Вначале, как говорится, было слово. И было это давненько

Как-то летом отец приехал на дачу и привез с собой Книжку с черно-оранжевой обложкой. Вот эту самую книжку.


Мне кажется, она уже тогда была довольно потрепанной. Не могу сказать, что книжка вызвала мой живой интерес - картинок в ней не было, только та, что на обложке. А мне было лет 6-7. Чуть ли не заставляя меня сидеть и слушать , старшая троюродная сестра прочла мне несколько рассказов. Тогда они почти не отложились, но почему-то потом читая Канон уже в школе, я припомнила, это были "Человек с рассеченной губой", "Голубой карбункул", "Пестрая лента" и "Исчезновение леди Фрэнсис Карфэкс". Вообще для дошкольника наверное, не самая подходящая вещь. Почему-то именно "леди Фрэнсис" мне запомнилась больше всего. Но естественно тогда больше внимания я обращала на рассказы, похожие на страшные истории, что рассказывали соседские мальчишки, чем на сыщика, который был просто положительным героем и все.

При рассмотрении обложки у меня сложился стереотип - Холмс - очень высокий и худой, и крайне суровый, таким он был на картинке. "Знака четырех" изображенного на иллюстрации мне не читали, но эта иллюстрация воспринялась мной как изображение всех действующих лиц почему-то "Пестрой ленты". Две девушки - известные всем сестры Стонер, дядька на лестнице - Гримсби Ройлотт, ну и Холмс с Ватсоном.


Далее во время прогулки отец как-то тоже рассказывал мне историю с Холмсом. Подозреваю, что это уже был фанфик. Там фигурировала какая-то чудовищная птица, которую в результате с большим трудом одолел сыщик Вот такое воспоминание. Очень смутное.

Потом пошли ужасы))
По телеку пошел наш сериал. Помню, что до программы "Время" была "Пестрая лента", а после "Кровавая надпись". Но меня уложили спать, хотя сами взрослые, коварные люди, сидели и смотрели. Звук причем не убавляли . О чем только думали не понятно.Помню лежала, гадала о перипетиях дела, но уснула таки где-то на полсерии. Но вот виденная "Пестрая лента" даром не прошла. Уже в следующую ночь я лежала, тряслась, прислушиваясь к малейшему шороху.
Мориарти прошел вообще мимо, наверное, и смотреть не стала, хотя помню, что отец, пытаясь опять же заинтересовать сообщил, что Шерлок Холмс погиб в водопаде. Я поняла, что утонул. Почему-то представляла какое-то озеро при этом.И еще была уверена, что доктор Ватсон пишется через "ц" Вацен .А вот "Охота на тигра" произвела впечатление страшным -дядькой-маркером, пошла спать уверенная, что он главный у них там злодей.
В общем, как-то меня это все не трогало.

Пока как-то раз отец не принес первые тома только начавшей выходить "Библиотеки приключений" - Последний из могикан", Лунный камень" и "Записки о Шерлоке Холмсе".

Первые две книги не заинтересовали совсем, по крайней мере тогда, а вот третья... Я помнила, что это интересно. И захотела начать с нее. Вот она, эта книга

Я еще не знала, что началась новая эпоха...

Продолжение следует...

Случилось чудо! Я нашла пропущенную неделю "Дневников". Нашла в собственной почте, которую, по видимому, к счастью, очень плохо чищу.

Вот очередная порция, пока не большая.

20 февраля 1881 г.

