Не так давно зашел у нас разговор об Оскаре Уайльде , и я вспомнила про статью, которую видела в старом выпуске "Sherlock Holmes Journal"за 1954 год. Когда-то начала ее переводить, но потом отложила, а сейчас вот как раз вспомнила и решила перевести.
Но что хочу сказать прежде, чем выкладывать саму статью. Не уверена, что я закончила бы этот перевод, если б уже не пообещала заранее. Обещанное всегда стараюсь выполнять - рано или поздно) Не скажу, что статья совсем не о чем, да и автор, кажется, довольно известен в шерлокианских кругах, т.е. можно сказать классик, но это скорее какая-то поэтическая зарисовка, нежели исследование. Конечно, наверное, наивно будет искать какие-то серьезные взаимосвязи между Каноном и произведениями Оскара Уайльда, но у меня лично сложилось впечатление, что они принадлежат к одной общей литературной вселенной.
Ну, и я лично сделала для себя вывод, что, как минимум, одна из книг Уайльда довольно крепко связана с Каноном - это "Преступление лорда Артура Сэвила". Сама я ее прежде не читала, но по ходу переводу пришлось углубляться и в перевод и в оригинал этой книги, и у меня, в самом деле, появилось ощущение, что это какая-то боковая ветвь Канона. И к тому же мне показалось, что она явно вдохновляла Westron Wynde, когда та писала свой цикл о молодом Холмсе - тут и хиромант, и какие-то очень знакомые великосветские дамы и вроде даже упоминается кузен, живущий в Венеции - а это по-моему, намек на так и не законченный цикл, который должен был продолжится в Венеции, если я ничего не перепутала.
Но во многом статья наивна, и, наверняка, кто-то скажет, что подобное сходство существует практически между всеми книгами одной эпохи. У меня и самой были такие мысли. И я сразу скажу, что были здесь строки, вызвавшие у меня улыбку и недоумение. И все же я не жалею, что перевела эту статью, это была возможность прикоснуться к жизни и творчеству Уайльда и решила, что обязательно прочту вот это "Преступление лорда Артура". Ну, и кроме того, все это было на заре развития шерлокианской науки, это хоть и не 30-е годы, а 1954-й, но все же все еще только начиналось и сам журнал еще делал только первые шаги - страницы скреплены скрепами и сам текст будто бы отпечатан на машинке.

Итак,

Джеймс Эдвард Холройд

Доктор Уотсон и мистер Уайльд





Столетнюю годовщину Оскара Уайльда в октябре этого года от столетнего юбилея Шерлока Холмса отделяет лишь несколько месяцев. То, что двух этих выдающихся представителей поздневикторианской эпохи чествуют в одном и том же году не так уж странно, как могло бы показаться на первый взгляд; ибо в карьере и того и другого наблюдается множество параллелей. И не последней из них является тот изначальный (или как кто-то сказал бы, элементарный) факт, что год рождения их обоих ставится под сомнение и является предметом обсуждения. Хотя большинство поддерживает идею, что в нынешнем году следует отмечать столетний юбилей Холмса, но существует немало и инакомыслящих, кто колеблется относительно точной даты юбилея в диапазоне от 1953 до 1958-го; и несмотря на почти единодушное мнение биографов Уайльда в отношении 1854-го, в некоторых книгах продолжают указывать годом рождения 1856-й.
Оба могли претендовать на артистическое происхождение: Холмс –вследствие родства с французским художником Верне; Уайльд - благодаря его замечательной поэтичной матери – «Сперанце». Обоим был в высшей степени свойственен драматизм. Обоим случалось выступать под псевдонимами – Холмсу под именем капитана Бэзила, Уайльду - Себастьяна Мельмота. Расположения обоих в зените их славы искали сильные мира сего. У обоих имелись связи с королевскими домами: Уайльд, как нам теперь известно, крестник короля Швеции; Холмс – доверенное лицо нескольких европейских монархов.
Но возможно лучше сопоставить эти схожие черты более последовательно. Вернемся назад, к хорошо известной встрече, к одному обеду в Лондоне, где представитель филадельфийского издательства «Липпинкотт» предложил Оскару Уайльду и другу доктора Уотсона, Артуру Конан Дойлю написать роман для его журнала. В результате того обеда (несомненно, это была одна из самых странных встреч, произошедших в то невероятное десятилетие) появились «Портрет Дориана Грея» и «Знак четырех». Оба романа были опубликованы в ежемесячном журнале Липпинкотта в 1890 году и некоторые критики считали, что в истории о Шерлоке Холмсе слышатся уайльдовские отголоски. И хотя позже Холмс безжалостно велел Уотсону вести рассказ «без поэтических отступлений», сам он в «Знаке» описывал рассвет, забрезживший над Лондоном в довольно лирической манере:

«Как хорошо дышится свежим утренним воздухом! Видите вон то маленькое облачко? Оно плывет, как розовое перо гигантского фламинго. Красный диск солнца еле продирается вверх сквозь лондонский туман.»

Но, на самом деле, Холмсу это было не свойственно, и надо признать, что у Уайльда гораздо лучше вышло колоритное описание, когда лорд Артур увидел, как на рассвете фермерские повозки направляются к Ковент Гарден : «Горы овощей сверкали, как россыпи нефрита на фоне утренней зари, как зеленый нефрит на фоне нежных лепестков роскошной розы.» (Заметим между делом, что в тот же выпуск Липпинкотта, где был напечатан «Дориан Грей», входил также и рассказ «Свадьба на море» Кларка Расселла, писателя, чьи чудесные морские рассказы очень любил, как нам известно, доктор Уотсон.)
Если и не существует никаких свидетельств, что Уайльд и Холмс когда либо действительно встречались, то, по крайней мере, такая возможность у них все же была. И в самом деле, если считать, что Холмс учился в Оксфорде, а не Кембридже ( и среди выдающихся шерлокианцев, отстаивающих эту точку зрения, есть и С. Робертс, и преподобный Рональд Нокс и Гевин Брэнд), они должны были быть сверстниками, и Уайльд, который обладал врожденной склонностью к изучению древних родословных, не мог не заинтересоваться таким аристократом, как Реджи Месгрейв, который даже сдержанному Холмсу напоминал о «серых башенных сводах, решетчатых окнах и всех благородных останках феодальной архитектуры».
И не было бы ничего удивительного, если бы следя за бородатым пассажиром кэба , Холмс и Уотсон, идя по Риджент-стрит, в соседнем кэбе увидели бы Уайльда, спешившего на ланч в Кафе Рояль, один из его любимых ресторанов. (И Холмс, и Уайльд оба были заядлыми любителями поездок в кэбах). В тот летний вечер, когда двое друзей шли по Пэлл Мэлл, чтобы встретиться с Майкрофтом в клубе «Диоген», они легко могли натолкнуться на Уайльда, который посещал клуб на Альбемарл-стрит и снимал комнаты в районе Сент-Джеймс.
По случайному стечению обстоятельств Уайльд закончил Оксфордский университет в том же году, когда доктор Уотсон получил в Лондонском степень врача. Когда Уайльд впервые приехал в Лондон, он занял комнаты «в темной улочке, выходящей на Стрэнд» и мог встречать там Уотсона, который «влачил неуютное и бессмысленное существование» «в гостинице на Стрэнде».
Не известно проявлялись ли уже тогда литературные амбиции Уотсона. Более или менее точно мы можем утверждать лишь то, что бессмертное партнерство Холмса и Уотсона зародилось в начале 1881 года по адресу 221б Бейкер-стрит, и 4 марта они отправились в Лористон Гарденс, в Брикстон, чтобы расследовать таинственное убийство и это положило начало бесчисленным подвигам Холмса.
Холмс, как нам известно, в то время уже писал временами статьи для журналов, ибо это его статью «Книга жизни» Уотсон назвал «галиматьей». Уайльд также уже ступил на литературное поприще, ибо за два дня до той раздражительной вспышки Уотсона одно из его стихотворений было опубликовано в «Мире» («The World»). Это был журнал, полный слухов и сплетен, в котором позже Уайльд и Уистлер предавались не самой респектабельной пикировке. В призыве Майкрофта, обращенном к младшему брату в деле «Чертежей Брюса-Партингтона»: - «Брось все, забудь на время свои пустяковые полицейские ребусы», слышится эхо язвительной насмешки Уистлера: «Оскар собирает с наших тарелок сливы для пудинга, которым он торгует в провинции.»
И в том же 1881 году в театре "Опера Комик" состоялась премьера комической оперы «Пейшенс»(«Терпение»), которая начала свой долгий путь на сцене, заняв второе место в мире по количеству показов среди всех музыкально-театральных произведений; а «Панч» тогда же начал свои постоянные, и зачастую чрезвычайно грубые нападки на Уайльда. 17 сентября 1881 года пародия на поэму Уайльда была представлена, как «строфы нашего премного обожаемого поэта Drawit Milde» (это пародийное имя я решила привести в оригинале, не уверена, как его перевести) В феврале следующего года, примерно в то время, когда банкир Александр Холдер топал по снежным улицам, чтобы получить консультацию Холмса в деле с берилловой диадемой, Уайльд на снежном плуге продирался сквозь полную предрассудков северо-американскую публику во время своего знаменитого турне. Доктор Уотсон, конечно, заметил бы, что на своем пути Уайльд посетил одного из его собственных героев, преподобного Генри Уорда Бичера, чей не обрамленный портрет стоял на стопке книг в гостиной на Бейкер-стрит.
Мы можем быть уверены, что Холмс и Уотсон, читавшие все газеты и собирающие газетные вырезки для своего алфавитного указателя, отметили для себя рост и становление Уайльда, как серьезного поэта и растущее количество критических статей на его поэтические произведения и драматургию в последующие годы. И можно предположить, что благодаря их любви к маленьким радостям жизни, им бы особенно понравилась его статья «Обеды и блюда», которая была опубликована в «Пэлл Мэлл Газетт» 7 марта 1885 года. И в свете наших нынешних рассуждений как интригующе начинается анонимная статья Уайльда в журнале «Court and Society Review» за 4 мая 1887 года: Должны ли гении встречаться?
Тем временем совпадения продолжались. 13 апреля 1887 года Уайльд написал рецензию на драму Уильяма Джиллетта «Захвачен врагом». И кто бы мог догадаться, что еще до конца этого века Джиллетт напишет еще одну пьесу, героем которой будет Шерлок Холмс,и которой суждено будет стать бестселлером по меньшей мере, на двух континентах?
Читатели «Знака четырех» вспомнят, что мисс Морстен, позже ставшей женой доктора Уотсона, была назначена встреча у входа в театр Лицеум, на Веллингтон-стрит, в Стрэнде, когда в тот сентябрьский день 1887 года в дождливые сумерки к театру съезжались многочисленные зрители. Вполне возможно, что и сам Уайльд был в театре в тот самый вечер, ибо 14 сентября 1887 года "Court and Society Review" опубликовала его заметку о постановке «Зимней сказки» в Лицеуме.(И как бы между прочим уместно будет вспомнить, что в галерее этого театра были вывешены иллюстрации Обри Бердсли из журнала «Желтая книга» к «Эскорту леди Голд». Еще одни из хорошо известных его иллюстраций, к «Вагнеритам» ведут к дальнейшим изысканиям относительно того, встречались ли когда-нибудь Холмс и Уотсон с этим удивительным человеком. (Про Обри Бердсли можно немножко почитать вот здесь zen.yandex.ru/media/id/5c50a5104d5f1400ad919a43...) Мы знаем, что Бердсли был горячим поклонником Вагнера; мы знаем, что Холмс и Уотсон часто посещали оперу и что в ходе дела «Союза рыжих» они пошли на вечер Вагнера в Ковент Гардене; и, наверняка, Холмс с его особым интересом к искусству должен был заметить расцвет таланта этого молодого гения).

