На тумблере опять всплыла эта запись по-русски с иллюстрацией. И я решила сохранить и то и другое.



"они приносят мне такое счастье!! а еще я думал что лучше советской экранизации ничего нет и как ж я ошибался, гранада великолепна"


Гранада... Она знаменовала мой переход на новый виток моей личной холмсианы. Более серьезный, более приближенный к викторианской действительности. Все это, правда, стало возможным, благодаря тому огню, что зажегся во мне в 80-е. Во многом благодаря ричардсоновской "Собаке", но не только. Там была совокупность нескольких факторов, выражаясь заумным языком. Но Ричардсон впервые показал мне живого Холмса и я рада, что он у меня был первым Потом этот процесс завершил Соломин в роли молодого стройного Уотсона, хотя я вполне себе примирилась и с Дональдом Чёрчилем, если не путаю его имени.
Но это все полыхало ярким пламенем лет десять и оно стало потухать, когда я вышла "на мировую арену". И, наверное, все это началось с просмотра Гранады, хотя ее действие было постепенным. Но оно было позже подкреплено целой серией фанфиков, а потом и исследований. А стихи Ольги Новиковой добавили к этому эмоциональную окраску. Но Гранада стала главным кино-изображением Холмса. Даже если засмотрев ее до дыр, я потом стала находить в ней немало изъянов. И все же...
Вот и сейчас, проглядывая тумблер, подумала: не сделать ли мне перерыв с Пуаро и не поглядеть ли Гранаду? Хотя бы даже "Скандал", хоть я его и не очень люблю. Мне надо как-то вернуться к Холмсу, а пока никак не получается. В том, что я делаю участвует только ум, но не сердце. А это никуда не годится, и это называется - действовать по инерции. Для кого-то это более, чем достаточно, для меня - нет. Но не буду терять надежды.

"Дорогой Старретт" идет с большим скрипом. А иногда читаешь в дневниках такое, что задумываешься, стоит ли продолжать. Река, в которую нельзя войти дважды, превратилась во что-то мутное, что готово течь по любому руслу, которое ей укажут. А ведь когда-то это была бурная река и я в ней едва не утонула. Но вот, похоже, с тех пор много воды утекло.. И еще... все время приходит на ум: все, что было до этого не в счет. Я постоянно натыкаюсь на доказательства этого. Все забыто: многое из того, о чем здесь говорилось, с жаром обсуждалось, служило источником вдохновения. Невольно подумаешь, что это все я пишу все же для себя, даже если держу в голове какого-то человека. Отнюдь не вымышленного друга. Ну, да ладно. Назад ходу нет. Особенно теперь.

А это картина Россетти "Леди Лилит", упомянутая в этой главе.



ГЛАВА 3

Холмс с улыбкой смотрел на мое удивленное выражение лица.
- Я не сказал вам, Уотсон, что действующие лица были довольно интересными? А станут еще более интересными. Что до Марвуда МакИнеса, сапожника и палача, то позже мы еще встретимся с ним в моем повествовании, хотя он будет занимать свое место в анналах преступлений не так уж долго после этой встречи. Летом 1879 года он должен был оставить свой зловещий пост и покинуть Лондон.
В магазине Броуди, как правило, стояла тишина, как в клубе «Диоген», и сам пожилой джентльмен обычно сидел за столом или дремал у камина. Поэтому я был удивлен, никого не увидев в передней части его владений и услышав смех Броуди, донесшийся из задней части магазина, тем более, что в ответ на него я услышал остроумный выпад, произнесенный женским голосом.
Я направился сквозь лабиринт стеллажей к небольшой свободной площадке, где Броуди держал свою шахматную доску. На доске оставалось четыре фигуры , а единственная белая – которая была королем пожилого джентльмена –потерпев поражение, была удалена с поля. Было очевидно, что он только что был разбит на голову и этот разгром порядком забавлял его.
- Отлично! – воскликнул Броуди. – Блестяще! Ваше мастерство служит вам хорошую службу. Позволю себе заметить, что кое-кто пожалеет о том, какого он воспитал проницательного и серьезного противника!
Его компаньонка подняла голову и ответила:
- Надеюсь, что вы не станете недооценивать тот вклад, что я сама внесла в этот процесс. Нельзя лепить кирпичи, не имея глины. Но я думаю, - добавила она, взглянув на меня, - что мы заставляем этого клиента ждать.
читать дальше
- Шерлок! –воскликнул Броуди. – Я не слышал звонка. Давно вы стоите там?
- Не больше минуты.
- Вы пришли как раз во время, чтоб быть свидетелем моего унизительного поражения! – Он повернулся к леди. - Шерлоку нужно, чтобы его обыграла женщина, потому что это может пристыдить его и заставить его добиться мастерства в игре. Он довел его до совершенства, но слишком ленив, чтобы заниматься этим искусством.
- Или, может быть, слишком галантен, чтобы овладеть хитрыми приемами?
Девушка одарила меня самой обворожительной улыбкой.
Она была – и я говорю это совершенно беспристрастно, Уотсон – самой прекрасной женщиной, какую я когда-либо видел и до и после нашей встречи. Она была стройная и немного выше среднего роста, с золотисто-каштановыми волосами и большими глазами фиалкового цвета, взгляд которых был сверхъестественно пронзителен , словно бы она сосредоточенно размышляла о вещах, слишком сложных для девушки ее лет. Вы знаете картину «Леди Лилит»?
- Кисти Россетти, - кивнул я. – Картина, написанная маслом с изображением девушки в белом платье, которая держа зеркало, расчесывает волосы.
- Россетти писал картину, используя в качестве натурщицы эту леди.
Я готов признать, что в своих познаниях об искусстве уступаю моему другу, но при этих словах я запротестовал.
- Этого не может быть, Холмс. Натурщицей Россетти для этого полотна была белошвейка, которую он встретил на улице.
- Алекса Уайлдинг, - улыбнулся Холмс. – Да, Россетти маслом написал лицо мисс Уайлдинг, но этому предшествовало акварельное изображение модели столь же поразительной в каждой детали, хотя явно моложе, что было видно по лицу и фигуре, ибо мисс Тернер в то время было не больше десяти-одиннадцати лет. Мне говорил это сам художник на открытии галереи Гросвенор в 1877 году.
Но не только это утонченное лицо я находил столь интригующим. Это был тот факт, что молодые леди, которые посещали заведение Броуди, ограничивались ассортиментом современных романов, которые можно было найти в передней части магазина. Совсем немногие осмеливались пуститься в беспорядочный лабиринт стеллажей с академическими томами, и никто не был настолько дерзок, чтобы бросить старику вызов , сыграв с ним партию в шахматы.
- Что вы возьмете в качестве победного приза? – спросил ее Броуди. – У меня есть двадцать экземпляров «Девушки из Кремоны», еще лежащих в ящиках.
- Я предпочитаю свою Страдивари из Кремоны,- ответила она. – Она гораздо более лирична. По крайней мере, настолько, насколько этого могут добиться эти бедные пальцы. Но вы не представите меня своему другу?
- Мисс Вайолет Тернер, позвольте мне представить вам мистера Шерлока Холмса.
Леди протянула мне свою руку, и мы обменялись рукопожатием. К моему удивлению, она не выпустила мою руку, а держала ее в своей, внимательно рассматривая выражение моего лица, как если бы читала один из научных томов Броуди. Когда она закончила изучать мое лицо, то перевела взор на мою руку и стала изучать ее с тем же серьезным и начисто лишенным сентиментальности пристальным взглядом.
- Как вам повезло, что у вас такие длинные пальцы. Для музыканта это явное преимущество. Но вы должны быть осторожнее в химической лаборатории, ожоги от кислоты на ваших пальцах могут принести ущерб вашей игре. И вам следует заклеивать их пластырем, сэр, если вы имеете дело с ядовитыми веществами.
- Вижу, как вы сделали вывод о том, что я химик, - ответил я с улыбкой. – Но музыка? Это, полагаю, было догадкой.
- Никогда не гадайте, - ответила она. – Если вы уверены в своих наблюдениях и памяти, то вам это никогда и не понадобится. В прошлом году я видела вас, мистер Холмс, на фестивале Вагнера. Вы присутствовали на каждом концерте, где дирижировал сам Вагнер. Все настоящие музыканты, присутствовавшие в зале, неосознанно дирижировали вместе с композитором. Этих взмахов руками было достаточно, чтобы поднять освежающий ветерок. Я думала, что некоторые из них вот-вот взлетят ввысь.
В ответ на веселый смех Броуди эхом раздался звон его старых каминных часов. Молодая леди накинула плащ и взяла со стула две книги, те самые, что Крэйден передал мальчику.
- Я должна идти. Если смогу, то зайду на следующей неделе после лекции и предоставлю вам шанс отыграться, - пообещала она Броуди. – Если Вы будете здесь, сэр, я сыграю и с вами.
- Недели достаточно, чтоб подготовиться к неизбежному поражению?
Я шутил, но леди ответила очень серьезным тоном.
-Методическая подготовка может исключить возможность поражения, - сказала она. – По меньшей мере, смягчит его удар.
Мы трое прошли в переднюю часть магазина. Леди набросила на волосы широкую шаль с бахромой, и когда она это делала, я увидел, как языки пламени в камине взметнулись вверх и мельком заметил брошенный туда конверт до того, как его поглотил огонь. Она сожгла записку Крэйдена.
Сквозь стеклянную дверь я наблюдал, как она побежала к краю тротуара и остановила свободный кэб, так беспечно бросившись к нему, что едва не попала под копыта лошади.
- Она могла погибнуть! – воскликнул я.
Броуди только пожал плечами.
- Так она играет в свою игру. Беспечно и смело, и всегда , когда нужно, готова импровизировать и, тем не менее, никогда не сделает ложного шага.
- Я бы не позволил своей сестре подобным образом сломя голову носиться по улицам.
- Ну, она ведь не ваша сестра, не правда ли? Скажите мне, молодой человек, в этом вечном споре о том, что дала нам природа, а что воспитание , какой вы придерживаетесь стороны?
- Полагаю, что есть полученные от рождения наклонности, так же, как врожденный талант и интеллект.
- Артистичность в крови, да?
- Как заметила сама леди, нельзя слепить кирпичи, не имея под рукой глины.
- А, так вы это слышали? Ну, глину можно найти повсюду, - ответил Броуди. – Но кирпичи? Лучшие из них получаются, благодаря не одному только материалу - нужно отдать должное и каменщику. В конце концов, в природе существуют необработанные алмазы, те необработанные камни в русле реки, которые только и ждут, когда кто-нибудь, обладающий проницательностью, отличит их от гальки и своим мастерством придаст им блеск. Мне редко приходилось встречать более многогранный ум, чем у нее, определенно созданный не из грубого природного сырья.
- И кому она обязана своим совершенством? – поинтересовался я с нарочитым безразличием.
- Простому армейскому репетитору. Хотя согласитесь, в природе мало по настоящему простых вещей, разве не так? Это профессор Джеймс Мориарти. Я знаю, что вам известно это имя.

Этот пост вот точно пишу для себя, ибо именно в эту минуту чувствую особенно остро свое здесь одиночество. Пишу просто для вдохновения. Не зря я удалилась в свое время от политических баталий, ибо это только бесплодная потеря времени.

Это, наверное, что-то типа записок шерлокианца, который копается в своих архивах. Как написано в предыдущем посте, я стала искать напечатанный фанфик. А для этого мне надо было перелопатить вот эту гору



Наверное, это кто-то специально подтолкнул меня к этому, чтобы о многом напомнить. Ибо потом я вспомнила, что папка с напечатанными фанфиками и иллюстрациями к ним лежит совсем в другом месте - стоит только руку протянуть. Но... если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно.

Итак, сначала с самого верха сняла книги, связанные с Бреттом. Вот эти плюс еще Маннерс "Человек, который стал Шерлоком Холмсом". Добраться бы до них... И кое-чего к ним добавить. Но поживем - увидим. Фотки плохого качества, но мне приперло)



Далее вот этот первый том графической новеллы Леонида Козлова.

С ней все так, как у нас обычно бывает с Холмсом. Выпустили первый том, гордо написали, что все это одобрила Дама Джин Конан Дойль и все на этом.

Потом обнаружила, что лежащий уже давно под этими книгами первый том "Большой Игры" не слабо прогнулся, ибо лежал на книгах меньшего разммера, а сверху на него давили большие. Вытащила. Эти книги когда-то казались настоящим сокровищем. Во всех смыслах. Журналы я стала приобретать уже позже.



Дальше - больше, стала снимать папки с фанфиками.

