Захотелось написать вот о чем. Я, конечно, об этом уже говорила, но... факт остается фактом - очень хороших официально опубликованных изданных пастишей всего-то ничего... Это даже не обязательно кейсы, могут быть и рассказы про отношения Холмса и Уотсона, слэш, рассказы о каком-то периоде в жизни героев - не важно. Фанфики из сети периода 2007-2010 (именно этого периода) в разы лучше, более в характере, охватывают большее количество тем, и если честно, их даже сравнивать нельзя. Если я сейчас покупаю какие-то пастиши, то лишь потому, что вот те самые фики иссякли, им на смену пришли другие, но они именно "другие",а хочется же чего-то нового. Надежда умирает последеей...
А заговорила я об этом вот почему. После детства Холмса перешла к теме его юности и периоду учебы в университете. Хотела привести несколько больших цитат из второй части "Трещины в линзе" - "Университет". И снова погрузилась в эту безрадостную книгу, половину которой Холмс проводит в больнице, то оп пытается покончить с собой, то лечится от депрессии, то его собака Тревора покусала. Все там очень грустно, и ,еще раз скажу, ну, не Холмс это, у него там нет стержня что ли... Тем не менее, кое какие куски оттуда я все-таки вскоре приведу, потому что больше ни в каких фиках не встречала вот эти самые первые шаги Холмса в роли сыщика, самые-самые первые...
Но на днях изучала я фики, которые отметила, как понравившиеся ей, моя любимая KCS. И был там довольно длинный фанфик "Любовь к собакам обязательна". Мне сначала показалось, что просто какой-то юмор, но нет. Это первая неделя знакомства Холмса с Тревором, та самая, когда он лежал покусанный этим псом. Рассказ идет от лица молодого Холмса. И вот это свовсем другая история - тут и увлеченность химией, и нетерпение вкупе с язвительностью, и "нежелание завязывать новую дружбу" ,где-то резкость, где-то характерный холмсовский юмор. Я пробежала глазами несколько глав и мне понравилось. Потихоньку приступила к переводу.
И хочу сказать, что рассказ о Холмсе может быть написан по разному -грустно, весело, трогательно, страстно, как угодно, но должно быть понятно, что это Холмс, а не просто грустный молодой человек в депрессии

Сижу огорошенная после визита начальства.
Очень весело начальница сообщила, что теперь во время отпуска подменять меня будет она. Что совсем не хорошо и повлечет за собой большие проблемы.

А уходя она вдруг вспомнила, что зарплату урежут, а отпуск разрежут на мелкие части - она не может подменять меня две недели подряд. А работы будет очень много, но мы достойно с этим справимся.

Сижу и тупо смотрю в свой ноут

Чтение завещания

Стряпчий монотонно читал, перечисляя доставшиеся им по наследству слишком небольшое имущество и слишком большие долги. Старший из братьев взвешивал в уме цифры, противопоставляя их восьмистам годам истории рода, готовый безжалостно пожертвовать ими, если это было необходимо, дабы обеспечить свою жизнь в Лондоне, там, где он работал.
И он знал, что его брат изучал ботинки стряпчего, определяя, какие пристройки посещал тот, производя опись их имущества.
Ни один из них не был создан для жизни сельского джентльмена, независимо от того сколько поколений их предков вели до них такой образ жизни.
Если постарается, он может оплатить Шерлоку еще один год обучения в университете. И черт с ней, с этой землей.

Не так давно мы с oscary обсуждали мистическую сторону "Собаки Баскервилей", которая нашла отражение в режиссерском сценарии Игоря Масленникова. Это было вот здесь

oscary.diary.ru/p214829305.htm

Чтоб ковать железо пока горячо, выкладываю перевод маленького фанфика на ту же тему

Вторая собака
(письмо)

Майкрофту Холмсу

Клуб «Диоген»

Пэлл-Мэлл, 15

Лондон

Пишу тебе тайно, зная, что если я поведаю эту информацию своему другу, все может стать известно самой широкой публике. Не могу сказать, что я не доверяю доктору, только вот в один прекрасный момент он может ненароком обнаружить, что причиной всех загадочных событий является именно то, что видел я, а не то, что значится в его записях. И хотя я уверен, что его рассказ очень точно отражает все, что связано с расследованием дела Баскервиля, он не может дать объяснение всему, что происходит на болотах.
Как тебе известно, после моего визита к тебе я поехал в Кумби-Тресси, а оттуда – в деревушку Гримпен и направился к вересковой пустоши, окружающей Принстаунскую каторжную тюрьму. Гримпенская трясина – отнюдь не самая располагающая к себе местность из всех, где мне приходилось бывать, но доисторическая пещера, оснащенная надлежащим образом, оказалась просто идеальным уютным убежищем, в котором я , в основном, и занимался своим расследованием. Я не стану обременять тебя здесь деталями, скажу лишь, что эти болота именно такие, какими ты мог бы их себе представить: обширная безлюдная равнина меж пологих холмов с встречающимся кое-где кустарником и раскиданными тут и там участками болот.
Выслеживание убийцы сэра Чарльза Баскервиля подвигалось довольно успешно и мне удалось найти множество ведущих к нему нитей, когда однажды ночью я вышел из своей пещеры на болота, чтобы понаблюдать за ночной жизнью некоторых уединенных строений, надеясь узнать, где могла бы содержаться та призрачная собака, о которой я тебе говорил. И в ту ночь я как раз наткнулся на Селдена, каторжника, сбежавшего из Дартмурской тюрьмы.
Он укрывался среди огромных камней наверху высокой скалы. В руке у него был маленький фонарь, свет которого ясно указывал на то место, где он находился. Мне понадобилось понаблюдать за ним не более минуты, чтобы понять, что он посылает сигналы кому-то находящемуся в Баскервилль –холле. Я довольно долго лежал в своем укрытии, чтобы увидеть , как из боковой двери вышел какой-то человек со свертком в руках. Я решил, что это, видимо, дворецкий Бэрримор.
Пока я лежал среди камней наверху одного из холмов, наблюдая за Бэрримором, то заметил довольно странное зрелище. На довольно большом расстоянии от меня через болота двигался какой-то сияющий ореол. Сначала я подумал, что это просто болотный газ. Однако, по мере того, как я наблюдал за ним, эта светящаяся фигура быстро двинулась через равнину к Баскервиль-холлу. Вглядевшись в нее уже при помощи своего бинокля, я увидел, что это огромная собака с горящими глазами, по всему телу которой переливалось зеленоватое свечение. За всю свою жизнь мне не приходилось видеть ничего подобного. Могу еще добавить, что это существо по всем своим приметам соответствовало описанию чудовища из рассказов местных фермеров и пастухов. И было очень похоже на то, что было описано в легенде рода Баскервилей.
А потом произошло нечто еще более странное. Когда Бэрримор проходил в менее, чем двадцати ярдах от этого существа, оно не напало на него. Собака легла наземь, как обычный пес, и стала наблюдать так же, как это делал я. Полагаю, Бэрримор не заметил ее из-за небольшого обнажения горной породы, за которым лежало это создание. Когда он пошел тем же путем назад, к Баскервиль-холлу , собака вновь дала ему спокойно пройти. И только после того, как дворецкий закрыл за собой дверь, эта собака вскочила на большой камень и громко завыла. Затем спрыгнула с него и с поразительной скоростью метнулась через болота в сторону Меррипит-хауса. Я быстро потерял ее из вида среди изгибов холмов и тумана, который, казалось, вздымался прямо из земли, там, где она пробегала.
Увидев подобное явление, я почувствовал настоятельную потребность в бренди и тут же сделал несколько глотков. Майкрофт, никогда мне не приходилось испытывать такого огромного облегчения, как в тот момент, когда это существо пропало из моего поля зрения. Как тебе известно, я отнюдь не суеверный человек, но я все же верю, что темные силы существуют. И в ту минуту я совсем не был убежден, что то создание, которое предстало перед моим взором, было обычной собакой из плоти и крови, которой каким-то образом придали облик, соответствующий образу собаки-призрака из древних легенд этого края.
На следующий день я вновь пошел в направлении Баскервиль-холла, предварительно удостоверившись, что за мной никто не наблюдает. На всякий случай я еще оделся как бродяга, чтобы не выдать себя, если вдруг случайно кого-нибудь встречу. Я сконцентрировал свои розыски на той территории, где, как мне показалось, предыдущей ночью сидела собака. Я ничего не нашел. Никаких следов. Оттуда я пошел тем же путем, каким накануне убегала собака; все безрезультатно. Даже на пружинистой почве холмов я должен был бы найти следы или уж хотя бы прорехи в траве или отпечатки на глине, в тех местах, где почва была обнажена. Я пришел в замешательство и, наконец, отказался от этих розысков, а вместо этого стал наблюдать за обитателями Меррипит-хауса.
Через несколько ночей я вновь вышел на болота и пошел к Баскервиль-холлу . Я видел, как Селден посылал свой сигнал, и ему на него ответили из одного из верхних окон. Однако, в эту ночь сигналы из Баскервиль-холла повторились. Это показалось мне странным, и я с интересом наблюдал, как после небольшой задержки , из главного входа вышли доктор Уотсон и сэр Генри. В эту ночь светящаяся фигура собаки вновь пересекла болотистую равнину и оказалась на том самом месте, откуда накануне она наблюдала за дворецким. Ты, конечно, понимаешь, что я не мог рисковать жизнями своего друга и моего клиента, поэтому я быстро помчался вдоль края горного хребта, не отводя глаз от этого странного существа. Это была весьма неприятная пробежка и меня крайне удивило, что я не получил никаких повреждений во время бега по столь ненадежной поверхности.
Я был приблизительно на полпути к этому чудовищу, когда вдруг услышал крик ярости и звук падающего камня. Позже я узнал, что Селден швырнул камнем в своих преследователей, а потом кинулся бежать по каменистой вершине холма. Он пробежал мимо меня, а я обернулся назад, чтобы убедиться, что мои друзья не пострадали. Боюсь, что охваченный беспокойством, в спешке я позволил луне светить мне в спину, и Уотсон увидел меня. Поняв свою ошибку, пригнувшись, я укрылся за камнем. И в эту минуту услышал собачий лай. Однако, обернувшись, я увидел, что светящееся существо стояло, подняв нос вверх, словно что-то унюхав. Я огляделся и на расстоянии увидел еще одну собаку. Она тоже светилась, но не так ярко, как первая. Она была не столь огромной, и я не испытывал такого смятения, как тогда, когда первый раз увидел это загадочное существо. Теперь встал новый вопрос. На болотах было две чудовищные собаки? Поскольку я видел в тот момент двух собак, то ответ очевиден. Но почему две?
Необходимо было завершить дело, пока не произошло еще одно убийство, поэтому я решил заняться второй собакой. Как мне удалось узнать и как будет ясно из отчета доктора Уотсона, вторая собака явно была существом из плоти и крови. Жалкая бездомная псина превратилась в ужасного дьявольского пса исключительно благодаря жестокому уму довольно хитрого и безжалостного человека. Стэплтон (его подлинное имя было Роберт Баскервиль, но я и впредь, чтобы избежать путаницы, буду называть его этим подложным именем) дорого заплатил за свои преступления. И меня чрезвычайно волнует то, каким на самом деле был его конец.
Я все изложу тебе подробно при встрече. Пока же сообщу лишь, что мною был разработан план, и мы действовали в соответствии с ним. Все чуть было не кончилось трагедией, но сэр Генри благополучно пережил свое столкновение с собакой Стэплтона в значительной степени благодаря смелости и меткости Уотсона.
К тому времени, когда мы вернулись в Меррипит-хаус, Стэплтон бежал. Мы с Уотсоном смогли проследить его путь до Гримпенской трясины и совсем немного по ней. Трясина – не подходящее место для прогулок, мой дорогой Майкрофт. Сказать, что там предательски ненадежная почва, все равно, что ничего не сказать. Потому на следующий день жена Стэплтона, называвшаяся до этого его сестрой , повела нас к тому самому месту, где он держал собаку, это был заброшенный рудник.
Могу с уверенностью сказать, что ни Уотсон, ни миссис Стэплотн не увидели на земле следов этого человека. Учитывая все обстоятельства, я сам был в затруднении и не мог собрать вместе куски головоломки. Я не нашел ни свежих собачьих следов, ни каких либо других, кроме следов Стэплтона. Они шли по кругу и были хаотичны, словно бы он не был уверен в том, что его преследуют и с какой стороны. Там были смазанные следы, словно бы ему пришлось отступать или даже пятиться назад. И еще был большой отпечаток, где он , должно быть , упал на землю, к которой его потом еще и придавил какой-то большой вес в районе его груди.
Я увел оттуда Уотсона так быстро, как только смог. В Индии ему приходилось охотиться, и навыки читать следы у него выше среднего уровня, хотя он никогда в этом не признается. Я не мог пойти на риск, чтобы он узнал то, что знаю я.
Майкрофт, ты должен послать парочку своих альгвасилов в Дартмур. И, если это в пределах твоих возможностей, как можно скорее убеди проницательнейшего мистера Флэксмана Лоу сопровождать их. Уотсону удалось убедить доктора Мортимера повезти сэра Генри в кругосветное путешествие, дабы баронет смог поправить свое здоровье. Они уезжают через две недели и будут отсутствовать не менее полугода, а возможно, что и дольше. За это время твои люди могли бы предать земле этот фантом, где он мог бы обрести вечный покой. Если это окажется невозможным, то нам придется каким-то образом убедить сэра Генри покинуть Баскервиль-холл. Если он этого не сделает, то боюсь, что род Баскервилей на этом прервется, это только вопрос времени.
Пожалуйста, прояви в этом деле все свое рвение. Используй свое влияние так, как сочтешь нужным, но только не медли. Собака может впасть в спячку или совсем исчезнуть, когда сэр Генри уедет из Баскервиль-хола. Ничто не может быть хуже.
Через два дня мы с Уотсоном возвращаемся в Лондон. Если я тебе понадоблюсь, то буду в полном твоем распоряжении.

