гоулд как-то резко прерывает и говорит уже о том времени, когда Холмс приехал в Лондон и далее уже идут времена Монтегю-стрит.
У меня кстати сложилось впечатление, что это с легкой руки Барринг-Гоулда пошла идея о незаконченном высшем образовании, но может, я и не права.
Так что университетский период Холмса все же тайна о семи печатях...

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Увидела это на тумблере.

В "Греческом переводчике" есть момент, когда Холмс и Уотсон понимают, что кто-то находится в их гостиной.и между ними возникает небольшое молчаливое соперничество за то, кто первый войдет и возможно первым столкнется с неизвестным врагом. Холмс направляется к двери первым, и когда Уотсон следует за ним, он делает ему знак оставаться на месте. Вместо этого, бросив на Холмса выразительный взгляд, Уотсон с солдатской готовностью практически загораживает собой дверную ручку. В ответ на это Холмс протягивает руку, и тем не менее, ловко обойдя Уотсона, проскальзывает внутрь первым. И таким образом они вот так взаимно защищают друг друга



Внизу подпись "protect your man"

Лицом к лицу

Хотел бы я сказать, что таким же образом прошло все лето, и что вновь присутствие мастера Майкрофта было майским шестом, вокруг которого крутилось все и вся в Хиллкрофт Хаусе. Хотел бы я сказать, что мастер Шерлок быстро пошел на поправку, окруженный сдержанной, но внимательной заботой его старшего брата. Как бы я хотел, чтобы все было по-другому, но это , увы, не так; и сейчас в этом гостиничном номере мне не остается ничего другого, кроме как с горечью поведать о подлинных событиях, последовавших одно за другим на той неделе.
В случившемся никак нельзя обвинить мастера Майкрофта, ибо он сделал все, что мог, даже если все стало еще хуже в результате его неустанных, однако совершенно бесплодных усилий изменить отношение отца к нему и к мастеру Шерлоку. Следующие два дня отец вновь впускал мастера Майкрофта в кабинет, хотя с каждым днем он выходил из себя все быстрее и все более яростно. Когда на третий день мастер Майкрофт вышел из кабинета, я услышал, как вслед ему неслось:
- И больше не возвращайся!
На четвертый день мастер Майкрофт уже не пытался разговаривать с отцом, а вместо этого встретился с отцом Меткалфом, когда этот джентльмен пришел, как обычно, навестить мистера Холмса; мистер Рут перестал приходить к нему, ибо даже его возмутил настрой мистера Холмса. Мастер Майкрофт рассказал отцу Меткалфу, что сказал ему отец во время их первого разговора, и как с тех пор еще более ухудшились их отношения. А затем он попросил совета, как ему дальше вести себя с отцом.
Отец Меткалф откинулся на спинку кресла.
- Знаете, я наблюдал такое и раньше, такое отклонение от нормы, что порождают горе и пристрастие к вину, полностью меняя и губя добрых джентльменов и даже порой добродетельных женщин. Мне всегда больно такое видеть и я призываю на помощь всю силу моей веры, чтобы не впасть в отчаяние от бед людских. – Священник наклонился вперед. – О, боже, вряд ли это то, что вы хотели бы услышать, дабы обрести душевное спокойствие. Простите меня, Майкрофт.
- Вы можете мне что-то посоветовать? – просто спросил его мальчик.
- Это деликатный вопрос, мой юный сэр. Однако, его дальнейшее пребывание в этом уединении никак не может способствовать примирению, как показали последние пять месяцев, и все ваши просьбы изменить свое поведение также оказались напрасными. Может быть, нужно принять какие-то радикальные меры.
Отец Меткалф задумчиво потер свой гладко выбритый подбородок.
- Например? – спросил мастер Майкрофт, заинтересованно наклоняясь вперед.
- Ну, я вот думаю, что случится, если вы просто приведете к нему вашего брата.
Это может разрушить эти абсурдные стены, что он возвел вокруг себя. Конечно, возможно, это ничего и не даст, а лишь возбудит его гнев, и столь явное отвержение Шерлока в его присутствии может причинить мальчику сильную боль. Но в то же время ваш брат и без того пребывает в смятенном состоянии духа. И, думается, юному Шерлоку уже терять нечего, но он может кое чего добиться от отца , будь на то Божья Воля.
- Вообще-то, отец Мекалф, я не слишком верующий человек, - признался мастер Майкрофт.
Священника это ничуть не обидело.
- Я понимаю. Однако, никто из нас не знает, чем могут кончиться подобные действия; и было бы нелишним обратиться к Господу с мольбой о помощи в столь трудном деле.
- Я подумаю о вашем совете.
Отец Меткалф потом сделал попытку повидаться с мистером Холмсом, но тот не впустил его к себе и священник не стал настаивать.
- Кажется, он сегодня не в настроении, - сказал этот добрый терпеливый человек, когда я подавал ему трость, шляпу и перчатки. Он пожал руку мастеру Майкрофту и сказал:
- Удачи вам, мой мальчик, и известите меня, если я буду вам нужен. Я бы очень хотел присутствовать при встрече, если бы вы решили привести к отцу юного Шерлока.
- Благодарю вас, отец мой. Но я бы предпочел, чтобы это оставалось частным семейным делом.
Отец Меткалф ушел , а мастер Майкрофт весь этот день и следующий серьезно обдумывал его предложение.
На пятый вечер после того, как мастер Шерлок ушел после ужина в свою спальню, мастер Майкрофт попросил нас с мистером Хэтуэем присоединиться к нему в гостиной.
- Хочу услышать, что думаете вы оба относительно предложения отца Меткалфа, - сказал он. – О том, чтобы привести Шерлока прямо в кабинет отца.
Мистеру Хэтуэю идея явно понравилась.
- А что нам терять? Мистер Холмс отвергнет сына? Так он делает это ежедневно на продолжении пяти месяцев. Правда, если мастер Шерлок услышит непосредственно из уст отца, что тот не хочет его видеть, это будет губительно для чувств мальчика… некоторое время. Но я думаю, не будет ли этот последний удар и ступенькой к выздоровлению, так как вся нервная энергия мастера Шерлока, сосредоточенная сейчас на его отце, может быть направлена тогда на исцеление и не будет растрачена впустую на ожидание того, чему, очевидно, не суждено произойти. И, конечно же, рядом с ним будете вы, мастер Майкрофт, поддерживая и направляя его, и я, и все остальные слуги, которые так любят мальчика.
- Видно, вы размышляли об этом , мистер Хэтуэй.
- Да, сэр.
- А вы , Брюстер? Что вы об этом думаете?
- Боюсь, сэр, мне недостает рассудительности, чтобы высказать достаточно продуманный довод. С одной стороны, я вижу, что мальчик хоть и медленно, но поправляется, благодаря мистеру Хэтуэю и его химической лаборатории. И я, конечно, согласен, что мастер Шерлок должен подумать о том, какая пропасть пролегла между ним и его отцом. Однако, я отнюдь бы не советовал приводить мальчика к отцу, ибо сейчас мысли и поступки мистера Холмса остаются для меня совершенно непостижимыми. Он стал для меня совершенно непредсказуем, для всех нас, смею сказать. И я бы совсем не хотел, чтобы обстановка в доме стала еще хуже в результате этого дерзкого плана, и хоть я и не представляю, что может быть еще хуже, но, возможно, оставить все так, как есть сейчас, все же было бы лучше, чем рискнуть изменить все в худшую сторону.
Мастер Майкрофт прислушивался к моим словам с гораздо большим уважением, чем они того, по моему мнению, заслуживали. Он встал и начал ходить взад и вперед по комнате, и его высокая полная фигура производила далеко не столь сильное впечатление, как серые пронзительные глубоко посаженные глаза, блистающие умом. Наконец, он снова сел.