Потом в 1887 году Холмс занимался делом Роберта Сент-Саймона , а Уайльд написал рассказ о преступлении лорда Артура Сэвила. Двое эти молодых лондонских аристократов, несомненно, были знакомы. В следующем году, примерно в то же время, когда «Таймс» поздравляла Уайльда с выходом в свет под его редакцией журнала «Мир женщины», Холмс говорил Уотсону:-Прекрасный пол – это по вашей части.

Однако, все эти параллели достигли высшей точки, когда в «Панч» дважды появлялись пародии и на Холмса, и на Уайльда. В выпуске за 26 августа вместе с «Приключением Пиклока Холса» появилось обсуждение последней комедии Оскара под далеко не самым утонченным названием «Еще более дикие идеи» (Still wilder Ideas), и затем в новогоднем выпуске вышел еще один рассказ о Пиклоке Холсе и еще одна пародия на Уайльда, в которой Дориан Грей приглашал Джульетту на ужин в обществе Ричарда Феверелла, Этель Ньюком, Эрнеста Мальтраверса, Тома Джонса и прочих.

Возможно, мне возразят, что есть некоторое смешение и неразбериха в этой смеси фактов и фантазии, и мне не позволено будет далее развить свою мысль, исходя из такого рода совпадений, что Роберт Росс, литературный душеприказчик Уайльда, как-то опубликовал статью под заглавием «Пейзажи мистера Холмса»; что лорд Альфред Дуглас, как и Уотсон, часто играл на бегах и имел счет в банке «Кокс и Компания»; и что свадьба Уайльда, состоявшаяся в церкви Святого Джеймса, в Сассекс Гарденс, в Паддингтоне происходила совсем неподалеку от церкви Святой Моники на Эджвер-роуд, где была свадьба Ирен Адлер, на которой Холмс был единственным свидетелем. Но, тем не менее, я могу еще указать на многочисленные параллели в этих двух- во всех других отношениях - столь различных мирах. К примеру, можно было бы сказать, что леди Уиндермир роднит с Лэнгдейлом Пайком, как минимум, топографическая близость. А ее лондонский дом назывался Бентинк-хаус. И он, несомненно, находился на Бентинк-стрит, той самой улице, где Холмсу едва удалось увернуться от мчавшегося на него парного фургона, возницей которого был один из приспешников Мориарти. А Паркер, дворецкий Уиндермиров, вполне мог бы быть родственником того игрока на варгане, который был дозорным Морана в «Пустом доме». Достопочтенная Гвендолин Ферфакс практически кровная родня леди Френсис Карфэкс, тогда как сэр Роберт Чилтерн, заместитель министра иностранных дел («Идеальный муж»), очевидно, действовал в то же время, что и министр по европейским делам, достопочтенный Трелони Хоуп. Когда в «Кентервильском привидении» мы читаем: «Он стер пятно второй раз», то, не колеблясь воспринимаем это как некий смутный намек, а письмо молодого Вашингтона Отиса на тему «Постоянства пятен крови, связанных с преступлением» явно относилось к тем монографиям, которые вполне мог бы написать и сам Холмс. И совсем не нужно быть гениальным сыщиком, чтобы услышать эхо вот этой цитаты из «Сфинкса»:

И вот теперь
Ужасные змеи и пестрые гадюки ползают открыто
Среди поверженных колонн.

Но чтобы найти самое поразительное свидетельство родства между литераторами с Бейкер-стрит и Тайт-стрит, мы должны обратиться к «Преступлению лорда Артура Сэвила», опубликованного в 1887 году (в том же году, что и «Этюд в багровых тонах»). Например, на приеме в самом начале этого повествования, фигурирует девушка с глазами цвета фиалки, как у Алисы Тернер в «Тайне Боскомбской долины», а также герцогиня, у которой вырывается любимое восклицание Уотсона: - Боже мой! То, что хиромант читает по руке одного из гостей, звучит очень похоже на один из примеров наблюдательности Холмса только как бы в несколько перевернутом виде:

- Непоседливый нрав; четыре дальних путешествия в прошлом, одно еще предстоит. Трижды попадал в кораблекрушение. Нет-нет, дважды, но рискует разбиться вновь. Убежденный консерватор, весьма пунктуален, страстный коллекционер. Тяжело болел в возрасте от шестнадцати до восемнадцати лет. В тридцать унаследовал крупное состояние. Питает отвращение к кошкам и радикалам.

И как интересно сравнить «научный трактат о человеческой руке» хироманта с монографией Холмса «О влиянии профессии на форму руки».

Когда лорд Артур продолжил свою ночную прогулку, то должен был пересечь Бейкер-стрит, ибо он прошел через парк, перешел Оксфорд-стрит и оказался у Мэрилебоунской церкви.
Временами это повествование заимствует некоторые идиомы из шерлокианской саги. Лорд Артур с размаху бросается на диван. И перед нами мелькают знакомые очертания кэбов и полисмена с фонарем в руках.
Позже , когда молодой лорд покупая яд у аптекаря в Мэйфэре, поясняет, что это «для большого норвежского дога, который …уже дважды укусил кучера за ногу», мы тут же слышим здесь намеки на Сигерсона, Карло и бультерьера Виктора Тревора.
Когда мы видим, как он устремляется в библиотеку клуба, «прихватив "Пэлл-Мэлл", "Сент-Джеймс газетт", "Глоб" и "Эко", разве тут же не приходит нам на память распоряжения Холмса о размещении объявления в газетах в рассказе «Голубой карбункул»: «В "Глоб", "Стар", "Пэлл-Мэлл", "Сент-Джеймс газетт", "Ивнинг ньюс стандард", "Эхо" – во всех, какие придут вам на ум.».
И когда мы слышим, что лорд Артур наносит визит русскому, который снимает комнаты в Блумсбери, мы, конечно же вспоминаем, что и Холмс снимал квартиру в этом районе, когда впервые приехал в Лондон.