Твой брат

Шерлок Холмс

Кумби-Тресси, Девоншир.

Эпилог

Сейчас, когда я делаю эту последнюю запись, рассказать уже осталось совсем немного, не считая рассказа о том, как все мои мечты о славе были разрушены человеком, который стоял за всеми интригующими тайнами этой истории – Майкрофтом Холмсом. И меня не удивляет, что человек, занимающий такое высокое положение в правительстве, оказывающий стране столь бесценные услуги, снискавший уважение среди весьма высокопоставленных государственных мужей, будет диктовать мне условия, абсолютно уверенный в том, что они будут выполнены. И, в конце концов, мне было ясно, что Майкрофт Холмс и есть британское правительство.
Это короткое повествование; у меня не лежит сердце к тому, чтобы подробно расписывать события, случившиеся, когда я вернулся в Лондон. Когда я вышел из поезда, на платформе меня поджидали двое довольно крупных мужчин, они были одеты, как джентльмены, в прекрасных пальто, цилиндрах и перчатках, однако вид у них был угрожающий, и это заставило меня насторожиться. Признаюсь, что я даже слегка испугался. Они сказали, чтобы я следовал за ними, и заверили меня, что мой багаж останется в камере хранения до тех пор, пока я не вернусь за ним. И прежде, чем я даже попытался протестовать, меня крепко схватили за руку, и тот из них, что был повыше, вывел меня с платформы; другой же, к моему ужасу, выхватил у меня кожаный чемоданчик, в котором как раз находились записанные воспоминания Перси Брюстера.
Я собрался, было, позвать на помощь, когда тот, что держал меня за руку, шепнул мне на ухо:
- Идите тихо; вам не причинят вреда. Если устроите сцену, вам же будет хуже.
Что я мог сделать? Человек, несущий мой чемоданчик, шел на несколько шагов впереди, направляясь к кэбу. Я решил, что не расстанусь со своим чемоданчиком, даже если буду похищен этими таинственными людьми. Поэтому я не сопротивлялся, когда меня втолкнули в четырехколесный экипаж; один из похитителей сел рядом со мной, другой – напротив меня. Пока мы катили по городу, они молчали, как рыбы, сидя в напряженных, официальных позах; занавески на окнах были не опущены, и я мог следить за нашим продвижением по городу, пока, наконец, не проехав по Пэлл-Мэлл, мы не остановились возле клуба «Диоген», который был вторым домом для Майкрофта Холмса. Во мне затрепетало предчувствие неотвратимой беды, и перехватило дыхание.
- Ну, же, выходите, не теряйте времени, - услышал я и понял, что эти двое стоят возле экипажа и ждут, когда я выйду.
Я не хотел идти. Я отчаянно не хотел идти. Но скрывая свой страх, я выбрался наружу, и изо всех сил стараясь сохранять остатки достоинства, пошел к входу в это помещение. Я знал, куда мы идем, и, оказавшись внутри, стал подниматься по лестнице на верхний этаж, где располагался кабинет Майкрофта Холмса с рядами книжных шкафов и большим окном позади его письменного стола, которое выходило на улицу.
Один из моих спутников открыл дверь и сделал мне знак пройти внутрь. Другой, с чемоданчиком, зашел после меня и поставил его на стол, позади которого стоял Холмс-старший.
- Отлично, - сказал он, не отрывая глаз от окна, и оба моих похитителя , молча, удалились.
На минуту мне пришла в голову отчаянная мысль – схватить чемоданчик, выбежать за дверь, потом на улицу и, прыгнув в первый попавшийся кэб, помчаться в редакцию. Я не был особо активным человеком, дух авантюризма был мне крайне чужд; но это – это была моя жизнь, мои мечты. Майкрофт, тучный и медлительный, не смог бы остановить меня. Я сделал шаг в сторону стола.
- И не пытайтесь, - сказал Майкрофт, даже не взглянув на меня. – Те двое стоят у двери в коридоре. Я не смогу остановить вас, но они смогут.
Я замер, из моей головы мгновенно испарились все мысли. Это было поразительно. Он был поразительным. Майкрофт указал на окно.
- Взгляните вон на того человека, - сказал он, указывая на улицу под окном.
Я не мог видеть его с середины комнаты, где я стоял, поэтому, не имея других причин не подходить к нему, кроме ребячливого раздражения, я сделал глубокий вдох и подошел к окну. Там был какой-то худощавый человек, слегка сгорбившийся, чтоб защититься от порывов ветра. Он обеими руками обхватил свое худое тело, а его шея была плотно замотана шарфом.
- У него туберкулез, - сказал Майкрофт.
Я прищурился и увидел, что этот человек кашляет в свой кулак, в котором был зажат носовой платок.
- И заметьте, запасной платок выглядывает у него из кармана пальто, - добавил он. – А другие признаки заметили? Наличие этого недуга довольно легко определить.
Я смотрел на Майкрофта, когда он стоял там со спокойно опущенными вниз массивными руками, взгляд его водянистых серых глаз , живой и сосредоточенный, метался взад и вперед, вверх и вниз по улице, наблюдая и анализируя всех и каждого. Его полное лицо и слегка поредевшие темные волосы немного старили его, а ведь ему не было еще и пятидесяти. Неожиданно я понял, как должна быть разыграна эта партия, и я заговорил о том, к чему меня видимо и подводили.
- Вы поняли, что у Роберта Шерлока был туберкулез, когда были лишь ребенком, - сказал я.
Тут он повернулся и взглянул на меня, в его глазах появилось отсутствующее выражение, судя по которому он погрузился в воспоминания и размышления.
- Да,да, я это понял тогда, не так ли?
- И вы не хотели об этом говорить, но вам приказал отец.
По его губам скользнула легкая улыбка, и он отошел от окна.
- Присядем к камину? У окна холодно стоять.
Он подошел к дивану и креслам, расставленным вокруг горящего камина, и плюхнулся в кресло со множеством подушек. Я медленно последовал за ним.
- Снимите ваше пальто. Здесь тепло, - сказал он, указывая на ярко горевший огонь.
Было тепло, и я последовал его совету, положив пальто на диван. Затем решил попробовать припереть его к стенке.
- Почему вы велели привезти меня сюда? Вы не имели такого права, - сказал я с видом обвинителя и сел напротив него.
- У меня было право. Ведь, в конечном счете, вы хотите опубликовать историю моей семьи, - изрек Майкрофт, откидываясь на спинку кресла.
- И откуда вам все стало известно?
- Я следил за вами с тех пор, как вы пришли сюда поговорить со мной, - сказал он спокойным тоном, потянувшись за сигарой к коробке, что стояла возле его локтя. – Мне известно все. – Он протянул мне сигару. – Хотите?
Мое тело, казалось, превратилось в бронзовую статую, неподвижно застывшую в кресле. Я не мог пошевелиться и не мог правильно выразить свои мысли.
- Вы велели за мной следить? И вы все знаете? – неловко повторил я.
- Да. Видите ли, мистер Коббет, я не публичный человек. Сказать по правде, я не очень расположен к людям, мне с ними ужасно скучно. Я не люблю находиться в их обществе, не люблю, когда они проявляют ко мне интерес. Моя жизнь движется по определенному распорядку: работа, клуб и дом, и мне нравится, когда меня оставляют в покое, не мешая следовать этим распорядком. Я с наслаждением веду жизнь отшельника в одном из самых крупных городов мира. Достаточно и того, что мне приходиться терпеть общество нескольких недалеких государственных чиновников, с которыми я вынужден постоянно иметь дело; но быть выставленным на обозрение лишенной наблюдательности толпы будет для меня подлинным проклятием. Мой брат разделяет некоторые мои взгляды на этот мир, хотя его маленькая практика значительно расширилась благодаря тем развлекательным рассказам, что опубликовал о нем доктор Уотсон. Поэтому…
Неожиданно я осознал, что он только что сказал.
- Разделяет многие взгляды? Ваш брат разделяет их? Не разделял, а разделяет?
Мистер Холмс сделал несколько затяжек.
- Очень хорошо, мистер Коббет, очень хорошо. Да, разделяет.
Он кивнул головой, как бы акцентируя на этом внимание.
- Но как же события у Рейхенбахского водопада? И профессор Мориарти? А «Последнее дело Холмса»? Он, что, не погиб, как написал доктор Уотсон?
- Нет, он не погиб.
Я повысил голос.
- Как вы можете держать это в секрете?
- Мистер Коббет, я уверен, что однажды правда станет известна всем, но пока позвольте мне просто сказать, что мой брат, в самом деле, жив. И я знаю его достаточно хорошо, чтобы заявить, что меньше всего на свете он хотел бы вернуться в Лондон и столкнуться здесь с опубликованным рассказом о годах его детства.
Я лишился дара речи и сгорбился в своем кресле, слишком обессиленный, чтобы держаться прямо. Майкрофт Холмс закурил сигару и ждал, когда я приду в себя.
- Он вернется в Лондон? – прошептал я.
- Да, когда-нибудь, в будущем.
- Я не верю в это, - пробормотал я.
- Это чистая правда. Ни один из нас никогда бы не потерпел никакого проникновения или раскрытия тайны нашего прошлого по очевидным причинам, которые вам теперь известны. Вот почему я удалил все упоминания о нас из списков студентов тех университетов и учебных заведений, которые мы посещали и вот почему я изъял даже страницы из метрических книг в Аскригге с пометкой о днях наших рождений. И вот почему я заключил договор с местными жителями, чтобы они не болтали о нашей семье с посторонними, которые, возможно, попытаются опубликовать эту информацию, которая, несомненно, пользовалась бы большим спросом.
Мой ум перемалывал всю эту информацию.
- Вы посадили в тюрьму Ноя Коттера! – сказал я , яростно тыча в него пальцем и обвиняя так же, как он только что обвинял меня.
- Да, он был посажен в тюрьму на достаточно длительный срок, чтобы народ в деревне узнал о его заключении. Затем я сказал ему, что у него есть выбор: он может быть отправлен в Канаду, где получит хорошую работу, и если он никогда больше не станет упоминать мою семью, то сохранит свободу; или же он будет томиться за решеткой, где его молчание будет гарантировано насильственным путем и в любом случае все будут считать, что он находится в заточении. Я заверил его, что какой бы путь он не избрал, о его семье позаботятся, и так оно и было. Он выбрал Канаду и добровольный обет молчания.
- А ваш брат Шерлок знает, как вы поступили с Ноем? Что вы разлучили его с семьей?
Прищурившись, Майкрофт пристально смотрел на меня, и его глаза стали похожими на маленькие бусины на его полном лице.
- Нет. – А потом он тихо добавил. – Ведь вы же знаете, что Ной превратился в жалкого пьяницу.
У меня был к нему еще тысяча один вопрос, но более всего меня, конечно, беспокоила собственная судьба.
- А я? Как вы собираетесь поступить со мной? Тоже бросите меня в тюрьму?
- Конечно же, нет. Я просто не дам вам опубликовать историю Брюстера.
Во мне закипал гнев, довольно редкое для меня чувство, и я выпрямился в своем кресле.
- Что дает вам право поступать таким образом?
- У меня есть на это все права.
- Но вы не может делать все , что пожелаете, когда вам заблагорассудится. Эта история является подлинной биографией, и законы этой страны позволяют мне опубликовать ее.
- Мистер Коббет, уверен, что теперь вы уже должны были понять. Я – и есть эта страна.
Я похолодел. Я увидел, как безнадежна моя ситуация с такой ясностью, словно это было написано на стене.
- Ни я, ни Шерлок не хотим, чтобы кто-нибудь узнал о нашем загадочном прошлом и о нашем спившимся отце. И Шерлок точно также не захочет, чтобы годы его детства были выставлены напоказ перед толпой, которая могла бы читать и обсуждать то, что нам дорого. На меня произвело большое впечатление то, что вы нашли Перси Брюстера; это делает вам честь как репортеру. Однако, это повествование не выйдет за пределы этого чемодана.
Разгоревшееся во мне пламя гнева выстрелило в его сторону еще одной вспышкой.
- Мой редактор знает об этой истории, так же, как и другие лица в газете. Вы не можете заставить их молчать.
- Могу. Я уже договорился с ними; они будут хранить молчание. Никому не нужны проблемы, мистер Коббет. По крайней мере, не такие, какие могу обеспечить я.