21 час 45 минут

Кажется, наконец, приближается, весна – за окном отчетливо капает, снег тает – это замечательно.
Я рано ушел в спальню, ведь доктор лежал в гостиной в полубессознательном состоянии, и я не мог бы ничего делать, чтобы не поднять шум (а я заметил, что он морщился, когда я звенел пробирками на своем химическом столике, хотя, конечно, он не сказал ни слова); поэтому этим утром я встал довольно рано, и в очень бодром настроении.
Одеваясь, я слышал за окном завывание ветра, а к тому времени, когда я вышел в гостиную, по крыше уже стучал дождь. Миссис Хадсон хлопотала вокруг доктора, который тоже, видно, давно проснулся, и заставляла его выпить горячий чай. Набивая трубку табаком, я бросил ему сочувствующий взгляд.
- Мистер Холмс, вы же не собираетесь здесь курить? – я вздрогнул от ее восклицания и просыпал часть табака.
- Собираюсь, миссис Хадсон, - сухо ответил я, доставая из кармана спички.
- Несмотря на то, что здесь лежит больной доктор?
Мой компаньон чуть не захлебнулся чаем и поспешил заверить хозяйку, что он совершенно не возражает и что ему гораздо лучше и т.д.
Я помедлил, сообразив, что дым, в самом деле, сможет плохо воздействовать на простуженного человека, но после его заверений чиркнул спичкой и зажег трубку, после чего развернул «Таймс» и уселся с ним в кресло.
Доктор допил чай и поблагодарил хозяйку, облегченно вздохнув, когда за ней закрылась дверь.
- Я так рад, что вы пришли – еще немного этого чая и я бы лопнул.
-А в чем дело? – рассеяно спросил я, вырезая из газеты заинтересовавшую меня статью.
-Да, собственно ни в чем – у меня ведь болит только ухо, а миссис Хадсон почему-то думает, что и голова, и горло, и бог знает что еще.
- Как оно?
- Ухо? Лучше, воспаление почти прошло и я уже немного слышу, и температура уже упала, очень надеюсь, что завтра все уже будет в порядке.
- А что такое будет завтра?
- Я собирался поехать в Паддингтон – помочь знакомому медику – он рассчитывал отлучиться на полдня, - ответил доктор, потягиваясь. – А как я смогу лечить людей, если сам не здоров?
- Да уж, - сухо согласился я. Слава богу, сейчас он снова стал самим собой, а то последнее время в доме воцарилась мертвая тишина и какая-то безысходность.
Вошла миссис Хадсон.
- К вам мистер Лестрейд, сэр.
Выражение моего лица вызвало глубокое неодобрение миссис Хадсон, а доктор лишь слегка усмехнулся.
- Мы даже еще не позавтракали, - сердито сказал я, увидев маленького сыщика.
- Простите, мистер Холмс, но у меня срочное дело.
- Вы что, собираетесь куда-то меня тащить в такую погоду? У меня уже есть кое-какие планы.
- Нет, сэр, я пришел просто посоветоваться.
- Хорошо, - буркнул я, бросая виноватый взгляд на доктора.
Он понимающе кивнул и начал, было, вставать, но тут его нога подвернулась, и он бы упал, если бы я не подхватил его.
- Слишком поспешил, - проговорил он, потирая раненую ногу.
Я нахмурился, не обращая никакого внимания на Лестрейда, застывшего в дверях.
- Может, нам стоит куда-нибудь пойти, - начал я, но доктор покачал головой.
- Нет-нет, мне нужно двигаться, - сказал он, сделав несколько шагов к двери. Остановившись на мгновение, он радостно повернулся ко мне:
- Головокружение почти прошло.
Я кивнул и улыбнулся, понимая его радость. Мой компаньон поздоровался с инспектором и медленно вышел из комнаты. Через минуту я услышал на лестнице его шаги и стал считать их, чтобы убедиться, что он благополучно поднялся к себе, и только после этого повернулся к Лестрейду, который смотрел на меня с таким видом, будто бы у меня выросла третья рука.
- Я слушаю вас, Лестрейд и, пожалуйста, побыстрее – у меня сегодня насыщенный день.