Самое лучшее здесь - это немецкий анархист герр Винкелькопф, который также, как и Холмс, отдает предпочтение небольшому выбору белых вин («потягивая превосходный «Маркобрюннер» из бледно-желтого бокала с имперской монограммой) и в той же степени презирает полицию («Английские сыщики – наши лучшие друзья: благодаря их тупости мы делаем все, что хотим.») И их мнение также совпадает, когда речь идет о деликатном вопросе гонорара.
Винкелькопф: «Я работаю не ради денег, я живу исключительно ради своего искусства.»
Холмс: «Искусство для искусства, Уотсон. Вы ведь тоже, когда занимались врачебной практикой, наверное, лечили не только за плату.» («Алое кольцо»)


Можно предположить, что взрывное устройство, которое Винкелькопф по своему собственному признанию послал военному коменданту Одессы и из-за которого взлетела на воздух одна из его горничных, как раз и было причиной того, что Холмса «вызывали в Одессу в связи с убийством Трепова», о чем говорится в деле «Скандал в Богемии». И, наверняка, можно не сомневаться в том, что к хитроумным изобретениям герра В. относился также и «зонтик, который стрелял , как только его открывали» и который ставит точку в отчете о мистере Джеймсе Филлморе, который, как записано в «Загадке Торского моста», «вернувшись домой за зонтиком, бесследно исчез». Между прочим, Роберт Росс жил в Филлимор Гарденс, в Кенсингтоне и Уайльд как-то назвал его «Святым Робертом из Филлимора».

В своих «Воспоминаниях и приключениях» Конан Дойл отдавал должное артистичности Уайльда. Но когда Уайльд , уговаривая его посмотреть одну из своих пьес, с самым серьезным видом говорил: «- Вы должны ее увидеть. Она прекрасна. Она гениальна», то сэр Артур решил, что его собеседник попросту сошел с ума. Ему, очевидно, не пришло в голову, что это была всего лишь беззаботная шутка неуемного писателя.

Похоже, что сам Холмс мог бы отреагировать в данной ситуации более адекватно. Оскар был несравненным собеседником и Шерлок, как нам известно из «Знака четырех», также мог быть незаурядным рассказчиком. («Холмс, когда хотел, мог быть исключительно интересным собеседником. Я никогда прежде не видел его таким разговорчивым. Он говорил о средневековой керамике и о мистериях, о скрипках Страдивари, буддизме Цейлона и о военных кораблях будущего. И говорил так, будто был специалистом в каждой области.»). Какой захватывающей могла бы быть их беседа! Два невероятных человека, совершенно непохожих друг на друга, за исключением того, что оба были гениями; и каждый встретил бы в лице другого достойного противника; каждый из них не имел равных в выбранном им поле деятельности; и оба они великолепно олицетворяли собой два противоположных полюса своего времени.

Но последнее слово, несомненно, осталось бы за Холмсом, который мог бы сказать Уайльду то же, что сказал и Уотсону: «Артистизм в крови может принимать самые разные формы»

***

Меня тут, признаюсь, заинтересовала личность матери Уайльда. Приведу несколько выдержек из ее биографии.




Джейн Франческа Агнес Элджи родилась в 1821 году в Ирландии, в семье дублинского адвоката Чарльза Элджи и Сары Кингсбери. Дедушка Франчески по материнской линии — доктор Томас Кингсбери был Комиссаром банкротов в Ирландии. Баронет Чарльз Ормсби, её дядя, был членом ирландского парламента. Родная сестра матери, тётушка Генриетта, была замужем за Чарльзом Метьюрином, автором романа «Мельмот Скиталец», которым восхищался А. С. Пушкин. Старший брат Франчески эмигрировал в США, где стал известным адвокатом. Двоюродный брат — Роберт Мак-Клюр — вице-адмирал, был прославленным исследователем Арктики. Сама Франческа Элджи считала, что её семья происходит от знатного итальянского рода Алигьери. Она называла себя потомком Данте.

В 17 лет Джейн увлеклась движением «Молодая Ирландия». Юная красавица стала знаменем восстания против английского правления, писала политические стихи и воззвания в журнал “The Nation”, в которых призывала народ на баррикады. «Никто из тех, кто выступал с обличением политических ошибок в Ирландии, — пишет её биограф, — не пользовался таким благоговейным вниманием, как эта очаровательная девушка, ставшая вскоре известной под псевдонимом Сперанца». «Я выражаю душу великой нации, на меньшее я, признанный поэтический голос моего народа, не согласна. Я жрица у алтаря Свободы», — писала Джейн в будущем своему сыну Оскару.

Вскоре случилось несчастье: у Франчески умерла мама. И хотя замужество не входило в её ближайшие планы, в ноябре 1851 года Сперанца стала женой известного врача-окулиста Уильяма Уайльда. Со стороны эта пара выглядела странно: некрасивый муж был наголову ниже своей красавицы-жены. Правда, их многое объединяло: они оба были людьми известными, обеспеченными, разносторонне одарёнными, трудолюбивыми, оба увлекались легендами, древними мифами и поверьями, оба были патриотами Ирландии. Общие духовные интересы, глубокое уважение и взаимное восхищение друг другом сделали этот брак на редкость крепким. Романтичная творческая натура Сперанцы помогла ей разглядеть за невзрачной внешностью талантливую личность Уильяма Роберта Уайльда. Она всем сердцем полюбила этого, по её словам, «лучшего собеседника в Дублине» (из письма к подруге).

В 1852 году родился их первенец — Уильям, а 22 ноября 1854 — Оскар Уайльд. После рождения второго сына Джейн написала своей подруге: «Скорее можно представить Жанну д’Арк покорную узам брака, чем Сперанцу, качающую люльку с мальчуганом. Ребёнку всего месяц, а он уже красив и силён, если бы ему было три; его назвали Оскаром Фингалом. Не правда ли, это великолепно, туманно и в стиле Оссиана?»

Один из друзей семьи Гамильтон написал о Джейн Уайльд следующее: «Вне всякого сомнения, Сперанца была самой яркой звездой галактики… Молодость, красота, исключительное воспитание, редчайший ум, личное обаяние, образованность, оригинальность и сила характера сделали эту женщину центром дублинского высшего общества».

И если старший сын Уилли воспитывался Сперанцей на героическом эпосе ирландского народа, то Оскару досталась мама, охваченная страстью к неоклассическому возрождению. Новый дом Уайльдов был украшен картинами из жизни древних греков и римлян, копиями античных скульптур. Поостывшая к революционным идеям Франческа погружала своих сыновей в мир Эсхила, Софокла и Еврипида. С любовью и вниманием Джейн Уайльд раскрывала души своих детей, наблюдала, изучала их особенности и сильные стороны характеров, которые, впрочем, сама и создавала. Теперь уже Оскар ходил у матери в любимчиках. «Уилли хорош, — писала она в своём дневнике, — очень красив и на редкость умён, но Оскар — О! из него получится нечто божественное». Своим чутким восприятием «божественной эллинской речи» и проявленным усердием при изучении языков Оскар наравне с Уилли завоевал сердце матери.
----
В 1895 году Оскару Уайльду предъявили обвинение в «непристойных отношениях» с молодым аристократом Альфредом Дугласом. Друзья убеждали писателя покинуть Англию.Леди Франческа сказала: “Если ты уедешь, я от тебя отрекусь, а если останешься, то навсегда будешь моим сыном”».
К сожалению, всё произошло совсем не так, как она себе представляла. После заключения сына в тюрьму и вынесения приговора героический дух Сперанцы был сломлен. Леди Уайльд тяжело заболела. Ей отказали даже в просьбе проститься с сыном. Мать Оскара умерла ровно через месяц после вынесения ему приговора. Это стало для него страшным ударом. Сын винил себя в смерти матери, которую любил больше всего на свете.

В своей тюремной исповеди «Из глубины» Оскар Уайльд писал: «Моя мать, равная по своему интеллекту Элизабет Баррет Браунинг, а по историческому значению — мадам Ролан, умерла от горя, потому что её сын, чьим гением и творчеством она так гордилась, кого считала достойным носителем славного имени, был приговорен к двум годам принудительных работ… Её смерть поразила меня таким ужасом, что я — некогда повелитель слов — не нахожу ни слова, чтобы передать мою муку…»

Читая про историю жизни Сперанцы, натолкнулась на замечательное высказывание Джона Раскина:

«КОГДА СОЕДИНИЛИСЬ ЛЮБОВЬ И МАСТЕРСТВО, МОЖНО ОЖИДАТЬ ШЕДЕВРА»

***
Хочу еще кое-что добавить. Может, я лох и что-то где-то упустила, но не помню и не нашла в книгах упоминания о том, что в "Союзе рыжих" Холмс с Уотсоном слушали Вагнера. Это был концерт Сарасате, но что он играл Вагнера я как-то упустила.

В ходе перевода в очередной раз столкнулась с тем, что перевод,с которым нам часто приходится иметь дело, может быть довольно авторским. Поскольку отталкивалась от оригинала "Преступления лорда Артура", то пытаясь провести сравнение - как предлагал автор- в отношении цвета глаз героини и Алисы Тернер, поняла, что в советском переводе и тут допустили вольности. Глаза-то у нее в принципе фиолетового цвета, цвета фиалки - если выразиться изящнее, но никак не голубые. Ну, и еще вот долго ковырялась в поэме Уайльда "Сфинкс" в переводе Гумилева - уж больно было интересно, как он художественно изобразит "пеструю ленту". Оказалось, что зря я старалась, потому что, видимо, из соображений рифмы все змеи и пестрые гадюки были просто названы "ехиднами")) Так что пришлось мне худо-бедно обойтись своими силами.