В своем воображении я видел, как мои мечты об известности рассыпаются в прах. Бесчисленные вопросы об их детстве, о том, как Майкрофт проследил за мной, как он смог изъять их с братом имена из всех учебных списков, как он все организовал, казались теперь ненужными. Я чувствовал, как мной овладевает страшная летаргия, и у меня едва хватило энергии на то, чтобы задать самый важный из всех вопросов:
- Так что будет дальше? Что случится со мной?
Майкрофт потушил свою сигару об стеклянную пепельницу, что стояла на столе.
- Вы просто запрете этот манускрипт в сундук, и будете жить дальше, как будто этого эпизода никогда не было. Вы никогда никому о нем не расскажете. Вы забудете все, что слышали во время нашей короткой сегодняшней беседы. Если вы попытаетесь опубликовать историю или рассказать о нашем прошлом, вы исчезнете так же, как Ной Коттер, и никто вас больше не увидит. Смею заметить, что вашим детям и внукам это не понравится.
Я пришел в замешательство и пропустил мимо ушей угрозу заточения и изгнания.
- Запру манускрипт в сундук? Вы хотите сказать, что вы не отберете его у меня? Не сожжете?
Майкрофт сцепил руки на своем выпуклом животе.
- Нет. Когда мы с Шерлоком покинем этот мир, можете делать с этой рукописью все, что пожелаете. Нам будет уже безразлично, если люди тогда узнают нашу историю. – Он улыбнулся. – Только, пожалуйста, не убивайте нас, чтобы сделать это как можно скорее.
Я не знал, что сказать.
- Видите ли, я не злой человек, как вы возможно сначала подумали. У меня есть моральные принципы, так же, как и у Шерлока. Мой брат помогает людям, своим собственным , довольно тривиальным, способом; я помогаю стране. Эта история может серьезно сказаться на нас и повредит нашим возможностям выполнять свою работу. Я просто не могу этого допустить.
Я позволил себе прервать его.
- Это также может серьезно сказаться на душевном состоянии вашего брата, и этого вы также не можете допустить, верно?
Мне было интересно, что он ответит; скажет что-нибудь или просто проигнорирует мой вопрос? Майкрофт посмотрел на меня в упор, и я почувствовал, как у меня на шее вздыбились все волосы, и отведя взгляд, я стал одергивать свой жилет. Затем несколько фраз все же достигло моего слуха.
- Нет, - сказал Майкрофт, - не могу.
Затем он встал, настолько быстро, насколько это было возможно при его комплекции. Он закряхтел, выбираясь из кресла при помощи рук и ног.
- Значит, мы поняли друг друга, мистер Коббет?
Он не протянул мне на прощание руки. Я встал, стараясь держаться как можно более гордо, и ответил:
- Да.
- Хорошо. Тогда, пожалуйста, возьмите свой чемоданчик и идите. Мне нужно работать.
Вот так одним взмахом завершилась моя будущность. Я ушел, вернулся на станцию за своим багажом, приехал домой и стал разбирать свои вещи, положив чемодан в большой сундук у себя на чердаке. Затем я поехал в редакцию, не веря, что произошло невозможное, что идеалы свободной прессы были забыты благодаря одному этому тучному человеку, совершенно неизвестному этой стране, но который, на самом деле, как раз этой страной и был. Я немного времени провел в редакции; никто не смотрел мне в глаза, включая моего редактора. Увидев, что все именно так, как сказал Майкрофт, я хотел тут же подать в отставку, но потом удержался от столь поспешного действия. Я представил, как буду сидеть дома без работы, целые дни напролет глядя в окно, не желая даже открыть книгу, что лежит у меня на коленях. Этот образ был довольно красноречив, и я ничего не сказал, просто повернулся и вышел из редакции.
На следующий день я пошел к своему стряпчему и внес поправку в свое завещание, в которой говорилось, что чемодан, находящийся в сундуке, открывать запрещено, пока живы братья Холмс. Затем я написал письмо Гарри и Перси Брюстерам, в котором сообщил, что по не зависящим от меня обстоятельствам история пока не может быть опубликована, и добавил, что лучше им продолжать хранить молчание про все, что им известно о семье Шерлока Холмса. Отправляя то письмо, я чувствовал себя презренным предателем, и на целую неделю утратил аппетит. Вообразите мое удивление, когда вскоре от Перси Брюстера пришло письмо, в котором он писал, что все понял, что они сделают, как я прошу, и что, на самом деле, его совсем не удивил подобный исход этого дела. Затем он пожелал мне всего доброго. Не думаю, что когда либо встречал столь святого человека.
Наконец, после всех моих приключений в душе у меня наступил мир. Я был опустошен от гнева и разочарования, но все же, когда я думаю, что о тех годах, когда Шерлок Холмс странствовал с актерской труппой, вероятно никто никогда не узнает, мне становится немного грустно, ибо я уверен, что это была бы столь же замечательная история, как и та, что поведал Перси Брюстер. Я с удовольствием занялся бы изысканиями по истории юности Холмса, но понимаю всю тщету подобных усилий, если их плоды будут вот так же покоиться на дне моего сундука.
Я по прежнему пишу отчеты о раскрытии преступлений в Лондоне, хотя работаю уже не так много, проводя больше времени с моими детьми и внуками, положив своим долгом оставить им по себе лучшую память, чем оставил своим потомкам мистер Дэвид Холмс. И в некотором смысле я испытываю облегчение, что у Уиггинса не будет основания сожалеть о том, что поделился со мной своими теплыми воспоминаниями о Шерлоке Холмсе, которые и навели меня когда-то на след его дома детства. И хотя публикация этой биографии принесла бы мне известность, теперь я признаю, что этот великий человек заслуживал лучшего, нежели смотреть, как годы его детства буду облиты грязью перед всем Лондоном и целым миром.
Я потратил время, чтобы записать всю эту историю на чистом английском языке, ведь Майкрофт Холмс не сказал, что это запрещено. Теперь я оберну свою законченную рукопись вместе с этим эпилогом в бумагу, а еще положу это в кожаный чехол, а затем уберу назад в чемоданчик, который опущу на самое дно сундука. И я надеюсь, что однажды эта замечательная история станет известна публике, даже если я, так же, как и гениальные братья Холмсы, не узнаю, когда это произойдет.

Конец Хиллкрофт Хауса

Где-то к концу 1870 года финансовые дела мистера Холмса приняли ужасный оборот. Он проигрывал большие суммы денег и продолжал вести довольно роскошный образ жизни, что было ему явно не по средствам. Счетов становилось все больше и больше, и настал момент, когда стало необходимо предпринять решительные действия, чтобы предотвратить приближающийся финансовый крах. На следующий день после возвращения мистера и миссис Холмс из очередной поездки, после ужина я подошел к ним в гостиной.
- Мистер Холмс, сэр, я должен поговорить с вами о финансовом положении поместья, - начал я. – Оно довольно плачевно.
Он отложил в сторону газету. Миссис Холмс продолжала пить вино.
У меня были с собой расчетные книги, и я раскрыл их, чтобы показать ему, как оскудели его средства благодаря поездкам и бесконечным тратам.
- Обратите внимание, сэр, - сказал я, указывая на раздел записей, в котором я подробно записывал все финансовые траты, кроме тех средств, что я тайком посылал мастеру Майкрофту, и которые значились как «ремонт на фермах», а мастер Майкрофт потом пересылал часть их своему младшему брату. – За последние два года, сэр, у вас уходит ежегодно более 4500 фунтов на путешествия и различные траты, в то время как фермы и поместье требуют еще 900 фунтов. При годовом доходе от ферм и мануфактуры в Хаддерсфилде в 3000 фунтов, чтобы оплатить счета мне приходится использовать ваши сбережения. Сейчас они составляют лишь 6000 фунтов, и при таких больших продолжительных тратах , сэр, их надолго не хватит, особенно, если траты будут увеличиваться.
- Это правда, Дэвид? – спросила миссис Холмс. – А я так люблю наши маленькие поездки. Лишь во время них ты бываешь, хоть как-то выносим.
- Помолчи, - буркнул он. Я содрогнулся от презрения, которое вызывала во мне эта женщина. Ради нее и потакания своим порокам мистер Холмс вынудил уехать из дома собственного сына, заменив уличной грязью молоко и мед. У меня голова пошла кругом от подобной слабости человеческой натуры.
Мистер Холмс бросил поверхностный взгляд на книги и безо всякого интереса перевернул пару страниц.
- Очень хорошо, Брюстер. На этом все.
И он знаком показал мне, что я могу идти.
Я ушел, встревоженный его отстраненностью и явным отсутствием интереса к содержанию моих записей и тем данным о поместье, которые в них содержались. Я обратился за советом к мастеру Майкрофту, и хотя я и сжег его письмо, но помню его слова:

«Готовься к худшему. Похоже, это неминуемо. Не беспокойся за мое будущее наследство; я пришел к выводу, что ни я, ни мой брат в любом случае ничего не унаследуем. Позаботься о слугах, будь щедр к ним. Отложи деньги для себя и остальных; полагаю, что скоро мой отец начнет увольнять их. Положи пятьсот фунтов в лондонский банк на сценическое имя моего брата, чтобы он мог получить их, когда он вновь попадет в общество.»