- Вы оба изложили мне две очень важные точки зрения. Благодарю вас за это. Я пришел к выводу, что моя способность принимать верные решения найдет наиболее достойное применение в беспристрастных делах внутренней и внешней политики, где я смогу без особых усилий оценить различные идеи и предложения, и ясно увидеть, какой следует сделать выбор. Однако , в данном случае решение можно принять скорее интуитивно и надеяться, что по счастливому совпадению исход будет вполне отвечать нашим желаниям. Тут у меня нет никаких фактов или исторических данных, на которые можно было бы опереться, принимая решение. Вы оба указали различные аспекты этого дела, которые я также осознаю; и то, что у вас были схожие мысли, укрепило меня.
Возможно, я пожалею об этом решении, но если Шерлок согласится, то завтра мне хотелось бы отвести его к отцу. Возможно, это будет ужасной ошибкой, а, может быть, наоборот вновь вернет моему отцу отцовские чувства. Как я уже много раз говорил Шерлоку, большая ошибка строить теории, не имея никаких фактов; однако, личные отношения это такая сфера, где существуют лишь теории.
Он глубоко вздохнул.
- Что ж, посмотрим. И если вы молитесь, то был бы благодарен, если бы вы вознесли небесам молитвы за то, что может случиться завтра.
Мы встали, и мастер Майкрофт вышел из гостиной.
Мистер Хэтуэй тихо проговорил:
- Возможно, Господь будет завтра на их стороне.
Я от всего сердца разделял его упования.
Утром, после завтрака в комнате мастера Шерлока мастер Майкрофт попросил меня и мистера Хэтуэя остаться, пока он предложит свой план вниманию младшего брата. Мы с волнением подчинились его просьбе, и мастер Шерлок, сидя в постели, наблюдал за нами и сам немало встревоженный. Мастер Майкрофт сидел на стуле рядом с ним, а мы стояли в ногах кровати. На минуту мастер Майкрофт собрался с мыслями , а потом заговорил:
- Шерлок, у мистера Хэтуэя, Брюстера и меня есть одна идея и мы были бы рады, если бы ты высказал относительно ее свое мнение. Я говорил с отцом Меткалфом об отце, который становится все более агрессивным, когда я прихожу к нему узнать , не может ли он начать вновь с тобой общаться. Я не говорил тебе о специфике этих встреч, однако, позволь мне просто сказать, что вино отравило его разум и вселило в него смехотворные опасения и убеждения, и я не могу подобрать подходящих разумных слов, чтобы описать их.
Отец Меткалф предлагает, чтобы мы просто отвели тебя к отцу в надежде, что, увидев тебя, отец прозреет и вновь впустит тебя в свою жизнь. Шерлок, у нас нет никаких фактов, подтверждающих, что так все и будет, и вполне возможно, что нам придется столкнуться с тем, что отец отреагирует совсем не так, а напротив, прикажет тебе уйти или что-то в этом роде. Мы хотим знать, согласен ли ты действовать в соответствии с нашим планом или бы ты предпочел с ним не встречаться. Нас ни в коей мере не разочарует твое решение, каким бы оно ни было, ибо главным является лишь твое счастье, для этого собственно и задуман наш план. Если ты не хочешь предстать перед отцом, никто тебя не осудит. Прошу тебя, скажи, что ты обо всем этом думаешь.
Мастер Шерлок слушал речь своего брата с таким вниманием, словно кроме нее во всей Вселенной ничего не существовало. Когда мастер Майкрофт закончил, в комнате повисло молчание, так как мы ждали, что скажет мальчик.
- Мне бы хотелось увидеть папу, - сказал он через минуту. – Мне нужно знать.
Мастер Майкрофт быстро нам кивнул.
- Что ж, очень хорошо. Мы пойдем к нему через час, Шерлок, и думаю, что тебе лучше одеться.
- Я оденусь , Майкрофт.
- Хорошо. Значит, собираемся внизу у лестницы через час, договорились?
Если бы он предложил сделать это через два часа, то думаю, у меня внутри все бы превратилось в камень. Я и так сожалел, что мы решили посетить мистера Холмса после завтрака, и яичница с тостами, которые я съел, ощущались у меня в желудке весьма некомфортно. Я сообщил остальным слугам о том, что должно произойти и сделал глоток бренди, которое прятала в буфетной миссис Уинтерс, говоря, что это прекрасное желудочное средство. После этого я почувствовал себя лучше и в ожидании назначенного часа стал бесцельно ходить по дому, пытаясь прибраться.
Мастер Шерлок был умыт, одет во все лучшее и его волосы также были приведены в идеальный порядок. Ростом он был четырех футов и находился на пути к тому, чтобы в шестнадцатилетнем возрасте достигнуть шести футов роста, как его брат. Их сходство заключалось в черных волосах и пронзительном взгляде серых глаз. Однако, мальчик был так худощав, что я сомневался, что он весил хоть на фунт больше тех семидесяти пяти фунтов, которые весил его брат в свои четыре года, а теперь превзошел этот вес более, чем вдвое. Мне казалось, что их тела были не просто генетическим выражением рода Холмсов в мастере Майкрофте и Верне в мастере Шерлоке, возможно, они были также физическим воплощением уникальной индивидуальности каждого; мастер Майкрофт прочно стоящий на земле, уверенный в могучей силе своего ума, и мастер Шерлок, такой хрупкий сейчас в результате борьбы, которую он вел со своей врожденной чувствительностью.
Как только мы все собрались, мастер Майкрофт спросил: «Вы готовы?»и ,кивнув головами в ответ, мы пошли по коридору к двери кабинета мистера Холмса.
Мастер Майкрофт не стал стучать, а просто вытащил из кармана главный ключ, быстрым движением отпер дверь и распахнул ее. Мне кажется, что в тот момент сердце мастера Шерлока вообще не билось, таким бледным было его лицо. Все, как один, мы вошли в комнату, в которой царил хаос, который невозможно описать, и просто встали возле двери. Мастер Майкрофт был впереди, справа от него стоял мастер Шерлок , а за ними стояли мы с мистером Хэтуэем. Каким-то третьим чувством я осознавал, что другие слуги толпились в коридоре, дабы иметь возможность что-то услышать – боюсь, я служил им довольно скверным примером.
Услышав, что мы вошли, мистер Холмс, сидевший за столом, склонив голову на руки, повернулся к нам, открыв глаза. Его заторможенному мозгу потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что означает наше присутствие, а затем он вскочил так молниеносно, словно под ним загорелся стул, и вскочив , он яростно отшвырнул его.
Мастер Майкрофт поспешил заговорить первым:
- Отец, мы подумали, что, так как ты не в состоянии прийти к Шерлоку, мы можем привести его к тебе.
Я подошел и встал справа от мастера Шерлока ; мальчик то смотрел на отца, то не отрывал глаз от пола, его взгляд так и перебегал то туда, то сюда. Он стоял как вкопанный, прямой и безгласный. Мы ждали ответа от мистера Холмса, не смея дышать. В одно мгновение все наши страстные надежды рухнули. От этого ужасного разочарования мне стало дурно.
- Как ты посмел. Как посмел! Я сказал тебе, что не желаю его видеть. Я велел тебе не приходить сюда.
Я уверен, что от каждого сказанного мистером Холмсом слова сердце его сына разрывалось на части.
- Как ты посмел выказать мне столь явное неподчинение, да еще к тому же на глазах у слуг!
- Отец, ну, разве ты не можешь хотя бы поздороваться с твоим младшим сыном, которого еще недавно ты так любил? – воскликнул мастер Майкрофт, и в его голосе прозвучала смесь гнева и безнадежности. Он опустил правую руку на плечо младшего брата.
Мистер Холмс побагровел.
- Ты самонадеянный, несносный мальчишка! – крикнул он мастеру Майкрофту.