В общем, как-то вот так. Хоть сама статья полна фантазий, но я очень рада, что ее перевела и пока вкратце ознакомилась с "Преступлением лорда Артура". У меня стойкое впечатление, что книга эта связана с циклом о молодом Холмсе и, наверное, надо с ней ознакомиться более подробно.

Ну, и это, конечно, имеет лишь косвенное отношение к этому посту, но последнее время часто стали приходить в голову мысли о том, чтоб попробовать сделать свой перевод Канона. Ну, не то, чтобы свой... Я все же большой поклонник старого советского, но хотелось бы как-то его переработать - что-то исправить, что-то дополнить, внести указания на соответствующие цитаты из того же Шекспира, например. А то последнее время стала часто ощущать, что оригинал и перевод - причем почти любой - две большие разницы. Но это пока мечты... Не хватает времени даже на самое необходимое.

Не знаю, стоит ли об этом писать, когда нет времени даже на более позитивные посты, но. наверное, мне нужно выпустить пар)

И речь пойдет, конечно, о моей работе. Спрячу под кат, потому что тут не самые позитивные мысли и впечатления. Все довольно хаотично, и это просто эмоции последних двух дней. Ничего нового в них нет, просто я от всего этого отвыкла за этот - для меня очень спокойный - год. И если честно как-то оно сразу все навалилось в эти дни - хоть на работу временами выезжала и раньше - бег до метро, толкучка в транспорте, форс-мажорные обстоятельства на работе и непременное засыпание за ужином - знакомо все просто до боли и как же я не хочу вновь в это погружаться...

читать дальше

Вообще, работаю здесь ужасно давно, хотя иногда кажется, что пришла совсем недавно. Ну, и надо сказать, что когда-то все было иначе и многое было связано с этой компанией - и дружба, и любовь и просто сознание того, что я знаю свое дело, и хоть в работе моей ничего особо возвышенного нет, но я чувствовала себя здесь уверенно, как говорят, была лицом компании - в общем, картина была довольно позитивная.

Ну, я вообще-то реалист, и это сейчас так все хорошо говорю о прошлом, а было, конечно, всякое, ну, и коллектив, который, в общем, принято считать дружным и хорошим, был далеко не идеален, и нервотрепки хватало всегда, но все это компенсировал мой отдельный кабинет, где можно было в случае чего отсидеться и быть вдали от всяких дрязг .

Но постепенно настали новые времена. За последние несколько лет коллектив сменился процентов на восемьдесят. Пришло новое время и новые люди.
Собственник компании все тот же, к слову сказать, он вроде входит в десятку богатейших людей России. Но на ведущих руководящих постах многие сменились. Была взята на вооружение новая политика, основанная на зарубежном опыте. И со стороны это, возможно, выглядит позитивно. Вот же они молодые бизнесмены, будущее России, вооруженные западным опытом и горящие энтузиазмом. Сейчас все завертится и мы окажемся впереди планеты всей...
Да только вот ничего позитивного, кроме громких иностранных слов, что-то не чувствуется. То есть, полагаю, что кто-то все это ощущает... Ну, а на лицо вот что. Появилась куча тестов с дурацкими вопросами.Причем двух видов - в первых вам задают примерно 50 вопросов о том, что для вас важнее зарплата или престижность работы в компании. Вопросы задаются по-разному, но суть одна. И как сказали, главное при этом не сбиться и настаивать на том, что работа в этой компании это наше все.Это немного раздражает, но терпимо. Со вторыми вопросами похуже. Они вроде как должны подтвердить вашу компетентность. Помню, в первый раз я напряглась, поскольку в своей новой работе компетентна лишь отчасти. Но оказалось, что тут проверяется вообще непонятно чья компетентность. Я здесь как-то написала, что вопросы были рассчитаны на Майкрофта Холмса. Давались какие-то цифры по рождаемости и нужно было сказать каков прирост населения Бразилии. Ответить на вопросы из области высшей математики, физики, географии, политики. Ответить на все это надо на скорость! И представьте, вам говорят, что от этого теста будет зависеть, кого сократят в ближайшее время. А вас спрашивают про то, о чем вы не имеете ни малейшего понятия. Потом сказали, что главное в этом деле скорость. Вот такие нововведения.

На самом деле за последние два дня произошли два события, которые вернули меня к реальности после этого, в чем-то очень спокойного периода удаленки. Ну, и как бы исчезли последние иллюзии...
Вот эти самые прогрессивные новые люди решили практически упразднить мою должность. Ну, вроде я переквалифицировалась, ладно. Потом вот совсем недавно отобрали и комнату, а это ж не просто было рабочим местом, там же кучи документов, оргтехника и много чего еще - чего просто выбросить нельзя, потому что упразднить все это совсем они тоже не могут, поэтому я им вроде как пока нужна, с какой стороны ни посмотри. Но моя комната приглянулась одной бизнес-леди, которой дали кабинет рядом с моим. И она решила, что это помещение просто идеально подходит для ее раздевалки И весной меня со всеми пожитками выкинули оттуда и перевезли в будку возле самого входа. И вот тут заметьте какой подход к делу. И дело вовсе не в том, что это непосредственно меня касается. Но подход ни разу не деловой и даже не капиталистический, он монархический какой-то. Нужны апартаменты! И все тут. Прохожу когда мимо, вижу как там, где у меня стояли несколько шкафов с папками, теперь стоит одинокая пальма - классное использование рабочей площади! И плевать, что у этой комнаты было более полезное применение. А зато в моей будке у меня вечное чемоданное настроение - и я не представляю, как что-то найти в документах, которые так по пакетам и лежат, с которыми я переехала. Потому что расставить и разложить их негде. Сидеть за столом и работать на компе можно, только чертовски неудобно, со стола при этом приходится что-то перекладывать на пол и иногда даже ставить на это ноги потому что иначе никак. Ну, и если честно, я рада и такому закутку, куда можно прийти и перевести дух. Но там можно просто сидеть и ничего не делать, а вот работать затруднительно. Но как мне жизнерадостным тоном сказала начальница, что и не надо, работать я буду в зале, а здесь, ну, чисто на всякий случай, если вдруг какой редкий клиент появится...

Ну, вот они и появились. Позавчера за полчаса до конца рабочего дня главбух притащил ко мне вместе с двумя мужиками три коробки финансовых документов, которые надо растасовать и передать, так сказать, по назначению. Растасовать?! Где? Вот в этой туалетной кабине? Чтоб встать просто у стола, мне пришлось оттуда вытащить стул)) Люди, пришедшие получать документы, были не особо довольны, когда я попросила прийти позже, но кажется поняли меня, увидев, как я раскладываю эти пачки везде, где придется: на столе, на принтере, на полу... Идущая уже домой начальница окинула критическим взором этот пейзаж и сказала, чтоб я позвонила ей, когда соберусь уходить, чтоб она знала, во сколько это все закончится. Это закончилось в восемь. Я отрапортовала, что все в порядке. вроде количество более или менее сошлось, на что мне ответили, что я как всегда нервничаю на ровном месте. Все в порядке, она не сомневалась, что я смогу все разобрать в любых условиях. Да, все фигня, конечно, кроме наплевательского отношения и того, что так это просто не делается. Ну, и вообще-то из этой деревни в восемь вечера еще надо как-то уехать... Ну, и чего я так недовольна? все же нормально...

А на следующий день было , типа, подведение итогов по скайпу, плавно перешедшее в бизнес игру для поддержания командного духа. И умилила наша главная шефиня. Был проведен анонимный опрос, по разным вопросам, касающимся компании. Поразительно, но большинство недовольны зарплатой и условиями труда, а рекомендовать компанию своим знакомым готовы только 20 процентов. А чего удивляться-то? Это при том, что зарплаты многих коллег превышают мою, как минимум, вдвое, а вообще я даже не помню, в каком году ее последний раз поднимали, причем чисто символически.
А наша мадам прямо тут же попросила сказать, в чем же интересно тут дело. И когда опять пошли ответы про зарплату, она очень так уверенно сказала, что не все же измеряется деньгами. Должна быть еще какая-то причина. И заговорила о престижности работы в компании, о том же командном духе и активной позиции. Заметив между делом, что обещанную премию урежут вдвое, ибо не заслужили...
Ну, я вот только не пойму, ну , не хотите платить деньги, ладно, все это уже давно поняли, но сколько можно вешать лапшу на уши с почти комсомольским задором? После этого все мы вместо работы - которую никто не отменял - играли два часа в эту командную игру. А командный дух он, вообще-то в другом. Чтоб потом мы трое могли вовремя закончить работу и не задерживать друг друга, мы в перерывах игры как могли делали свои несчастные проводки... Это вот без громких слов и лозунгов - ты сам сделаешь все зависящее, чтоб не подвести коллег. Помню, что на прошлом подведении итогов старшая коллега сказала: Да какой командный дух, они же с нами даже не здороваются.
Ну, и вот сейчас любят говорить про то, сколько раньше было вранья. Возможно; только сейчас не меньше. Со стороны выглядит все на редкость позитивно. Столько энергии, столько замечательных слов было сказано о сплоченности, взаимовыручке, командном духе. Но это если ты все это видишь и слышишь первый раз. А если торчишь тут, сколько я, то поймешь, что это все вранье, и лесть, потому что вокруг все благостно кивают и говорят, что все супер.