Похоже, папка с фиками периода после Возвращения. Как я называю их про себя "Пострейхенбах" или просто Пост. "Прогулка верхом в парке". Что за странная темноволосая женщина ожидает там Уотсона?
Мне кажется, тут слэш напополам с прочими фиками. "Семейная жизнь Шерлока Холмса". Это не то, что вы подумали) Холмс и Уотсон едут к родителям Холмса.
Местами я все это печатала вместе с восторженными комментариями. Тут же оказалась "Эддлтонская трагедия" и "Бумаги бывшего президента Мурильо" Westron Wynde. Значит точно здесь не только слэш.
Под низом что-то из более старого. KCS что-то по Первой Мировой. и Гарридебы. И снова KCS "Очень занят" (post-Empt) - вдохновляюще, ибо EMPT - это, конечно, Пустой дом.
Раньше я когда-то думала, что вот буду переводить, а листы буду по ходу дела выбрасывать. Теперь уже так не думаю. Многие из них сохранились только в этих моих распечатках, раритеты, елки-палки!
Папки с Хиатусом, где и "Рассказы из Великого Хиатуса" Aleine Skyfire и "Продолжение тайного дневника Майкрофта Холмса: годы Хиатуса" Westron Wynde. Кстати , надо бы взяться за этот "Дневник", который она опубликовала, посмотреть сильно ли он отличается от того, что был выложен в сети.

Папка с "Последним делом". Люблю его по старинке называть полностью "Последним делом Холмса". Это напоминает о тех временах, когда все это было впервые. Но когда случается раскладывать листы с фанфиками по папкам , про себя говорю "Финал проблем") В папке несколько больших фиков, но здесь еще нет "Смертности" Aleine Skyfire , она в отдельной папке.
Папка с условным названием "Перемены" (Change) , ибо так называется серия коротеньких фиков. И это перемены после Возвращения. И там же большой фик KCS "О душе, жизни и обществе" (post-Empt)
Папка с эмблемой Олимпиады-80, в которой мама когда-то возила свою работу, когда работала дома) Здесь фики времен первых лет на Бейкер-стрит и где-то, наверное, до женитьбы Уотсона. Заманчиво выглядят скрепленные скрепкой по нескольку страниц и сверху информативно написано моей рукой "Дальше будет Общество нищих-любителей")) И здесь же 4 главы "Похищенного", которого я все грозилась когда-то перевести. Это какое-то воплощение виктимного Холмса и супер-пупер hurt/comfort.Уотсон признается себе, что в чем-то ему по душе ситуация, когда он сидит у постели больного Холмса.

Сейчас просто вспомнила, что думала когда-то вот только бы закончить "Молодого Холмса" и пойдут фанфики времен Бейкер-стрит. Но потом на меня свалилась "Трещина в линзе" и "Университет". и сборник Хью Эштона "Без Боссуэлла". Я уже не говорю про море журналов и прочих статей. Вот так я и застряла, но надо выбираться)

Ну, и вот та папка, которую я искала. Все начиналось вот с такой небольшой папки с несколькими (поначалу) понравившимися фиками и сверху там лежат листы "Под розой")



Тогда, в начале одними из первых шерлокианских впечатлений в сети были стихи да и проза Ольги Новиковой. Ее стихи были как бы акомпаниментом ко всему, что я тогда читала, и придавали всему этому незабываемую атмосферу

Моя пуховая кровать
Под низким небом января.
Я не умею убивать,
Но вышел срок календаря.
И если уж пришлось уйти,
Я все включу в последний счет,
Но разреши, пусть он уйдет.

Ну, думала, что наваяю несколько постов по своим находкам, но сдулась. Разочарование это сильная штука) Тем не менее, было здорово все это вспомнить и фанфики забрасывать тоже не стоит. Надо вплетать их в свой собственный гобелен.

Перевод этой статьи, похоже, год висел у меня в заброшенных переводах. И понятно почему. Хотела выложить в прошлом году, но статья не понравилась, наверное, в глубине души я разделяю убеждения сторонников Большой Игры. Хотя, понятное дело, огромную роль Дойля не отрицаю.
При этом статья как бы ставит саму эту нынешнюю дату под большое сомнение и вскользь повторяет довольно известные факты. Хотя мне самой хотелось бы поподробнее узнать именно историю 6-го января. Но, может, все еще впереди.
Ну, и язык статьи ужасен и перевод, мягко говоря, хромает на все ноги. Но "я сделал все, что мог".

О дне рождения Мастера
Чарльз Пресс



«Вей, зимний ветер, вей! Ты зол, но людская неблагодарность злей, Твой гнев не так обиден. Не так остер твой зуб…» - Двенадцатая ночь

У шерлокианцев, с трудом пробирающихся по скользким тротуарам Нью-Йорка в начале января, может возникнуть искушение всерьез задуматься, правильно ли выразился Уильям Шекспир. "Людская неблагодарность" иногда может быть предпочтительнее этого пронизывающего зимнего ветра.
Ни один истинный шерлокианец не позволил бы таким метеорологическим явлениям, как метели, ураганы или торнадо, повлиять на празднование дня рождения Шерлока Холмса. Если 6 января действительно является датой рождения Шерлока Холмса, тогда нам всем следует объединиться. И все же, сколько сердец обрадовалось бы, если бы только можно было бы доказать, что истинное время для празднования дня рождения Мастера – это май.
Здесь я заново рассмотрю знакомые аргументы в пользу даты Двенадцатой ночи. Помимо этого существуют вопросы простой справедливости и принципа. Но сначала давайте рассмотрим практические причины для переноса празднования дня рождения на май.
Переход на май в значительной степени повысил бы комфорт и удобство членов клуба. Питер Блау однажды заметил о ежегодном воскресном обеде в Нью-Йорке, что было "приятно освободиться от дождя, мокрого снега, града, наледи и снега со снегом", как будто так было не всегда. Блау прав в своем подразумеваемом комментарии.
В мае члены Общества могли наслаждаться солнечным светом, благоухающим бризом или редким нежным дождем, а также цветами Гилберта, которые распускаются весной. Неторопливая прогулка по Пятой авеню к Центральному парку стала бы приятной экскурсией, поскольку можно было бы осмотреть достопримечательности и поприветствовать счастливых коллег-шерлокианцев. Приятной могла бы быть прогулка по театральному району.
Мы также должны принять к сведению, что это изменение добавило бы плюсов в копилку супружеского счастья и домашнего спокойствия. Те, у кого есть супруги, не являющиеся членами Общества, или партнеры, которые, похоже, всегда приветствуют поездки в Нью-Йорк, возможно, сочтут, что эти люди не настолько прониклись традициями BSI, чтобы очень сильно возражать против переноса празднования с января на май.
Датой первого ежегодного собрания было 14 декабря 1934 года. Затем дата встречи была перенесена на первую пятницу января, начиная с 1936 года. Покойный У. Т. Рэйб предположил, что изменение было внесено для того, чтобы избежать "предрождественской суеты.. . День рождения Холмса, как и дни рождения Линкольна и Вашингтона, очевидно, является переходящим праздником".
читать дальше
Как была выбрана дата 6 января? Винсент Старретт в 1960 году писал:
"Морли (с помощью звезд) вычислил, что [день рождения Холмса] приходится на 6 января". Никто до сих пор не воспринял эту астрологическую гипотезу всерьез, поскольку она противоречит всему, за что выступал Холмс. Итак, мы отвергаем это суеверие.
После того, как ужин был перенесен на 6 января, были представлены две основные гипотезы, чтобы оправдать или рационализировать то, что было сделано. Это «Двенадцатая Ночь, или как Вам это понравится», и концепция похмелья Шерлока Холмса.
Было обнаружено, что Холмс дважды неправильно процитировал фразу «journeys end in lovers meeting»("Все пути ведут к свиданью"), поставив два последних существительных во множественное число, а предпоследнее в притяжательный падеж (как-то так). Не в меру пылкие шерлокианцы предположили, что Холмс намекал на то, что его день рождения приходится на двенадцатую ночь Рождества, 6 января; подобный ход рассуждений Холмс мог бы назвать "преждевременными теориями, основанными на недостатке данных". Думать иначе - значит предполагать, что человек, который всю жизнь отвергал слезливую сентиментальность, теперь застенчиво намекает, что двенадцатая ночь Рождества, та, в которую двенадцать барабанщиков бьют в свои барабаны - это день его рождения. Действие нехарактерно для Холмса и противоречит тому, что мы знаем о его личной жизни.
Уотсон никогда бы сознательно не исказил образ Холмса, независимо от того, насколько он хотел вызвать интерес публики и добиться сенсационности. Немыслимо, чтобы он вставлял такие остроумные подсказки. Если кто-то все же обманывает себя, считая, что таковые существуют, столь же логично предположить, что сидя за нашим праздничным обедом 6 января мы празднуем день рождения Уотсона, а не Холмса. И то, и другое в равной мере является полной фантазией.
Когда мы просматриваем ситуации, в которых появляются аллюзии, то обнаруживаем, что в обоих случаях они соответствуют контексту. В «Пустом доме» Холмс насмешливо адресует эту цитату арестованному Морану, которого он не видел три года. В "Алом кольце", когда они с Уотсоном идут по Хау-стрит, Тобиас Грегсон из Скотленд-Ярда выскакивает из двери и кричит: "Холмс!" Возможно,поэтому захваченный врасплох Холмс приводит подходящую к случаю цитату.
«Journeys end with lovers’ meetings».
Если мы предположим, что Уотсон был точен в отношении цитаты из "Двенадцатой ночи", то мы можем найти правдоподобные причины ошибки Холмса. Как искаженная цитата, так и Холмс, идентифицирующий ее только как цитату из "старой пьесы", предполагают сомнения Холмса в точности цитаты. Холмс, как и большинство грамотных викторианцев, был знаком с Шекспиром, но не претендовал на звание знатока шекспироведения. Только однажды он совершенно верно процитировал Барда. (В «Исчезновении леди Френсис Карфэкс "Ведь трижды тот вооружен, кто прав»Король Генрих Шестой, часть II,Акт 3, Сцена 2) В других случаях цитирования закралась некоторая неопределенность. В этом он был обычным человеком. Один исследователь заметил: «Ряд [его] высказываний может быть приписан Шекспиру или, по-видимому, вдохновлен им, но этого нельзя сказать с абсолютной уверенностью". Сомнительные парафразы, источники которых могут быть шекспировскими, а могут и не быть, еще раз подтверждают, что цитаты из "Двенадцатой ночи" и отсутствие ссылки на источник не являются продуманной уловкой.
Вторым предполагаемым доказательством из "Долины страха" является похмелье Холмса, о котором можно судить по тому, что 7 января он отодвинул нетронутый завтрак. И снова мы видим неоправданный поспешный вывод. Предполагается, что Холмс накануне вечером праздновал день рождения. И снова нужно представить себе действие совершенно нехарактерное для канонического Холмса — в данном случае пьяный разгул на вечеринке по случаю собственного дня рождения. Фрейд предположил, что он не был фрейдистом. Холмс мог бы подтвердить, что он не был и любителем подобных излияний, в отличие от «Нерегулярных отрядов», которые придумали эту утку.
С таким же успехом можно было бы логически связать любое утреннее недомогание и отсутствие аппетита за завтраком с его употреблением этих его семипроцентных растворов кокаина.
Но если внимательно прочитать начало "Долины страха", то контекст, а не такие причудливые теории, объясняет происходящее тем утром 7 января.
Холмс начинает с того, что раздраженно говорит с Уотсоном , что является ошибкой, поскольку последнее слово всегда остается за летописцем - Уотсон просто спокойно пишет, что Холмс "порой бывает невыносим". Причиной недовольства, "разочарования и раздражения", является загадочное зашифрованное сообщение, которое он получил от своего информатора в лагере Мориарти, Фреда Порлока. Опасаясь разоблачения, Порлок пишет Холмсу, что не предоставит ему ключ к шифру. Уотсон понимает, замечая, что "он глубоко переживал любое падение с того высокого уровня, к которому стремился". Но Холмс с помощью Уотсона разгадывает секретное сообщение, а затем, когда он "все еще посмеивается над своим успехом", к нему возвращается прежнее самообладание и, возможно, аппетит. Затем инспектор Макдональд из Скотланд Ярда врывается с новостями об убийстве. Все трое спешат на вокзал Виктория и отправляются в поместье Бёрлстоун. Холмс в тот день так и не получил удовольствия от вкусного завтрака миссис Хадсон. Это поэтическая справедливость в стиле Уотсона.
На таких неубедительных доказательствах основывается дата 6 января. С таким же успехом можно предложить, что Кристофер Морли, чья колонка "Боулинг Грин" в «Субботнем литературном обозрении» послужила созданию BSI, и брат которого Фрэнк, подготовивший кроссворд, что был ранним обрядом посвящения в члены Общества, был способен шутить с таким серьезным вопросом, как день рождения Шерлока Холмса. Некоторые намекали, что этот уважаемый основатель BSI, придя к выводу, что 6 января - правильная дата рождения, руководствовался не звездами, или Шекспиром, или ошибочным текстологическим анализом, а выбрал одну из дат публикаций "Субботнего обозрения", или отдал дань уважения своему младшему брату, Феликсу, чей день рождения также пришелся на 6 января (1894). И ты бледнеешь при мысли о том, что Морли мог так обмануть Элмера Дэвиса, поощряя его включить 6 января в Конституцию и Свод законов Общества.
Рассел Маклохлин, основатель Детроитского филиала Общества, нашел в Каноне более разумную подсказку о дне рождения. Он заметил, что королева Виктория подарила Холмсу изумрудную булавку для галстука за какую-то небольшую услугу, которую он оказал короне. Маклохлин утверждал, что королева, без сомнения, выбрала бы для своего подарка камень, соответствующий знаку зодиака того месяца, в который родился получатель награды. Изумруд – камень Мая. Однако Маклохлин, мог бы также отметить, что изумруд является и камнем для 55-й годовщины свадьбы. Уотсон явно датирует дело «Чертежей Брюса Партингтона»третьей неделей ноября 1895 года, который был бы годом пятьдесят пятой годовщины свадьбы королевы Виктории, если бы был жив принц Альберт. (Они поженились 10 февраля 1840 года.) Возможно, королева в порыве вдохновения выбрала изумруд в качестве средства, с помощью которого можно почтить оба события.
Но как практические, так и логические причины для изменений не должны влиять на нас, если только не существует более веской причины для празднования этого дня в мае. Отказ от устоявшейся традиции и внесение поправок в священные конституциональные положения - это не то, к чему следует относиться легкомысленно, даже в новом тысячелетии.
Но существует и третье основание для этих изменений. Нерегулярным отрядам Бейкер-стрит следует рассматривать майскую дату как вопрос простой справедливости и принципа, и я уверен, что сам Шерлок Холмс, а также Джон Уотсон с энтузиазмом рукоплескали бы подобным изменениям. Не нужно строить мечтательные теории или, что еще хуже, искать подходящую дату. В середине мая явно выделяется одна дата . Это скорее документальный факт, чем результат бесплодных теорий. Эта дата - 22 мая, та дата, которую Нерегулярные отряды Бейкер-стрит должны отмечать как дату рождения Мастера.
Ибо в этот день, 22 мая 1859 года, родился гений, который поистине является Мастером. Конечно же, я говорю о сэре Артуре Конан Дойле.