Он направился к нам, и я увидел, как напрягся мастер Майкрофт, словно готовился защищать себя или брата. В своем гневе мистер Холмс казался совершено безумным; крича, он брызгал слюной и гневно размахивал руками.
- Неужели ты никогда не подчинишься моим приказам? Я, что, твой слуга, которым ты командуешь, как пожелаешь, или ты считаешь меня просто невежественным болваном, на которого можно не обращать внимание? Я твой отец, черт возьми! И я уже достаточно терпел твою дерзость! Каждый день я выслушиваю твои настойчивые требования делать то, что хочешь ты. Каждый день я говорю, чтобы ты ушел и оставил меня в покое. С этого момента я положу конец твоему вмешательству в мои дела. Я всегда был слишком снисходителен к тебе и к твоему неестественному уму – теперь этому пришел конец. Ты вывел меня из терпения, Майкрофт, и ощутишь на своей шкуре последствия этого. Отныне мое слово будет законом, и разговор окончен.
Мастер Майкрофт поспешил успокоить отца. Через секунду все пошло не так.
- Отец, я сожалею…
-Замолчи! – вскричал мистер Холмс.
Я испугался, что его прямо на месте хватит удар; и, оглядываясь назад, можно сказать, что так было бы лучше. Но, нет, он продолжал свою безумную, неудержимую обличительную речь. Все мы замерли на месте в ужасе от его ярости.
- Я преподнесу тебе один подарок, Майкрофт, перед тем, как заставлю тебя подчиниться своей отцовской воле. Ты хочешь, чтоб я поздоровался с Шерлоком? – Он встал лицом к лицу со своим старшим сыном. – Хочешь? Хочешь?
Мастер Майкрофт ответил на злобный взгляд отца своим пронизывающим взглядом , прищурив глаза, он стиснул зубы, но ничего не ответил.
Мистер Холмс опустился на колени перед мастером Шерлоком, который закрыл глаза, как только его отец начал кричать.
- Здравствуй, Шерлок, - сказал он с жестокой улыбкой. – Ну, как ты? Взял еще кого-нибудь с собой на прогулку? Я не хотел тебя видеть, но ты здесь. И, как обычно, плачешь.
Мастер Майкрофт не мог больше терпеть. Он схватил отца за рубашку, заставив его встать.
- Оставь Шерлока в покое! Да что с тобой? В кого ты превратился?
Мистер Холмс пытался вырваться из рук сына, но тот держал его крепко, толкая назад, пока они не уперлись в стол. Тогда мастер Майкрофт резко его отпустил.
- Что с тобой произошло, несчастный, больной человек? – сказал он, качая головой. – Твоя скорбь – это одно, но это, это непростительно.
Страшно было видеть гнев мистера Холмса, все его тело содрогалось от ярости.
- Убирайся! Убирайся! Убирайся! – закричал он, указывая на дверь. – Убирайся из моего дома и больше не возвращайся. Никогда! Я навсегда изгоняю тебя отсюда. Я твой отец; у меня есть власть и право. Даю тебе один день, чтобы покинуть этот дом, и я приказываю тебе никогда больше здесь не появляться. Если ты не уедешь в течение дня, я вышвырну тебя отсюда, тебя арестуют за проникновение в дом или я сам застрелю тебя. – Он начал задыхаться. И его крик стал больше похож на рычание. – Убирайся из этого дома.
Мастер Майкрофт был поражен этими словами, но когда он заговорил, его голос не выдал той бури эмоций, которую он должно быть испытывал.
- Я возьму Шерлока с собой.
- Шерлок останется здесь, - ответил его отец, полагаю, из чистого своеволия.
- Почему?
- Потому что я так сказал. Уезжай один и ты получишь средства для оплаты своего обучения и на свое содержание; возьмешь с собой брата и ты отныне будешь лишен финансовой поддержки. А теперь собирай свои вещи и уезжай. Куда угодно. Пусть эльфы подскажут тебе , куда идти, - усмехнулся он.
Мастер Майкрофт выпрямился, затем повернулся и шагнул к нам.
- Пойдемте, - сказал он.
Мы с мистером Хэтуэем сделали движение к выходу, и когда стало очевидно, что мастер Шерлок не в состоянии сдвинуться с места, мастер Майкрофт мягко подтолкнул его вперед, крепко держа за руку и увлекая за собой.
- Брюстер, - окликнул меня мистер Холмс.
Я в ужасе остановился; может быть, мне тоже будет приказано уехать? Я повернулся, стараясь сохранять самый равнодушный вид, на какой только был способен.
- Сэр?
- Пусть мистер Гофф даст Майкрофту двести фунтов. Затем дайте ему расчет. Я снова буду сам управлять этим поместьем. Последнее слово останется за мной.
- Как пожелаете, сэр.
Я вышел и закрыл за собой дверь. Я увидел, что все ждут меня в коридоре, и я сообщил им то, что сказал мне мистер Холмс. Мастер Майкрофт был все так же мрачен, хотя он и сказал:
- Может быть, все это к лучшему. Если он перестанет пить, - и он добавил – Пойдемте наверх.
Весь оставшийся день все в доме пребывали в ужасной растерянности. Никто из нас и подумать не мог, что результатом этого разговора будет окончательный разрыв между мастером Майкрофтом и его отцом.
Мастер Майкрофт привел брата в спальню и положил на кровать, сняв с него обувь. Затем сел рядом и ничего не говорил до тех пор, пока у мальчика не перестали течь слезы. Затем мастер Майкрофт начал заверять брата, что они постоянно будут переписываться, и он всегда будет сообщать ему, где находится. Он просил брата продолжать его химические эксперименты и возобновить свои занятия, а также вновь начать играть на скрипке. Это был единственный способ, повторял он снова и снова, избавиться от боли и отчаяния его меланхолии.
- Послушай меня, Шерлок, - еще раз сказал он. – Ты вечно хочешь чувствовать себя подобным образом? Ты обещал никогда не лишать себя жизни, и я знаю, что ты верен своему слову; но неужели ты хочешь прожить всю жизнь в этом ужасном депрессивном состоянии? Только твой ум способен оттеснить твои эмоции; воспользуйся им, чтобы сделать свою жизнь, достойной того, чтобы прожить ее. Я уже не раз говорил это, и каждый раз я признаю это все с большим пылом. Я надеюсь, что однажды ты поймешь, что это твой единственный шанс. Обещай мне, что ты, по крайней мере, попытаешься – мистер Хэтуэй поможет тебе; Брюстер поможет тебе; все остальные слуги любят тебя и сделают для тебя все, что в их силах. Ты не один. Борись с этой апатией; наградой тебе будет приподнятое настроение и бодрость духа.
Мастер Шерлок ничего не сказал. Его брат откинулся на спинку стула, закрыл глаз и потер лоб. И тут с кровати прозвучал тихий голос:
- Я постараюсь, Майкрофт. Я , правда, постараюсь в этот раз. Я не смогу так жить.
Мастер Майкрофт смотрел на брата, и мне показалось, что его глаза слегка увлажнились, но после того как он пару раз моргнул, они были уже совершенно сухими.
- Это поможет, обещаю тебе. Напиши мне о своих успехах.
- С тобой все будет хорошо?
- Да, все будет отлично. Вероятно, лучше, чем у тебя. Отец дал мне большую сумму, гораздо большую, чем я мог рассчитывать, учитывая, что он оплатит и мое обучение и проживание. Возможно, для него не все потеряно – я бы не удивился, если бы он ограничился гораздо меньшей суммой. Я некоторое время проведу в Лондоне, а затем вернусь в школу и найду себе жилье. У меня не так много нужд, в основном, это еда и книги. Этих двухсот фунтов мне запросто хватит на пару лет. – Он улыбнулся. – Я рад, что могу говорить об этом с тобой. – Я перевел это для себя как «Я рад, что от горя ты не впал в состояние полной бесчувственности.» - Думаю, это доброе предзнаменование.