Затем он назвал мне псевдоним своего брата.
Я сделал, как он велел, положив на банковский счет 200 фунтов для нас, слуг, и 500 фунтов на сценическое имя мастера Шерлока. Думаю, что они решили использовать это имя для банковского счета для того, чтобы отделаться в будущем от кредиторов, которые рассчитывали бы получить какие-нибудь деньги от сыновей мистера Холмса.
Также я послал немного денег мастеру Майкрофту. Сначала я опасался, что о моих действиях узнают, но мистер Холмс никогда даже не упоминал о книгах, не говоря уже о том, чтобы просматривать их, и мне удалось скрыть эти изъятия средств среди его путевых расходов, которые он не отслеживал, а также в мнимых тратах по ведению хозяйства поместья и ферм. Как бы то ни было, мне казалось, что будет гораздо лучше, если эти деньги помогут достойным людям, нежели они буду потрачены в порочных целях.
Когда деньги были переведены по назначению, все мы просто ждали, когда случится неминуемое.
Ждать пришлось не долго, ибо по мере того, как он все больше пил, характер мистера Холмса претерпел изменения к худшему. Теперь он вымещал свою злобу уже не только на своей жене. Как-то в январе 1871 года натолкнувшись на небольшой, и, в общем-то, абсурдный, непорядок в утренней комнате – подушки на диване были разложены не так как обычно - он тут же отказал от места Элизе, хотя и велел выдать ей жалование за две недели вперед. Она была расстроена, но вышеназванные условия оказались весьма удачны, и мне удалось успокоить ее, написав мастеру Майкрофту, который через каких-то своих знакомых нашел ей хорошее место в Лондоне. Я написал ей отличное рекомендательное письмо и дал его подписать крайне нетрезвому мистеру Холмсу, что было очень коварно с моей стороны. Я выдал Элизе ее жалование и плюс дополнительные десять фунтов, чтобы она могла обустроиться на новом месте и утешиться в своем горе, что покидает миссис Бёрчелл, которая была для нее, как вторая мать. Таким образом, мы попрощались с ней, пожелав счастливого пути.
Я понял, что должен уволить помощницу миссис Уинтерс, Мэриан, и так как ввиду того, что работы на кухне было теперь довольно мало, я видел, что платить еще и помощнице у нас нет никаких оснований. И поскольку она была из местных, то я просто выплатил ей жалование за месяц вперед и дополнительные пять фунтов.
Следующими в феврале 1871 года были Денкинс и другие работники поместья – мистер Холмс уволил его за то, что тот плохо ловил кроликов. «Уилкокс может заниматься садом» - вот все, что он к этому добавил, и все тут. Я дал Дженкинсу рекомендательное письмо, подписанное тем же способом, что и рекомендации Элизы. Перед уходом он получил двойное жалование и я дал ему еще сверх того сорок фунтов, так как мастер Майкрофт не смог найти ему подходящего места. Каждый из его помощников получил по пять фунтов.
Я спросил мастера Майкрофта, не следует ли взять кредит, заложив поместье, но он сказал, что лучше этого не делать.
«Наведи справки относительно продажи наших акций фабрики Виккерсона. Не говори об этом отцу; я возьму на себя ответственность за эту сделку».
Я, как управляющий поместья, написал об этом мистеру Виккерсону,; он был рад поучить от меня весточку, так как у него не было известий от мистера Холмса уже восемь месяцев. Я объяснил ему сложившуюся ситуацию настолько деликатно, насколько это было возможно; я совсем не хотел, наводя справки о продаже части его деловых бумаг, бросить тень на мистера Холмса. Мистер Виккерсон согласился найти покупателя или, может, даже купить акции самому. И он проявил большой такт, упоминая «прискорбный недуг мистера Холмса» и как он сожалел, что события приняли «столь плачевный оборот». Деликатность этого человека вызвала у меня большое уважение, и я мог лишь предположить, что он, видимо, знает о пороке мистера Холмса уже довольно давно.
В мае 1871 года ,без ведома мистера Холмса, мистер Виккерсон купил акции по очень неплохой цене. Мистер Холмс подписал контракт, и не подозревая об этом. Возможно, мистер Коббет, вы думаете, что это достойно порицания действовать вот так, обманным путем, особенно в столь важных делах, но, увы, не было другого способа предотвратить надвигающееся банкротство, ибо Холмсы продолжали путешествовать и тратить деньги самым неразумным образом. Ну и, кроме того, у меня было разрешение мастера Майкрофта на столь оправданные поступки. Я и мастер Майкрофт также подписали контракт, на тот случай, если мистер Холмс решит оспаривать акт продажи после того, как я скажу ему, что произошло.
Однако, сперва, получив эти деньги, я отправил еще немного средств на этот счет-инкогнито мастера Шерлока, чтобы ему хватило на учебу в университете, а возможно и еще на что-то, если он будет бережлив, и еще немного мастеру Майкрофту, который также периодически пересылал деньги младшему брату. Затем я оплатил накопившиеся счета. И, в конце концов, я пошел в библиотеку, где мистер Холмс со своей женой пили вино и распевали довольно непристойные трактирные песни. Не уверен, что было лучше: их споры или их столь сомнительные развлечения.
- Сэр, - осмелился прервать их я, когда они допели одну особенно отвратительную песню, - позвольте мне отвлечь на минуту ваше внимание.
Неподалеку в коридоре стояли миссис Бёрчелл и миссис Уинтерс, страшно боясь реакции мистера Холмса на то, что я должен был сказать ему. Они зря беспокоились; я не собирался говорить ему правду.
- О, господи, Брюстер, что на этот раз случилось? – ворчливо спросил он.
Войдя, я встал прямо перед ним.
- Сэр, чтобы оплатить накопившиеся счета, вы велели продать ваши акции фабрики Виккерсона. Две недели назад их приобрел сам мистер Виккерсон. Вы подписали контракт, однако поскольку тогда вам … немного нездоровилось, я просто хотел убедиться, что вы осведомлены о самом факте продажи. Нам очень нужны были средства, сэр.
Мистер Холмс нахмурился и отставил в сторону стакан с виски.
- Я сказал тебе продать акции? Я подписал контракт? О чем ты говоришь?
Я показал ему копию контракта – на ней не было подписей мастера Майкрофта и моей.
- Боже мой, - сказал я, - я боялся, сэр, что вы могли и не помнить, потому что, подписав контракт, вы с миссис Холмс несколько дней были в совершенно бесчувственном состоянии. Уж, конечно, сэр, я бы ни за что не предпринял подобные действия без полного вашего согласия. Мы с вами вместе перечитали тогда весь контракт. Но делая сегодня записи в конторской книге, я все же засомневался, помните ли вы об этом, вот почему я решил зайти к вам с контрактом.
Все это было ужасной нелепицей, и лишь деградированное состояние ума мистера Холмса могло позволить ему поверить в это.
- Так мы снова можем тратить деньги? – спросила миссис Холмс, подливая виски в свой наполовину пустой стакан.
Мое сердце болезненно сжалось. Я не удостоил ее ответом, но стоял на месте, глядя на мистера Холмса.
Увидев, что я молчу, он также спросил:
- Так что, мы можем тратить деньги?
- Да, сэр. И как я уже сказал, нам нужны будут деньги, чтобы оплатить счета, если они будут расти с такими темпами, как это случается последнее время.
В его глазах вспыхнул гнев.
- Черт бы побрал эти счета.
- Сэр, мне было приказано оплатить несколько счетов, что я и сделал. Остальные деньги уже внесены на ваш текущий счет.
Мистер Виккерсон согласился, чтобы мы записали сумму гораздо меньшую, чем он оплатил по контракту, чтобы мистер Холмс не удивлялся, если будет проверять расходные книги, куда делись те суммы, что я перевел на счета его сыновей. Он никогда не проверял, но осторожность не помешает; вот почему мастер Майкрофт посоветовал мне поговорить с его отцом.
Мистер Холмс сделал большой глоток виски. Затем он некоторое время молчал.
- Лучше сбыть их с рук сейчас, пока не упала цена, - мрачно сказал он.
- Конечно, сэр.
- Поедем в Лондон, Дэвид, - сказала миссис Холмс. – В клубе тебя ждет удача. Нельзя же постоянно проигрывать в вист. И скачки… я так люблю бывать там. И в обществе мы редко ссоримся.
Мистер Холмс осушил еще один стакан, его лицо помрачнело. Не делайте этого, молил я про себя.
- Брюстер, - сказал он, - собирайте с миссис Бёрчелл наши чемоданы. Завтра мы уезжаем в Лондон.
Я вышел из библиотеки, испытывая внутри такую боль, словно проглотил осколки стекла. На следующий день они уехали.