ГЛАВА 2

Холмс откинулся на спинку стула, закинув ногу на ногу, руки лежали на его колене.
- Вы помните нашу первую встречу, Уотсон?
- Как будто это было вчера. Стэмфорд привел меня в Бартс. Вы были в одной из химических лабораторий.
- Да. Я приехал в Лондон поздней весной 1877 года и снял комнаты на Монтегю-стрит. Довольно тесное помещение, но меня мало заботило, где я буду вешать шляпу, так как большую часть времени я проводил в Британском музее или на книжных развалах или в лабораториях Кингс-колледжа и Бартса.
Именно в этот последний я и отправился однажды в понедельник в конце декабря 1878 года. Это не то время года, когда все думают о химикатах и трупах, но мне нравилось, когда лаборатория и особенно анатомический кабинет были в полном моем распоряжении, насколько это было возможно. Особенно тяжело обстояло дело с доступом к трупам. Их было мало, и лучшие отводились для студентов хирургического и анатомического факультетов. Поговаривали, что наиболее предприимчивые из них часто подкупали могильщиков на кладбищах для бедных, чтобы те сообщали им, когда будут преданы земле какие-либо особо ценные останки.
- Есть что-нибудь интересное? – спросил я вахтера.
- Привезли труп молодой девушки, там было нечто странное из того разряда, что нравится студентам хирургического факультета, но мне приказано не впускать никого, кроме могильщика, поэтому она заперта и только до тех пор, пока мать не соберет деньги на гроб. Сожалею, парень, ибо это причудливая штука такого рода , какую ты точно хотел бы получить. Если бы мы были одни, я мог бы рискнуть, но… - он кивнул на лабораторию, и я услышал доносившиеся оттуда приглушенные голоса.
читать дальше
- Это лорд Крэйден и еще какой-то джентльмен постарше, - сказал он, понижая голос. – Мне приходилось слышать о графе Грэнвиле, но этот джентльмен, на мой взгляд, похож на обычного торговца. По-моему, этих ваших титулованных лордов стало слишком много.
Я поблагодарил его и подошел к лаборатории.
Уотсон, я буду коротко описывать действующих лиц по мере того, как они будут появляться в повествовании. Лорд Генри Крэйден был единственным ребенком лорд Уоррингтона, «Крэйден» - это фамильное имя. Лорду Крэйдену в то время было двадцать шесть- двадцать семь лет и он обладал всем, что природа, происхождение и удача могут даровать человеку, которому еще к тому же повезло получить от рождения первоклассные мозги. Однако, по какой-то необъяснимой причине он, казалось, решил все это растратить, переходя из лекционных залов в свои клубы, в притоны, где он предавался своего рода разврату, что может погубить даже самую привлекательную внешность и удачу – и в самом деле, в то утро он выглядел не лучшим образом. Он сидел в рубашке на скамейке, а перед ним стояли серебряная фляжка и пара пробирок, наполненных кровью. Рукава его рубашки были закатаны, а выше локтя на его руке была повязка из носового платка. Я увидел, что его рука была покрыта отметинами от иглы, некоторые из них были совсем свежие, и во время его разговора с вышеупомянутым джентльменом, Крэйден погрузил шприц в свою плоть.
Его собеседник смотрел на эту сцену с явным неодобрением, но не пытался высказать какой-то упрек, возможно, его сдерживало осознание своего более низкого положения. Хотя он был на много лет старше Крэйдена – думаю, ему было лет шестьдесят или что-то около того – он явно не был графом, если только этот титул действительно не стал чем-то довольно распространенным. В его речи звучала заученная официальность человека со скромным образованием, желающего подражать высокопоставленному лицу, но мозоли на его больших и указательных пальцах говорили о занятиях физическим трудом.
- Прибор уже смонтирован и должен быть готов в течение недели – ну, в крайнем случае, на это уйдет точно не более двух недель, - но есть некоторые небольшие корректировки, которые нельзя вносить до последнего, - сказал он. – Все будет, как надо, ибо я еще не сделал свою часть работы . И я буду контролировать Ноулса столько, сколько это будет в моих силах.
- Ноулс может напиться до угрызений совести. Или до смерти. Мне все равно, - таков был ответ лорда Крэйдена.
- Если вы позволите мне говорить откровенно, сэр, то не стоит с этим торопиться. Все зависит… - тут он увидел, что я стою в дверях и сказал: - Мы задерживаем этого молодого человека, не давая ему работать.
- Я прервал вас, - сказал я. – Крэйден.
- Холмс, - приветствовал он меня в ответ. – Мистер Холмс – мистер МакИнес, - небрежно представил он нас.
Мы пожали друг другу руки.
- Я вижу, что вы сапожник, сэр, - заметил я.
Он удивленно приподнял свои тяжелые веки.
- Ваши ботинки ручной работы, превосходный покрой и качество, которых значительно превосходят качество вашего сюртука или галстука. Особые мозоли на ваших руках и пятна на ваших пальцах говорят о человеке, которому по роду занятий приходится иметь дело с кожей.
- Вы очень проницательны, молодой человек, - сказал он и вручил мне свою карточку. – Вижу что вы не студент медицинского факультета.
- Вы поняли это по моей внешности? – спросил я.
- По вашей рассудительности, - вставил Крэйден, иронично усмехнувшись. – Холмс - это загадка, - добавил он. – Никто никогда не знает наверняка, что он из себя представляет.
МакИнес надел пальто и шляпу и пожелал нам всего хорошего, а Крэйден с самым серьезным видом вернулся к своему занятию, и извлек из своей вены еще одну пробирку крови.
- Итак, Холмс, какая тайна привела вас сюда сегодня? – спросил он, не поднимая на меня взгляд.
-Я надеялся, что смогу заняться одним из трупов.
- Увы, нет! Могильщик Рид держит их под замком!
- Что вы там делаете, Крэйден?
- Мне интересно узнать, как долго после потребления алкоголя он может содержаться в крови. Я нахожусь на верном пути к исчерпанию своих запасов.
- Запасов виски? – спросил я, кивнув на его фляжку.
- Или крови! – ответил он со смехом и сделал большой глоток.
- Вы будете слишком пьяны, чтобы получить результаты, на которые можно положиться.
- Возможно. Или возможно , опьянение придаст мне смелость, необходимую для экспериментов.
- Я никогда не замечал, что вам не хватает смелости, Крэйден.
На этом наш разговор был прерван появлением уличного мальчишки-оборванца, который стянул с головы кепку и сказал:
- Дяденька, нужно что-нибудь сделать?
Крэйден кивнул и попытался встать со своей скамейки. Степень его смелости стала очевидной, ибо он зашатался, и задел пару книг, лежавших рядом с ним на скамье, которые тут же упали на пол.
Я наклонился, чтобы поднять их и взглянул на названия – «Трактат о ядах» Кристисона и очень редкое издание «Английского врача» Николаса Калпепера – и увидел, что оттуда выскользнул конверт, лежавший между страниц книги. Крэйден выхватил все это у меня из рук, затем взял моток веревки, и вновь засунув конверт в одну из книг, плотно связал книги между собой и вручил их мальчику вместе с совереном – прекрасная оплата за доставку пары книг, какими бы редкими они ни были.
- Ты знаешь адрес?
- Олд Комптон-стрит, сэр.
- Тогда ступай.
Мальчик взял связку книг, и вновь надев кепку, поспешил прочь.
- Вы очень доверчивы, Крэйден, - заметил я. – Что удержит парнишку от того, чтобы взять ваш соверен и при том похитить пару редких книг?
Казалось, что Крэйдена позабавил этот вопрос.
- Вы знаете Священное писание, Холмс?
- Отчасти.
- Там была история римского воина, которому не надо было смотреть за тем, что его команды выполняются. – Сделайте это, - говорит он, и это сделано, и все.
- Я знаю только одного человека в Лондоне, имеющего такой авторитет.
Крэйден стал очень серьезен и снова потянулся к своей фляжке.
- Тогда он сам дьявол, - пробормотал он, и вернулся к своему любопытному эксперименту, а я решил покинуть лабораторию и отправиться к Броуди.
- Броуди?
Холмс кивнул.
- Даже если б я не слышал, как мальчишка упомянул его адрес – Олд Комптон-стрит – я знал, что у двух таких редких книг, как Кристисон и Калпепер не может быть другого пункта назначения, кроме как Броуди.
В те дни у меня не было дохода, который позволял бы мне утолять мою жажду в собирательстве книг, а читальный зал был полезен лишь тогда, когда его часы соответствовали моему нерегулярному распорядку дня. Я много месяцев не был в городе, когда узнал, что могу получить все книги, какие хочу и не тратить при этом свои финансы, будучи постоянным клиентом подписной библиотеки на Олд Комптон-стрит, управлял которой старый книготорговец по имени Броуди. Его коллекция насчитывала тридцать тысяч экземпляров, и за скромную плату одной гинеи в год можно было получить доступ к большинству этих книг. Его общий фонд составляли по большей части популярные романы, но у него был замечательный запас исторических и научных трудов, некоторые представляли значительную ценность, хотя я не думаю, что кто-нибудь из клиентов Броуди рискнул бы возможностью пользоваться его библиотекой, похитив одну из этих книг.
Броуди нет уже двадцать лет. У меня всегда было мало друзей, Уотсон, даже когда я был моложе, но Эйдена Броуди я считал своим другом. Он был странным старым гномом, который знал все и всех, а не только книги. Если вы хотели узнать, где нанять грума или слесаря или сколько было заплачено за возвращение некоторых компрометирующих писем или кто осмотрительно заменил семейные бриллианты стразами или, где купить свежие апельсины или дешевую селедку – то Броуди был именно тот человек, который вам нужен. Я провел в его заведении много интересных часов, не только роясь в его книгах, но и слушая его бесконечные и увлекательные рассказы и различные сплетни.
Я взял кэб и отправился на Олд Комптон-стрит, это была небогатая событиями поездка за исключением одного эпизода. Когда у меня в голове немного пришли в порядок мысли после этой встречи в Бартсе, я вспомнил о карточке МакИнеса и вытащил ее из кармана. Постойте, она все еще у меня.
Холмс встал и пошел к своему столу, стал копаться в куче бумаг в одном из его ящиков и вернулся с желтоватым квадратным куском плотной бумаги, на котором было написано следующее:

Марвуд Лээрд МакИнес
Изготовление изысканных изделий из кожи
Оксфорд-стрит

Ниже была указана другая его профессия: Палач.

Предварительно хочу сказать, что попадалась на глаза статья - предшественница этой. Ниже упомянутого Майкла Харрисона в старом номере Baker Street Journal. Мне она тогда показалась очень фантастичной, вот как раз из-за этой миссис Холмс, и я за нее браться не стала. А теперь думаю, что, может, я к ней еще вернусь как к первоисточнику.
Ну, и Маркум все же большой энтузиаст. Поневоле подумаешь, что американцы, в самом деле, более рьяные шерлокианцы, чем англичане. Так что ничего удивительного нет в том, что он выпускает все новые и новые тома Новой Шерлокианы.