- Я постараюсь, - повторил мальчик. – Я постараюсь больше не плакать.
« Как обычно, плачешь» - никогда еще мне не приходилось слышать более жестоких слов. Но меня удивило, как быстро мальчик оправился от всего, что испытал в кабинете своего отца. То, что он вообще был в состоянии говорить, было хорошим знаком, подумалось мне. Конечно, мы знали, что возможно, его отец не встретил бы его распростертыми объятиями и поцелуями; у мастера Шерлока было пять месяцев, чтобы понять, что, возможно, отец полностью отдалился от него. Может быть, мистер Хэтуэй был прав, и теперь, когда мальчик твердо знал, что отец к нему совершенно равнодушен, он понял, что может жить с этим дальше, с помощью всех нас и опираясь на свои дарования.
- Ну, то, что отец отказал от места мистеру Гоффу, по крайней мере, слегка воодушевило слуг, - сказал мастер Майкрофт. – Увидим, как отец будет управлять поместьем и делам фабрики самостоятельно. Это может иметь довольно губительные последствия, если он не станет меньше пить, или может быть, ответственность, необходимая для ведения хозяйства, поможет ему вернуться к нормальной жизни. Если так будет, все может измениться к лучшему. – Мастер Майкрофт нахмурился. – Однако, только что выяснилось и стало болезненно очевидным, что в подобных ситуациях я не в состоянии делать верные выводы об ответах своих оппонентов. Нам придется ждать , что будет дальше. А тем временем я должен ограничиться теми областями, где можно собирать факты и логически их обосновывать – и тебе, Шерлок, рекомендую последовать моему примеру. Наш мозг требует конкретных фактов, чтобы функционировать в полную силу; предположения и догадки – подлинное проклятие для точности наших интеллектов.
Мальчик вытер глаза рукой.
- Майкрофт, - прошептал он. – У меня есть еще один вопрос.
- Какой, Шерлок?
- Ты тоже считаешь меня виновным в смерти мамы?
Мастер Майкрофт смотрел на него несколько секунд, а потом встал и присел на постель младшего брата. Он поднял руку, чтобы положить на ногу мальчика, на какую-то секунду его рука замерла в воздухе, но потом он все же неловко опустил ее на ногу Шерлока.
- Шерлок, мой дорогой брат… конечно же, нет. Ты так же неповинен в ее смерти, как капли дождя, которые падают на землю, чтоб питать ее, и так же они упали и на нашу мать. Я никогда не считал тебя виноватым в ее кончине и никогда не буду. Слова, вырвавшиеся у отца, были сказаны сломленным человеком с мозгом, отравленным алкоголем. Выбрось это из головы.
- Я бы выбросил, - пробормотал мальчик, - если бы отчасти не считал так и сам.
- Ты с таким же успехом мог бы поверить в то, что земля плоская или в то, что существуют вампиры. Ты очень ее любил. Ты никогда бы не помыслил причинить ей вред. Ты неповинен в ее смерти.
- Я хотел бы верить в это. О, боже, Майкрофт – я так по ней скучаю – по ним обоим. Почему все так произошло ? – Мальчик закрыл лицо руками, затем убрал их и бросил встревоженный взгляд на брата. –Умственная работа поможет мне избавиться от этого ужасного чувства вины и гнетущей депрессии?
- Я не знаю, насчет избавления, Шерлок. Но используй свои способности ,и чувство вины и депрессия все меньше и меньше будут омрачать твою душу. Сделай это; это поможет.
- Я клянусь, что сделаю все, что в моих силах.
Мастер Майкрофт несколько раз похлопал брата по ноге, и легкая улыбка несколько смягчила его лицо.
- Хорошо, - сказал он. – Это хорошо.
Остаток дня мастер Майкрофт прощался с остальными слугами и в том числе с Денкинсом и Уилкоксом. Мы вместе с ним рассчитали мистера Гоффа, который перед этим выдал ему чек на двести фунтов; управляющему было выплачено шестимесячное жалованье, как и было обещано. Затем мастер Майкрофт упаковал свои вещи и провел все оставшееся время с младшим братом, которого он заставил войти в кабинет и заняться химическими опытами.
Я восхищался уравновешенностью мастера Майкрофта и его хладнокровием в тот самый вечер, когда он был изгнан из своего дома и из своей семьи. Он скрывал свои чувства за практичными словами, когда он анализировал происшедшее, и такое стоическое поведение казалось удавалось ему без малейших усилий. Можно было подумать, что отец просто отправлял его в лаву купить новую ручку. Порой, в течение дня, порыв эмоций охватывал его младшего брата, на мгновение парализуя его.
- Но мы даже не отпраздновали твой день рождения!
Но хватало всего нескольких слов поощрения, и мастеру Майкрофту удавалось восстановить душевное спокойствие брата.
Так прошел день; за ужином ели мало, он проходил в гостиной, там присутствовали все слуги, не было лишь мистера Холмса. Разговаривали также мало, но атмосфера была очень комфортной, ибо все мы были вместе. После ужина мистер Хэтуэй, мальчики и я вернулись в спальню мастера Шерлока, где старший брат разгадывал с ним ребусы, пока не настала пора ложиться спать. Уверен, что ни один из нас в ту ночь не сомкнул глаз, кроме, разве что, того, кто был изгнан из отчего дома.

Не очень часто пишу про себя. Но сегодня решила оставить запись про сны этого утра.
Не знаю, в чем точно дело. Может, последнее время я совершенно выбилась из сил, потому что в транспорте засыпала так, что даже этого не чувствовала. И сказала себе, что в первые дни отпуска буду спать без зазрения совести. А за время короткого ночного сна последние дни чувствовала, что снится что-то интересное, но за 4 часа хрен поймешь, что это было.
И вот сегодня... Проснулась то, главное, в 8-00, подошла к окну, сказала себе,что таки не спится, когда можно спать, опять легла.
Спала после этого 3 часа. Это был сон о моих потерях, вернее, словно я получила назад то, что потеряла. Мне кажется, вот так, наверное, может быть по ту сторону жизни.
Там была куча всего, но запомнилось, наверное, лишь главное. Кажется, там был и отец, и довольно благосклонный, а то он может быть и недовольным. И , кажется, где-то даже мать, что вполне понятно, да к тому же она вчера еще и набросилась на меня с очередным обвинением, что я ножом порезала книжные полки, и она за это разобьет мой ноут. Но это уже к слову. Прошу пардона за откровенность.
Любимый мужчина, Мишка, напишем как есть. Мы сидели за столом, практически во главе стола, и судя по мыслям, которые мелькали у меня в голове(у меня во сне еще и мысли мелькали)) ), это была наша свадьба. А мысли были: этого не может быть. Это было так по настоящему, а я думала о том, что фигура у меня уже не та)) И это было очень долго. И очень осязаемо.
А потом подруга, с которой меня практически развели. Мы так долго говорили с ней, так душевно. И характерно, что я сказала ей: Представляешь,я сейчас Мишку видела. Она его не знала никогда, только по моим рассказам.
Проснулась офигевшая. Обалдела от того, как долго спала, но я, наверное, уже взрослая девочка, не было тоски и сожаления о том, что все это только во сне. Счастлива, что запомнила все это.

Мастер Шерлок и мистер Хэтуэй

Отъезд мастера Майкрофта был довольно обыденным делом, хотя для слуг он оказался довольно болезненным, а уж для его брата, полагаю, еще того пуще. Он попрощался с отцом в его кабинете, затем со слугами, мистером Хэтуэем и мистером Гоффом, и еще раз со мной. Полчаса он провел в комнате брата, а когда вышел оттуда, было заметно, как крепко он стиснул зубы. Он попросил мистера Хэтуэя пойти к мастеру Шерлоку, медленно спустился вниз, сел в экипаж, Уилкокс взмахнул кнутом, и мастер Майкрофт уехал.