Слава богу, та каша, которую заварил инспектор, пытаясь самостоятельно распутать свой очередной ребус, была вполне поправима, и хватило нескольких моих указаний и обычной логики, чтобы направить его по верному пути, и уже через час мы с доктором смогли, наконец, позавтракать.
После завтрака я ушел - у меня была уйма дел – был в доках, посетил некоторых своих осведомителей и под конец зашел в Скотланд Ярд.
На Бейкер-стрит я вернулся уже после полудня, освеженный пробежкой под дождем, и когда стремительно вошел в гостиную, не сразу понял, что доктор не один.
- О, простите, доктор, я не знал, что у вас гости, - пробормотал я, делая шаг в сторону своей спальни.
Он протестующе замахал рукой.
- Нет-нет, мы просто беседовали, Холмс, - сказал он, указывая на слишком хорошо знакомого мне человека. И в глазах доктора я прочел довольно беспомощную мольбу о спасении. Я усмехнулся.
- Здравствуйте, Стэмфорд! Как ваши дела? – бодро сказал я, совершенно игнорируя несчастный взгляд моего компаньона и направляясь в спальню.
- Очень хорошо, спасибо, Холмс … - дальше я уже не слышал, ибо исчез в своей комнате, плотно прикрыв дверь.
Часа через полтора я выглянул в гостиную.
- Теперь здесь безопасно? – с усмешкой спросил я, хотя прекрасно знал, что этот тип только что ушел.
- Только потому, что я слишком слаб, чтобы поквитаться с вами, - язвительно бросил доктор, мрачно посмотрев на меня. Я улыбнулся, и, взяв трубку, уселся в кресле напротив него.
- Зачем он приходил?
- Просто хотел убедиться, что мы с вами не убили друг друга, зачем же еще?
- Ну, естественно, - не моргнув глазом, отозвался я на его сарказм.
- Он слышал от моего коллеги в Паддингтоне, что я болен и пропустил свое дежурство, вот и зашел навестить меня.
- Он принес вам какие-нибудь гостинцы? – поинтересовался я. Гм … ни цветов, ни чего другого, мог бы принести хотя бы коробку конфет.
Доктор засмеялся.
- Ничего, кроме двухчасовой беседы не о чем.
- Это вряд ли стоящий подарок.
Он улыбнулся.
- Холмс, он все-таки проявил внимание – это главное.
- Да, так говорят – то есть, чем больше внимания, тем больше оно ценится, но вряд ли так можно сказать о человеке, для которого болтать на протяжении нескольких часов – самое обычное дело.
- Туше, - согласно кивнул доктор. – Вы ведь не любите светскую беседу, правда?
Я фыркнул, выдохнув в потолок кольцо табачного дыма.
- Конечно, нет, не вижу смысла в разговорах о том, о сем. Если общество покончит с так называемыми правилами вежливости, которые как раз и вынуждают вести эти самые разговоры, всем будет гораздо лучше.
Он пристально посмотрел на меня.
- Наверное… вы и вправду так считаете… - наконец, сказал мой компаньон самым серьезным тоном.
- Ну, конечно, - раздраженно отозвался я. – Не понимаю, почему некоторым обязательно нужно, чтобы тишину заполнял чей-то голос.
- Вы даже не представляете, чем ум человека может заполнить тишину, если нет никого, кто мог бы воспрепятствовать этому, - неожиданно произнес доктор, мрачно глядя в пламя камина.
Я удивленно взглянул на него.
- Доктор, мне это не совсем понятно, но скажите, что вы такого находите в этих бессмысленных разговорах?
Он посмотрел на меня с какой-то странной улыбкой.
- Они вовсе не бессмысленны, Холмс – когда ты разговариваешь с другом, то содержание разговора не имеет значения.
- Вы считаете Стэмфорда другом? – удивленно спросил я. Боже милостивый…
- Я не имел в виду его, - тихо ответил он, после чего встал и уселся за свой стол, начав писать что-то в своем блокноте, очевидно, давая мне этим понять, что наш странный разговор окончен.
А я взялся за глиняную трубку – безусловно, было над чем подумать.
Интересно, знает ли этот человек, как часто он ставит меня в тупик?