О, боже, как они тратили деньги! Надо предполагать, что мистер Холмс знал, что он делает с собой и со своим поместьем, что он знал о неминуемом разорении, которое надвигалось на него. Я невольно приходил к мысли, что он хотел, чтобы это произошло тем или иным путем, ибо как еще объяснить его столь пагубное отношение к собственным финансам? Было ли это чем-то вроде наказания, которое он наложил на себя, чтобы наказать за полное разрушение всего, что составляло его жизнь? Или же он хотел наказать сыновей, добившись того, чтобы им нечего было наследовать? Либо же спиртное настолько разрушило его рациональный ум, что он стал совершенно распущенным и безответственным человеком, которого, в самом деле, ничто не волновало: ни его сыновья, ни его поместье, ни его достоинство? Никто этого никогда не узнает.
Как вы легко можете представить, это был одинокий дом, в котором находились лишь миссис Бёрчелл, миссис Уинтерс и я, Уилкокс все еще жил в своем коттедже. Они выполняли, как могли свою работу, меня же мои обязанности приводили в отчаяние. Я начал бояться новых писем, так как поток счетов не иссякал, и я впал в несвойственную мне меланхолию, которая не давала мне, как следует, исполнять свой долг. Лишь новое письмо мастера Шерлока, пришедшее в октябре 1871 года, в котором он писал о своем недавнем возвращении в Англию после турне по Америке и благодарил меня за заботу о поместье, подняло мой дух и заставило вспомнить о моих обязательствах управлять тем, что осталось от Хиллкрофт Хауса. Я показал письмо другим и увидел, как на лицах, на которые наложила уже свой отпечаток суровая действительность, появились улыбки. В честь этого события в тот вечер у нас был праздничный ужин, состоящий из баранины и пудинга с изюмом.
Однако, все мои усилия оплатить счета были напрасны. Холмсы продолжали делать траты все столь же неразумно, и к марту 1872 года было уже так много неоплаченных сетов – один только счет , присланный из заведения мистера Фитцпатрика составлял 2200 фунтов – что на то, чтобы оплатить их просто не было денег, нам писали кредиторы, а затем несколько раз и приезжали в Хиллкрофт Хаус. С обнадеживающей искренностью я смог выговорить несколько месяцев отсрочки перед тем, как начнется судебное разбирательство, и дом, обстановка, лошади, фермы, все будет продано. И в это время Холмсы прибыли домой, что случалось все реже и реже.
На следующий день после приезда рано утром я подошел к мистеру Холмсу, который сидел в библиотеке; миссис Холмс все еще спала наверху. Выглядел он ужасно – небритый, с покрасневшими глазами, в помятой и грязной одежде, с расстегнутым воротничком и не завязанным галстуком. Я подумал, что он всю ночь не спал, но не потому что пил, ибо был трезв и не выказывал никаких признаков злоупотребления спиртным. Он сидел в кресле у камина, ничем не занятый и просто смотрел на пылающий огонь. Услышав мои шаги, он взглянул на меня, а затем вновь повернулся к камину.
- Ради Бога, Брюстер, уйди, - хрипло проговорил он.
- Не могу, сэр. Я должен поговорить с вами. В ваше отсутствие приходило несколько кредиторов, требуя деньги, которые мы не можем заплатить им. Боюсь, что они заберут у вас Хиллкрофт Хаус, сэр, и мы ничего не сможем сделать.
Мистер Холмс сидел, как статуя, и некоторое время ничего не говорил. Затем, когда я собрался уже, было, уйти, он сказал нечто совершенно удивительное.
- Не присядешь ли, Брюстер? Пододвинь стул поближе ко мне.
Когда я почувствовал, что ноги снова слушаются меня, то выполнил его просьбу. На минуту ностальгия того гляди готова была овладеть всем моим существом, и я едва сдерживал слезы, вспоминая, как не в столь отдаленном прошлом мы часто вели с ним разговоры, сидя возле уютного камина в этом доме, где царили тепло и любовь.
Некоторое время мы сидели в молчании, нарушаемом лишь потрескиванием поленьев в очаге.
Мистер Холмс сидел, не двигаясь, положив руки на подлокотники кресла. Он не смотрел на меня, и я не могу сказать, что увидел , глядя на него. Его лицо было безжизненным и ничего не выражало, его взгляд был направлен на пламя, но был таким пустым, что вряд ли он на самом деле его видел. Временами мне хотелось заговорить, но я заставлял себя молчать, понимая , что любые слова сейчас бесполезны.
Таким образом, прошло, может быть, полчаса, хотя мне казалось, что больше. Затем он заговорил очень тихо, почти шепотом.
- Благодарю тебя, Брюстер. За все. Ты хороший человек. Я сожалею… - Он помолчал, а затем просто повторил, - Благодарю.
Значит, это конец, подумал я, и от этой завершенности его слов мне стало дурно.
Я ничего не сказал, но встал и ушел, глаза мои увлажнились от чувства ужасной беды, нависшей над мистером Холмсом, и от тех ноток сожаления и раскаяния, что на какую-то долю секунды прозвучали в его словах. В отличие от мастера Шерлока я никогда не мог сдержать слезы.
В тот вечер они начали спорить так громко, что мы услышали их на половине слуг, рядом с кухней, где миссис Уинтерс, миссис Бёрчелл, Уилкокс и я сидели в угрюмом молчании. Я рассказал им то, что произошло утром, и мы заговорили о тех годах, когда мастер Шерлок был маленьким, и жизнь была добра к нам и обещала много хорошего.
Они начали кричать сразу со вей яростью, на какую только были способны. Возможно, вы думаете, мистер Коббет, что мы должны были бы привыкнуть к этому после стольких их стычек за все эти годы, но простых мягкосердечных людей всегда тревожит жестокость, независимо от того, находит ли она свое выражение в словах или в кулаках. Однако, во время этой ссоры наши души охватил ужас, и мы решили перейти в утреннюю комнату, чтобы лучше слышать, что там происходит.
Это было ужасное столкновение двух этих вспыльчивых натур; к ужасным крикам вскоре добавились звуки бьющегося фарфора. Они обвиняли друг друга, клеймили позором, в ход пошел уже какой-то грубоватый диалект, чередующийся с ужасными проклятиями. Кончилось все тем, что мистер Холмс поступил так, как пытался сделать после смерти миссис Фэберн – он швырнул лампу об стену, и еще одну уже в противоположную, - тут же вспыхнуло пламя, от которого мгновенно запылали шторы.
Мы вчетвером стояли и охваченные ужасом взирали на эту сцену, не веря собственным глазам. Со стыдом должен признать, что Уилкокс и миссис Уинтерс опомнились быстрее меня, бросившись в библиотеку в тщетной попытке потушить огонь при помощи пиджака и шали. Перед их взором предстало невероятное зрелище – мистер и миссис Холмс продолжали злобно нападать друг на друга, окруженные языками пламени, которое становилось все более грозным. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что дому пришел конец, ибо стояла безоблачная ночь, дождя не было, и все что мы с Уилкоксом могли сделать, это только вытащить из горящей комнаты мистера и миссис Холмс.
Не знаю, приходилось ли вам когда-нибудь видеть, как горит дом, мистер Коббет, но позвольте сказать вам, что ничто не сравнится по скорости с огнем, мечущемуся по дому, наполненному старой деревянной мебелью. Дыма и сильного жара вкупе с совершенно естественным страхом было достаточно, чтобы заставить миссис Бёрчелл и миссис Уинтерс быстро выбежать прочь, чему я был очень рад, а мы с Уилкоксом пытались вытащить оттуда Холмсов. После нескольких минут бесплодной борьбы, во время которой мистер Холмс, к моему ужасу, разбил еще две лампы из утренней комнаты, распространяя пламя все дальше по дому, я решил, что лучше буду спасть то, что еще можно спасти. Я побежал за расчетными книгами и другими важными документами, а затем метался по дому, пытаясь спасти то, что имело денежную или просто памятную ценность: несколько дагерротипов, брошь миссис Холмс, кое-что из серебра, и тут вдруг неожиданно вспомнил о своих собственных сокровищах. Мои записные книжки! Письма!
Я бросился по лестнице на второй этаж, куда уже добирался огонь. К тому времени, как я поднялся туда, там все было в дыму. Я побежал сперва в комнату миссис Уинтерс, снял с одной из подушек наволочку и положил в нее все, что уже принес наверх. Я засунул туда все, что показалось мне наиболее ценным в этой комнате. Затем я пошел в спальню миссис Бёрчелл и сделал там тоже самое, молясь о том, чтобы мой выбор был удачен и смог смягчить боль потери. К тому времени, когда я вошел в собственную комнату, там было ужасно дымно, и мне с трудом удавалось дышать и хоть что-то разглядеть. Не побоюсь признаться, что я был охвачен ужасом, и я быстро открыл ящик своего стола и достал свои записные книжки, с которыми постоянно сверялся, пока рассказывал вам эту длинную, запутанную и печальную повесть. Затем я опустился на колени перед запертым сундуком. Трясущимися руками я пытался вставить ключ в замочную скважину, но мне это никак не удавалось. Я вытащил ключ, чтобы вставить его снова, но тут он выскользнул у меня из руки и упал под прикроватный столик. Я начал кашлять от едкого дыма, но полез за ключом. Но, когда я не смог ни разглядеть его под столом ни нащупать рукой, то почувствовал, что с меня уже хватит. Чувство паники, окрашенное некоторым оттенком сожаления, заставило меня покинуть комнату, унося собранный мной мешок, оставляя свой сундук и письма на милость разрушительному действию огня. Полагаю, было большой удачей, что вследствие своей привычки постоянно делать записи, мне не захотелось убирать записные книжки в сундук, иначе они также были бы навечно утеряны.
Я сбежал вниз по лестнице для слуг, где воздух еще не был так наполнен дымом, и покинул дом через вход в оранжерею. Я побежал к парадному входу, к тому времени я уже порядком задыхался, и эти постоянные приступы сухого кашля совсем лишили меня сил. Во всех окнах первого этажа теперь уже бушевало пламя и даже кое-где на втором этаже. Вверх поднимался густой, темный дым, темнее ночного неба. Я заставил себя сделать еще несколько шагов и подойти к миссис Уинтерс и миссис Бёрчелл, которые стояли на почтительном расстоянии от дома, держась за руки и поддерживая друг друга в этом нашем общем несчастье. Уилкокс стоял рядом, задыхаясь и кашляя, как я, а сажей он был покрыт намного больше моего.
Увидев меня, женщины заплакали и все трое вознесли хвалу Господу. Я опустил свой мешок на землю и какое-то время мы стояли, крепко обнявшись, пока я не понял, что кроме нас на лужайке никого нет.
- Господи, - воскликнул я, схватив за руки Уилкокса. – Где мистер и миссис Холмс?
- Я не смог вытащить их, - сказал он и заплакал, отчаянно выкрикивая фразы. – Я вытащил ее, но он вернулась в горящую комнату за мной, когда я вернулся за мистером Холмсом. Я попробовал еще раз, но они бы не пошли за мной, они бы не пошли! Они все еще спорили, ругались, а пламя уже лизало их одежду! Все закончилось так ужасно, Брюстер, мне пришлось оставить их! Я был вынужден! Они бы и не вышли оттуда. Господи всемогущий, они бы не вышли.
Я отпустил его руку, и моим замершим телом и отчаявшимся разумом овладело всеобъемлющее оцепенение. Я стоял, глядя на то, как пламя пожирает этот дом, так же, как этим утром мистер Холмс смотрел на огонь в камине, и мое лицо было безжизненно и лишено всякого выражения.
Осталось совсем немного, мистер Коббет, и мой рассказ будет окончен. Вы, наверняка, можете представить, какое зрелище представляет собой горящий дом, это яркое пламя было заметно и из деревни. Толпа местных жителей пришла помочь, но когда они увидели, что ничего уже сделать нельзя, они остались и просто стояли и смотрели, тихо переговариваясь между собой. Не могу сказать, что кого-то радовала эта трагедия, потому что при всех своих личных пороках мистер Холмс не причинял никаких проблем деревне и ее жителям, если не считать того, что последнее время, появляясь там, он вел себя уже не так, как пристало бы достойному джентльмену. Когда он пил там, в пабах, у местного населения была возможность увидеть, насколько изменился этот человек; подношения Коттерам были хорошо известны, несмотря на то, что мастер Шерлок уже больше не играл с их сыновьями, и люди очень ценили это.
Помощница миссис Уинтерс, проводившая весь день на кухне, и очень хорошая, простая девушка, совсем не сплетница, потому в деревне к ней относились хорошо, и то, что она и помощники Денкинса получили при расчете дополнительные деньги, также вызвало одобрение у местного населения.
Таким образом, общий настрой собравшейся толпы был смесью сочувствия, скорбной печали и уважения. Полагаю, что каждого возьмет за живое, когда вы видите собственными глазами конец некой эпохи, независимо от того, касается ли дело целой империи или одной, пусть и знатной, семьи.