Следующие два дня прошли гладко.
На третий день, рано утром, перед завтраком, я не смог поверить своим глазам, когда увидел, как по холлу нетвердой походкой ко мне направляется мистер Холмс, держа в руке пустую бутылку. Он привалился к стене, но затем выпрямился, как это свойственно подвыпившим людям, пытаясь держаться с достоинством, что в корне противоречило тому состоянию, в котором он находился.
Он наклонился ко мне и прошептал с видом заговорщика:
- Так Майкрофт уехал, да?
- Да, сэр, он вернулся в Итон, - ответил я, слегка опешив.
- Он умен, этот малый, и хитер.
Он похлопал себя по голове и тихо срыгнул.
Мое сердце разрывалось на части от жалости к нему.
- Те джентльмены все еще здесь?
Прошло только три дня.
- Да, сэр.
- Их нанял Майкрофт, а?
- Да.
- Он хитер. Лучше держаться от него подальше. Очень может быть, что им управляют эльфы; нельзя приписывать все одной лишь наследственности Верне.
Я ничего не сказал. Всего год назад, во время празднования дня рождения мастера Шерлока, мистер Холмс не стал никому говорить, что он думает о причине гениальности своих сыновей. Я расстроился, услышав, какой у него странный на это взгляд и как он несправедлив к мастеру Майкрофту. Оглядываясь назад, я теперь понимаю, что алкоголь уже разрушал разум мистера Холмса и те зарождавшиеся подозрения были предвестниками будущих клеветнических измышлений и конфликтов с ни в чем не повинным мальчиком.
Мистер Холмс стал оглядывать холл, словно он никогда не был здесь прежде; он шатался и держался рукой за стену, чтобы обрести устойчивость. Я бы отдал свою правую руку, чтоб только услышать, что он беспокоится о мастере Шерлоке.
- Думаю, Брюстер, мне надо принять ванну. Согрейте мне воды.
Я бы сделал это с большой радостью. Страшно сказать, но он не мылся со дня кончины своей сестры, а с тех пор миновала уже не одна неделя.
- Конечно, сэр.
Не говоря уже о том, что ему давно было пора принять ванну, путь в ванную комнату лежал мимо комнаты мастера Шерлока.
- Вот, - он протянул мне бутылку. – Принесите еще этого вина. Оно отличное и от него нет изжоги. Я подожду в утренней комнате.
Он проковылял туда и тяжело опустился на диван.
Элиза уже развела там огонь и теперь чистила каминную решетку в гостиной перед тем, как растопить камин и там. Я отправил ее приготовить ванну для мистера Холмса, который откинувшись назад, захрапел. Я осторожно разбудил его и протянул ему чашку чая. Я принял самый бесстрастный вид и спросил:
- Мне сказать мастеру Шерлоку, что сейчас к нему зайдет отец?
Мистер Холмс поставил пустую чашку на блюдце.
- Нет, - сказал он.
И тут я чуть было не совершил самую большую ошибку в своей жизни.
- Но, сэр, - выпалил я, - вы нужны ему!
Только благодаря моей долгой преданной службе, он не выгнал меня в ту же минуту, а лишь пришел в ярость.
- Да как вы смеете так со мной говорить! – проревел он.
Тут он полностью сник и говорил так, словно не спал несколько месяцев, его речь была ровной, лишенной каких бы то ни было интонаций.
- Он нуждается во мне? Он пугает меня, Брюстер! Мне нечего дать ему. – Он сделал паузу, качая головой взад и вперед. – Он напоминает мне о моей жене и сестре. И он слишком похож на Майкрофта, которому я никогда не доверял. Они стоят за гранью реальности, один твердый, как кирпич, другой – весь в слезах. От их необычности меня охватывает озноб и кажется, что это мое проклятие. Я больше не хочу их знать. Нет, нет. Я просто не могу его видеть. – Он откинулся назад и закрыл глаза. – Мне привиделось, что Шерлок тянул меня в зияющую пропасть и мы лежали там на дне и кругом раздавались вопли точно из Ада, а я выбрался оттуда по лестнице из бутылок. Наверное, это был сон. Вино – пастырь мой; и я ни в чем не буду нуждаться. Я ненавижу этот мир, Брюстер, и его ложные надежды. Этот Хэтуэй – все , что нужно Шерлоку. И , кроме того, если бы мальчик не повел ее тогда на прогулку…
Он не сознавал, что из его воспаленных глаз текут слезы, пока влага не достигла его губ, тогда он сердито вытер лицо.
- Такой же, как и он, о,проклятие, он точно такой же. - Он наклонился вперед, упершись локтями в колени, и опустив голову на руки. – Мне нужно выпить.
Я стоял на месте , как вкопанный. Тут послышался его приглушенный голос.
- Брюстер, вам нравится мистер Хэтуэй?
- Да, сэр.
- Он… заботится о Шерлоке?
- Да.
Но, сказал я себе, он не его отец.
- Оставьте меня, пока не будет готова ванна. И никогда больше не говорите об этом со мной.
Я сделал, как мне было велено.


В последующие месяцы то все шло хорошо, то очень плохо. Теперь, когда мастер Майкрофт вернулся в школу, мистер Холмс надолго оставлял свой кабинет, хотя он по-прежнему оставался его главным убежищем. Было совершенно очевидно, что он смотрит на старшего сына с подозрением, ибо целые дни напролет он предавался рассуждениям о мастере Майкрофте и мотивах его поступков, пренебрежительно отзываясь о нем и умаляя его достижения.
- Что он хочет, Брюстер? – спросил он меня как-то про мастера Майкрофта, когда он сидел в библиотеке и пил свой виски.
- Чтобы вы и мастер Шерлок снова были счастливы и здоровы, - ответил я.
- Счастье Майкрофта зависит от его ума, а не от его сердца. Он ведь не любит, он разрабатывает план, - с издевкой сказал мистер Холмс. – Всегда он был замкнутым, погруженным в свои размышления. Боюсь, он планирует низвергнуть меня, возможно, при участии мистера Гоффа.
Я ничего не сказал. Я понял, как мало он фактически знал мастера Майкрофта, и как то малое, что он знал, было запутано вероломным воздействием его замутненного вином рассудка. Я хотел сказать ему, как рыдал мастер Майкрофт после смерти матери, но не мог. Это была наша с мастером Майкрофтом тайна, и я не хотел рушить эту связь между нами , рассказав об этом без его позволения. Возможно, это также было ошибкой, иногда бывает очень трудно решить, как лучше поступить, поэтому я просто промолчал.
Выйдя из кабинета, мистер Холмс бесцельно бродил по дому, очень часто опутанный сетями своего алкогольного дурмана. Он мог часами сидеть в библиотеке или в гостиной с неизменной бутылкой или стаканом. Он редко бывал совершенно трезв, а если такое и случалось, то продолжалось это не долго. Когда он в первый раз после длительного перерыва появился в конюшне, Уилкокс пытался отговорить его от езды верхом, но он сердито пресек все его уговоры и уехал; к нашему облегчению он не упал.
Отец Меткалф и мистер Рут заходили к нему, как и обещали, пару раз в неделю, обычно по одному, но случалось, что приходили и вместе. Но мистер Холмс не желал участвовать в разговоре, не желал обсуждать свое пристрастие к выпивке, не желал навещать сына, не хотел играть в карты и был не в состоянии играть в шахматы. Он мог бы пойти прогуляться, хотя за последний год ревматизм стал беспокоить его гораздо сильнее, и у него не было желания для долгих прогулок. Я был бесконечно благодарен двум этим джентльменам за их неустанную настойчивость, ибо их визиты мистер Холмс часто встречал в штыки, однако они неизменно приходили снова и снова. Казалось, что сначала мистер Холмс нуждался в их обществе, ибо он не отвергал их, когда они приходили, однако, что-то удерживало его от того, чтобы принять их целительную дружбу. Мне кажется, это была осторожность, желание избежать боли потери – если бы они перестали приходить к нему или же, также бы, умерли.