Дом 24 по Монтегю-стрит
Забытый пункт на карте шерлокианского паломничества.
Дэвид Маркум

С тех пор, как рассказы о Шерлоке Холмсе впервые обрели популярность, велись непрерывные дебаты в отношении подлинного адреса дома 221б по Бейкер-стрит, адреса имеющего к Холмсу самое непосредственное отношение. Но у него было и другое место проживания. Можно дебатировать о том, в каком графстве или городе он родился и вырос, или где в Сассексе провел свои преклонные годы (я горячо убежден, что это была ферма Ходкомб близ Бирлинг Гэпа, но это тема для другой статьи). Однако, есть еще один точный холмсианский адрес, о котором сам Холмс рассказал в «Обряде дома Месгрейвов» и этот адрес должен быть главным шерлокианским пунктом назначения: Монтегю-стрит.

Монтегю-стрит

Объясняя Уотсону источник происхождения артефактов, которые он сохранил в связи с делом Месгрейвов, Холмс констатирует: «Когда я впервые приехал в Лондон, то поселился в комнатах на Монтегю-стрит, рядом с Британским музеем. Там я ждал, скрашивая свой слишком обширный досуг изучением всех тех отраслей знания, какие могли бы мне пригодиться в моей профессии.» Здесь, непосредственно из уст Холмса, указывается, где он жил, приехав в Лондон, чтобы научиться своему ремеслу. По капле воды можно сделать вывод о существовании Атлантического океана или Ниагарского водопада, и таким же образом можно точнее определить, где именно на Монтегю-стрит жил Шерлок Холмс.
Монтегю-стрит расположена к востоку от Британского музея. Она ограничена на севере пересечением с Рассел-сквер, а к югу – Грейт-Рассел-стрит, где находится главный вход в музей.
Монтегю-стрит находится в Блумсбери, части Bedford Estates, поместья принадлежавшего семье Рассел с 1660-х годов. Это по воле Расселов изначально было построено большое количество зданий в этой местности, включая и район Ковент Гардена к югу, которым они владели до его продажи в 1918 году. Британский музей занимал большую территорию поместья Бедфорд в середине 1800-х годов. С тех пор остальная часть поместья представляла собой смесь жилой и коммерческой недвижимости и в настоящее время управляется из офиса Bedford Estates по адресу Монтегю-стрит, 29а, где находится с начала 1840-х годов по настоящее время.


Монтегю-стрит

Монтегю-стрит – очень короткая улица, и – в отличие от многочисленных возможностей, которыми изобилует Бейкер-стрит – существует всего несколько вариантов того, какая конкретно дверь могла бы привести к жилищу Холмса в 1870-е годы, начиная от времен «Глории Скотт» в 1874-м до той поры, когда он переехал на Бейкер-стрит в начале 1881 года. Есть ли способ решить, какое из этих зданий было первым лондонским жильем Холмса? К счастью, полевые исследования для нас уже проделали другие.
Майкл Харрисон исследовал местные почтовые записи и редкие книги , выпущенные корпорацией Bedford Trust и идентифицировал дом, в котором жил Холмс.
«Дом 24 по Монтегю-стрит ныне существующее четырехэтажное здание в строго позднегеоргианском стиле, которое 70 лет назад (к моменту написания этих строк Харрисоном) превратилось в часть гостиницы «Лонсдейл». В 1875 году миссис Холмс арендовала на семь лет дом № 24, вступив во владение этим превосходным респектабельным домом на Михайлов день (29 сентября) того же года. Было бы слишком невероятным совпадением предполагать, что миссис Холмс никаким образом не была связана с молодым мистером Холмсом.»
Харрисон разрабатывает свои исследовательские методы, поясняя, что он обнаружил эту информацию, изучая «A London Post Office Directory», где обнаружил сообщение о фактическом вступлении миссис Холмс во владение этим недвижимым имуществом и относящуюся к делу информацию относительно адреса и срока аренды. Его дальнейшие изыскания показали, что и записи «Bedford Estates» и налоговый регистр района Блумсбери того времени, подтверждающие это, не могли представить никакой дальнейшей информации о миссис Холмс. Однако, затем Харрисон опровергает указанную им ранее дату, утверждая , что срок аренды дома миссис Холмс начался не в 1875, а в 1877 году.
Тут Харрисон «слетает с катушек» и погружается в дебри, разводя теории, что миссис Холмс , о которой идет речь, на самом деле жена Шерлока Холмса. Затем он развивает эту идею серией «обоснованных» - но неубедительных выводов, строя каждый на шаткой основе, предшествующей развитию его теории.
Дэвид Хаммер в книге «Игра началась» пишет: «Благодаря исследовательским усилиям Майкла Харрисона нет никаких сомнений относительно местонахождения первого лондонского жилища Холмса». Затем Хаммер продолжает дискутировать, повторяя, что аренда началась в 1877, а не в 1875-м и далее пишет, что данный дом имел нумерацию 26, а не 24. Это объясняется в сноске, относящейся к личной переписке между Маклом Харрисоном и его издателем Джеком Трейси, где указывается, что Харрисон изменил свое мнение о номере дома по Монтегю-стрит (В книге «Сложная игра» Хаммер повторяет свою убежденность – на мой взгляд, ошибочную – что номер дома – 26).
Утверждение Харрисона, заявленное ближе ко времени изучения им вышеупомянутых материалов, верно. Холмс жил в доме 24 по Монтегю-стрит, и миссис Холмс – кем бы она ни была – конечно, не жена Холмса, а, возможно, тетя, жена его родного дяди – взяла дом в аренду в 1875 году, как первоначально утверждал Харрисон, а не в 1877-м. И все еще остается годовой промежуток между летом 1874 года, когда во время событий «Глории Скотт» Холмс понял, каково его истинное призвание, и 1875-м. Однако, этот промежуток не столь длинен, как период между 1874 и 1877 годом, датой, которую позже назвал Харрисон относительно начала аренды дома № 24.

Постоянная мемориальная доска

В сентябре 2013 года я, наконец, смог отправиться в Лондон, что было частью моего паломничества по местам, связанным с Шерлоком Холмсом, осуществить которое было моей давней мечтой. Одним из самых важных мест в моем списке – после Бейкер-стрит – был дом 24 по Монтегю-стрит точно указанный в качестве местожительства Шерлока Холмса. В настоящее время дом 24 – часть Раскин-отеля, связанный с домом 23, находящимся по соседству. Это объединение, несомненно, произошло тогда, когда дом стал частью отеля «Лонсдейл» в начале 1900-х, как об этом говорит Харрисон.


Раскин-отель

После своей поездки я связался и с Bedford Estate и с Лондонским обществом Шерлока Холмса относительно возможности установления на доме 24 какой-нибудь таблички, которая служила бы напоминанием об этом месте проживания Холмса. В сентябре 2014 года представитель «Estate» сказал мне «Вопрос о размещении синей мемориальной доски на Монтегю-стрит, 24 - это то, что, в принципе, «Estate» готов поддержать, при условии соблюдения точного внешнего вида, формулировок и расположения». Совет Лондонского Общества Шерлока Холмса указал мне в октябре, что «общее мнение состоит в том, что это хорошая идея, но лучше подождать с этим пару лет, когда огромный интерес к Шерлоку Холмсу станет менее фанатичным».
Так обстояли дела до конца сентября – начала октября 2015-го. В это время я вновь посетил Лондон и остановился на несколько дней в Раскин-отеле, выразив пожелание, чтоб меня поселили в доме№24. Если следовать хронологии Баринг Гоулда основная часть действия «Обряда дома Месгрейвов» имела место 2 октября 1879 года, начиная с того момента, когда Реджинальд Месгрейв посетил Холмса в его квартире на Монтегю-стрит. Мне нравится думать, что волею судьбы я оказался в той же самой комнате и в тот же самый день, и, находясь там 2 октября, я перечитывал «Обряд дома Месгрейвов». Больше я уже никогда не буду читать его при подобных обстоятельствах.


Дом 24 по Монтегю-стрит с черной дверью и веерообразным окном над ней.

Во время своего лондонского визита я вновь связался с представителем Bedford Estates. Когда я спросил его об изучении налогового регистра, который проглядывал Харрисон во время своих изысканий, представитель стал как-то странно скрытен, и когда я собственной персоной посетил офис Bedford Estates, то имел небольшой успех. Было бы неплохо изучить доказательства из первых рук и, возможно, даже сделать пару фотографий. Представитель компании предоставил мне новый источник, с которым я мог бы связаться по поводу налогового регистра. Поиски продолжаются.
Во время этой поездки некий член Лондонского общества Шерлока Холмса также сказал мне, что идее о мемориальной доске «не суждено осуществиться» из-за нынешних трудностей воодружения памятных табличек на любое из лондонских зданий.

Другие шерлокианские места в Блумсбери.

Поскольку Монтегю-стрит, 24 признана законным местом назначения для холмсианского паломничества, следует также помнить, что поблизости находится ряд других важных шерлокианских адресов. Прямо через улицу от восточной стороны Британского музея, где Холмс «ждал, скрашивая свой слишком обширный досуг изучением всех тех отраслей знания, какие могли бы мне пригодиться в моей профессии д, заполняя свой досуг».
Есть несколько мест, разбросанных неподалеку от музея. В 1891 году Конан Дойль короткое время жил в разрушенном здании по адресу Монтегю-плейс, 23 – эта улица граничит с северной стороной музея – занимаясь медицинской практикой по адресу Аппер Уимпол-стрит,2. Это здесь он, наконец, отказался от своей медицинской карьеры, чтобы стать профессиональным писателем. Вайолет Хантер жила на Монтегю-плейс, когда писала Холмсу, прося принять ее, в самом начале «Медных буков» в апреле 1889 года.
У Майкла Курланда, в его серии про Мориарти профессор Мориарти (до мая 1891 года)живет поблизости, в доме 64 по Рассел-сквер и у него было соглашение с музеем получать по мере необходимости книги для своих исследований. К сожалению, дом 64 также пропал без вести, возможно, он был поглощен большим отелем на восточной стороне площади. У меня была теория, что, может быть, профессор изменил подлинный адрес и что в действительности это был дом 46, который находится вблизи юго-восточной стороны, на углу Рассел-сквер и Монтегю-стрит. (Когда я задал такой вопрос, Курланд ответил: «Думаю, что вы правы, и профессор скрыл подлинный адрес по вполне очевидным причинам.) Как интересно, если Мориарти жил прямо за углом от места проживания его будущего заклятого врага.
В «Пляшущих человечках» Хилтон Кьюбит во время празднования юбилея королевы в 1897 году остановился в меблированных комнатах на Рассел-сквер, где встретил свою будущую жену Илси Патрик.
Еще одно важное место, как раз за углом к югу от дома 24, там находится Музей-таверна, которая по общему мнению была «Трактиром Альфа», описанным как «скромное заведение на углу одной из улиц, ведущих к Холборну».


Музей-таверна

27 декабря 1887 года Холмс и Уотсон посетили трактир «Альфа» , когда они шли по лондонским улицам по следу похитителя «Голубого карбункула». Этот паб, на углу Джилберт-плейс и Грейт-Рассел-стрит, находится прямо через улицу от главного входа в музей, и Холмс, несомненно, много раз посещал его, когда жил на Монтегю-стрит. Интересно, что его, видимо, не вспомнил краснощекий трактирщик в белом переднике, когда он заказал ему два стакана пива в тот вечер в декабре 1887 года, несколько лет спустя после того, как он жил поблизости, сказав, что «пиво превосходное, если оно не хуже ваших гусей». Следуя совету Холмса по выходу из «Альфы» - «Поворот на юг и шагом марш!» - можно оказаться всего в нескольких шагах от других важных шерлокианских мест, включая отделение полиции на Бау-стрит, Королевскую оперу, Ковент Гарден, театр «Лицеум» и другие достопримечательности, находящиеся на Стрэнде.
Наконец, слегка на юго-восток от Монтегю-стрит, на дальней стороне Блумсбери Сквер Гарденс находится еще один небольшой квартал, созданный и расширенный Bedford Estates: Саутгемптон –плейс (известная, как Саутгемптон-стрит в 1877 году), получившая название в честь связи семьи Расселов с графом Саутгемптоном в 1600-е годы.

Саутгемптон-плейс

Эта местность вызывает интерес, потому что снова таки согласно Харрисону, «London Post Office Directory» за 1878 год показывает, что дом номер 6 по Саутгемптон-стрит занимал в то время доктор медицины Джон Уотсон. Это хорошо задокументированный факт, что Уотсон в 1878 году получил ученую степень доктора медицины в находящемся поблизости лондонском университете , к северу от Британского музея. И он определенно проводил много времени в Блумсбери.
Уотсон жил неподалеку от Холмса в тот критический и судьбоносный период, когда каждый из них был в начале своего пути? Уотсон пробовал свои силы в кратковременной медицинской практике, о чем не осталось никаких записей, перед тем как отправиться в армию, тогда, как в нескольких улицах от него Холмс ждал клиентов и приобретал полезные и необычные познания? Эти двое встречались мимоходом на улицах Блумсбери или, возможно, сталкивались в трактире «Альфа», заказывая там стаканчик превосходного пива? Мне нравится думать, что так оно и было.