Ну, в общем, вот. Прошу пардона за негатив

В очередной раз пересматривала вчера "Эбби Грейндж" и более, чем когда либо почувствовала как бы двойственность в словах леди Брэкенстол. Не знаю, мое ли это только видение или это чувствуют все... Но решила сказать об этом.
Проиллюстрировать это практически нечем, там все собственно заключено в словах леди Мэри и попутной реакции Холмса и Уотсона. И эта их реакция также позволяет взглянуть на ее рассказ как бы с другой стороны; их глазами, их эмоциями; когда все сказанное этой женщиной напомнило им о чем-то своем, хорошо знакомом, с чем они постоянно сталкивались в своей жизни.

Леди Мэри вроде как говорит о муже, хотя потом уже становится ясным, что все это совсем не о нем. И хотя она использует тут свои воспоминания об отце, то, что она говорит, практически легенда. Но прислушаемся к ее словам о якобы близком человеке, страдающим от болезненного пристрастия. В данном случае, к спиртному. Но пристрастие бывает разным... Например, кокаин... И я уверена, что ее рассказ напоминает Холмсу и Уотсону собственную историю.

"Сэр Юстес пил...Не так, чтоб это повлияло на наш брак, и не так, чтоб это мешало ему выполнять общественный долг..."

Особенно вот это, для меня это прямо приоткрывает дверь на Бейкер-стрит:

"Когда это овладевало им сильно, он прятался куда-нибудь до тех пор, пока зелье не переставало действовать"

"Конечно, я приходила в отчаяние" - Грустное лицо Уотсона. - "Но он был достаточно горд, чтоб избавить меня от этого зрелища"

Характерно, что и у Холмса и у Уотсона слова ее вызывают, видимо, в памяти одни и те же ассоциации. Это видно по тем взглядам, которыми они тут же обмениваются - они понимают друг друга без слов.
Ну, я лох, и делать закладки не умею, потому вот он этот фрагмент



Может, все и не так, но я давно уже вижу в этом фрагменте вот такой двойной смысл. Думаю, что похожих эпизодов в Гранаде немало, какие-то нам уже известны, какие-то нет. Я не знаю, насколько это было заложено в первоначальный замысел. А если и было, то, мне кажется, в сериале есть немало такого - подобного - о чем никто не стал бы писать или говорить в интервью. Имеющий уши да услышит.

Ну, и еще попутно. "Эбби Грейндж" - в чем-то уникальная серия. По крайней мере, для меня. Возможно, потому, что эта серия после долгого перерыва. Возможно, из-за трагедии с Джоан и тяжелого морального состояния. Но Джереми здесь идеальный Холмс. И такой худой... Но дело не только в этом - не знаю, как назвать... Но для меня он здесь именно квитэссенция Холмса. В самом чистейшем виде.

Уже несколько раз мне задавали вопросы о кое-каких шерлокианских книгах, которые я про себя называю книжками-игрушками. Но это, конечно, шутка, просто книги эти, особенно буржуйские, это как продолжение той самой Большой Игры. У нас тоже вышел своего рода аналог такой книги, и наверное, многим он хорошо известен - это "Приключения Шерлока Холмса" из серии "Книга-эпоха".



О нем я немножко расскажу в следующем посте, для тех , кто еще не знаком с этой книгой

Возможно, я и не права, но мне кажется,что идея такой книги была позаимствована у англоязычного двухтомника "The case notes of Sherlock Holmes". По-моему Sherlock когда-то немного рассказывала о первом томе, и я сейчас немножко расскажу и покажу страницы этих книг для тех, кто о них не слышал. Собственно, в основном речь пойдет как раз о первом томе, потому что второй том - Возвращение Холмса" на мой взгляд , был уже несколько бледнее.





Эта книга была, наверное, второй моей книжной покупкой из-за рубежа. Первой была книга Дэвиса.

Итак , книга, как это явствует по ее заглавию, представляет собой непосредственно записки, сделанные доктором Уотсоном и прилагающиеся к ним , так сказать, "материалы дела": телеграммы, отчеты, записки, фотографии. По мне так это воплощенный книжный вариант "Большой игры" - документальное подтверждение реальности "Священных писаний".

Пока продемонстрирую несколько страниц, а к остальному надеюсь вернуться позже, когда пойдет речь об этих делах.

Итак, открываем



И далее следуют материалы дела "Скандал в Богемии". Записки, сделанные рукой Уотсона, карта Богемии, письмо короля Холмсу





К этому делу еще прилагаются так называемые артефакты, бережно вложенные в особые карманы из тончайшей бумаги, похожей на кальку. Фотография Ирен Адлер и афиша ее выступлений








Тайна Боскомбской долины.

Телеграмма Холмса Уотсону, карта, газетная заметка, записка Холмса Джону Тернеру







Собака Баскервилей.


Самое начало истории, визитная карточка доктора Мортимера, отпечатки лап



И отдельно вложенный манускрипт, сложенный вчетверо



Последнее дело Холмса

Его письмо Уотсону из Франции



И последняя страница... Письмо Холмса, газетные заметки



Все это можно рассматривать до бесконечности)

А в следующем посте постараюсь немножко "осветить" наш отечественный аналог)

Возможно, все же есть вещи, которые трудно перевести на русский, сохранив ту музыку и ритм, которая чувствовалась на языке оригинала - что-то будет утеряно: либо изящество, либо точность. И иногда даже думаешь, что лучше за что-то даже не браться)

Но у меня случилось что-то типа вдохновения) И пускай эта моя попытка будет здесь. Если даже она немного неловкая, то все таки донесет смысл)



Это одна из самых старых зарисовок. Точное имя автора напишу позже, но мне кажется, что оно звучит, как rabidsamfar - как-то так

Зарисовка из цикла 100 words to Baker Street



Теперь, после того, как Моран был надежно заперт в камере Скотланд Ярда, разбитое окно – заткнуто одеялом, и было покончено с праздничным ужином , приготовленным миссис Хадсон, мы проговорили почти всю ночь , но, в конце концов, после вина и всех событий этого поразительного дня нас обоих потянуло в сон. Я подумывал, не стоит ли пойти домой – до начала утреннего приема оставалось не так уж много времени – но диван был ближе, и когда мне удалось выпроводить Холмса в его спальню, я устроился там, закрыв глаза и надеясь , что смогу соснуть здесь, никем не потревоженный.


И на этот раз оба мы были разбужены не моим ночным кошмаром, а его.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Обновляю пост и вношу изменения

Некоторые подробности относительно этих кадров с Холмсом-Бреттом в костюме пчеловода и Уотсоном-Хардвиком.



Я выкладывала здесь информацию, найденную мною на тумблере.

Но позже выяснилось, что часть информации ошибочна, поэтому вношу изменения.





Итак, согласно Falk Archive (который представляет собой огромное количество фотографий, сделанных во время съемок членами съемочной группы, и который был первоначально личным архивом Джереми Бретта и Эдварда Хардвика), это были кадры, снятые для серии "Второе пятно". В одноименном рассказе Канона Уотсон начинает свое повествование с упоминания о том, что Холмс удалился от дел и теперь разводит пчел, и вот теперь, наконец, Уотсон собирается поведать эту историю после того, как Холмс дал разрешение на ее публикацию.

"...когда же он окончательно покинул Лондон и посвятил себя изучению и разведению пчел на холмах Суссекса, известность стала ему ненавистна, и он настоятельно потребовал, чтобы его оставили в покое. Только после того, как я напомнил ему, что я дал обещание напечатать в свое время этот рассказ, «Второе пятно», и убедил его, что было бы очень уместно завершить весь цикл рассказов столь важным эпизодом из области международной политики – одним из самых ответственных, какими Холмсу приходилось когда-либо заниматься, – я получил от него согласие на опубликование этого дела, так строго хранимого в тайне."


Вот информация, предоставленная oscary

Продюссер сериала Майкл Кокс писал в своей книге "A Study in Celluloid":

"Адаптация "Второго пятна" возможно, одна из самых точных адаптаций во всем цикле "Возвращения". Мы даже зашли так далеко, что воссоздали сцену визита Уотсона к Холмсу - уже удалившемуся от дел - чтобы получить разрешение на публикацию. Мы выбрали коттедж в Ростерне, привезли необходимые улья; мы обозначили временные рамки включением в сценарий столбец газетного объявления о наборе в армию во время англо-бурской войны. Джереми покорно принял вуаль и перчатки пасечника, но был очень недоволен ролью постаревшего Холмса. Тщательно продуманная маскировка - это одно; реальные доказательства преклонного возраста - совершенно другое. Возможно, оно и к лучшему, но ради него, а также по причинам продолжительности эпизода, та сцена оказалась на полу монтажной."