Искала определенное интервью с Игорем Масленниковым. Запомнилось, что он говорил, что главная удача советского сериал в том, что доктор Ватсон стал главным героем наравне с Шерлоком Холмсом, потому что в Шерлоке Холмсе просто нечего играть.

Нашла у себя в дневнике, что это звучит в документальном трехсерийном фильме "Неизвестная версия "Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона". Начала проглядывать и прямо захотелось пересмотреть наш сериал от корки до корки.

Неизвестная версия "приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона"

1 серия



2 серия



3 серия


Рекомендую

Нашла на ютубе. А у меня они были на одном левом диске, как доп. материалы


Интервью с автором сценария Владимиром Валуцким




Интервью с Игорем Масленниковым-1





Интервью с Игорем Масленниковым -2





Интервью с Василием Ливановым





Интервью с Виталием Соломиным




Интервью с Владимиром Дашкевичем

Очередная порция "Дневников" Сама очень люблю эту вещь. Как было бы классно, если бы они охватывали весь Канон... Мечтать, в общем-то не вредно.

17 февраля 1881 г.

11 часов 05 минут

Рано встав прошлым утром, я принял двух клиентов. Одному я был вынужден отказать почти сразу, так как из его рассказа для меня была слишком очевидна вина дамы, с которой он просил меня снять обвинение. Даже Лестрейд смог бы распутать это дело в течение суток.
Но второй случай потребовал моего немедленного отъезда в Портсмут, где я пробыл остаток дня и ночь, и только сегодня утром вернулся в залитый дождем Лондон. Причем во время расследования этого небольшого, но довольно поучительного случая я имел удовольствие участвовать в небольшой схватке в местном пабе, что случается не так уж часто. Вернувшись домой, я все еще чувствовал гордость от того, что смог в одиночку противостоять дюжине человек, и собирался поведать о своей доблести в столь горячем деле, и раз и навсегда убедить скептически настроенного доктора, что я отличный боксер; причем в этот раз мне пришлось одержать верх над человеком, превышающим меня и весом и ростом.
Доктора я не видел со времени нашей утренней прогулки, а вчера уехал до того, как он проснулся, (а лег он поздно, вернувшись после своей встречи со Стэмфордом) и оставил ему записку, что меня некоторое время не будет. На тот случай, если он это заметит.
Я услышал, как миссис Хадсон хлопочет на кухне, и пахнет жареным беконом. Поднялся наверх, перепрыгивая через две ступеньки, и забросив свой саквояж в спальню, подошел к двери гостиной и распахнул ее настежь, отчего она с громким стуком ударилась о стенку.
К моему удивлению (ведь было еще рано, я приехал с первым поездом), мой компаньон не спал и сидел, откинувшись на диване, но когда я хлопнул дверью, он вскочил.
- Что, обязательно было так делать? – воскликнул он, недовольно взглянув на меня.
Я ответил ему удивленным взглядом, ибо этот человек никогда еще на меня не сердился – бывал с утра раздраженным, но никогда не придирался, даже если я и входил слишком шумно.
- Довольно трудно войти в комнату, не открыв дверь, - запальчиво бросил я, величественно прошествовав мимо него в спальню, тоже уже порядком рассерженный. – В следующий раз я заранее пришлю записку, чтобы предупредить вас о своем приближении.
Я сказал это, не повернув головы, сбросил промокшее пальто и швырнул его на кровать, причем оно тут же соскользнуло на пол. Выругавшись, я открыл саквояж и стал распаковывать вещи, прокручивая в голове подробности распутанного мной дела.
- Простите, - прервал мои размышления тихий голос. Обернувшись, я увидел своего компаньона, стоявшего в дверях и наблюдавшего за мной.
- Я … - и он замолчал.
- Вы что? – раздраженно отозвался я, засовывая в шкаф свои воротнички.
Он потер висок, и когда заговорил, у меня сложилось впечатление, что он говорит совсем ни то, что хотел.
- Ничего. Я прошу прощения за грубость – мое беспричинное дурное настроение не может служить оправданием, - спокойно сказал он, и, повернувшись, ушел.
Черт бы побрал этого человека! Теперь я чувствовал вину за свою вспыльчивость. Я совсем не привык чувствовать себя виноватым, и то, что в этом виноват мой компаньон, мне совсем не нравилось.
То, что произошло потом, не понравилось мне еще больше – раздавшийся грохот заставил меня вздрогнуть, вскочить и удариться головой об раскрытый ящик шкафа. Взвыв от боли, я поднялся на ноги и направился в гостиную, откуда послышался этот звук, и вновь испытал острый приступ угрызений совести, увидев доктора, сидящего на полу в пяти шагах от моей спальни.
- Вы ударились головой? – наклонившись к нему, спросил я.
Поморщившись, он покачал головой.
- Нет, … просто минутное головокружение, потерял равновесие, вот и все.
- Ушиблись?
- Да нет, все в порядке.
- Ну, вы – врач, вам виднее, - с сомнением ответил я, распрямляясь и протягивая ему руку.
Он без колебаний принял ее, (что удивило и насторожило меня), потом слегка покачнулся, и, склонив голову набок, как-то странно помотал ею, чем очень напомнил мне Тоби, когда тот берет след. Но смех замер у меня на губах, когда я заметил, что доктор покачнулся еще раз. Я инстинктивно схватил его за руку, и видимо, очень кстати, так как он тут же одной рукой уцепился за меня, а другой – за спинку дивана.
- Уотсон, вы хорошо себя чувствуете? – встревожено спросил я.
- Да, вполне, просто … - забормотал он, сильно потирая голову.
Гм … головокружение, такой странный наклон головы, массаж виска и уха, сверхчувствительность к громким звукам … и тот факт, что Стэмфорд – идиот, и весьма вероятно не довез его в кэбе до самого дома…