Нечто вместо новогоднего поздравления...

Предварительно скажу, что нашла у Линдси Фэй небольшой косяк) Исходя из этого рассказа предполагается, что Холмс с Уотсоном впервые встретились в марте месяце, непосредственно перед началом событий "Этюда". А как же пресловутое 1 января?)

Язык был не самый легкий, и у меня тут тоже есть косяк. Так толком и не смогла должным образом перевести один из главных доводов Холмса, хотя в принципе можно было понять, что он имел в виду.

И еще кодекс, о котором здесь идет речь, это не какой-то свод правил, а, как я поняла, рукописный и проиллюстрированный сборник старинных нот, настоящий старинный манускрипт, состоящий из нескольких листов. Возможно, что он выглядел примерно вот так



Ну, а теперь сам рассказ:

Кодекс виноторговца.
Линдси Фэй



В течение того долгого периода, когда я жил в одной квартире с моим знаменитым другом, мистером Шерлоком Холмсом, у нас была привычка по обоюдному согласию отмечать праздники тихо и в такой богемной манере, какую мы только могли себе позволить. Поскольку наша квартира была сугубо холостяцкой, мы мало использовали фривольные рождественские атрибуты, и мой компаньон - когда он не был увлечен каким-нибудь темным и загадочным уголовным расследованием, которое втягивало нас обоих в совсем нерождественскую обстановку – имел явную склонность к праздности в зимние месяцы. Уменьшению хандры, которая всегда наваливалась на него при отсутствии умственной работы, боюсь, ничуть не способствовали тусклое небо и покрытый сажей снег под окном нашей гостиной. И я не мог не заметить, что когда берега Темзы покрывались коркой льда, и искать мусорные отходы становилось опасным делом, он больше, чем когда-либо пользовался помощью своих Нерегулярных отрядов Бейкер-стрит, постоянно посылая мальчишек с мелкими поручениями, и платил им по двойному тарифу во время снегопада. Сам я не раз имел возможность убедиться, как тяжело может давить на нас Лондон в самые темные месяцы, и это заставляло задуматься о том, что на человека с тонкой чувствительностью моего друга мрак и уныние его ледяных декабрей должны действовать самым раздражающим образом.
читать дальше
В один из таких периодов, а если точнее в самый канун Нового года, я , тепло укутанный, возвращался домой после прогулки и вдруг свернул к уютному винному магазинчику с тусклым освещением на Марилебоун- роуд, который мы часто посещали. Хотя час был еще достаточно ранний, небеса сияли ясной матовой синевой, ветер пронизывал насквозь и большинство праздничных гуляк сидели по домам в ожидании своей чаши с пуншем или же в пабах перед потрескивающим пламенем очага. Поэтому, несмотря на праздничный день, улицы были почти пустынны, и, завернув за угол, я опустил монету в жестяную кружку бородатого нищего, ощущая меланхолию и почувствовав, что мне стало не по себе на зловеще тихой улице. Оказавшись в неярко освещенном теплом заведении Икера под названием «Дух праздника», я отчасти оживился, и мистер Икер был по обыкновению полон энтузиазма, но я не стал там задерживаться, а сделал покупки, и сразу же направился назад на Бейкер-стрит, стараясь в спешке не поскользнуться на скользкой мостовой.
Это была окольная прогулка, совершенно мне необходимая , а Холмс, когда я предложил ему сопровождать меня, отказался легко махнув своими подвижными пальцами. Полагаю, что он не выходил из квартиры уже дней пять, заняв почти постоянное место перед камином со своим табаком и своими статьями, прерываясь лишь для того, чтобы швырнуть в огонь раздражающе мирные страницы свежей газеты или откинуться на спинку стула с выражением глубокой задумчивости на своем лице с орлиным носом, отражающем полную апатию. Когда я наливал чай, он пил его, а когда я предложил ему поесть, он язвительно предложил мне поработать волонтером в бесплатной столовой, чтобы удовлетворить некоторые из моих наиболее раздражающих причуд где-нибудь за пределами этого дома. Ни один из этих признаков не внушал оптимизма. Короче говоря , я все больше беспокоился о его здоровье, и именно это беспокойство заставило меня подняться обратно по нашей лестнице с большей поспешностью, чем это могло себе позволить мое продрогшее тело.
- Я заходил к Икеру за бутылкой императорского токайского, и он заверил меня, что это именно то, что требуется, чтобы как полагается встретить наступающий год, - сказал я еще в дверях. Я повесил шляпу на крючок, потопав, чтоб заставить кровь вернуться к моим конечностям. – Должен сказать, что бутылка вполне запыленная, как и следовало ожидать. Не будем терять времени и проверим его репутацию — после того, как я ее, похоже, уже вытер. Мои перчатки довольно грязные.
Когда я обернулся, моим глазам предстало зрелище, которого я несколько дней наполовину боялся, наполовину ожидал. Холмс стоял у письменного стола, закутанный в свой самый старый халат, держа в руках изящный сафьяновый несессер, на который я никогда не мог взглянуть, не испытывая сильнейшего желания вышвырнуть его в окно, поскольку в нем находился крошечный медицинский шприц, используемый исключительно для приема пагубных для здоровья препаратов. Его отвратительные очертания никогда не появлялись на виду, когда Холмс работал или был в хорошем настроении; однако его тень преследовала меня каждый раз , когда он впадал в уныние. При взгляде на меня глаза моего друга оценивающе прищурились, придавая его лицу то отчужденное выражение какой-то ужасной счетной машины, которое неминуемо заставляет вас почувствовать себя частицей, попавшей на предметное стекло его микроскопа.
- Ради бога, мой дорогой Холмс, - запротестовал я, со стуком опуская бутылку на поверхность нашего буфета.
- Прошу прощения, но что именно вы имеете в виду, мой дорогой? – медленно произнес он.
- Я думал, что это очевидно.
- Ну, я не ясновидящий, объясните мне все по буквам.
- Я имею в виду явный признак того, что вы собираетесь предпринять то, что только ослабит те качества, которые делают вас уникальным.
-Наверняка, по-своему уникален каждый человек.
- Но не так, как вы, - настаивал я, и по какой-то причине это утверждение, хотя оно и было дурно сформулировано, все равно причинило мне боль.
- Надеюсь, вы поняли, что только что дали точное словарное определение слова «уникальный».
-Холмс, сегодня новогодний вечер.
- Уотсон, несмотря на то, что в прошлом вы упрекали меня за то, что я намеренно стирал из памяти аспекты повседневной жизни, чтобы освободить место для рисунков велосипедных шин и смертельных ядов без запаха, уверяю вас, что я могу читать календарь.
- Вы специально подразниваете меня.
- Не моя вина, что вы произносите целый ряд очевидных и совершенно нелогичных фраз. Полагаю, дальше вы заметите, что вот это кресло плетеное.
Я сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
-Отлично. Могу я попросить вас воздержаться от приема вашей отравы?
- Ну, ладно, можно подумать, что у меня есть выбор! - воскликнул он. - Вот уже несколько недель в этом несчастном городе не происходит ничего сколько-нибудь интересного, не говоря уже о стимулирующем воздействии на умственные способности. Эти люди, бесцельно бродящие за нашими окнами, - подумайте о гнусных схемах, мучительном выборе, чудесных происшествиях, которые должны ежечасно происходить в городе, где миллионы людей толкутся друг возле друга, и, насколько я могу судить по последним выпускам газет, их воображение простирается не дальше, чем сочетаться друг с другом браком, нападать друг на друга или унижать своих ближних каким-то иным способом. Где размах, где творческая искра, какой смысл в таких способностях, как у меня, если их нельзя использовать?
- Они были бесценны в прошлом и еще будут в ближайшем будущем. Вы должны поверить в это и набраться немного терпения, Холмс.
- Терпения?- он усмехнулся. – Я уникален, говорите вы мне, и в большей степени, чем все остальные — что , кстати, грамматически невозможно, а я слышал, что вы что-то пописываете в журналах время от времени , но не важно — очень хорошо, я уникален. Если моя судьба – сидеть взаперти, созерцая домашнюю обстановку и совершенно пустые новостные сводки, то, Военный пенсионер, читающий романы в желтых обложках, которые даже ребенок счел бы чересчур сенсационными, позвольте мне, по крайней мере, хоть немного прояснить свой мыслительный процесс.
Я сжал зубы, но сдержался.
- Оставляя в стороне все остальное, что не подлежит обсуждению, временное прояснение ваших мыслительных процессов с последствиями постепенного, но верного их разрушения едва ли представляется мне лучшим способом встретить Новый год, особенно если речь идет о человеке, который живет своим легендарным умом, - с сарказмом ответил я, уязвленный несмотря на то, что был знаком с черным юмором Холмса. – Но в любом случае я оставлю вам это. Очевидно, перспективы проведения времени в нашей гостиной стали одинаково неприятны нам обоим, поэтому я сойду со сцены и таким образом одновременно решу обе наших проблемы. С наступающим вас Новым годом!
Как бы редко мы с Холмсом ни ссорились, и как бы глубоко я ни уважал своего сдержанного и властного друга, в тот момент я ничего так не желал , как спокойно выпить пинту пива с человеком, который больше подходит для вежливой беседы и праздничного настроения. Это было не отступлением, а скорее тактическим решением вступить в бой с более выгодной позиции и в более благоприятное время. Собственно говоря, я уже натягивал на руки свои грязные перчатки, размышляя, стоит ли мне заглянуть в один из наших местных пабов или взять кэб, чтобы сбежать от однообразия нашего Вестминстера, когда меня остановил властный тенор.
- Стойте.
Я рискнул оглянуться. Холмс задумчиво смотрел на бутылку вина, скрестив руки на груди и гордо склонив голову набок, словно ручной ворон. Я не мог представить, что он собирался сказать, поэтому молча ждал.
- У Икера ассортимент императорского токайского лучше, чем у большинства других, но лучшее токайское, что я когда-либо встречал, было лично отобрано виноторговцем по имени Вамберри. Он продавал замечательные марочные вина и поставлял их по всему миру. Величайшие монархи не менее чем десяти суверенных княжеств консультировались с ним, когда искали редкие экземпляры для своих частных коллекций.
- Да, несомненно, это вино не соответствует вашим высоким стандартам. Спокойной ночи, Холмс.
- У него похитили прекрасный набор средневековых иллюстрированных нот, предмет его гордости, поистине самые драгоценные для него предметы, и он просил меня найти их.
- Что было большой удачей для вас, если не для него. Если позволите, я...
- Вы хотели бы услышать об этом?
Мое самообладание уже столько подвергалось испытанию, что я мог бы обидеться на эту смехотворно прозрачную уловку, направленную на то, чтобы заманить меня на роль зачарованного зрителя, не более, чем простую опору для непомерного эго моего друга, если бы не две вещи. Во-первых, мне никак не удается получить информацию о делах Холмса до нашего знакомства, за исключением тех случаев, когда он находится в особом расположении духа, а такие истории меня чрезвычайно интересуют. Когда я прошу рассказать о них, он становится столь же осторожен и неуловим, как чудом спасшаяся дева, а когда я меньше всего ожидаю , что произойдет чудо, он начинает рассказ о начале своей карьеры, что ничуть не уступает лучшим приключенческим историям, над которыми он так открыто насмехается. Я не знаю, действительно ли он так сдержан или это ложная скромность, но эффект тот же: я трепещу при одной мысли об этих утраченных историях. Что касается второго фактора, Холмс положил сафьяновый футляр обратно в ящик стола, захлопнул его, подошел к буфету и достал с полки два бокала для вина. Он раскачивал их, держа за ножки, наблюдая, как в них отражается пламя камина, в то время, как на его лице застыло выражение неуверенности, что было для него совершенно несвойственно.
- Я бы предпочел не лишаться вашего общества, при условии, что вы сможете выносить мое, - тихо сказал он.
- Выносить вас - это умение, в котором я довольно искусен. - Я снова медленно стянул перчатки, потому что, хотя мой друг часто бывает столь же груб, он редко осознает этот факт. Само осознание того, что он чуть ли не выгнал меня из моей собственной квартиры в канун Нового года, было признаком улучшения, и я лелею радужные надежды на то, что весна придет, как это бывает всегда. - Я могу, по крайней мере, заверить вас, что отчет о вашем раннем деле я бы точно смог вынести.
Он позволил себе мимолетную улыбку, которая, тем не менее, не отразилась в его взгляде. И все же это было лучше, чем ничего.
-Вы слишком добры.
- Глупости. Вы же знаете, что я люблю слушать о ваших ранних делах.
- Нет, я говорил вообще, а не конкретно о данной ситуации. Но я краснею, Уотсон. Я так понял, что они вам понравились.
- Они весьма захватывающи. То есть я буду доволен, если вы не планируете свести рассказ к сухой математической диаграмме или лекции на латыни о практическом применении логических абстракций, - подразнил его я, удобно устраиваясь в кресле.
На этот раз его улыбка, хоть и печальная, была более продолжительной.
- Туше, Уотсон, признаюсь в этом. Что ж, посмотрим, что я могу сделать, чтобы рассказать историю для моего собственного биографа. Устраивайтесь поудобнее, согрейте свои ноги, и я представлю вам факты по этому делу.
Передав мне полный бокал токайского, Холмс свернулся калачиком в своем кресле, как робкий котенок. Он поставил бокал с золотистой жидкостью себе на колено и вглядывался в него, словно пытаясь предсказать судьбу. Когда он, наконец, сделал глоток, его лицо немного прояснилось в немом удивлении. Признаюсь, меня это позабавило.
- Возможно, оно и не из заведения этого Вамберри, - отважился произнести я, наслаждаясь букетом его вкуса , - но сейчас вполне подойдет.
- Еще как подойдет, клянусь Юпитером!
- Мистер Икер настаивал, что это превосходный выбор.
- Я зайду туда завтра и опустошу его оставшиеся запасы.
- Это было бы восхитительно, - признался я, узнавая извинение на слух. – Однако, вы рассказывали мне свою историю.
- Да, конечно. – Он откашлялся, как всегда делает актер перед выступлением.- После того, как я оставил колледж, как вы знаете, я твердо решил, что буду зарабатывать на жизнь, разрешая загадки, которые так часто кажутся неразрешимыми очень серьезным, но лишенным воображения субъектам из Лондонской полиции.
- И с самого начала добились успеха.
- В некотором роде. К сожалению, никто никогда не слышал обо мне, и мои изыскания едва ли послужили на пользу моему банковскому счету , так что ко времени, когда мы с вами встретились – а случай, о котором я говорю, произошел лишь несколькими неделями ранее, в феврале 1881-го -мои финансовые перспективы были не столь радужными, как того хотелось бы джентльмену. Фактически, ситуация дошла до уровня «затруднительного положения».