Мистер Холмс стал демонстрировать свой гнев в мелочах, к примеру, отталкивая Уилкокса; требуя что-то резким и грубым тоном с мрачным нахмуренным выражением лица. Только мистер Гофф не стал жертвой его неудовольствия; он бы непосредственным представителем мастера Майкрофта, чьи воображаемые махинации все еще, как яд, пропитывали мысли мистера Холмса; он избегал управляющего и провожал его подозрительным взглядом. Очень часто мистер Холмс старался избегать встреч с мистером Гоффом и шел в библиотеку лишь, когда мистер Гофф отправлялся с визитом на какую-нибудь ферму или находился в другой части дома. Ел он, по-прежнему уединившись в своем кабинете, и к сыну своему все также не заходил.
Мастер Шерлок пытался преодолеть свою депрессию, но для мальчика это было нелегко. Менее, чем за два года он потерял свою мать – и чувство вины все висело камнем на его совести – и тетю, а отец пал жертвой своего ужасного порока. Я уверен, что через дверь спальни мальчик слышал, как его отец ходит по дому и, должно быть, для него было невыносимо, что тот ни разу не постучался в его дверь. Мастер Шерлок оставался в своей комнате два долгих месяца и теперь рядом с ним был мистер Хэтуэй.
Все мы считали, что прогулки под ярким весенним солнцем пошли бы ему на пользу, но у мальчика не было никакого желания выходить из комнаты, и никто его не заставлял. Мистер Хэтуэй читал ему ребусы, которые он разгадывал, играл с ним в шахматы и просто ему читал. Мистер Хэтуэй выписывал газеты из Йорка и Лондона и читал мальчику про различные совершенные преступления и про преступников; он определенно выполнял свою домашнюю работу, заданную ему мастером Майкрофтом. Порой он тихо разговаривал с мастером Шерлоком или просто часами сидел с ним рядом, когда мальчик не отрывал глаз от окна.
Скрипка мастера Шерлока лежала нетронутая на его туалетном столике. Сначала, его ничто, казалось, не волновало, хотя он и интересовался криминальными новостями. Слова его брата, что его разум поможет ему преодолеть эмоциональные страдания, казалось, были обречены на неудачу, побежденные его внутренней опустошенностью. Мастер Шерлок уже слышал от брата нечто подобное после смерти матери, но справиться с горестными переживаниями ему тогда помогла любовь тети, для него это было более естественно. Теперь, когда она тоже покинула его, а отца не было рядом, мальчик был погружен в печаль, и чтобы вернуться к жизни, ему надо было научиться сосредоточиться на работе своего гениального ума, а не на чувствах.
Как-то раз мистер Хэтуэй сказал, чтобы я принес в кабинет мальчика те ящики, что он привез с собой и которые мы осторожно хранили в комнате на третьем этаже. Я выполнил его просьбу, сгорая от любопытства. Он протер большой стол, который стоял в центре комнаты между письменными столами мастера Майкрофта и мастера Шерлока, убрал с него все бумаги и книги и положил их на стол мастера Шерлока, где и так царил беспорядок и с их появлением там ничего не изменилось. Затем он распаковал ящики, и выставил на стол большие и маленькие стеклянные сосуды разной формы, трубки, резиновые пробки, зажимы, маленькие ложечки, весы, круглые масляные лампы и пузырьки с химикалиями. С одной стороны он привинтил трубку, с другой поставил стеклянную стойку, и вот уже была полностью готова маленькая лаборатория. На стулья он положил схемы и диаграммы, а записные книжки на пустой стол мастера Майкрофта. В других ящиках были книги, о чем свидетельствовала моя разболевшаяся спина.
- Ну, что вы думаете? – спросил мистер Хэтуэй, гордо глядя на стол, точно перед ним был его сын, готовящийся к королевской аудиенции.
- Это… впечатляет. Вы собираетесь познакомить мастера Шерлока с работой этих сложных приборов?
- Да, чтобы занять его ум изучением, заметьте, совершенно безопасным, различных химических реакций.
-Вот как, - сказал я, кивая, завороженный видом цветных жидкостей и соединенных между собой сосудов. – Когда вы думаете начать?
Он потер руки и улыбнулся с самым сияющим видом.
- Прямо сейчас,- сказал он, идя к двери. У двери он остановился и, нахмурившись, повернулся ко мне.
- А… мистер Холмс дома?
- Сейчас он в своем кабинете.
Лицо мистера Хэтуэя вновь просветлело.
- Хорошо, - сказал он и вышел.
У меня были кое-какие дела в доме, но я очень уж хотел увидеть, заинтересует ли мальчика эта необычная лаборатория. Я стоял неподалеку и наблюдал за коридором возле спальни мастера Шерлока; дверь была приоткрыта. Я ждал несколько минут, меня терзало то, что я пренебрегал своими обязанностями, и тут каким-то чудом мне удалось увидеть мистера Хэтуэя, несущего мальчика из спальни в кабинет, одной рукой он прикрывал мастеру Шерлоку глаза.
Сначала я был возмущен, моей первой мыслью было, что он понес туда мальчика против его воли, но затем увидел, что мастер Шерлок не возражал против этого. Мы должны настоять, чтобы он больше ел и совершал прогулки, заметил я сам себе, видя его ослабленное состояние. Я стоял возле кабинета, прислонившись к стене, не желая вмешиваться, хотя знал, что меня могут тут же заметить. Если они попросят, чтобы я ушел, я уйду.
Они вошли, и мистер Хэтуэй посадил мальчика на стул у стола. Затем он убрал руку от его лица и широким жестом указал на стол.
- Та-да! – торжественно воскликнул он.
Мастер Шерлок удивленно смотрел на маленькую химическую лабораторию, украшавшую теперь его кабинет, взгляд его широко распахнутых глаз скользил по всему этому великолепию.
- Итак, что скажете, мастер Шерлок? – спросил мистер Хэтуэй, подмигнув мне из-за спины мальчика. – Приготовим какую-нибудь волшебную смесь, от которой у коров вырастут маленькие крылья? Или же сотворим отвратительный дым, который повалит от кипящей красной жидкости? Или просто , по ошибке взорвем почти весь Карперби? Известно ли вам, что у Юстуса фон Либиха, знаменитого немецкого химика как-то раз в молодости сорвало половину крыши, когда он пытался приготовить фульминат серебра? Мы тоже можем сделать это .
Мне было трудно сдержать свою радость, и я прилагал неимоверные усилия, чтобы не улыбнуться. Я был бесконечно благодарен мистеру Хэтуэю.
Мастер Шерлок все еще был захвачен видом всех этих пузырьков и пробирок. Он протянул свою худую руку и осторожно коснулся стеклянной колбы, а затем дотронулся до пузырька с белым порошком.
- Хлорид кальция, - пояснил мистер Хэтуэй, - если смешать его с борнокислым натрием, то в результате этой реакции мы получим метаборнокислый кальций.
- Я бы хотел посмотреть, как это произойдет, - сказал мальчик.