- У вас болит ухо, ведь так? - постановил я.
- Боюсь, что да, и довольно сильно, - пробормотал он, отчаянно тряся головой. Моему диагнозу он не удивился, и не стал протестовать, когда я усадил его на диван.
- На днях я забыл взять с собой зонт … а вчера утром проснулся от жуткой боли в ухе. Сейчас уже лучше, но почти ничего не слышу правым ухом.
- За исключением хлопающих дверей? – насмешливо спросил я; мое раздражение прошло, и теперь я знал, что у его настроения было логическое объяснение, и причина вовсе не в том, что он как-то тяготился моим обществом. Доктор нахмурился, но расслабился, когда увидел, что я шучу.
- А температура у вас есть?
- Нет, ведь нет же никакой инфекции.
- А вы могли бы туда что-нибудь закапать? – спросил я, берясь за трубку и набивая ее табаком.
- Мог, - вздохнул он с несчастным видом, - теплое кунжутное масло и некоторые травы обычно хорошо помогают от такой боли.
- Но вам они, очевидно, не помогли, - заметил я. Он поежился.
- Сейчас у меня ничего нет.
- Да, но в аптеке есть, а это совсем близко … - не успел я исправить свою бестактность, как словно в ответ, окна зазвенели от порыва ветра. – Да, выходить в такую погоду – не самая лучшая идея.
Он мрачно кивнул.
- То немногое, что у меня оставалось, я использовал вчера утром, а затем миссис Хадсон ушла на весь день к знакомым.
- Вы что хотите сказать, что с тех пор ничем не лечились? – воскликнул я. Ради бога, ведь он же мог отправить посыльного к Стэмфорду (тем более, что это он во всем виноват) или к кому-нибудь еще, упрямый осел …
Он покачал головой, отчаянно массируя ухо.
- А миссис Хадсон вы сказали?
- Конечно, нет, - многозначительно ответил он. – Она думает, что я вчера весь день был в больнице.
- Доктор, это же просто глупая гордость, вы когда-нибудь попадете в неприятную ситуацию из-за того, что ни от кого не хотите принять помощь, - заключил я, теряя терпение.
- В неприятную ситуацию? – возмущенно фыркнул он. – Если я пережил пулевое ранение в плечо, то такой пустяк, как ушная боль, и подавно переживу.
- А пока, значит, будете мучиться? – я поспешно погасил трубку, услышав шаги миссис Хадсон, которая несла завтрак. – Послушайте, чуть позже я все равно отправлюсь в книжную лавку, хотите я зайду и к аптекарю?
- Нет, благодарю вас.
- Я просто передам ваш заказ аптекарю и все, но это будет после завтрака.
Тут видно, у него начался новый приступ боли, и его сопротивление было сломлено.
- А я не очень вас затрудню? – спросил он слабым голосом.
- Доктор, да будет вам известно, что я ничего не предлагаю, не подумав заранее, - сухо ответил я. – Ну положим, я, конечно, не мальчик на побегушках и не собираюсь таскаться по всему Лондону в такой ливень, исполняя малейший ваш каприз, но это мне по дороге и у меня есть время, так что если вы пожелаете, то, пожалуйста.
- В таком случае, большое спасибо, я очень ценю вашу доброту, - он осторожно двинулся к своему столу, придерживаясь за каминную полку. – Я только напишу список, если вы будете столь добры.
Добр. Не часто мне приходится слышать такой эпитет по отношению к себе. Я чуть не рассмеялся – представляю, что сказал бы на это Майкрофт!
- И простите меня за грубость, - проговорил он, бросая на меня быстрый взгляд и склоняясь над столом.
- В вашем положении это была совершенно естественная реакция, - весело откликнулся я, открывая дверь и здороваясь с миссис Хадсон. Не уверен, впрочем, что она сильно обрадовалась моему возвращению.
Доктор снова начал извиняться, и хоть лицо его было опущено, но я заметил какими пунцовыми стали его уши. Надо же какая чувствительность! Уже не один раз он извинился в самых изысканных выражениях, и все равно чувствует себя виноватым. Правда, надо признать, что и я сожалел, что столь возмущенно ответил на его раздражительность. И раз аптека все равно мне по пути, то я считаю, что это прекрасный способ утихомирить мою совесть.
Но при первой же возможности я убью Стэмфорда за безмозглость.
Миссис Хадсон подала на нам завтрак и узнав, что у доктора болит ухо, запричитала было над ним, но он быстро заверил ее, что ему уже лучше и «… спасибо вам за завтрак, а Холмс купит в аптеке все, что нужно , и все будет в порядке».
Хозяйка ушла, а доктор протянул мне свой список лекарств.
- Вот, пожалуйста, и еще раз большое вам спасибо.
Я рассеяно кивнул, проглядывая утренние газеты. Ничего интересного. Просто удивительно.
- А как Портсмут? – спросил мой компаньон, снимая скорлупу с яиц и высыпая на них чуть ли не половину солонки.
- Сыро, - одним словом подытожил я свое впечатление от минувшего дела и от места событий, и, указав ножом на окно, заметил, - Хуже, чем здесь.
- Я надеялся, что нам со Стэмфордом удастся добраться до дома без дождя, - сказал доктор, уныло поглядывая в окно. – Но, увы, а найти кэб в такую погоду было просто невозможно. И потом мой приятель без умолку болтал о том и о сем, и даже не думал искать его.
Я посмотрел на него с любопытством.
- Он довольно разговорчив, - осторожно согласился я. И это было еще слабо сказано.
Доктор только выразительно хмыкнул, выражая согласие. Я усмехнулся.
- Возможно, ваше ухо болит от этого, а вовсе не из-за погоды. От перенапряжения.
- С медицинской точки зрения это невероятно, но я склонен в это поверить, - засмеялся доктор. – Стэмфорд, конечно, очень … общительный.
Я фыркнул.
- Очень подходящее слово. Ему стоит только начать болтать и его не остановишь.
- А если к этому еще и присовокупить бутылку портвейна?
- О, тем более!