- Вы помните, что я и сам был в подобных стесненных обстоятельствах.
- Да, - сказал он, и в его серых глазах мелькнул озорной огонек. – Простите, что упоминаю об этом, Уотсон, но ваши медицинские навыки были потрачены на починку старых носовых платков.
- Конечно же, вы заметили это, - вздохнул я.
-Это никак не отразилось на вашей аккуратности, лишь на вашем выборе ниток. Мои собственные попытки бережливости были бы едва ли менее очевидны для опытного наблюдателя. В любом случае, человеку, который считает свое жилье частной практикой, хотелось бы иметь под рукой небольшой ассортимент спиртных напитков, как для себя , так и для своих клиентов, и вскоре я узнал мистера Урию Вамберри, как поставщика с самыми разумными ценами в округе, несмотря на его известность. Почти каждый месяц я заходил к нему и после нескольких таких визитов он стал проявлять ко мне интерес. Полагаю, что я, должно быть, был немного меланхоличной фигурой, неопытным и чересчур оторванным от жизни книжным червем, и старый Вамберри часто расспрашивал меня о моих весьма эксцентричных занятиях.
- Если вы взяли на себя труд ему отвечать, то, должно быть, он вызывал у вас симпатию.
- Думаю, да. – Холмс задумчиво взбалтывал вино в своем бокале. – Он любил музыку и редкие загадочные артефакты, связанные с песнями. Всякий раз, когда я заговаривал о своих скрипичных упражнениях, он становился особенно разговорчив – самым ценным из его вещей был средневековый музыкальный кодекс на шести страницах, облаченный в самые фантастические павлиньи оттенки зеленого, пурпурного и темно-синего, хранящийся в задней комнате, недосягаемый для палящих солнечных лучей и висящий в рамке над редчайшими из алкогольных напитков, будто бы увенчивая эту коллекцию. Тиснение было феноменально детализированным, а позолота - ослепительной. Это был ноты rondet de carole, автором которых был никто иной, как Адам де ла Галь, и хотя ноты датированы пятнадцатым столетием, много лет спустя после его смерти, все это было выполнено с таким изяществом, что никогда не было случая, чтобы я зашел в этот магазин, не уделив несколько минут своего внимания этой драгоценности Вамберри.
- Он бы вас заинтриговал, Уотсон. Это был хитрый маленький человечек, сгорбленный, как будто он постоянно вдыхал аромат редкого вина, с бледным лицом, испещренным бесчисленными морщинами, будто бы тонкой сетью паутины, и огромными голубыми глазами, выглядывающими из-под очков в серебряной оправе. Помимо его более высокопоставленных клиентов, ученые из Британского музея консультировались с ним по поводу своих винных погребов, поскольку у него был изысканный вкус и приемлемые цены, в то время как я полагался на его опыт и добродушие , когда он наполнял мои графины чем-то более респектабельным, чем джин.
Во время одного из таких визитов — как я уже говорил, это было менее чем за месяц до того, как меня представили одному достойному джентльмену, который сделал мое имя всемирно известным, - я оказался возле его магазина и увидел, что Вамберри в сильном расстройстве расхаживает по тротуару перед своим окном. Было очевидно, что на него обрушился какой-то серьезный удар . Его обычно бледное, как бумага, лицо покрылось яркими пятнами, длинные и тонкие руки и ноги дрожали, и, когда я приблизился, он внезапно прислонился к кирпичной стене.
-Мистер Вамберри, что вас беспокоит? – спросил я.
- Я не могу в это поверить, просто не могу! - воскликнул он, не поздоровавшись со мной. - Что со мной так обошлись!
- Но что случилось?
- Я ограблен, мистер Холмс! Безжалостно и бессовестно ограблен!
Как вы можете легко догадаться, Уотсон, при этих новостях я сразу навострил уши. Ведь Вамберри часто был добр ко мне, такому нелюдимому малому, как я, и вот представился шанс попытаться отплатить ему тем же.
- И это вовлекало вас в раскрытие преступления, - не мог проницательно не заметить я.
Вздохнув, Холмс провел пальцами по переносице.
- Не буду отрицать этого мотива, хотя я не кривил душой, когда говорил о другом.
-Конечно, нет.
- Но я не обижаюсь на этот небольшой реванш с вашей стороны.
Я покачал головой.
- Расследование преступлений - это ваша страсть, а не просто ваша профессия, и это замечание не является уничижительным.
- О… я прошу прощения. Кажется, я сегодня не в ладах со всем и вся.
- Я знаю, и прошу прощения за то, что прервал вас. Пожалуйста, продолжайте.
- Мистер Вамберри, когда вы обнаружили, что ваш кодекс пропал? – спросил я. – Наверняка, пропал именно он, ибо вы никогда не отзывались с таким чувством даже о самом редком вине, и вряд ли бы вас так расстроила потеря выручки за один день.
- Меня вообще не должно было быть здесь сегодня! - ответил он мне яростным шепотом. – Сегодня вечером я хотел поделиться со старыми друзьями чем-нибудь необычным, и зашел сюда за бутылкой, и боже, это было ужасно, когда я бросил взгляд на заднюю комнату.
Уотсон, ясно, что в первую очередь я подумал о двух клерках Вамберри – Эверсе и Маненте – ибо у Вамберри были регулярные часы работы и его магазин был полон ценных вещей и, следовательно, тщательно запирался на ночь. Это место было настоящей крепостью с железными решетками на окнах первого и второго этажей, двойным замком на входной двери и с огороженной территорией у заднего входа, на двери которого был тяжелый висячий замок. И казалось, что либо это был один из служащих, либо они действовали сообща и воспользовались благоприятной возможностью, на что я и намекнул.
- Я только что послал мальчика за констеблем, - сказал он, стиснув свои занемевшие руки. - Мои клерки находятся внутри, в конторе. Оба утверждают, что вообще не заходили сегодня в эту комнату, поскольку у них не было для этого причин. Они оба умные, сообразительные юноши, такие же, как и вы, и я научил их всему, что знаю об энологии, — мне невыносимо думать, что кто-то из них предал меня.
-Может, у меня и нет большого опыта, - с жаром сказал я ему, - но мне часто удавалось видеть то, что невидимо для других, и с вашего позволения, я был бы счастлив осмотреть там все для вас до прибытия официальной полиции. Чем скорее будут собраны доказательства, тем больше у нас шансов вернуть вашу собственность.
Вамберри с готовностью согласился, и сначала мы проверили все окна и замки, на которых не было никаких признаков взлома. Затем мы поспешили в демонстрационный зал, где произошло ограбление, уставленный от пола до потолка бледно-золотистыми бренди, коньяками и ликерами. Шесть пустых рам были аккуратно сложены на полированном деревянном полу, и при их виде Вамберри с трудом смог заглушить тихий возглас отчаяния. За исключением пропавшего кодекса, несмотря на все мои усилия, я не заметил ничего необычного - ни косо стоявшей бутылки, ни царапины на полке, что еще раз навело меня на мысль, что преступник не торопился, и ему была знакома эта обстановка. К сожалению, в заведении Вамберри всегда было безукоризненно прибрано, так что и с этой стороны я ничем не мог помочь.
Но все мои инстинкты подсказывали мне, что кража была тщательно спланирована. Я начал всерьез опасаться, что кодекс безвозвратно исчез, поскольку, если бы один из клерков забрал листы , а затем воспользовался услугами сообщника, выдававшего себя за клиента в отсутствие другого клерка, сообщник мог бы просто унести бумаги в портфеле, и никто бы об этом не узнал.
Наклонившись, чтоб обследовать пол, я впал в еще большее уныние, потому что погода была холодная, но ясная, и никаких следов грязи обнаружить не удалось. Фактически, мне представилась одна-единственная улика, да и ее было недостаточно для продолжения расследования: это был крошечный клочок ваты, едва ли больше нитки, и я положил его в карман с твердым намерением показать сотрудникам Скотланд Ярда, когда они приедут на место.
Я быстро обыскал и передний зал, где были выставлены бутылки меньшей стоимости, а на стойке из красного дерева гордо возвышался кассовый аппарат. Я порылся в содержимом мусорного ведра, стоявшего под ним, и представьте себе мое удивление, когда я обнаружил там значительно больше ваты, целые ее пачки, и она была влажной на ощупь. Я не имел ни малейшего представления, что с этим делать, но отложил это на то время, когда я допрошу своих подозреваемых.
Сначала я все еще испытывал чувство острой досады, но теперь был полностью поглощен рассказом моего компаньона .
- Как вы и сказали, все это выглядело весьма сомнительно в отношении одного из клерков.
- Ну, я был полон решимости не пренебрегать и другими возможностями, но не обследовать в первую очередь самые подозрительные факты – это скорее глупость, нежели широта взглядов.
- Как же вы подошли к делу?
Скромно пригубив бокал с токайским, с озорным , свойственным ему огоньком , вновь появившемся в его глубоко посаженных глазах, Холмс ответил:
- Разумеется, я обратился к ним за помощью.
Улыбнувшись, я поднял свой бокал.
- Вербовка помощников – лучший способ ведения дознания.
- Именно так, Уотсон! Я спросил Вамберри, не сможет ли он задержать прибывшую полицию, пока я коротко поговорю с каждым из его помощников наедине. Он согласился и сразу же провел меня в кабинет. Старший клерк, мистер Алоизиус Эверс работал у него в течение примерно пяти лет, он сидел, заполняя бланки заказов для их европейских поставщиков. Тогда как мистер Антонио Маненте, работавший младшим клерком на складе на протяжении двух месяцев, расхаживал вдоль стены, как попавшая в клетку дикая кошка. Трудно было представить что-то более диаметрально противоположное, чем поведение этих двух мужчин.
- О, здравствуйте, мистер Холмс, - сказал Эверс, вытирая чернильное пятно с пальцев носовым платком и вставая из-за стола, чтобы поприветствовать нас.
Эверс был невысоким, крепким малым с круглым лицом, молочно –бледной кожей и привычкой вести разговор, не отрывая взгляда от своих рук, которые были постоянно в движении. Он периодически поднимал взгляд на своего собеседника, но чаще всего что-то царапал в бухгалтерской книге, протирал тряпкой кассовый аппарат и прилавок, вытирал пыль с товаров и так далее. Несмотря на то, что он был дружелюбен и пользовался популярностью у клиентов, мне всегда доставляло удовольствие беседовать с Вамберри и при этом я едва обращал внимание на Эверса. Сейчас же по его ботинкам я прочел, что он живет недалеко от винного магазина, а его булавка для галстука говорила о Даремском университете.
- Мистер Вамберри ввел вас в курс дела, не так ли? - мистер Эверс пожал мне руку. - Ужасное дело, совершенно потрясающее, и никаких признаков взлома. Мы не знаем, что и думать, сэр .
Мистер Антонио Маненте внезапно перестал расхаживать по комнате, чтобы выслушать своего коллегу. Поскольку он в основном занимался организацией складских запасов и разгрузкой товаров, я нечасто видел его мельком, и был глубоко поражен его внешностью. Вы знаете, Уотсон, что я редко смотрю кому-либо в глаза под прямым углом, а этот парень был ростом значительно выше шести футов. Его волосы были подстрижены очень коротко, но при этом вились в невероятно густые локоны, похожие на шерсть черного ягненка, а темные брови были тонко очерчены, приковывая взгляд к проницательным карим глазам под ними. Он в вежливой, но неестественной манере сцепил руки за спиной, а когда повернулся, чтобы продолжить свое беспокойное хождение, я заметил, что они беспокойно подергиваются.
- Но там должен быть взлом. Пожалуйста, скажите, что это так, - произнес он теплым, страстным тембром голоса уроженца Сицилии.
- Боюсь, что нет, - с явным огорчением ответил мистер Вамберри, - хотя пока что мы можем рассчитывать только на способности мистера Холмса. Возможно , официальная полиция увидит что-то еще из того, что он пропустил.
Это было нелепое предположение, Уотсон, но я , ради приличия, промолчал.
- Не может ли быть так, что какой-то клиент сбежал с ними, пока мы работали? - воскликнул мистер Маненте еще более пронзительным тоном.
- Я так не думаю, - уныло вставил мистер Эверс, возвращаясь на свое место. – Вот что приводит в полное замешательство. Они, должно быть, были очень дерзкими – рамки все еще здесь и надо было приложить усилия, чтоб извлечь оттуда листы. Но, возможно, опытный взломщик пришел глубокой ночью и потратил на ограбление столько времени, сколько ему было нужно , почти не оставив следов. Мы можем только надеяться , что полиция обнаружит какой-нибудь ключ к установлению личности злодея.
-Полиция, - боже, как бы я хотел, чтобы в ней не было необходимости, - но , возможно, вы говорите верно.
- Меня пугает неизвестность, и ничего больше, хотя, конечно, я очень сожалею о вашей потере, мистер Вамберри. Я предлагаю обыскать нас обоих с головы до ног и покончить с этим.
- Позор! - воскликнул его коллега, широко распахнув глаза. - Почему меня должны обыскивать? Я ничего не сделал, говорю вам, ничего!
- Ну же, Маненте, успокойтесь. Конечно же, вы не должны возражать против обыска, если вы невиновны.
- О, юноши, я не мог бы обыскать никого из вас, разве что в самом крайнем случае, - дрожащим голосом запротестовал мистер Вамберри.
- Это очень любезно с вашей стороны, сэр, - сказал Эверс, - хотя, если это будет необходимо, вы не должны колебаться, чтобы пощадить наши чувства, верно, Маненте?
Губы Маненте дрогнули в знак согласия, но он молчал, и я почувствовал напряжение между двумя этими работниками, которое не имело никакого отношения к той ситуации, в которой они оказались.
- Джентльмены, я хотел бы знать, не согласитесь ли вы помочь мне, поскольку ваши показания , возможно , окажутся бесценными, и мистер Вамберри так ценит ваше суждение и осмотрительность, - обратился я к ним. – Он позволил мне задать вам один-два вопроса, чтобы, если возможно, избежать неприятностей в полицейском суде и попытаться узнать все, что мы сможем до того, как прибудет полиция. У вас есть какие-либо возражения? Я был бы очень благодарен вам обоим за помощь — я изучаю искусство расследования преступлений и раскрыл несколько десятков дел без помощи Скотланд Ярда.
- Боже мой, сыщик-любитель! – выравнивая на столе стопку бумаг, воскликнул Эверс.
- Консультирующий детектив, - не мог я его не поправить.
- Да? Ну, как бы вы это не называли, я буду счастлив помочь. А вы, Маненте?
- Спрашивайте, что хотите. - Он пожал плечами, но подергивание под левым глазом выдавало его замешательство. - Я ничего не брал и хочу только, чтобы это поскорее закончилось.
- Спасибо. Надеюсь, что ваша помощь будет очень полезна для всех, кого это касается. Я хотел бы сперва в конфиденциальной обстановке задать свои вопросы мистеру Эверсу, а потом мистеру Маненте.
Все остальные тут же оставили нас, и я сел у стола напротив Эверса, положив ногу на ногу и пристально глядя на него. Он коротко улыбнулся мне, а затем вновь перенес свое внимание на ручку, чернильницу и промокашку, переставляя их на столе.