И очень интересно написано у Кита Франкела в "Granada's Greatest Detective":

"Второе пятно", снятое преимущественно в декабре 1985 года, невольно примечательно тем, что создает особенно интригующую часть легенд "Гранады". Желая заново переосмыслить уход Холмса от дел, дабы заняться пчеловодством, съемочная группа нашла подходящий коттедж в Ростерне и перевезла туда несколько ульев с намерением сделать эту сцену прологом серии.
Однако воспроизвести преклонные годы Холмса было не так просто; и, несмотря на то, что Бретт выдерживал долгие сеансы в гримерном кресле, чтобы сымитировать эффект старения, он остался явно не доволен результатом и настаивал, чтобы в свете своей непрактичности сцена была полностью изъята. После долгих метаний туда-сюда, он неохотно надел пчеловодческую вуаль - надеясь, что она хоть как-то скроет всю нанесенную косметику, - и камеры, наконец, заработали.
На этапе пост-продакшена серия оказалась сильно выходящей за временные рамки, и Джун Уиндем-Дэвис (продюсер), Майкл Кокс (исполнительный продюсер) и Джон Брюс (режиссер) были едины во мнении, какую именно сцену нужно вырезать. С ее сомнительной эстетикой и роскошью по отношению к остальной части повествования, сцена пчеловодства была быстренько вырезана и отправлена в архивные хранилища Гранады.
С тех пор появились различные теории о смысле и цели этой сцены, а некоторые шерлокианцы даже предположили, что кадры, возможно, являются дразнящим намеком на "утраченную" адаптацию Гранады "Львиной гривы" - поверье, которое никогда не имело под собой никакой достоверной почвы. Многочисленные фотографии опубликованы в различных журналах, книгах и интернет-источниках; но сама сцена, если она даже всё еще существует, никогда не всплывала."

запись создана: 03.01.2021 в 15:22

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Начиталась спирита и холивара и настроение в связи с этим весь день какое-то упадническое. Вроде как для себя-то я большинство постов с комментами сохранила, хотя надо это делать периодически, чтоб ничего не пропало, но задумалась все же о дополнительном аэродроме. Хотя очень и очень бы не хотелось...
Я здесь, думаю, буду торчать, как те музыканты на палубе "Титаника" - все время лезет в голову эта фраза :"Джентльмены, для меня было большой честью играть с вами сегодня". Это все так, но...
Но если вдруг все рухнет и внезапно, как это всегда бывает... Есть , с одной стороны, этот журнал в ЖЖ, хотя не нравится мне там совсем, и я вроде несколько раз пыталась обосноваться там от безысходности, но так как-то и не пошло. Даже не уверена, надо ли здесь оставлять ссылку на него.
А сегодня решила пойти поглядеть, что там и как на этом дыбре. Раньше уже заходила и тоже не сильно понравилось, но я просто еще консерватор и к новому отношусь всегда с недоверием. Короче, решила попробовать. В смысле никаких дыброкачалок - чего-то меня напугало описание и намек на то, что могут забанить на дайри -, а вот сама-сама потихоньку ручками)
Зарегистрировалась и перетащила три первых поста без особого энтузиазма. А сейчас была в шоке, когда вдруг появился первый коммент) Вот этого точно не ожидала.
Пока не знаю, но, может, все же попробую перетащить туда свое добро, но исключительно, чтоб было куда бежать , если что, и где можно продолжить эту эпопею.
А если у кого есть желание читать этот дневник с самого начала, то вот неплохая возможность для этого. Не скажу, что я прямо активно начну переносить туда посты, но я попробую. Нового там ничего пока не будет, только копия моего здешнего дневника. Ну, и если вдруг что, то искать меня, наверное, надо там. И самое интересное, пока писала этот пост, у меня уже появился первый читатель. Хотя я ж еще толком ни до чего не дошла. Короче , буду потихоньку подтягивать туда посты. Жребий брошен.
Но, на самом деле, даже не знаю. Очень бы не хотелось потерять дайри. Что в ЖЖ, что на дыбре этом... у меня впечатление, что у меня обе руки левые и что приходится все делать на ощупь, не хватает словно какой-то опоры. И в ЖЖ одни недостатки, на дыбре - другие. Все это только на самый крайний случай. И... это лирика, конечно, но не оставляет чувство потерянности...

И я по-прежнему совершенно без сил, не знаю в работе тут дело или в чем-то еще. В порядке разнообразия взялась продолжить незаконченный перевод Кэти Форсайт. Какой же у нее все-таки язык! Такой, что запросто сломаешь свой да и голову вместе с ним. Но после "Трещины" это приятное разнообразие)) Но этот процесс, конечно долгий, тут надо будет шлифовать и шлифовать

Перед тем, как продолжить я снова хочу кое-что сказать в свое оправдание)
Думаю, что кого-то может удивить и даже разочаровать то, что я вожусь с этой книгой, которую сама считаю весьма неудачной, и получается только даром трачу время, которого и так у меня сейчас не очень много. Меня и саму преследуют иногда такие мысли. Но... Во-первых, я уже хотела ограничиться простым пересказом этой книги, но каждый раз, когда вспоминала о ней, у меня было ощущение, что я пропустила что-то существенное. Поэтому хочу, чтоб были хотя бы несколько памятных мне глав или даже просто отрывков. А во вторых, ну , это просто как часть коллекции) Которая может быть весьма разнообразна. Как я узнала, оказывается, существует немало книг о юности Холмса, но в моем понимании все это весьма далекая от реальности фантастика, и для меня существуют пока только две более или менее достойных книги на эту тему - "Детство Шерлока Холмса" и "Трещина в линзе" с ее продолжениями, где Холмс все же вполне нормальный мальчик, а позже юноша, который вовсе не раскрывает с пеленок целый ряд преступлений и не спасает мир, не достигнув даже совершеннолетия.
Потому упомянутые мной книги довольно уникальны и хочу, чтоб здесь они были представлены, если и не целиком (как "Детство Шерлока Холмса"), то хотя бы отдельными главами.
Итак, я продолжаю. Сразу скажу, что две пропущенные главы были посвящены поездке Шерринфорда с женой и Шерлоком на ярмарку, где ничего существенного не происходит. Правда, Шерлок всячески опекает Аманду, и покупает подарок для своей возлюбленной Вайолет, ну и еще вступается за уличного мальчишку, видимо, предтечу Уиггинса)

Глава 18
Пропавший гость

В Холмс-холле часто принимали гостей. Это могли быть друзья или родственники, живущие поблизости или наоборот, приехавшие издалека; либо ученые, из числа тех, с которыми переписывался сквайр.
В конце августа в поместье приехали два человека, весьма заинтересовавшие Шерлока. Один из них был французский спелеолог Пьер Вараппер, с которым сквайр встречался во время своей поездки на континент. Сейчас месье Вараппер направлялся в Эдинбург, чтобы прочитать там курс лекций.
Другой был английский зоолог, Эдгар Гастингс, с которым сквайр уже несколько лет состоял в переписке, но прежде они никогда не встречались. Сквайр Холмс уже давно приглашал его в свое поместье и был очень рад, что Гастингс , наконец, принял его приглашение.
Приезд этих гостей дал Шерлоку некоторую передышку от занятий, ибо его мать хотела, чтобы они с Амандой сыграли для гостей дуэтом. Для этого необходимо было немного порепетировать, ибо Шерлоку никогда еще не приходилось играть в паре с его невесткой.
Шерлок не возражал против этого плана матери, при условии, что она убедит его учителя предоставить ему свободное время для музыкальных занятий.
- Сам я не осмелюсь просить его, - признался он.
Поэтому обе леди обратились непосредственно к профессору. Он слегка заколебался, но, в конце концов, уступил их просьбам.
- Не могу отказать в просьбе прекрасной даме, - сказал Мориарти, с улыбкой качая головой. – Тем более, когда меня просят сразу двое очаровательных леди, - добавил он, переводя взгляд с миссис Холмс на Аманду.