- Конечно, - сказал мистер Хэтуэй, подвигая к столу еще один стул. – Сейчас я покажу вам, как. Но сперва позвольте мне познакомить вас со всеми компонентами химических опытов и множеством книг об этом для безопасного проведения химических опытов требуются большие знания. Даже уважаемый ученый Бунзен лишился глаза во время взрыва цианистого какодила, хотя большинство опытов не настолько взрывоопасны. – Он вытащил из ящика книгу. – У меня всегда был огромный интерес к химии, с тех пор, как я работал лаборантом в аптеке, в те времена, когда я учился, желая получить ученую степень. Я даже хотел, чтоб это стало моей профессией и поехать на континент, чтобы учиться у Уолера, Либиха или Дюма, если бы кто-нибудь их них счел бы меня достойным этого. Однако, этого никогда не случилось, и когда сильные головные боли вынудили моего отца удалиться от дел , я вынужден был оставить учебу и взять на себя обязанности по ведению семейного бизнеса, связанного с продажей зелени. Тем не менее интерес к химии у меня остался, и ничего я так не любил, как воссоздавать эксперименты, проводимые какими-нибудь выдающимися людьми, чтобы открыть для себя новые идеи и новые вещества. И мне нравилось разрабатывать свои собственные идеи, ни одна из которых, правда, не пошатнула основ химической науки, но для меня они были постоянным источником удовлетворения. Мне бы очень хотелось, чтобы и вы заинтересовались этим моим хобби, мастер Шерлок, если конечно, пожелаете.
Мальчик глаз не мог отвести от стеклянных колб и пробирок.
- Я очень бы хотел, мистер Хэтуэй. Я много слышал о химии, и она меня увлекает.
- Отлично. Просто замечательно. – сказал мистер Хэтуэй. – Хорошо, в таком случае сначала нужно, чтобы вы научились читать по-немецки; французский вы уже знаете; именно эти страны стали родиной самых знаменитых химиков. Конечно, помимо нас, англичан и еще шведов и бельгийцев. Я начну ваше образование с того, что расскажу, как я понимаю химию, а затем, когда благодаря книгам, которые вы прочете, вы узнаете больше меня – вероятно это случится где-то через месяц – вы начнете уже учить меня. Ибо, говоря по чести, множество концепций этой науки ускользают от моего понимания. Вы же, без сомнения, схватите все на лету, как матрос хватает якорь своего корабля. Также я покажу вам все оборудование, нужное для проведения химических опытов и правила, необходимые для безопасной работы в химической лаборатории, даже такой маленькой, как наша. Затем я буду показывать вам множество основных химических реакций до тех пор, пока мы не уверимся, что вы превосходите меня в этих и в еще более сложных экспериментах. Таким образом, мы окажем друг другу взаимную помощь.
- Ваша уверенность в моих успехах в этой области очень льстит мне, хотя вы, наверняка, ошибаетесь, - сказал мальчик, рассматривая сосуд с белым порошком. Было ясно, как день, что мастер Шерлок был ужасно заинтересован в изучении химии; его взгляд цепко скользил по всему столу с приборами и химикалиями; он брал в руки то одну, то другую книгу, с интересом рассматривая их содержимое.
- Однако, - продолжил мастер Шерлок, - я с радостью возьмусь за изучение немецкого, так как кроме книг немецких химиков есть еще и книги немецких философов, которые я также очень хотел бы прочесть. Я попрошу мистера Уортона, чтобы мы начали изучать этот язык.
- Да, и думаю, что тут может оказаться полезен и мистер Гофф, - откликнулся мистер Хэтуэй.
Затем увидев выражение неприязни, появившееся на лице мальчика, он добавил:
- А может быть, и нет. Ну, я и сам немного знаю немецкий; вместе мы как-нибудь с ним управимся.
Он вздохнул.
- Ну, давайте начнем с основ. – Он порылся в одном из ящиков и вытащил оттуда несколько толстых томов.
- Прочитайте вот эти книги. Это «История химии» Хофера на французском и «Химические эссе» Шееле. Из первой вы узнаете краткую историю этой науки, а вторая познакомит вас с одним из самых выдающихся, наблюдательных и блестящих химиков прошлого века, который открыл кислород, хлор, глицерин, мочевую кислоту, и который рассмотрел здесь множество других вопросов. Хотя теория флогистона, преданным сторонником которой был Шееле, была опровергнута, вы увидите, как должно проводить химические эксперименты. И прочитайте вот этот перечень «Двадцать правил, которых следует придерживаться в лаборатории», который я написал для себя несколько лет назад, и с тех пор следую ему буквально. Эти правила не требуют пояснений и продиктованы в основном здравым смыслом, но я буду твердо настаивать, чтобы вы все время придерживались этих указаний.
Он вручил их мальчику.
- По изучению химии у меня такая прекрасная библиотека, какую только может пожелать химик-любитель. Любая из этих книг к вашим услугам. Я поставлю их вон на те полки, чтобы они были в пределах легкой досягаемости.
- Благодарю вас, - сказал мастер Шерлок, - я это очень ценю.
Я увидел, что от нетерпения скорее приступить к занятиям, его лицо окрасилось еле заметным румянцем, и мое сердце переполнилось радостью.
Мистер Хэтуэй повернулся ко мне.
- Может быть, мистер Брюстер будет настолько любезен, что попросит Денкинса сделать еще несколько полок для химических препаратов, так как мне бы хотелось, чтобы они хранились, как положено и в надлежащем порядке.
- С этим не будет никаких проблем, мистер Хэтуэй.
- Отлично. Позже я поподробней объясню, какими они должны быть.
Мистер Хэтуэй взял со стола какую-то штуку, похожую на тонкий железный подсвечник.
- Мастер Шерлок, вас это утомило? Если это так, то мы можем продолжить после того, как вы немного вздремнете.
- Нет, нет, - мальчик решительно покачал головой. – Я совсем не устал. Пожалуйста, рассказывайте.
У меня появилась робкая надежда, что к мальчику возвращалась энергия , вызванная этим новым интересом, и что его уединение, возможно, скоро подойдет к концу.
Мистер Хэтуэй кивнул.
- Хорошо, тогда продолжим. Давайте-ка мы с вами теперь перейдем к оборудованию, которое используют химики. Вот это бунзеновская горелка, названная так в честь Роберта Вильгельма Бунзена, немецкого химика, который ее сконструировал. Это одна из самых ценных моих вещей. Он, между прочим, еще жив и хоть у него только один глаз, он профессор в Гейдельберге. Эта горелка способна произвести чрезвычайно сильное, почти несветящееся пламя. Также Бунзен создал спектроскоп, изображение которого есть в одном из моих журналов. С его помощью он открыл такие элементы, как рубидий и цезий. Он также создал бунзеновский клапан и другие поразительные изобретения. – Он остановился и перевел дух. – Простите, что я отвлекся, мастер Шерлок, но признаюсь, я очень взволнован, что теперь мне есть с кем разделить мою увлеченность химией.
- Конечно. Пожалуйста, продолжайте, мистер Хэтуэй, - с нетерпением сказал мальчик. Мистеру Хэтуэю потребовалась еще минута, чтобы собраться, и когда он вновь заговорил, его голос был ровный и спокойный.
- Другие горелки на столе, которые вы, несомненно заметили, это маленькая спиртовка и масляная лампа, которые тоже неплохи, хотя им требуется больше времени, чтобы нагреть жидкость, нежели бунзеновской горелке. И так как в вашем доме нет газа, мы как раз ими и будем пользоваться.
Теперь позвольте мне рассказать вам о стеклянных сосудах. Этот цилиндрический сосуд с плоским дном называется мензурка, и она используется для смешивания и переливания жидкостей. А этими стеклянными палочками мы можем смешивать жидкости , не загрязняя их примесью металла.
Урок продолжался дальше, и, подобно мастеру Шерлоку, я ощущал, что вот уже несколько месяцев я не чувствовал себя лучше.