- Очень жаль, что сегодня утром было обнаружено, что одна из ваших партий вина была плохо закупорена, - начал я дружелюбно.
Эверс тут же снова поднял глаза.
- Как, черт возьми, вы об этом догадались? - воскликнул он. – Знаете, сэр, вы действительно могли бы добиться успеха на детективном поприще. Да, прибыл ящик кьянти, который после проверки оказался абсолютно непригодным для питья. Некоторый брак, конечно, неизбежен, но это не утешает. Как вы узнали?
-У вас на брюках едва заметная россыпь мелких красных пятен, как раз в том месте, куда попали бы мелкие брызги красного вина , если бы вы сливали некачественный продукт в дренажную решетку. Я с трудом представляю, как еще у вас могло появиться такое пятно. Кроме того, в настоящее время вы требуете возмещения от винодела, - добавил я с улыбкой, насмешливо кивнув на его бухгалтерскую книгу. – Испорченная пробка, единственное, что можно заподозрить, когда заходит речь об избавлении от непроданного вина – так что, как видите, здесь нет никакой тайны.
- Абсолютно, - он засмеялся. - Но как же вы меня озадачили. На мгновение я подумал, что вы, в самом деле, очень умны.
- Возможно, я и не очень умен, но, признаюсь, сам удивлен. Читая вверх ногами, я вижу, что это в партии Накарелли вы обнаружили недостачу. Вы, наверное, заметили, что я сам покупал вино этого сорта и всегда находил его вполне приемлемым. Даже мистер Вамберри рекомендует его.
- Виноделие - настолько деликатная процедура, что даже лучшие заведения могут иногда оказаться в затруднительном положении. Но вы, кажется, не задаете мне вопросов по данному вопросу, мистер Холмс.
- Это верно. Честно говоря, я не могу считать вас виновником. - Я пожал плечами, делая вид, что со скучающим видом отряхиваю нитку с брюк . - Если бы вы хотели получить этот кодекс, то наверняка сделали бы это много лет назад. Вы работаете здесь уже некоторое время, не так ли?
- Пять лет, мистер Холмс.
- Совершенно верно. Я только хотел узнать, что вы думаете о мистере Маненте.
Эверс откинулся на спинку стула, вид у него был опечаленный.
- Вы видели, как он вел себя . Кажется, он был весьма обеспокоен возможностью личного досмотра. Боюсь, я совсем плохо его знаю, поскольку мы здесь выполняем совершенно разные функции, и он не самый общительный из людей. Что касается меня, то я только желал бы, чтобы мистер Вамберри вывернул наши карманы и обшарил наши портфели, потому что мне нечего скрывать в этом грязном деле.
- Даже если вы не доверяете мистеру Маненте, не могли бы вы рассказать мне о нем побольше? Вам известно о каких-нибудь его долгах, о каком-нибудь пятне на его репутации?
Эверс повертел в руках ручку, прикусил нижнюю губу, и по всему было видно, что ему не нравился такой ход расспросов.
- Хотел бы я сказать "нет", мистер Холмс. Но, боюсь, я не могу разглашать то, что я узнал о его прошлом, даже перед вами. Мне жаль, потому что я обещал помочь, но вы понимаете, что я не хочу , чтобы о нем судили несправедливо, хотя мы с ним и не близки. После того, как вы поговорите с ним, в зависимости от его искренности. ...ну, что ж, возможно, тогда я буду вынужден предать его доверие, но не раньше.
После этого разговора я отослал Эверса и вызвал мистера Маненте. Нервы у него были на пределе, Уотсон, руки были вновь сцеплены за спиной, а румяное лицо стало пепельно-бледным. Я протянул руку, приветствуя его, и он с готовностью пожал ее, однако, сила его рукопожатия говорила о том, что его волнение не было вызвано какой-либо врожденной слабохарактерностью.
- Надеюсь, я не задержу вас слишком долго, мистер Маненте, как вы провели этот день? – начал я.
- Распаковывал ящики, сортировал товары, убирался, - глухо произнес он. Вместо того чтобы занять кресло, которое освободил Эверс, он снова принялся расхаживать по комнате. – Я же говорю, что я этого не потерплю. Чтоб со мной обращались как с крысой или собакой. Я не позволю обыскивать мою собственность, и все. Моя совесть чиста, независимо от того, думает так мистер Эверс или нет.
- Наверняка такое отношение показалось вам очень странным, - вставил я, вставая, чтобы вновь наполнить наши бокалы токайским. Матово-белое лицо моего друга вновь слегка окрасилось румянцем, что было, по меньшей мере, добрым знаком. – Почему еще у невиновного человека может быть виноватый вид, как не потому, что он рассчитывал на отсутствие мистера Вамберри в тот день, а затем подвергся опасности какого-то разоблачения?
- И в самом деле, почему, - согласился Холмс, протягивая свой бокал. - Что ж, боюсь, что я весьма настоятельно потребовал ответа на подобный вопрос.
- Мистер Маненте, - сказал я, - мне все известно о вашем криминальном прошлом, и я готов закрыть на это глаза после того, как вы правдиво расскажете мне о содержимом вашего портфеля, каким бы оно ни было.
У меня так и отвисла челюсть, а Холмс рассмеялся.
- Выражение лица мистера Маненте было похоже на ваше, мой дорогой Уотсон, хотя в нем можно было увидеть значительно больше страха. Когда он спросил меня, откуда я знаю об этом, его дыхание участилось, а колени задрожали, я с готовностью ответил ему. Видите ли, я не верю, что мистер Маненте намеренно прятал от меня свои руки — скорее всего, у него был нервный тик. Но я решил, что должен рассмотреть их повнимательнее, и, пожимая ему руку, почувствовал несколько мозолей на верхней части ладони. Я также мельком увидел кожу на его шее возле воротника, и это, пожалуй, окончательно подтвердило мою точку зрения.
- Тогда я был бы признателен, если бы мог узнать, в чем она состоит и как это подтвердилось.
- С удовольствием. Он работал либо с плугом, либо с ручной тележкой, либо что-то перемалывал, причем совсем недавно. Даже такой зеленый и неопытный юнец, как я , сразу ощутил их — глубокие боковые затвердения на подушечке прямо под пальцами, — но я мог бы принять его за бывшего фермера или грузчика, если бы не обратил внимания на цвет его кожи.
- И в каком же смысле это имело такое значение?
- Цвет его кожи был намного темнее моей, но она не пострадала ни от солнца, ни от ветра и, как я заметил, когда он поворачивал голову и несколько отгибался его воротник, кожа на шее была слегка бледнее . Старое, выцветшее разграничение в оттенке, оставшееся с летней поры, но довольно четкое . Не могу поверить, что какой-нибудь фермер стал бы носить в поле белый воротничок, и я не могу представить его на людях, толкающих ручные тележки на причалах. На скамье подсудимых, когда человека приговаривают к каторжным работам, это почти всегда происходит в закрытом помещении. Раньше он всегда одевался как джентльмен и его руки огрубели за время отбывания наказания.
- Замечательно! - воскликнул я.
- Конечно, это поверхностно для такого человека, как вы, который знает мои методы, - сказал он, но я уловил блеск гордости в его стальных глазах. - И все же, достаточно удивительно, что Маненте в конце концов чуть не рухнул в кресло.
- Что ж , попробуйте уничтожить меня, - яростно сказал он. - Я вижу, что вы с Эверсом заодно. Но я знаю себя, даже если...
- Тише, ради бога!- перебил я его. – Итак. Шесть месяцев каторжных работ это моя догадка, исходя из мозолей на ваших руках, и уверяю вас, что Эверс пока ничего не сказал мне, хотя и всячески намекал, что знает больше , чем говорит. За что вас арестовали?
- Непредумышленное убийство с сокращенным сроком наказания, - хрипло ответил он. — Клянусь Богом, я бы отсидел в десять раз больше, хотя, если бы свершилось истинное правосудие, после суда я был бы свободным человеком . Это был не человек, а свинья, и он сломал себе шею без моей помощи.
- Наконец-то, Уотсон, моему мозгу удалось сложить два фрагмента головоломки воедино; тогда мой ум не был так натренирован , как сейчас, и нужная информация крутилась где-то на задворках моего сознания самым невыносимым образом. Но я всегда с жадностью поглощал лондонские ежедневные газеты, и история Маненте внезапно и полностью всплыла в моем сознании.
- Кристина Маненте, -сказал я. - Ваша сестра на суде дала показания о том, что в течение нескольких месяцев ее преследовал пьяный грубиян, живущий по соседству. Этот злодей безжалостно преследовал ее, и ей было страшно просто выйти на улицу. В последний раз, когда вы выставили его из дома, он упал с лестницы в пьяном угаре, и его мать выдвинула против вас обвинение в убийстве, утверждая, что вы намеренно толкнули его. Пресса раздула из этого настоящий скандал. Как я понимаю, вы ничего не сказали мистеру Вамберри о своей роли в этой драме?
- Последние пять заведений, в которые я обращался, отказались взять меня на работу, когда я откровенно все рассказывал. Поэтому я промолчал. У меня есть жена, дети. Неужели они должны голодать только потому, что я люблю и свою сестру?
- И в вашем портфеле в настоящее время хранится нечто, имеющее отношение к вашему прошлому?
- Судебные документы. Сегодня вечером я должен встретиться с поручителем, чтобы внести окончательный платеж, после чего все будет кончено. – В изнеможении наклонившись вперед, он потер виски. - Вы считаете меня вором, мистер Холмс?
- Ни в коей мере. Я полагаю, что мистер Эверс – авантюрист.
- Почему? – спросил он. – Мне он не нравится – он льстит покупателям и уговаривает их покупать вина, которые они не могут себе позволить. Но у меня никогда не было основания считать его преступником.
- Любой умный человек, который планировал украсть произведение искусства, зная, что он будет одним из двух главных подозреваемых, стал бы действовать только в том случае, если бы думал, что сможет создать видимость вины другого. Я утверждаю, что Эверс узнал о вас из газет и ему пришла в голову удачная мысль переложить свою вину на другого. Он, кажется, совсем не боится обыска, поэтому он, должно быть, совершенно уверен в своем тайнике.
- В любом случае, я погиб. Если мистер Вамберри откроет мой портфель…
- До этого не дойдет, - сказал я, и, вскочив, почувствовал прилив уверенности. Внезапно на меня снизошло вдохновение. - Мы вообще обойдемся без обыска , если удача будет на нашей стороне. Следуйте за мной!
Мы поспешили в передний зал, где Вамберри и Эверс стояли в обществе весьма нетерпеливого офицера из Скотланд Ярда. Почти тут же я увидел то, что искал - небольшой ящик вина, стоявший на ручной тележке, готовый к отправке. Бутылки внутри были темно-зеленого цвета, что, как вы, конечно, понимаете, Уотсон, имело первостепенное значение.
- Я не знаю, кто такой, черт возьми, этот Шерлок Холмс или что он о себе думает, — заявил полицейский, - но если вам нужна моя помощь...
- Я вижу, мистер Эверс, вам нужно доставить заказ, - заметил я. – Шесть бутылок и утяжеленное стекло итальянской работы. Не удивительно, что вы решили использовать для этого тележку.
При этих словах он побледнел, хотя и не шевельнул ни одним мускулом.
- Не понимаю, почему это должно вас интересовать, - пробормотал он.
- Только потому, что в последнее время я практикуюсь в физических упражнениях, - небрежно ответил я. - Позвольте мне продемонстрировать вам свои успехи.
С этими словами я поднял ящик и опустил его на свою ладонь.
Я не смог сдержать смеха, представив столь типичное проявление чрезмерной склонности к театральности моего компаньона, и он непринужденно улыбнулся в ответ.
- Поднялся настоящий переполох, мой дорогой друг, потому что Эверс понял, что игра окончена, и было, пытался бежать, но полисмен живо надел на него наручники. Теперь вы понимаете, что произошло. Вино, забракованное Эверсом, было вполне пригодно для питья. Бутылки были нужны ему из-за их непрозрачности, и, промыв их, он тщательно их высушил с помощью найденной мною ваты. Не может быть лучше способа для выноса кодекса из винного магазина, чем в бутылках с вином. Когда Вамберри открыл их, он сразу же обнаружил свое сокровище, завернутое в шесть листов черной бумаги.
- Должно быть, он был вам очень благодарен.
- О, да, - посмеиваясь, признался Холмс. - В качестве награды он подарил мне ящик превосходного бренди, которое вы , возможно, помните по своим первым дням на Бейкер-стрит.
- Боже правый, да, это был превосходный бренди. Должно быть, чтобы допить его, у нас ушло около трех лет.
- Полагаю, два года и восемь месяцев. Так или иначе, когда его план рухнул, отчаявшийся и мстительный Эверс раскрыл тайное прошлое Маненте и заявил, что его коллега -клерк спрятал кодекс в бутылках, но его беспочвенные обвинения ни к чему не привели; об этом я позаботился. Вскоре выяснилось, что Эверс потерял небольшое состояние на безумных спекуляциях, и, конечно, Вамберри был слишком добрым малым, чтобы просто так уволить Маненте, как я и предполагал с самого начала. Маненте был чрезвычайно экспансивен в своей благодарности и вскоре после этого закончил все свои дела со Скотланд Ярдом и отпраздновал свою свободу вместе с повышением, ибо достойный Вамберри сделал его старшим клерком. Человек, виновный только в том, что защищал своих близких , был свободен, хитрый интриган - разоблачен, джентльмен вновь обрел свою собственность, а два холостяка, уютно устроились в квартире в Новом Вестминстере с поистине незаурядным запасом спиртных напитков. Благотворное завершение дела во всех отношениях, не так ли?
-Абсолютно первоклассное, мой дорогой друг, - сказал я, наклоняя к нему свой бокал. - Я снимаю перед вами шляпу.
- Это было очень простое дело, - возразил он. - Но подходящее для неторопливого рассказа холодным зимним вечером.
Я погрузился в задумчивость, как это неизбежно случается в конце года, и подумал о своем друге и его невероятном таланте, а также о несчетном числе лондонцев, которые в тот или иной момент обращались к нему за помощью, когда, казалось бы, их безвозвратно окутала тьма. Было бы настоящим издевательством над правдой и позором, если я — врач и тот , кто обладает исключительным правом называть себя его другом, — не сможет отучить его от привычек, которые в конечном счете разрушат его несравненные способности, независимо от разочарований и неудач, которые, несомненно, повлечет за собой такая задача. Если бы я многое сделал бы, чтобы спасти от саморазрушения незнакомого мне человека, то насколько больше я сделал бы для Шерлока Холмса? Допивая вино, когда с наступлением ночи ночные пепельные тучи сгущались за окнами нашего дома, я вновь решил не останавливаться ни перед чем в достижении этой достойной цели. С чувством умиротворения, которое следует за такими решениями, я поднял глаза и обнаружил, что являюсь объектом тщательного изучения самого проницательного наблюдателя нашего времени.
- В чем дело, Холмс? - спросил я.
- Боюсь, что не в этом году, мой дорогой друг, - мягко сказал Холмс , прочитав ход моих мыслей так же легко, как прочитал бы буквы на дорожном указателе. Он вновь опустил взгляд на свои колени. - Но, возможно, через год. Хотя, если быть до конца честным, у меня есть сомнения.
-А у меня есть надежды, - сказал я. - Посмотрим, кто выйдет победителем.