22 часа 54 минуты

Как в насмешку над моими усилиями загладить свою вину за утреннюю грубость, дождь пошел почти проливной, мгновенно промочив мое пальто (и даже то, что было под ним), не успел я выйти из дверей, так что я поздравил себя с тем, что предусмотрительно послал за кэбом.
Мы покатили по Бейкер-стрит, но тут я велел кэбмену остановиться и втащил в кэб промокшего мальчишку – это был Берт. И это было очень кстати.
- Послушай, Берт, сейчас я зайду в аптеку – кэбмэн, остановите здесь, - и я хочу, чтобы ты отнес ко мне домой пакет, который я тебе дам, - сказал я, выпрыгивая из кэба. – Подожди меня здесь.
- Послушайте, только в такой ливень это будет стоить дороже, чем обычно, - заворчал шалопай.
- Я заплачу тебе полкроны и все, - его попытка набить себе цену сильно позабавила меня. – и потом ты можешь сказать миссис Хадсон и доктору, что я просил дать тебе теплого молока и бисквит, - опрометчиво пообещал я.
- Договорились, сэр. Вам лучше поспешить, а то вы уже промокли.
Тут он был прав, так что я, не теряя времени, вручил аптекарю список Уотсона, заплатил за лекарства и вернулся к Берту, который тут же выпрыгнул из кэба в соседнюю лужу.
Мальчишка быстро убежал вместе со своим свертком и полученным от меня гонораром, а я, проводив его взглядом, отправился в книжную лавку, откуда поспешил домой, ибо погода совершенно не располагала к длительным прогулкам.
К своему удивлению, вернувшись, я обнаружил, что доктор совершил нечто невозможное – усадил Берта на диван с кружкой молока в одной руке и бисквитом – в другой. Когда я вошел, проведя рукой по мокрым волосам, он весело ухмыльнулся в мою сторону.
- Холмс, вы насквозь промокли! – расстроено воскликнул доктор, пытаясь встать с кресла.
- Сидите уж лучше, - по-хозяйски заметил Берт, глядя, как пошатнулся мой компаньон.
- Доктор, он совершенно прав, - я думал, что вымокну гораздо сильнее, - заверил я. – Пожалуйста, сидите. С вашим заказом все в порядке?
Судя по наклону его головы и тампону, который торчал из его правого уха, он, не теряя времени, принялся за лечение.
- Абсолютно, - он благодарно вздохнул. - Мне уже гораздо лучше, благодарю вас.
- Гм… Берт, разве ты еще не поел? И когда будешь уходить, не смахивай крошки на мою газету, - раздраженно бросил я через плечо и пошел в спальню, чтобы снять намокший пиджак и ботинки.
Раздалось громкое причмокивание. Надевая халат, я услышал:
- Ваша новая хозяйка готовит лучше, чем та, старая, мистер Олмс, - раздался его крик уже из коридора.
- Это точно, - вздохнул я, выходя и подталкивая его к лестнице. – Теперь бери свои деньги и ступай домой.
Мальчуган быстро кивнул, и, скатившись по лестнице, выскочил на улицу с радостным воплем и брызгами, прыгнув в ближайшую лужу и вызвав возглас возмущения у миссис Хадсон. Я вернулся в гостиную.
- Сколько вы всего заплатили? – доктор держал в руке чековую книжку. – Не считая полкроны за доставку, которую я дал этому мальчику?
Я замер, не успев зажечь сигарету.
- Доставку?
- Да, мальчик сказал, что за доставку в дождь он обычно получает полкроны, так я и заплатил, плюс чаевые, - ответил доктор, видимо довольно озадаченный.
- Вот чертенок!
- А в чем дело?
- Доктор, я уже заплатил мальчишке эти деньги, которые он взял с вас, - засмеялся я, видя выражение его лица.
- Маленький негодяй! – пробормотал он, но его добродушие, в конце концов, одержало верх, и он уныло усмехнулся. Я улыбнулся в ответ.
- Они смышленые, эти уличные мальчишки. Доктор, я не вспомню сейчас точную сумму, мы можем вернуться к этому позже.
- Вы уверены? Напомните мне, если я вдруг забуду, хорошо?
- Да, конечно, - я рассеяно махнул рукой.
Он выбрал какую-то книгу на полке, продолжая массировать свое ухо, и осторожно сел на диван.
- Доктор?
- Да? – он тут же повернулся ко мне.
- Вам не помешает, если я буду разбирать здесь свои подшивки? Но предупреждаю вас, я наведу некоторый беспорядок, - вежливо спросил я, (когда хочу, я могу быть весьма учтивым).
Он внимательно посмотрел на меня и после минутного колебания ответил:
- Конечно, нет, но если вам нужна вся комната – я могу подняться наверх.
- Нет, не надо. А кстати, вы меня слышите, или читаете по губам?
- Всего понемножку, - признался он, и поспешил добавить – Но не нужно говорить громче.
Я кивнул и начал методично сортировать содержимое ящика с моими досье, который я вытащил из-под кровати; какие-то надо было связать вместе и убрать подальше, а кое-что я хотел иметь под рукой.
Не знаю уж сколько прошло времени, пока я не остановился, и, бросив взгляд вокруг, с удивлением заметил, что моя «методичность» заняла большую часть доступного пространства, включая стопку записей моих дел, которые я положил прямо на колени доктору, и еще одну пристроил у него в ногах (он заснул примерно час назад, вероятно, почувствовав некоторое облегчение после непрерывной боли в ухе), потому что больше места уже не было.
Я как раз собирался убрать их (так как он мог проснуться в любую минуту), как вдруг дверь с грохотом распахнулась. Проснувшийся доктор вскочил, уронив бумаги, лежащие у него на коленях, и со стоном схватившись за голову.
- Вы идиот, Лестрейд! – воскликнул я, грозно взглянув на ничего не понимающего инспектора, который стоял в дверях и глядел на меня, раскрыв рот. – Вы всегда были столь безмозглым или переняли это у Грегсона?
