Две недели понадобилось мистеру Брюстеру, чтобы продиктовать мне свои воспоминания, сверяясь относительно дат и подробностей со своими многочисленными записными книжками. И вот в один из вечеров он закончил, рыдая по юному Холмсу, словно то, что он рассказал, случилось вчера, а не почти что тридцать лет назад. Его ничуть не скрываемое горе заставило меня почувствовать себя неудобно, ибо я всегда старался держать свои эмоции при себе; и я отложил перо, потряс слегка затекшей правой рукой, а потом выпил немного воды, дабы скрыть свое смущение. Его племянник Гарри с сочувствием похлопал старика по руке. Через несколько минут он пришел в себя.
- Пожалуйста, простите мне эти слезы, мистер Коббетт. Я очень любил мальчика.
- Какая замечательная история, мистер Брюстер. Я никогда и представить себе не мог вот такое детство. Как поразительно... и трагично.
- Да, да, именно так.
- И вы были там все это время.
- Да, до самого конца.
Мы на ночь разошлись по своим комнатам, и хотя было уже поздно, я решил выйти прогуляться. Должен признаться, что узнанная мной история детства Шерлока Холмса оживила во мне надежду получить известность, прославившись в качестве репортера. Раньше меня это никогда не волновало, но теперь я чувствовал, как возбужден при одной мысли о такой возможности.
Воспоминания мистера Брюстера были единственным в своем роде рассказом о детстве, детстве необычном со всех сторон и безмерно трагическом. Перемена, произошедшая в самой личности юного Шерлока Холмса в результате этих ужасных лет после смерти его матери, была шокирующей, но, тем не менее, вполне понятной. Но каким удивительным мальчиком он был прежде! Каким человеком мог бы стать Шерлок Холмс, если бы его мать была жива!
Чрезвычайно сильное впечатление на меня произвела и личность его старшего брата, Майкрофта - биография лишь воздала бы ему честь, как покорному сыну и заботливому, любящему брату. Полчаса я шагал вокруг гостиницы, переполненный радостными эмоциями и вполне довольный собой.
Затем я увидел какую-то фигуру, стоявшую под газовым фонарем, и мне показалось, что это Уиггинс, наблюдающий за моим приближением. Сердце во мне заколотилось. Я потряс головой и фигура исчезла. Я стоял, не веря собственным глазам, на лбу у меня выступил пот ,а руки судорожно пытались оправить жилет, забыв о том, что на мне пальто. Не тревожься, мальчик, все это послужит к чести Шерлока Холмса, сказал я про себя, и от этого молчаливого заверения сердце мое слегка угомонилось.
И стоя там, я начал отстаивать свое открытие – уж не знаю, что подумали бы люди о человеке, погруженном в свои мысли, одиноко стоявшем на улице в глухую полночь. Мне казалось, что возле меня никого не было, когда я про себя объяснялся перед пятнадцатилетним мальчуганом, живущим за много миль отсюда. Эта информация ничуть не опорочит Шерлока Холмса, твердо сказал я; фактически, она представляла его в весьма выигрышном свете. Все его депрессии теперь так объяснимы, принимая во внимание его врожденную чувствительность вкупе с несчастьем, постигшим эту семью. Располагающий к себе портрет юного Шерлока, с таким сочувствием написанный мистером Брюстером, показывает честного, чувствительного, умного, веселого мальчика. И он не принесет ни стыда, ни бесчестья памяти столь благородного человека. Кроме того, сказал я под конец, Шерлок Холмс мертв и не буде возражать против того, что через много лет люди узнают о его замечательном детстве, когда сам он покоится на дне Рейхенбахского водопада.
Я вновь был ободрен своими мыслями и со свежими силами двинулся дальше. Ветер был холодный, но не доставлял дискомфорта, и мне на встречу попалось еще несколько прохожих. Размять ноги, сослужившие мне такую хорошую службу на первой стадии моего исследования, было очень приятно.
Первым делом поутру я намеревался послать телеграмму моим издателям, рассказав им о своем успехе. Затем я еще пару дней буду стенографировать, записывая воспоминания мистера Брюстера о событиях в Хиллкрофт Хаусе, после отъезда Шерлока Холмса. Я вернулся в гостиницу, отметил свой успех порцией шерри, а затем заснул глубоким сном, восстанавливающим силы, в котором не было место укорам совести в облике мучающего меня Уиггинса.
БЛЕСТЯЩИЙ УСПЕХ С ДВОРЕЦКИМ БРЮСТЕРОМ, ОСТАЛОСЬ ЕЩЕ НЕМНОГО ТЧК ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ РАССКАЗ ПРО ГОДЫ ДЕТСТВА ТЧК ВЕРНУСЬ ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ТЧК
В ответной телеграмме меня горячо поздравляли и давали соизволение действовать дальше по намеченному мной плану. Мистер Перси Брюстер был склонен продолжать дальше свое повествование об истории Хиллкрофт Хауса. Было очевидно, что рассказ этих историй доставлял ему большое удовольствие, однако оживлять их в памяти для него было в равной мере болезненно, и теперь, когда он уже начал свое повествование, он горячо просил меня не останавливаться. И я старался, насколько это было в моих силах.
На следующий же день мы сели в десять часов утра, и мистер Брюстер открыл свою новую записную книжку. А потом он начал рассказывать о самой ужасной части во всей этой истории.