читать дальше
Выступление состоялось сразу после ужина и всем очень понравилось. Дамы вскоре удалились, но Шерлоку было позволено остаться, ибо сквайр подумал, что беседа с этими образованными людьми пойдет ему на пользу.
Разговор, который завязался, когда все сидели за бокалом бренди с сигарами, был очень оживленным. Вараппер очень увлекательно описывал французские подземные пещеры. Профессор Гастингс был не так красноречив, как француз, но столь же эрудирован в своей области. Его рассказы о фауне реки Амазонки были не менее захватывающими, чем рассказы Вараппера, но он был не настолько экспансивен, и потому в центре внимания был , в основном, французский ученый. Но Шерлока заинтересовали не столько тематика его рассказов и его дар рассказчика, сколько его слова, обращенные к профессору Мориарти.
Когда их представляли друг другу, профессор Гастингс с живостью спросил:
- Вы профессор Мориарти из Вестгейтского университета?
- Меня уже более с ним ничего не связывает, - ответил Мориарти.
- Но вы ведь преподавали там, верно? – продолжал настаивать профессор Гастингс.
- Да, сэр, - сказал Мориарти, но оба они отошли при этом в сторону, и Шерлок мало что мог разобрать из их беседы.
Но после ужина разговор как-то незаметно вновь зашел о карьере профессора Мориарти.
- А сейчас вы перешли в какой-то другой университет? – поинтересовался профессор Гастингс.
- Нет, хотя я подумываю над одним таким предложением, - ответил Мориарти.
- Ну, а с Вестгейтом вы окончательно порвали все отношения?
- Я подал в отставку, ибо там не смогли оценить моих талантов, - сказал Мориарти тоном отца, который уже в пятый раз что-то втолковывает своему непонятливому отпрыску. – Мне предъявили какие-то несерьезные обвинения, порожденные завистью. Я не счел нужным мириться с подобным вздором.
- Это касалось публикации, верно? – спросил Гастингс.
Профессор Мориарти тут же бросил на него испытующий взгляд. Затем улыбнулся и небрежно махнул рукой.
- Думаю, что вряд ли стоит тратить вечер на столь неприятные темы для разговора, как вы считаете? – произнес он. – Скажите, а куда теперь направится ваша экспедиция? – спросил профессор, ловко переведя разговор на другую тему.
Шерлок делал вид, что его это совсем не интересует, но внутри у него все затрепетало, точно у гончей, которая, наконец-то взяла след. Вот, наконец, и доказательство! Шерлок решил, что он должен поговорить с Гастингсом и узнать, что еще тому было известно об университетской карьере профессора Мориарти. Он был так поглощен своим замыслом, что почти не заметил, как Гастингс принес в комнату глобус и стал демонстрировать на нем маршрут своей экспедиции.
- А ваша семья ничего не имеет против вашего долгого отсутствия? – поинтересовался Мориарти.
- О, - проговорил Гастинг, - увы, для меня это неприятная тема. Мы живем порознь.
- Это весьма прискорбно, - ответил профессор сочувствующим тоном.
В тот вечер у Шерлока так и не было возможности поговорить с Гастингсом наедине. Он провел беспокойную ночь, и долго лежал без сна, глядя на тени, которые отбрасывали на потолок языки пламени камина, и раздумывал над тем, как бы ему поговорить с этим человеком.
Но утром все его планы рухнули, когда неожиданно зоолог не вышел к завтраку. Дворецкий передал сквайру записку от профессора Гастингса, в которой тот выражал сожаление в связи с тем, что был внезапно вызван по делу.
- Он получил ночью какое-то письмо? – спросил сквайр.
- Нет, сэр, - ответил дворецкий.
- Когда он уехал?
- Я не знаю, сэр. Утром я нашел эту записку на столе. Комната профессора Гастингса была пуста и постель нетронута.
- Какой странный человек, не правда ли? – заметил профессор Мориарти.
- Да, в самом деле, - согласился озадаченный сквайр.
- Увы, боюсь, что и мне придется сегодня распрощаться с вами, - сказал месье Вараппер. – Но я надеюсь покинуть этот дом более пристойным образом, если только ваш кучер отвезет меня днем на станцию.
Шерлок был уверен, что внезапный отъезд Гастингса был каким-то образом связан с профессором Мориарти. После завтрака он долго расхаживал взад и вперед перед парадным входом. Затем опустился на четвереньки и стал пристально изучать подъездную аллею. Шерринфорд увидел младшего брата и несколько минут наблюдал за его действиями перед тем, как подойти к нему поближе.
- Что ты делаешь? – спросил он.
- Пытаюсь разобрать эти следы, - ответил Шерлок.
- Следы?
- Видишь их?
- Да, конечно, тут их множество. Но что ты хочешь среди них разглядеть?
- Они могут рассказать целую историю. Вот посмотри сюда. Это твои. По ним видно, что ты только что подошел, стоишь и разговариваешь. Но если сейчас я встану вот так на них, то мои следы будут поверх твоих. Что мы знаем теперь?
- Что у тебя появились для изучения новые следы?
- То, что я подошел сюда после тебя, потому что мои следы отпечатались поверх твоих. Мы можем узнать, в каком порядке приходили и уходили люди.
- Но с какой целью? – спросил Шерринфорд.
- Ночью один человек покинул этот дом, - сказал Шерлок. – Я хочу знать, куда он пошел.
- Зачем?
- Потому что мне кажется, что он стал жертвой какой-то грязной игры.
Шерринфорд засмеялся.
- Ты начитался приключенческих романов. Едва ли этот человек мог «стать жертвой какой-то грязной игры» в самом центре Йоркшира.
- Нет, он просто исчез, и никто даже не задается вопросом, что с ним стало. Шерринфорд, я говорю совершенно серьезно! Это же не Лондон или Париж. Ты не можешь просто выйти из дома и взять кэб. Тебе, так же, как и мне, прекрасно известно, что пешком отсюда идти довольно далеко. Несколько миль до деревни и еще больше до железнодорожной станции в Тирске. И он посреди ночи просто отправился в путь со своим багажом руках? Если это и так, то он вышел не через эту дверь…
В эту минуту дверь открылась и вышли сквайр Холмс и профессор Мориарти.
- Шерлок, ты опаздываешь на свои занятия, - строго сказал сквайр.
- Простите, сэр, я потерял счет времени, - извинился Шерлок и пошел в комнату за своей тетрадью. Мориарти последовал за ним.
- Шерринфорд, тебе не следует потворствовать прихотям твоего брата. Ему нужно заниматься, - сердито изрек сквайр.
- Простите, сэр, постараюсь больше не повторять такой ошибки.
После ужина Шерлок вышел из дома и поговорил с мальчиками из конюшни. Все лошади были на месте и накануне никто не просил приготовить какую-нибудь из них для поездки. К конюшне не подходил никто из приезжих. И профессора Мориарти здесь также никто не видел. Многие даже не знали, как он выглядит.
Взяв в конюшне фонарь, Шерлок обошел вокруг дома. Он тщательно обследовал землю возле каждой двери, а затем вернулся к двери, ведущей в кухню, и вошел. Вся посуда уже была убрана, и Тесси уже собиралась идти спать, потому что ей надо было вставать еще до рассвета.
- Нет, сэр, прошлым вечером я никого не видела. Но вы же знаете, мне вообще редко приходится видеть гостей где-то , кроме гостиной, - сказала она.
Служанки не видели профессора Гастингса после того, как все разошлись по своим комнатам, и не заметили ничего необычного со стороны профессора Мориарти. Томасу также не было известно ничего, кроме того, о чем он уже сообщил сквайру за завтраком. Шерлок пошел назад в конюшню, чтоб вернуть на место фонарь. Там он встретил брата.
- Так, что ты теперь задумал? – спросил Шерринфорд, когда они вдвоем направились к дому.
- Все еще пытаюсь выяснить, что произошло с профессором Гастингсом. Если верить работникам в конюшне, лошади он не брал.
- Тогда, возможно, он пошел пешком. Он ведь опытный и натренированный исследователь. Наверняка, человек, способный с тяжелой поклажей пройти вдоль бассейна реки Амазонки, , сможет пройти несколько миль с чемоданам в руках, - сказал Шерринфорд.
- Нет, если только у него не было в этом чемодане еще одной пары обуви. Та, что была на нем во время ужина, была совершенно новой. Даже опытный и натренированный исследователь не смог бы пройти столь дальнее расстояние в новых ботинках, не рискуя сильно натереть ноги. И, кроме того, я пока не обнаружил ни малейшего признака того, что он вышел из дома хоть через какую-нибудь дверь, и это говорит о том, что либо его вынесли отсюда, либо он все еще находится в доме.
- Либо о том, что его следы затоптали так же, как ты сегодня поступил с моими.
- Ты прав, - с неохотой признался Шерлок, когда они вошли в дом. – Возможно, ты недооцениваешь себя, Шерринфорд. У тебя определенно присутствует логическая жилка.
- Скорее, прктическая . У меня нет обыкновения что-то придумывать без веской на то причины.
- И у меня тоже. Может быть, завтра я попытаюсь поискать что-то в доме, - сказал Шерлок.