- Холмс, право же, - протестующе забормотал доктор, пытаясь сделать шаг в сторону, пока не понял, что весь пол вокруг него покрыт моими бумагами, теми, что я так неосмотрительно положил ему на колени.
Я все еще кипел от возмущения, но инспектор, так ничего и не поняв, уставился на пол.
- Что это вы, черт возьми, делаете, Холмс? – воскликнул он.
- Сортирую свои дела, - коротко объяснил я. – А вот что делаете вы? Как вы вообще сюда попали?
- Ваша хозяйка узнала меня, и когда я сказал, что у меня срочное дело, позволила мне подняться наверх.
- Следовало бы предложить вам присесть, мистер Лестрейд, - сухо сказал доктор, указывая на диван, - но …
- О, здравствуйте, доктор… Я вас не заметил, - запинаясь, проговорил полицейский.
Мой компаньон устало кивнул, продолжая морщиться, держась за больное ухо.
- Холмс, мне пробираться через этот бедлам на полу, если у вас дела с клиентом … или вам бы не хотелось, чтобы я наступал на все это?
Я усмехнулся его юмору, и, видя выражение на лице Лестрейда – без сомнения, он подумал, что доктор, верно, не в своем уме, раз воспринимает, как должное, то, что весь пол усеян моими бумагами. Но доктор явно выглядел не важно, и увидев, что он пытается встать, я, не раздумывая, остановил его, положив ему руку на плечо.
- Не берите в голову, доктор, мы можем пойти куда-нибудь еще – с одной стороны, я не хочу, чтобы трогали мои бумаги, и уж тем более не хочу, чтобы сейчас вы с больной ногой пытались подняться по лестнице, - заверил его я. – Лестрейд, вы ничего не имеете против кафе на Риджент-стрит? Или вы хотите, куда-то меня позвать?
- А… нет, мне нужна ваша консультация, мистер Холмс, так что это вполне подойдет, - выдохнул Лестрейд, продолжая смотреть на меня, как на сумасшедшего.
- Ну, в чем дело, черт возьми? - раздраженно воскликнул я, после чего перепрыгнул через стопку бумаг, и, поскользнувшись, едва не упал в камин.
- Осторожнее! – взволнованно вскрикнул доктор, но я вовремя удержался, лишь слегка обжег пальцы.
- Все в порядке, доктор, - торопливо успокоил я своего компаньона, бросая ему папку на которой поскользнулся и направляясь в спальню. – Лестрейд, через минуту я буду в вашем распоряжении.
Доктор поймал папку одной рукой.
- Куда ее положить? – крикнул он мне, смеясь.
- Мм … куда хотите, неважно, - ответил я, натягивая еще не совсем просохший сюртук и возвращаясь в гостиную.
Он усмехнулся, положив папку на какую-то стопку бумаг, и вопросительно посмотрел на меня.
- Мне как-то неловко, что вы должны идти из-за меня на улицу, погода довольно скверная, а мне совсем не трудно подняться наверх, - запротестовал он, причем я прочел в его взгляде что-то такое, что могу охарактеризовать только как заботу врача о моем здоровье (возможно, он выражал что-то еще, но мне больше ничего не пришло в голову).
- Пустяки, Уотсон. Дождь уже не такой сильный, - бодро сказал я, подталкивая все еще изумленного Лестрейда к выходу. – И у меня нет желания идти еще за одним лекарством в случае вашего падения с лестницы. Позовите миссис Хадсон, если вам что-то понадобится.
- Возьмите зонтик! – крикнул он мне вслед, когда мы начали спускаться вниз.
- Что с ним случилось? – спросил Лестрейд, пока я одевал пальто.
- Сегодня утром у него разболелось ухо после прогулки под дождем, - коротко ответил я, открывая дверь и осматривая улицу в поисках кэба.
- Угу, - сочувственно пробормотал полицейский. – За этот месяц многие мои сослуживцы слегли, кто с простудой, кто с гриппом. Отвратительная погода… Моя матушка говорила, что от боли в ухе лучше всего помогает теплое кунжутное масло и чеснок.
- Да, то же самое мне сказал сегодня утром аптекарь, когда я пришел за лекарствами, - рассеяно заметил я, выглядывая кэб… а вот есть один, наконец.
- Аптекарь … сказал вам ? – услышал я за спиной, когда уже бежал по улице с зонтом в руках.
- Да и что?
- Вы что ходили для него в аптеку? – тупо спросил этот тип, усаживаясь в кэбе рядом со мной.
- А вы считаете, что больному человеку следует в такую погоду разгуливать по улицам? - раздраженно спросил я.
- Конечно, нет, но… я никогда бы не подумал, что и вы так считаете.
Я нахмурился.
- Лестрейд, я не собираюсь обмениваться с вами остротами и обсуждать различия наших методов мышления. А теперь скажите, вы приехали из Люишема, чтобы проконсультироваться со мной относительно обвинения, которое вы выдвигаете против жены убитого в деле, которое представляется вам совершенно очевидным?
Мне нравится ошеломлять кого-нибудь вот таким способом – сейчас инспектор еще больше походил на рыбу, выброшенную на берег, чем давеча в нашей гостиной.
Остаток дня мы провели за обсуждением этого дела, а затем роясь в полицейских архивах в поисках аналогичного дела, которое произошло в Саутворке в начале тридцатых годов, и я настаивал на том, что это чрезвычайно важно, а Лестрейд напротив утверждал, что это полная ерунда. Ну и конечно, прав в результате оказался я. Это было неизбежно.
Во всяком случае, это был длинный день, очень сырой и холодный, но зато он прошел не без пользы.
Полчаса, как я вернулся, до чего же тихо и спокойно – и какая приятная перемена после суматохи Скотланд Ярда и его обитателей.