К утру пожар угас. Дом сгорел до каменного фундамента. Уилкокс вывел из конюшни обезумевших от испуга лошадей, вывез экипаж и двуколку задолго до того, как огонь перекинулся и на эту пристройку. Кто-то принес нам кофе и одеяла ,и мы с Уилкоксом всю ночь простояли там, глядя на пожарище. Женщин позвали в дом к Меткалфам, и они ушли, благодарно прижимая к себе те их вещи, что мне удалось спасти. Там им дали выпить пару рюмок коньяка, чтобы они успокоились, прочли вместе с ними несколько молитв, чтобы утешить и укрепить их дух, после чего они уснули.
Ранним утром я отправил старшего сына колесного мастера на поезде в Данхэм, где он должен был нанять лошадь и ехать в Бишоп Окленд, где находилась ближайшая к Карперби почтовая станция. Я дал ему текст послания, которое он должен был отправить телеграммой в офис мастера Майкрофта, и в котором сообщалось о произошедшей трагедии. Потом я некоторое время бродил среди камней, ища то, что могло уцелеть после пожара. Я нашел несколько статуэток, несколько бокалов, некоторые книги, но мне стало так нехорошо, что я вынужден был остановиться. Позже я узнал, что констебль обнаружил останки мистера и миссис Холмс, и их доставили к гробовщику для подготовки к захоронению. Не могу выразить, как я был благодарен Всевышнему, что не видел эти останки среди развалин и что меня не было там, когда была обнаружена эта страшная находка.
Многие люди, включая Меткалфов, мистера Рута, мистера и миссис Корнелиус Браун, старого мистера Ирвина и многих деревенских жителей предложили нам еду и питье, горячую ванну, чистую одежду и кров над головой, чтобы отдохнуть. Должно быть, я представлял собой волнующее зрелище - бесцельно бродя вокруг, перепачканный и в слезах, крепко прижимающий к груди свои записные книги, словно хотел, чтобы они стали частью моего тела. Уилкокс воспользовался любезным предложением мистера Рута и временно разместил у него трех лошадей, а затем бедняга с явным выражением вины, написанным на его лице, ушел в свой коттедж, чтобы в уединении предаться там своему горю и немного поспать. Конечно же, его никто не винил, кроме его самого. И кто бы посмел? Рассказывая о том, что случилось, я сказал, что все мы спали, когда начался пожар. Возможно это произошло из-за дымохода, который нуждался в чистке. К тому времени, когда мы, проснувшись в своих комнатах на третьем этаже здания из-за повалившего черного дыма, поспешно оделись , прихватив кое-что из личных вещей, и бросились вниз по лестнице для слуг, первый и второй этаж уже были объяты пламенем. Я послал миссис Уинтерс за Уилкоксом и мы пытались войти в дом, чтобы помочь мистеру и миссис Холмс, но не смогли из-за сильного задымления и очень высокой температуры внутри; мы были вынуждены отойти назад. Мы могли лишь предположить, что Холмсы быстро задохнулись от дыма и не смогли убежать из горящего дома. Люди поверили, что так все и было в действительности, как бы ужасна она ни была. Как легко слетают теперь лживые слова с моих некогда правдивых уст!
Поздно вечером усталый мальчуган вернулся из Данхэма с телеграммой от мастера Майкрофта, доставив мне ее в гостиницу «Лис и гончая» в Карперби, где я решил провести ночь, вежливо отклонив многочисленные любезные приглашения жителей деревни и других наших соседей остаться на ночлег. В телеграмме сообщалось, что мастер Майкрофт и мастер Шерлок прибудут на следующий вечер. При мысли, что я увижу их снова, особенно мастера Шелока, все во мне затрепетало. Мастер Майкрофт просил, чтоб я снял им номер в гостинице Аскригга; в столь тяжелое время им бы очень не хотелось пускаться в разговоры с какими-нибудь добросердечными соседями. Они также просили меня позаботиться о том, чтобы их отца похоронили в Эйсгарте рядом с их дорогой матушкой, а миссис Холмс, чтоб была похоронена вдали от их могил под своей девичьей фамилией Смит.
Прочитав это письмо, я ушел в свой номер. К своему удивлению, несмотря на волнение в связи с приездом мальчиков, ужасные события минувшей ночи и мою хроническую бессонницу, мне удалось заснуть. На следующее утро я смог договориться в церкви обо всех требованиях мастера Майкрофта.
Вечером я встретил мальчиков на станции в Аскригге. В каких молодых людей они превратились! Оба очень высокие, выше шести футов, с прекрасными черными волосами и пронзительным взглядом серых глаз.
У старшего брата, которому исполнилось двадцать четыре года, было уже около двух стоунов избыточного веса. Мимолетно улыбнувшись мне и протянув руку, в то время как мастер Майкрофт стоял, заведя руки за спину, мастер Шерлок, которому еще не было восемнадцати, двигался очень легко, с быстротой и грацией, которыми никогда не отличался мастер Майкрофт. У мастера Шерлока оказалось удивительно крепкое рукопожатие, и я понял, что, несмотря на свою худощавую фигуру, с годами он стал очень сильным молодым человеком с атлетическим телосложением. Вид обоих братьев произвел на меня большое впечатление, и боюсь, что эмоции взяли надо мной верх.
- Мастер Майкрофт, мастер Шерлок, я так рад вас видеть, - сказал я, изо всех сил стараясь сдержать слезы. – Я так сожалею о том, что случилось.
- Так же, как и все мы, Брюстер, - ответил мастер Шерлок.
Мастер Майкрофт изрек что-то вроде «Гхм…» и затем стал внимательно рассматривать тех немногих людей, что присутствовали на станции.
- Я снял для вас номер в гостинице «Святой Георгий и дракон», как вы и желали, хотя это и огорчило множество старых друзей ваших родителей, которые очень бы хотели принять вас у себя.
- Эта гостиница нам очень подойдет Брюстер, - сказал мастер Шерлок. – Мы не в настроении сейчас общаться.
Когда он это сказал, у мастера Майкрофта был крайне скучный вид, тогда как в глазах мастера Шерлока я увидел легкий оттенок мягкости. Увидев это, я преисполнился радостью. Теперь у братьев было гораздо больше схожих черт, но я знал, что младший не утратил своей чувствительности и доброты.
Мы пошли к гостинице. Я продолжил разговор.
- Все церковные формальности улажены. Отец Меткалф предлагает назначить похороны на послезавтра.
Мастер Шерлок ответил:
- Мы не хотим похорон. Пусть у могилы соберется узкий круг людей. Кроме нас, пусть придет отец Меткалф и слуги, если у вас будет желание придти.
- Конечно, мы хотим присутствовать, сэр. И все очень хотели бы увидеть вас снова. Все эти долгие годы мы смогли выносить нелегкую обстановку в доме лишь благодаря вашим письмам.
Наступила пауза.
- Брюстер, я также с нетерпением жду той минуты, когда увижу их снова.
Почему-то этим вечером мне очень хотелось продолжать наш разговор.
- Вы все еще играете на сцене, мастер Шерлок? – спросил я.
- Нет. Осенью я собираюсь поступать в университет.
- Очень жаль, что я так и не видел ваших выступлений. Что же вы будете изучать в университете? Химию?
Мастер Шерлок вздохнул.
- В действительности, я еще не решил.
- Что ж, я знаю, что вы отлично сможете освоить любой предмет. А как подвигается ваша работа в правительстве, мастер Майкрофт?
- Она подвигается согласно тому плану, который я наметил для своего продвижения по карьерной лестнице.
- О…
Я представил, как он вычислял час, минуту и секунду, когда он получит пост, к которому стремился, каким бы этот пост не был; с кем он будет, когда получит эту желанную награду; какая будет в тот день погода; и что тогда будет у него на завтрак.
Я набрался смелости, чтобы снова заговорить.
- Та история, что я рассказал деревенским жителям и старым друзьям вашей семьи о том, как начался пожар, и которую они могут упомянуть в разговоре, на самом деле, ложная. Если хотите, я расскажу вам подлинные факты, хотя они не принесут вам радости.
И вновь это «Гмм» со стороны мастера Майкрофта…
- Не сомневаюсь, что отец сам сжег дом и отказался выйти из него, когда он был объят пламенем. И, вероятно, его ужасная жена была слишком увлечена своей бранью, чтобы спастись самой.
Я не мог сопротивляться искушению.
- Это ваша догадка, мастер Майкрофт?
Я увидел, как тонкие губы мастера Шерлока на секунду тронула усмешка, но это было лишь одно мгновение, и он вновь стал совершенно серьезен.
- Конечно же, нет, - отрывисто сказал его брат. – Это вполне обоснованное предположение с учетом пороков и характера моего отца и его жены, и оно вполне логично, если вспомнить манеру их поведения в последние несколько лет.
- Да, все верно, - тихо признался я, вновь пораженный его столь бездушным изложением собственных мыслей. – У мистера и миссис Холмс была ужасная ссора, и он разбил об стену несколько ламп, сперва в припадке безумного гнева, а затем явно с деструктивным намерением. Уилкокс, который пытался вытащить их из горящей комнаты, говорит, что они спорили друг с другом, когда он вынужден был убежать, и, видимо, это продолжалось до самой их смерти.
Молодые люди ничего на это не сказали. Мы уже подходили к гостинице, и я продолжил:
- Я смог спасти отчетные книги, некоторые документы, несколько дагерротипов и различные предметы домашнего обихода. - Я поднял голову, взглянув в ночное небо, и мысленно выразил надежду, что эти звезды предвещают лучшую жизнь мистеру и миссис Холмс. – Я, правда, очень сожалею, - снова сказал я.
- Не стоит, - ответил мастер Майкрофт.
Братья встретились и с другими слугами; они видели отца Меткалфа и его жену, мистера Рута, Браунов, и мистера Ирвина; молча, стояли они вместе на траурной церемонии на кладбище; встретились с кредиторами , и переписали на них земли поместья и фермы. Они посетили сгоревшие руины Хиллкрофт Хауса – мастер Майкрофт постоял там десять минут, после чего, взяв экипаж, уехал в город, в то время как мастер Шерлок провел там половину дня, бродя по остаткам дома и землям вокруг, после чего вернулся в Аскригг.
Думаю, он ненадолго останавливался в лачуге Ноя Коттера в Карперби, так как после сказал мне, что его старый друг уже женат на девушке из Эйсгарта и она ждет ребенка.
- Таким образом, Брюстер, двери в прошлое закрываются одна за другой, пока последняя не закроется и не будет заперта навеки, - сказал он, когда мы после ужина сидели , разговаривая в его комнате в гостинице. Мы говорили о мистере Хэтуэе, который теперь заботился об одной пожилой даме в Бристоле, и немного об актерской карьере мастера Шерлока.
- Да, но каким волнующим будет для вас открытие новых дверей в ваше будущее, мастер Шерлок, - сказал я.
Судя по его отсутствующему взгляду и задумчивой улыбке, он был глубоко погружен в собственные думы.
-Конечно, - сказал он тихо, откинувшись на спинку стула и глядя в темное ночное небо за окном. И только тогда я понял, что за то время, что он провел в бродячей труппе, бедный мальчик не избавился от депрессивных наклонностей своего ума. Теперь я знал, что мистер Ирвин был прав – эта меланхолия будет сопровождать его всю жизнь. Мне оставалось лишь молиться, чтобы каким-то образом, он был доволен тем, как складывается его жизнь, и чтобы что-то стимулировало работу его ума, и он всегда был слишком занят для того, чтобы чахнуть и тосковать, предаваясь этим меланхоличным настроениям.
Он понял, что в какой-то степени выдал мне себя, то, что происходит у него в уме, поэтому отдвинулся от окна и перевел разговор на другую тему.
- Итак, Брюстер, ты теперь свободный человек. Снова будешь искать выгодное место или уйдешь на покой?
- Уйду на покой, мастер Шерлок. В конце концов, мне почти шестьдесят. За эти годы мне удалось скопить кое-какие средства, и те сто фунтов, что я получил от вас с братом, более, чем щедрая плата. - Они также дали по пятьдесят фунтов миссис Уинтерс,, миссис Бёрчелл и Уилкоксу. – Думаю, я обоснуюсь здесь, в Карперби, ибо люди здесь мне очень по душе и мне тут комфортно. На окраине города есть дом, который продается, и я, вероятно, куплю его.
- Если тебе когда-нибудь что-то понадобится, - сказал мальчик, пристально глядя на меня, - тебе достаточно лишь попросить.
Я почувствовал, что на глаза вновь наворачиваются слезы.
- Я говорил это раньше и скажу снова, сэр. Это была честь для меня – быть дворецким для вашего брата и для вас. То, что случилось у вас в доме, было ужасно, и я каждую ночь молю господа, чтобы вы и мастер Майкрофт смогли прожить долгую, плодотворную жизнь.
Мастер Шерлок снова повернул голову к окну, и в комнате на минуту повисло молчание.
- До свидания, Брюстер. Я желаю тебе всего самого лучшего, - сказал он, и я ушел, не обиженный его краткими прощальными словами, понимая, что его видимая бесцеремонность и резкость лишь скрывали за собой эмоции, которые он старался сдерживать.
- Доброй ночи, сэр, и благослови господь вас обоих, - сказал я уже в дверях.
- И тебя, мой дорогой друг, - ответил он.
К концу недели мальчики уехали, Уилкокс поехал на новое место, которое нашел для него в Корнуолле мастер Майкрофт, миссис Бёрчелл и миссис Уинтерс уехали вместе в Сэлби, чтобы поселиться в доме незамужней сестры миссис Бёрчелл, а я купил дом, в котором вы меня и нашли, где я и жил с тех пор , в тени руин, известных прежде, как Хиллкрофт Хаус.
И на этом моя история окончена.