На следующее утро профессор Мориарти вошел в кабинет сквайра, вид у него был довольно смущенный.
- Прошу прощения за беспокойство, сквайр, но дело не терпит отлагательств. Боюсь, что больше я не могу продолжать заниматься с вашим сыном. Время уже ушло, и я не уверен, что смогу найти другое место, но я не могу продолжать исполнять здесь свои обязанности, - произнес Мориарти.
- Прошу вас, сэр, присядьте, - сказал встревожившийся сквайр, указывая ему на стул. – Уверяю вас, что если мы в чем-то виноваты перед вами, то вы можете оставаться здесь до тех пор, пока не найдете другое место. Но прежде вы должны успокоиться и все мне объяснить.
- Сквайр, я могу работать и с тугодумами и просто с ленивыми учениками. Это, конечно, может быть не легко, но это стоит того, когда видишь вдруг, как однажды их охватывает вдохновение постижения новых познаний, - начал профессор, - но Шерлок с каждым разом становится все более агрессивным, он склонен спорить со мной, а временами его поведение бывает просто оскорбительным. Он обвиняет меня в том, что я плету против него какие-то интриги, нарочно сфабриковывая какие-то несуществующие ошибки в его тетради. А теперь, теперь он весьма удручает меня тем, что проводит какие-то исследования, предполагая, что я каким-то образом похитил профессора Гастингса.
После этих слов Мориарти лицо сквайра стало пунцовым от гнева.
- Подождите, профессор, - прервал он Мориарти, - я позову Шерлока.
Он позвонил и послал дворецкого за своим младшим сыном.
Войдя в кабинет, Шерлок увидел сидящего там, очень взволнованного Мориарти. Какую игру вел он теперь? Какую роль играл? Иметь дело с профессором Мориарти было равносильно фехтованию с завязанными глазами. Не видишь, куда целится противник до тех пор, пока он не нанесет свой удар.
Но еще более его пугал вид отца. Ему было знакомо это выражение на лице сквайра. Он был не просто разочарован или расстроен, а по-настоящему рассержен. Немногие могли похвастаться тем, что не дрогнув , выдержали бы его натиск. Повинуясь приглашению отца, Шерлок сел, снедаемый беспокойством.
- Шерлок, ты споришь с профессором Мориарти? – спросил его отец.
- Иногда, да, но…
- Ты обвинил его в том, что он что-то замышляет против тебя? – прервал его сквайр.
- Нет, я не…
- Он не говорил этого напрямую, сэр, - поспешил заметить Мориарти. – Но подразумевал именно это.
- Не уверен, что понимаю, о чем говорит профессор, - холодно произнес Шерлок.
- Думаю, что мальчик как раз отлично понимает, что я имею в виду, - возразил Мориарти. – И сейчас он лжет, пытаясь меня дискредитировать.
- Я не лгу! – вскочив, воскликнул Шерлок.
- Сядь, - велел ему отец. – Ты обвинил его в том, что он подделал твою письменную работу?
- Да, сэр. Он изменил числа , сделав ответ задачи неверным.
- Шерлок, это звучит крайне нелепо, и я не стану наносить оскорбление сидящему здесь профессору, спрашивая его, делал ли он на самом деле что-то подобное. Я представить не могу, с какой стати ему это делать, - повышая голос , воскликнул сквайр.
- Но, отец, он это сделал! – настаивал Шерлок.
- Чего ради ему тратить свое время на подобный вздор?
- Отец, он совсем не тот человек, каким ты его считаешь! Он очень хитер и привык манипулировать людьми…
- Довольно!
- Видите, сэр? – прозвучал в наступившем молчании тихий голос Мориарти. – Понимаете, с чем мне приходится иметь дело?
- Профессор Мориарти приехал к нам с самыми прекрасными рекомендациями, - сказал сквайр.
- А вы внимательно их изучили, эти самые рекомендации? – дерзко спросил Шерлок.
- Шерлок, ты же, наверняка, не станешь отрицать, что профессор обладает теми познаниями, о которых говорится в его бумагах.
- Нет, в этом я отдаю ему должное. Профессор Мориарти – чрезвычайно умный и образованный человек. Но зачем человеку с такими талантами и дарованиями обучать сына деревенского сквайра? Профессор Гастингс упомянул о какой-то скандальной истории в прошлом профессора и после этого он исчез!
- Вы видите, сэр? – вставил Мориарти.
Глаза сквайра гневно прищурились.
- В чем ты обвиняешь профессора Мориарти, Шерлок? – спросил он.
- Я…я не знаю, сэр. Я…
- В таком случае я требую, чтобы ты немедленно прекратил свои гнусные инсинуации!
- Сэр! – возмущенно воскликнул Шерлок.
- И ты перестанешь что-то выяснять о профессоре или о местонахождении профессора Гастингса, - потребовал сквайр.
- Отец, пожалуйста, выслушайте меня!
- Замолчи! Я не желаю тебя больше слушать. Я слышал уже достаточно, - изрек сквайр Холмс своим громоподобным голосом. Он вновь вызвал дворецкого и велел ему позвать Шерринфорда. Шерлока это озадачило; он не мог понять, какое отношение к этому может иметь его старший брат.
Затем сквайр повернулся к Мориарти.
- Примите мои искренние извинения, профессор. Я буду верен своему слову, но вам не нужно больше обучать Шерлока.
- Благодарю вас, сэр, - сказал профессор.
- А сейчас вы можете идти.
После того, как за Мориарти закрылась дверь, сквайр повернулся к Шерлоку.
- Если ты не можешь вести себя, как джентльмен, тогда, возможно, тебе следует стать обычным работником и зарабатывать свой хлеб насущный в поте лица своего. И это заставит тебя ценить те возможности, которых ты будешь лишен.
Раздался стук в дверь и вошел Шерринфорд.
- Отец, вы хотели меня видеть?
- Да. Шерринфорд, ты должен сказать Истону, что твой брат Шерлок будет работать на уборке урожая вместе с другими работниками без каких-то поблажек и без оплаты. Это его наказание за то, что он не смог с должным уважением отнестись к своему учителю. Если я не смогу сделать из него инженера, то я, по крайней мере, получу от него хоть какую-то пользу.
- Отец… - попытался возразить Шерринфорд.
- Не надо, - прервал его ошеломленный Шерлок, схватив брата за локоть, и затем обернулся к отцу.
- Я могу идти? – спросил он.
- Да, но ты не должен выходить из своей комнаты, кроме как на работу и для того, чтобы поесть.
- Да, сэр, - произнес Шерлок и вышел из кабинета.
Вернувшись к себе, он рухнул на кровать. Несколько минут он невидящим взглядом смотрел в потолок, а затем закрыл глаза. Когда несколько минут спустя кто-то без стука вошел в его комнату, он, не открывая глаз, произнес:
- Садись, Шерринфорд.
- Что все это значит? – спросил Шерринфрд.
- Именно то, что и сказал отец: я его окончательно разочаровал.
- Но что его побудило пойти на такой шаг?
- Похоже, Мориарти заметил, что я пытаюсь что-то выяснить относительно исчезновения Гастингса и пожаловался на это отцу, да и не только на это. Я дерзкий юнец, а он оклеветанный мною профессор. Бедному профессору больше не придется учить ленивого и непокорного мальчишку, который его опорочил, - с сарказмом произнес Шерлок.
- Ты ничего не сказал в свою защиту? – спросил Шерринфорд.
- Как я мог? Даже если бы отец и стал меня слушать, мне нечего противопоставить словам Мориарти. Но отец вообще не стал меня слушать. Я заключенный, сидящий на скамье подсудимых, которому запрещено что-то говорить в свою защиту, дабы он не солгал под присягой.
- То, что ты говоришь, все больше и больше походит на какой-то дешевый приключенческий роман, - сказал Шерринфорд.
- Он был бы позанимательнее, чем какие-нибудь псалмы на латыни. Но я уже много месяцев ничего такого не читал, - проговорил Шерлок. – Думаю, моя жизнь становится и впрямь похожа на какой-то роман. Как жаль, что Диккенс умер. Мне придется найти себе другого биографа.
- Что ты собираешься делать? – спросил Шерринфорд.
- То, что сказал отец.
- Будешь работать в поле?
- Да. Мне кажется, это будет гораздо менее мучительно, чем те часы, что я проводил с Мориарти. Кроме того, - сказал Шерлок, наконец, открывая глаза и поворачиваясь к брату. – что же мне еще остается? Убежать из дома? Сейчас у меня не так уж много перспектив. По крайней мере, он пока еще не совсем отрекся от меня.
- Позволь мне поговорить с отцом, - попросил Шерринфорд.
- Нет. Я не хочу втягивать тебя в это еще глубже.
- Шерлок…
- Шерринфорд, я знаю, что ты часто пытался защитить меня от гнева отца, когда я еще был ребенком, иногда принимая на себя мою вину и неся вместо меня наказание.
Шерринфорд улыбнулся.
- Да, порой твое любопытство заставляло тебя слишком увлечься, и , наверное, мы с Майкрофтом всегда поощряли это.
- Но я уже больше не ребенок, - промолвил Шерлок. – Тебе предстоит еще долгие годы вести здесь дела с отцом. У меня нет таких обязательств, и что бы ни случилось, вероятно, через несколько лет я покину этот дом.
- Уже немало лет миновало с тех пор, как я пытался бунтовать против выпавшей мне судьбы, - задумчиво произнес Шерринфорд. - Я мечтал куда-нибудь уехать и заниматься чем-то другим. Но потом я понял, что согласно майорату, после смерти отца поместье станет моим, где бы я ни был и чем бы ни занимался. И если меня не будет здесь, чтоб вести все дела, оно придет в упадок, и все, что я знал и любил, будет обречено на гибель. Я совсем не хотел этого. Я понял, что сквайр – это все равно, что глава большого семейства. Те решения, что мы принимаем относительно управления поместьем, сказываются на процветании всей долины. От моих решений, принятых сегодня, может зависеть, будет ли сыт ребенок, о существовании которого я даже не подозреваю. Это большая ответственность, но я решил, что хочу стоять во главе этой семьи и сделать все, от меня зависящее, чтоб ни один ребенок в нашей долине не лег спать голодным.
- Я не знаю никого, кто лучше бы подошел для этой роли, и кроме того, уверен, что ты станешь прекрасным отцом и в твоей собственной семье, - сказал Шерлок.
Шерринфорд снова улыбнулся.
- Но тем больше причин не тащить тебя на дно вместе со мной, - продолжал Шерлок. – Ты должен предоставить меня моей судьбе, куда бы она меня ни завела.
Шерринфорд вздохнул.
- Двери этого дома всегда будут открыты для тебя, когда я стану сквайром, - сказал он, протягивая брату руку.
- Благодарю тебя, - Шерлок с благодарностью пожал ее. – Ну, а пока скажи Истону, что завтра я буду там и тогда, где и когда он потребует.