Ни у каких коров не появилось крыльев, не произошло ни одного взрыва, но едкий запах порой появлялся. Мы, слуги, стали побаиваться использования химикалий, в состав которых входила сера или другие ядовитые соединения, и, как правило, окна в кабинете были открыты днем и ночью. Миссис Бёрчелл, которая была подвержена сильным головным болям, возникавшим от запаха серы, разрешалось не убирать в кабинете, если она ощущала там подобный запах. У нее хватало смелости входить туда не более пары раз в месяц. В результате этого там царил полный беспорядок, но, кажется, ни мастер Шерлок, ни мистер Хэтуэй ничего против этого не имели.
Они часто заказывали книги по химии, все, какие только были доступны. Мастер Шерлок написал нескольким книготорговцам в Лондоне открытое письмо с просьбой присылать ему всю литературу, какой они располагали по этому предмету на английском, французском и немецком языках. И так как мистер Гофф подчинялся мне, я позволил мастеру Шерлоку покупать эти книги и химикалии. Таким образом, химикалий также становилось все больше и больше, и Денкинс сделал для них три комплекта прочных полок – один для твердых веществ, один для органических, и один для неорганических препаратов; все они должны были содержаться отдельно друг от друга, потому что, как сказал мне мистер Хэтуэй, их было опасно смешивать.
После того первого дня мастер Шерлок стал ежедневно ходить по холлу, пока еще в ночной рубашке, шлепанцах и халате, и он очень много читал, читал книги и записи мистера Хэтуэя и ставил опыты, руководствуясь теми указаниями, которые написал для него мистер Хэтуэй. Он очень полюбил эти занятия, и можно было легко заметить, что каким бы серьезным экспериментом он не был занят, его депрессия значительно уменьшилась. Казалось, он не обращает никакого внимания на спертую и зачастую зловонную атмосферу, из-за которой все мы бежали прочь, даже Дэйзи и мистер Хэтуэй, он лишь отмечал это, как еще одно наблюдение, которое нужно запомнить. Когда мы чувствовали, что в кабинете снова можно свободно дышать, мы вновь входили туда и находили там мастера Шерлока, который усердно что-то записывал в свой блокнот.
- Господи, мастер Шерлок, неужели вас не сводит с ума эта ужасная вонь? – спрашивал я, закрывая рот носовым платком.
Мальчик поднимал на меня голову, слегка смущенный тем, что я чувствую здесь себя довольно дискомфортно.
- Напротив, Брюстер,, я нахожу, что такая атмосфера лишь наоборот усиливает мои умственные способности и не позволяет ни на что отвлекаться.


Мистер Холмс, должно быть, иногда сознавал, что его сын занимается химическими опытами.
Как-то раз мастер Шерлок пошел в своем эксперименте дальше, чем следует и у него вышла не капля, а полная мензурка «Особого пробуждающего газа мистера Хэтуэя» - и из кабинета запах проник в гостиную, а потом даже в утреннюю комнату и библиотеку, где сидел в задумчивости мистер Холмс. Когда он поинтересовался, откуда этот запах, и я сказал ему, он как ни странно , ничего не возразил и не произнес ни слова против. Однако, теперь, когда мальчик начал выходить за пределы спальни, мистер Холмс старался не заходить на второй этаж, а в гостиную входил лишь поздно вечером, после одиннадцати – когда мастер Шерлок был уже в постели. Когда же приходили мистер Рут или отец Меткалф – они все еще заходили примерно раз в неделю – то их он принимал в библиотеке.
Не могу описать вам, как неприятно было всем нам то, что мистер Холмс столь решительно избегал своего сына, и как Хиллкрофт Хаус, казалось бы, разделился на два отдельных дома: в одном был мистер Холмс, в другом – его сын. Напряжение, неизменно окружавшее мистера Холмса, его постоянные попойки, его раздражительность, которая с каждым днем все увеличивалась, и его отказ вновь впустить в свою жизнь сына, были ужасны. И еще больше усугубляло ситуацию то, что чем дольше мистер Холмс действовал подобным образом, тем больше утверждался в своей позиции. Все больше и больше он верил в то, что за мальчика теперь несет ответственность мистер Хэтуэй, он же теперь совершенно свободен и что теперь ему не нужно даже пытаться быть отцом мастеру Шерлоку. Можно только догадываться, как чувствовал себя мальчик, ибо после отъезда мастера Майкрофта в его присутствии о его отце никогда не говорили. Однако, когда мастер Шерлок был за пределами своего кабинета с его колбами и реактивами, то его меланхолия по-прежнему сохраняла над ним свою власть, и я не сомневаюсь, что понимание того, что он был отвергнут своим отцом, мучило его гораздо больше, чем смерть тети.
Для мальчика, который некогда куролесил по всему дому и окрестностям, было крайне удручающе влачить свое существование в пределах двух комнат. Как бы мне хотелось увидеть, как он бросает Дэйзи палку, возвращаясь домой после прогулки с друзьями, или играет на скрипке в утренней комнате. В кабинет к отцу мальчик никогда не ходил, так как знал, что тот не впустит его.
Мастер Шерлок все еще был не в состоянии полностью возобновить занятия с мистером Уортоном, но учитель прислал ему учебник по немецкому языку. Опираясь на свой интеллект и на помощь мистера Хэтуэя, он вполне смог начать изучение этого языка.
Утро было самым худшим временем дня для мастера Шерлока. Для него начинался еще один день без его матери и тети. Затем я приносил ему завтрак, и как бы официально и натянуто или , напротив, дружелюбно и непринужденно, я бы не держался, он туже узнавал по моему лицу или еще по каким-то приметам, что его отец пил. Это еще более усугубляло его страдания, и даже мистер Хэтуэй, с его ласковой поддержкой, своими ребусами и чтением, по нескольку часов не мог добиться от мальчика никакой реакции. Однако, позже его интерес к книгам по химии брал верх над его отчаянием, и мастер Шерлок садился читать свои малопонятные книги. К полудню он, обычно, выходил из депрессивного состояния и шел в свой кабинет, где мистер Хэтуэй рассказывал ему об известных химиках и их работах, а потом мальчик сам ставил какие-то опыты. В его жизни все меньше и меньше времени оставалось для скорби. Как-то раз, проходя мимо его спальни, я услышал звук потревоженной скрипичной струны, точно кто-то прикоснулся к ней; я остановился и стал слушать, мое сердце затрепетало, но больше не раздалось ни единого звука. Тем не менее, всех нас это порядком подбодрило.
В июне, когда пошел уже третий месяц изучения химии, миссис Уинтерс , перекрестившись три раза, твердо сказала, что если мастер Шерлок должен запираться в своем кабинете среди газов и ядовитых испарений, то нужно выводить его и на свежий воздух.
- Через год или два у него будут больные легкие, и к своему двенадцатилетию он начнет кашлять кровью, - предрекла она.
Я разделял ее опасения, но не представлял, как эту идею привести в исполнение. Июнь выдался дождливый, но миссис Уинтерс удовлетворило бы, даже если бы мальчик сидел в конюшне, конечно, если там открыть двери.
Я пришел с этой идеей к мистеру Хэтуэю и он предложил обсудить это с мастером Шерлоком; к моей радости мальчик покорно согласился. И несколько раз в неделю, после занятий он одевался и, когда я давал сигнал, что на горизонте нет его отца, спускался вниз в сопровождении мистера Хэтуэя.
В солнечные дни он сидел на задней лужайке или немного гулял; в дождливые дни они оба сидели у входа в конюшне, защищенные от ливня, но, тем не менее, дыша свежим воздухом, и мастер Шерлок там еще и читал. Возвращались они столь же осторожно, наблюдая за тем, какие знаки я им подам, в зависимости от того не было ли поблизости мистера Холмса. Мастер Шерлок и его отец ни разу не встретились, что было источником бесконечной грусти для первого и источником удовлетворения для второго. Такова была ситуация, когда в начале июля домой вернулся мастер Майкрофт.