Запишу просто для себя вскользь мимолетные мысли.

Ну, естественно они касаются Холмса. Почти дочитала 4 том Маркума - не очень. С трудом можно выжать два рассказа. Я, правда, загорелась мыслью сделать обзор по этим книгам. И возможно напишу отдельно по каждому тому с цитатами - с одной стороны, может, кого еще заинтересует тема того или иного рассказа, ну и заодно себе на память, что буду потом переводить. А там иногда попадается интересная мысль, но из-за одной мысли переводить не сильно увлекательный кейс тоже не хочется. Но обзоры будут -дайте срок.

В обед продолжаю читать продолжение "Клятв во время шторма" "That winter host" - пока не уверена, как это переводится. Но оба фика просто блеск - их, кстати, можно отнести к любимым мной типам рассказов, когда Холмс с Уотсоном вроде как благостно пребывают где-то на лоне природы, гостят в каком-нибудь замке и между делом занимаются расследованием. Только в первом фике они едут на пароходе, а во втором как раз живут в замке одного австрийского графа. Фик хорош еще и тем, что в Австрию за ними увязывается мальчишка из отряда Нерегулярных войск. И выглядит это примерно вот так:

"- Уотсон!
Тяжело вздохнув, я повернулся на этот крик Холмса. Мы путешествовали уже почти сутки, и это начинало действовать мне на нервы. Потому что следя одним глазом за десятилетним воришкой, а другим - за расписанием поездов Брэдшоу, я порядком выбился из сил.
Я повернул голову, напряжение сказалось - мой тон был довольно раздражительным.
- В чем дело, Холмс?
Холмс быстро шел ко мне, размахивая билетами.
- Где Альфи?
- Да вот он...
Я повернулся налево - там никого не было.В шоке я посмотрел на то место, где весьма строго приказал стоять Альфи, потом застонал.
Только не это.
Холмс уже вглядывался в толпу, чертыхаясь себе под нос.
- Честное слово, Уотсон, вы не можете уследить за маленьким ребенком?! Ради всего святого, ведь вы же врач!
- И что, это делает меня квалифицированной нянькой что-ли? - воскликнул я, снова опуская свой саквояж на нашу поклажу.- Оставайтесь здесь и смотрите за нашими вещами...я его найду.
Холмс открыл было рот, чтобы возразить, но я был в таком раздраженном состоянии, что сделал вид, что не замечаю этого и двинулся вперед.
Он не мог уйти далеко, по крайней мере, я на это надеялся.
Ну, почему он не мог стоять на месте? И теперь он, между прочим, казался более энергичным, чем, когда появился в нашем купе.
Не сомневаюсь, что все дело в бисквитах, что были на ланч.
Я говорил Холмсу, чтоб он не давал ему этих бисквитов."


Если честно, еле удерживаюсь, чтоб не взяться за перевод обоих фиков в самое ближайшее время)) Авторами просто восхищаюсь, потому что в фиках есть все за, что мы любим Холмса и Уотсона. Там нет только слэша, но вполне можно предположить, что там как раз переходный период.

Ну это о приятном, а еще... Может, я очень впечатлительная, но чуть не разревелась, переводя главу про мистера Холмса в "Детстве". Что называется, через себя пропустила. Просто описанная ситуация мне очень знакома - и расчувствовалась, сидела тупо смотрела на то, что написала. Когда читала, такого не было, по крайней мере, я не помню. Причем очень "моя" ситуация. Кажется, что вот сейчас все будет хорошо, а не фига, все обратно возвращается. Собственно очень захотелось это написать, для того и пост написала и подсластила его слегка позитивом.

Выкладываю очередную часть "Священных улик". Заранее прошу прощения за косноязычие - все-таки богословские тексты для меня в новинку. Возможно , пока то, что выкладываю не слишком содержательно, но это все как бы части предисловия. Мне показалось, что написано немного сбивчиво. Посмотрим, что будет дальше.


Поиски черной кошки в темной комнате

Везде вокруг нас множество путеводных нитей. Божественные отпечатки повсюду.
И несмотря на это, наши поиски Бога могут стать совершенно безумными, неистовыми, всепоглощающими , словно божественную тайну можно открыть , как тайну в каком-нибудь триллере, где все нити сходятся в одну на последних пяти страницах. Много лет назад, я слышал один анекдот , когда еще был студентом Гарвардской школы богословия. А так случилось, что она была отделена автомобильной стоянкой от Гарвадской физической циклотронной и Биологической исследовательских лабораторий, так что в этом анекдоте есть некоторый горький намек.
В общем, ученый, философ и теолог говорили о трудностях в своих профессиях. Ученый сказал: -Я думаю, что наши поиски истины похожи на поиски черной кошки в темной комнате, но только с фонариком.
Философ предположил: - А про своих коллег я бы сказал, что эти поиски скорее ведутся вообще без источника света.
Они повернулись к теологу, который улыбнулся: - Я бы сказал, что мы, теологи, ищем черную кошку в темной комнате, без света и без каких-либо живых существ в комнате – и находим ее!
Конечно, тут нет ничего нового. Бог, «черная кошка» для всех, кто его ищет, бывает вновь и вновь найден теми, в чьем голосе звучит уверенность. Если Библия чему-то нас и учит, так это тому, что за тысячи лет эта тайна ни на йоту не изменилась, так же, как и человеческая натура. Один из друзей Иова сказал страдальцу, терпящему многочисленные бедствия: «Но если бы Бог возглаголал и отверз уста Свои к тебе и открыл тебе тайны премудрости!... Можешь ли ты исследованием найти Бога? Можешь ли совершенно постигнуть Вседержителя?» Иными словами, тайна страданий Иова неразрешима.
Тем не менее, мы никогда не перестаем искать разгадку этих «тайн премудрости». Но что ищет мистер Шерлок Холмс? На первый взгляд ни одно из дел Холмса не кажется религиозным, хотя, как мы увидим, одни из них граничат с чем-то, казалось бы, сверхъестественным, в других же действуют лица духовного звания. По меньшей мере, дважды Уотсон упоминает о том, что к Холмсу обращался сам Папа. Сам Холмс очень скромно говорит, что был «чрезвычайно занят историей с ватиканскими камеями». Папа Лев Х111 был должно быть весьма удовлетворен его работой, потому что позже Уотсон упоминает и о выяснении «причин внезапной смерти кардинала Тоски»
Папе, возможно, не понравился бы противоречивый ответ Холмса Уотсону в первой главе «Долины страха», когда они пытаются разгадать сложный шифр в письме, посланном взволнованным сподвижником Мориарти. Им нужно выяснить, какая книга, напечатанная в два столбца, могла бы быть ключом к шифру. Это толстая книга, и написавший письмо полагает, что она точно должна быть у Холмса. Холмс предлагает Уотсону пораскинуть мозгами и тому приходит в голову счастливая мысль.
«- Библия! – торжествующе вскричал я.
- Хорошо, Уотсон, хорошо! Но, если можно так сказать, недостаточно хорошо! Даже если я приму этот комплимент по отношению к себе, я вряд ли смогу назвать книгу, менее подходящую для того, чтобы лежать у локтя одного из помощников Мориарти.»
Этот комментарий даже не дает нам уверенности, есть ли у Холмса Библия!
Единственный явный религиозный интерес со стороны Холмса, который мы видим, представляет его эклектическим религиозным исследователем, которого особенно интересуют восточные религии. Этот интерес к различным верованиям заявляет о себе довольно рано, когда во время затишья в расследовании в деле со «Знаком четырех» Холмс со свойственным ему блеском заводит разговор на множество различных тем «о средневековой керамике и о мистериях, о скрипках Страдивари, буддизме Цейлона и о военных кораблях будущего». Уотсон добавляет, что он говорил «так, будто был специалистом в каждой области».
То, что Холмс мог изучать Буддизм Хинаяны, кажется удивительным, но когда вы исследуете древние источники этой суровой части Буддизма, становится ясным, чем она могла бы привлечь его. Буддизм Хинаяны считается более ранним и наиболее точным изложением учения Будды и представляет своего учителя холодной, рациональной и сдержанной фигурой. Это еще не сострадательный Будда времен Буддизма Махаяны. Буддизм Хинаяны – отрасль религии, которая наибольшее значение придает личным усилиям верующих в поиске нирваны, а Будда – строгий и интеллектуально безжалостный учитель. Вы быстро можете понять притягательность человека столь же холодного и эмоционально сдержанного, как Холмс. В «Деле необычной квартирантки» Уотсон описывает, как его друг «уселся прямо тут же, на полу, словно Будда, скрестив ноги».
То, что этот интерес к восточным религиям и Буддизму не простое любопытство, демонстрируют нам действия Холмса во время его трехлетнего «хиатуса», когда он, как человек, считавшийся погибшим, волен располагать собой по своему усмотрению. Весь мир, включая Уотсона, считает , что он вместе с профессором Мориарти покоится на дне Рейхенбахского водопада. И как же Холмс распоряжается своей жизнью? Он воспользовался своей свободой довольно впечатляющим образом.
Два года он путешествовал по Тибету и, как он сказал позже «посетил из любопытства Лхассу и провел несколько дней у далай-ламы». ( В первой версии «Пустого дома» Дойль назвал главу буддистов Тибета «лламой», что, может указывать на то, что Холмс побывал в Андах или же его знание буддизма не исключает невежества в плане орфографии!) Никогда еще Холмс не был так склонен к британской недосказанности, как тогда, когда он использует термин «из любопытства», особенно если учесть , что до той поры ни одному европейцу не удалось проникнуть в суровый край негостеприимного и таинственного Тибета.
Один исследователь за другим пытались достичь Лхассы, но ни одному иностранцу не удалось попасть туда, где пребывал Далай-лама. Может быть , Холмс, путешествуя под именем «норвежца Сигерсона», выполнял работу для Министерства иностранных дел под эгидой его брата Майкрофта, единственного человека, знавшего, что Холмс жив.
Некоторые шерлокианцы выдвигают предположения, что эти два года дали Холмсу возможность полностью пройти посвящение и что он стал завершившим подготовку полноправным буддийским мастером. Как мы увидим из следующей главы, Холмса определенно окружает аура духовного наставника дзен-буддизма, гуру осведомленности и наблюдательности. Возможно, это духовное преобразование объяснит, почему после своего трехлетнего хиатуса, Холмс не использовал больше наркотики, чтобы успокоить свой активный мозг.
Человек, который увлеченно искал разгадки стольких тайн, кажется, наконец, постиг восточную мудрость , найденную в Дао: «Сдерживай чувства, и жизнь всегда будет полной… Умение замечать малое – путь к проникновению в суть вещей». Мы никогда не узнаем подлинной религиозной философии Холмса, но ближе всего к нему, вероятно, Дао, где утверждается, что тайны и их разгадка – фактически две стороны одного и того же явления.
Какова бы ни была правда,(а сведения, сообщенные Уотсоном лишь возбуждают интерес, ничего окончательно не утверждая) интерес Холмс к религиям мира продемонстрирован в этот период и его опасным путешествием через Персию, затем посещением Мекки, этого священного города Ислама, и визит к халифу в Хартуме (где был убит английский генерал Гордон, погибший таким образом, во имя Британской империи – его портрет наряду с портретом американского проповедника Генри Уорда Бичера – единственные, что украшают стены гостиной на Бейкер-стрит.) Визит в Мекку, особенно во время хаджа, великого паломничества мусульман, которое пророк Мухаммед приказал совершать всем верующим хотя бы раз в жизни, мог бы стоить Холмсу жизни, если бы его обнаружили. Несомненно, умение этого неверного маскироваться проявилось здесь во всем блеске, но как мы увидим в дальнейшем, предстояло еще более основательное перевоплощение.