Видео с субтитрами вроде удалось выложить во "Вконтакте" Будет доступно через час.

vkvideo.ru/video254400340_456239017

Ну, вот этот перевод тоже где-то новый опыт. Ну, в какой-то степени. Правда, я никак не думала, что к тому моменту, когда я его закончу, ютуб, куда я хотела выложить это видео, работать не будет. По крайней мере, у меня он не работает даже с впн. Поэтому ниже приложу ссылки на видеофайл и файл с русскими субтитрами. Ну, и на всякий случай, оригинальное видео находится здесь.



А здесь можно скачать файл с видео и файл с субтитрами на русском языке

disk.yandex.ru/i/tJD-qW-ZWKvaZQ - видеофайл

disk.yandex.ru/d/Z-JC7DWcsy3TbQ - субтитры


А сейчас сижу редактирую переведенные мной субтитры и по ходу дела буду писать здесь что-то для пояснения.
Ну, во-первых это не совсем, наверное, интервью, а скорее беседа двух шерлокианцев. Стивена Дойла, издателя "Baker Street Irregulars", и известного авторитета в Шерлокианском мире, Лесли Клингера.

Ну, и надо сказать, что Стивен Дойл известен так же, как создатель (если я не ошибаюсь) и издатель такого великолепного журнала, как "Sherlock Holmes Review"



Что же касается Лесли Клингера, то он , конечно, прежде всего автор "Нового аннотированного Шерлока Холмса". Скажу честно: вот до этих его книг руки пока не дошли, и это не правильно) Они у меня, правда, только в электронном виде, а для меня это в чем-то сложнее. До бумажных книг дотянуться проще)

На этой фотографии вот они на полке, рядом с двухтомником Баринг Гоулда, а чуть поодаль книга о Питере Блау, о котором речь также пойдет в этой беседе.



Далее надо сказать, что Лесли Клингер еще и консультант по Холмсу на съемках различных холмсо-фильмов. В частности, "Шерлока Холмса" 2009 года.

Теперь я сразу скажу, что опять таки переводить на слух чертовски сложно, поэтому перевод этот смесь моих познаний в английском, автоматических субтитров на ютубе, интуиции и некоторой доли фантазии. Но это все же лучше, чем ничего)

А теперь небольшие комментарии по ходу этой видео-беседы.

И сразу скажу, что все это, кажется, происходило во времена пандемии. Именно тогда и родились вот эти видео встречи BSI.

Поясню, что Франко-Мидландская компания - это еще одно шерлокианское общество. И они тоже какое-то время выпускали свои сборники.

И по поводу инвеституры. Когда в Общество вступает новый член ему присваивается имя. Это что-то из Канона. Может быть и название рассказа и имя персонажа.

Потом хочу сказать, что Клингер упоминает там одного своего друга и его имя прозвучало, как Крис Роуд и так же было написано в автоматических субтитрах. Но потом мне подумалось, что это скорее Крис Роден, довольно известный шерлокианец и автор сборников статей "Пестрая лента", "Голубой карбункул", "Обряд дома Месгрейвов" и "Шерлок Холмс при смерти".

По части упомянутых антологий обнаружила, что у меня есть, как минимум, две из них "Study in Sherlock" и "В компании Шерлока Холмса" (в электронном виде) и можно будет также присовокупить их к делу, если меня на это хватит)



Потом я хочу сказать, что эта книга, которую демонстрирует Клингер якобы "221b", а остальное трудно разобрать, что визуально, что на слух - это, видимо, книга Винсента Старретта "221b Study in Sherlock Holmes". Правда, меня поразило, что такая старая книга имеет такую суперобложку. Ну, ладно.

Дэвид Рэндалл


Фотография с обеда BSI 1940 года

запись создана: 22.12.2024 в 16:48

У меня есть несколько книг - естественно о Холмсе - которые как бы "стоят отдельно". На самом деле, их, наверное, не несколько, а гораздо больше. Но вот пока могу только назвать "Скрытое пламя", "Дневник доктора Уотсона", "Артистичность в крови" Бонни Макбёрд (у этой книги еще и несколько продолжений и множество и отрицательных и положительных моментов). И еще , пожалуй, "После Водопада (или падения)". Это все довольно толстые книги, которые хотелось бы перевести от корки до корки.
"Скрытое пламя", с которого я, наверное, и начну также имеет ряд плюсов и минусов. Молодой Холмс, "самая очаровательная женщина", какую он знал, упомянутая в "Знаке четырех", вариант предыстории Холмса и Мориарти. Но я о ней , в принципе, уже писала.
"Дневник доктора Уотсона" - книга, кажется, не простая и с непростым языком. Пыталась ее читать без словаря, потом решила, что лучше взяться за дело со всей серьезностью.
Про "Артистичность в крови" я тоже уже писала. Там очень трагичный Холмс. Автор явно отталкивалась от гранадовского образа, но, по-моему, пошла еще дальше. У этой книги уйма недостатков, но хочу перевести)

Настроение испортилось настолько, что решила наваять этот пост. Обо всем понемногу.

Вот все же создать журнал в ЖЖ было точно огромной ошибкой. Но теперь уже куда деваться. Но зашла туда сегодня и поразилась - 106 подписчиков! Причем все эти люди появились после того, как я перестала там что-то писать. Промодерировала два чужих поста, забавно, если это они заинтересовали людей. Но как всегда все молча...

Сейчас накрыло настроение, чуть не разревелась. Сижу думаю, ну, вот чего я? Жить осталось неизвестно сколько, а тут нахлынули старые печали.

Перевожу интервью с Клингером. Это сплошное мученье, хотя вот сейчас перевела уже полчаса из пятидесятиминутного интервью. Вернее, просто беседы. С одной стороны, там много всяких незнакомых имен, и я там конкретно "плаваю", не представляя о чем идет речь. С другой - интересно слушать этих людей вживую, узнаешь так или иначе много нового, и практика опять таки.


На самом деле, у меня тут чуть, было, не случился новый подъем, второе дыхание, что-то в этом роде. Вот все как в старое доброе время - вдруг будто кто-то на ухо шепнул, что надо заглянуть в Лондонское сообщество Шерлока Холмса. Вдруг там что новое в магазине? Ага, и не вдруг. Правда, кое-что уже приплыло и уплыло - пресловутый журнал 1966 года, за которым я давно гонялась. Но появились номера за последние годы. Эх, вот если б так в BSJ! Короче, я чуть не побежала покупать. Потом все же остановилась, стала мозговать. И пока все еще думаю - насколько это безумная идея в моем положении?)

И было сразу опять планов громадье. Ну, что вон они лежат стопки книг и журналов) Но пока не знаю. Разобраться бы с Клингером для начала.