В связи с последней выложенной мной главой "Детства Шерлока Холмса" захотелось поделиться выдержками из одной из моих любимых с детства книг "Волшебники приходят к людям" А.Шарова. Это собственно книга о сказках и сказочниках:Пушкине, Аксакове, Астрид Линдгрен, Андерсене и ...Сент-Экзюпери. Там необыкновенный язык, очень люблю ее. Начала читать, когда еще даже не совсем понимала. И иллюстрации там сказочные - художник Н.Гольц. Возможно еще буду делиться цитатами. Ну, а пока...

Мудрость бегства



"Вспоминая детство, Экзюпери писал: ¦Бежать — вот самое главное. И в десять лет мы находили прибежище среди чердачных стропил... Внизу в гостиных болтали гости, танцевали красивые женщины... А мы тут, наверху, видели, как в раздавшиеся швы крыши просачивалась синяя ночь. Этого крошечного отверстия было достаточно, чтобы через него могла просочиться одна-единственная звезда. Сокровище взрывало балки. Быть может, звезда — это маленький твердый алмаз. В один прекрасный день мы отправимся в поиски за ним на север, или на юг, или внутрь самих себя. Бежать».
« Бежать»

Куда, зачем?

Бежать из дома — единственного твоего, — где каждый камень, каждая половица, скрипнувшая под ногами, рассказывает свое предание, а ночью гудит накаленная печь и ласковое ее бормотание входит в сон; суждены ли тебе еще такие сны...

Бежать из дома, где мама — источник всего. Бежать, чтобы вечно мечтать вернуться, даже если это станет невозможным; в войну военный пилот-разведчик Сент-Экзюпери будет просить командование все полеты к району Аннеси, в ту сторону Франции, где прошли первые годы жизни, поручать ему.

«Завтра я полечу километров на пятьдесят в вашу сторону, к Сен- Морису, чтобы вообразить, что я и в самом деле направляюсь домой»,— напишет он с фронта матери.

Он и погибнет над этой «домашней» землей, оккупированной фашистами.

Бегство — стихия детства. Только успел мастер Вишня выточить из обыкновенного полена длинноносого Пиноккио, о котором рассказано в чудесной книге итальянского писателя Коллоди, как деревянный человечек бежал от доброго своего отца. И вовсе не оттого, что он такой уж очень неблагодарный. Просто он ребенок, мальчик, хоть и деревянный.

И разве странствия — настоящие или мечта о них — входят в судьбу одних лишь деревянных человечков? Послушный Сид останется под боком у доброй тетушки Полли с ее сахарницей. А Том Сойер и Гек Финн убегут на необитаемый остров, а потом спустятся на плоту по Миссисипи, спасая от рабства негра Джима.

Принц меняется судьбою с нищим, не страшась того, что предстоит ему в новом существовании. Юноша Алеша Пешков, будущий писатель Максим Горький, начинает странствия по Руси, испытания которых он потом назовет «мои университеты».

Взрослый — речь идет о сытом взрослом, никуда не стремящемся, — войдет не спеша в предназначенную ему квартиру, оглядится и останется там навсегда: «От добра добра не ищут». Ребенок — человек, поднимающийся вверх. Жизнь ему драгоценна именно тем, что каждый день, даже каждый час она приносит новое.

Летчик Сент-Экзюпери ехал на автобусе к аэродрому и, взглянув на соседа, старого чиновника, подумал: «Никто никогда не помог тебе спастись бегством, и не твоя в том вина. Ты построил свой тихий уголок, замуровал наглухо все выходы к свету, как делают термиты. Ты свернулся клубком, укрылся в обывательском благополучии, в косных привычках, в затхлом провинциальном укладе; ты воздвиг себе этот убогий оплот и спрятался от ветра, от морского прибоя и звезд. Ты не желаешь утруждать себя великими задачами, тебе и так немало труда стоило забыть, что ты — человек. Нет, ты не житель планеты, несущейся в пространство. Глина, из которой ты склеен, высохла и затвердела, и уже никто на свете не сумеет пробудить в тебе уснувшего музыканта, или поэта, или астронома, который, быть может, жил в тебе когда-то».

В неподвижном благополучии то светлое, моцартовское, что непременно есть в каждом и должно, должно прорваться, — засыпает; оно может и умереть. Значит — бежать от убивающего покоя, от сегодняшнего своего существования к тому, чем ты должен быть завтра."

Неделя прошла довольно плодотворно - много переводила, пыталась читать в дороге Маркума, еще кое-что из старого и вот сегодня получила свой заказ, что было очень удачно, потому что я очень боялась, что как раз к приезду курьера, меня отправят куда-нибудь по делам.

Что хочу сказать на основе чтения Маркума, чтения фиков в интернете и просмотра новых книг. Знаю, что говорила это уже сто раз, но скажу снова. Все же фикам, появившимся на фанфикшн. нет уже почти десять лет назад, нет аналогов. Это был короткий период и авторов можно перечесть по пальцам, насколько я понимаю, все это были девушки и женщины. и это был не слэш, а прекрасное соединение кейсов с великолепным изображением отношений героев. Зарисовки, многосерийные фики, порой на самой грани слэша, но это все-таки что-то другое. Эт закончилось , люди ушли и вопрос закрыт, но по счастью остались эти фики, хоть и не все.

Относительно опубликованных фиков. Нашла ряд удачных, как я уже говорила.То есть либо это удачная тема, к примеру часто стало встречаться что-то, связанное с религией. Либо Холмс как живой и чувствуется связь либо с Каноном, либо с Гранадой)). Но... это только кейсы. Хорошо, если вдруг появится какое-то лирическое отступление.Но это редко. Чаще всего никаких разговоров на отвлеченные темы, и скорее всего не будет ничего трогательного. Но попалось несколько очень интересных вещей. И по-прежнему, пальму первенства отдаю Линдси Фэй.

Я последнее время стараюсь уже не говорить о каких-то очень понравившихся мне фиках, потому что пообещала перевести уже целую гору, но это процесс не быстрый, хоть я и стараюсь что-то сделать на работе, но все равно идет медленно. А я вроде сейчас стараюсь еще как-то по хронологии следовать. А то вообще не решу, что переводить следующим)) Но захотелось все-таки проболтаться))

Это я к чему - вот читала на этой неделе во время обеда длинные фики KCS , написанные ею совместно с еще одним автором Protector of Grey Fortress (сокращенно PGF) Основной фик называется "Клятвы во время шторма" - и это какая-то смесь Титаника и "ШХ при смерти". Людям бы этим на самом деле сидеть и писать эти фики - потому что , уж не знаю, как это у них получается, но это Канон, оживленный зрелищностью Гранады. Это пост-Рейхенбах, со всеми вытекающими последствиями , т.е. это не слэш, но два этих человека просто жить не могут друг без друга, и появляются старые герои, но есть и новые. И вообще там есть все - и переживания, и лихо закрученный сюжет (это на самом деле интересно), и искрометный юмор, и к тому же это трагедия на боту "Фрисланд", "которая, если помните была упомянута в "Подрядчике из Норвуда"и "которая едва не стоила нам с Холмсом жизни".

В общем это был анонс))

Но это еще не все.

Это то, что касается буржуйских , канувших в лету холмсоманов. Но у нас есть и свои , не менее талантливые и тоже... канувшие. Если помните зашла тут недавно речь о сайте "Секрет Шерлока Холмса" о том, как он приказал долго жить. А я решила заглянуть в дневник Кудаи.

Нет, не первый раз и это для меня не откровение. Но те не менее... С чем же я там столкнулась? Это была такая любовь, такое вдохновение, такой энтузиазм, что я передать не могу. Она столько переводила, с таким восторгом! И каким событием были все эти игры!


"В общем, я могу очень много говорить про этот фик, потому что переводила его везде - на работе, дома, в маршрутке, на даче. Он высосал весь мой сон и свободное время. Когда мне показалось, что его не читают (и главное, никогда не прочитает человек, ради которого я все это затеяла) я еще и нарисовала к нему арт. Я!!! Художник-мудожник, блин)))) Это был акт отчаяния, но мне в даже нравится, как получилось "


Причем она не просто ( как я ,например) садилась и переводила, а разбиралась прежде, в каком ключе, это нужно делать. Вот к примеру ее мысли относительно фика Кэти Форсайт


"Дело в том, что "Скрипка соло" НАПИСАНА СОВСЕМ НЕ ТАК!!! Не как Письма и не как Гимн. В переводе Гимна я ориентировалась на "Мысли без слов", и кажется это было правильно. Но "Скрипка"... Ничего подобного просто не было и я даже не знала как и что писать. То есть, я не смогла сделать даже абзаца, поэтому писать Сайдж не стала. Кроме того, у меня очень много времени ушло на подготовку к переводу Гимна (просто саму подготовку, даже не перевод) и когда я поняла, что "Скрипка" не вариант вообще, была середина марта."


И вот это. Решила поместить это здесь, в том числе и в назидание себе, как люди переводят и как выкладываются:

"В последние недели до выкладки, когда оставалось несколько непереведенных кусков, я усадила за текст свою маму))) Она вообще-то переводчик, типо профессиональный, но это мне скорее помешало - например мы долго ругались по поводу куска, где они закалывают Принца Богемии. Конкретно ругались так, потому что ее перевод был безумно далек от того, что по моему мнению там происходило, и каждая фраза была обвита кучей каких-то финтифлюшек, которых в тексте не было, но она мне доказывала, что должно быть все так, а не иначе. Короче, это безумие))) В итоге, я отобрала у нее текст, но этот святой человек отбетил мне его полностью. Правда при этом оттуда исчезла часть предложений и появилось много нового, и часть из этого мне удалось вернуть в норму (в частности, там есть предложение какое-то такое "И вот он увидел ее - Ирэн Адлер, Контральто"). Это "контрально" исчезало из текста постоянно, потому что она считала его абсолютно неуместным и доказать, что оно было у автора и без него никак, было нереально. "


Я на самом деле долго читала ее дневник, хотя вообще-то там не так уж много про Холмса. Читала ее отзывы про Кэти, про длинющий бесконечный фик "Confessions of the Master" про Холмса, Уотсона и маленького Джоша - сына Уотсона.
Может, пишу импульсивно, но что могло заставить такого увлеченного человека все бросить?

У нее были такие планы! Столько рвения и вдохновения...

Как в песне, куда все уходят? Просто мистика какая-то.

А у меня была идея перевести и вот эту "Скрипку соло" и не знаю теперь браться ли...