18 февраля 1881 г.
20 часов 25 минут

Я был поражен сегодня утром, когда войдя в гостиную, обнаружил, что в мое отсутствие доктор рассортировал мои подшивки по датам, разложив их по месяцам и годам и сложив в четыре аккуратные стопки (три года моей практики и еще одна стопка, где были не датированные папки) на диване, чтобы они не мешались на проходе. Теперь мне надо было только решить, что из этих папок, куда положить – он избавил меня от нескольких часов работы, убрав вчерашний беспорядок.
Внезапно я понял, что очень благодарен доктору – это чувство было мне внове, и уж точно я не привык благодарить кого-нибудь – что, черт возьми, мне сказать ему, когда он спустится вниз?
Тут меня осенила одна мысль, и я даже усмехнулся – он взялся за эту работу еще по одной причине – это дало ему возможность сунуть нос в мои бумаги. Хорошо, что это были просто разрозненные записи о делах, где даже не всегда упоминалось мое имя.
Тем не менее, я был избавлен от необходимости благодарить моего компаньона, потому что к тому времени, когда я позавтракал и ушел, он так и не встал.
Часть дня я провел в доках, расследуя одно дело, в котором были замешаны портовые рабочие. После мне нужно было зайти к одному из своих агентов в Уайтчэпеле, после чего я направился в Скотланд Ярд узнать, как подвигается у Лестрейда его последнее расследование.
К тому времени, когда я направился домой сильно похолодало и оставалось только надеяться, что я смогу добраться до Бейкер-стрит, не попав под очередной снегопад. Увы, видимо, я не отношусь к числу смертных, пользующихся благосклонностью небес, ибо не успел я дойти до Уигмор-стрит, как повалил снег. Поэтому когда я оказался дома, то был в довольно таки мрачном настроении, скинул покрытую снегом одежду и поплелся наверх к горящему камину. Не успел я сесть у огня, потирая замерзшие руки, как вошла хозяйка с подносом, на котором я заметил чашку горячего чая и свою корреспонденцию.
- Ко мне кто-нибудь заходил сегодня, миссис Хадсон?
- Нет, сэр. Ни к вам, ни к доктору. И это даже хорошо, так как мне кажется, что доктор не совсем здоров.
- Да? - переспросил я через минуту, не совсем точно уяснив, о чем она говорит.
- Да, сэр – он встал примерно на час, после того, как вы ушли, а затем вернулся в постель, и за весь день ничего не съел, - горестно закончила хозяйка.
Нахмурившись, я вскрыл очередной конверт – вообще-то успокаивать расстроенных женщин – это совсем не мой профиль. – Я уверен, что с ним все будет в порядке, миссис Хадсон, - попытался я утешить обеспокоенную леди …конечно это странно, что он ничего не ел, но вряд ли это может быть причиной для беспокойства.
- Может быть, вы сможете уговорить его, мистер Холмс? – с надеждой спросила хозяйка.
Пораженный, я обрезал палец, охнул и приложил его к губам.
- Уговорить? Относительно чего?
- Мистер Холмс, - строго сказала хозяйка, гордо возвышаясь надо мной (ибо я сидел), - в отличие от некоторых людей, доктор не может весь день обойтись без еды. И я не допущу, чтобы человек умер от голода в моем доме!
- Уверяю вас, если что-то подобное и случится, в рамках закона никто не сможет обвинить вас в этом, - ответил я немного рассеяно, проглядывая письмо, которое держал в руке.
И снова я порезал руку, на этот раз бумагой, когда разгневанная миссис Хадсон вырвала письмо у меня из рук.
- Мистер Холмс!
Я поморщился.
- Ну что я сказал, миссис Хадсон? – спросил я, с надеждой поглядывая на дверь в свою спальню. Ну, где доктор с его обходительностью, когда он так нужен?
- Сэр, вы самый эгоистичный человек, какого я когда-либо знала! – воскликнула рассерженная дама.
Я возмутился (таким тоном со мной может говорить только мой брат), но почувствовав за ее гневом подлинно материнскую тревогу, смирился.
- Что вы собственно хотите от меня, миссис Хадсон? – обреченно спросил я.
- Попробуйте заставить его что-нибудь съесть, мистер Холмс, - она почти просила.
- Миссис Хадсон, он не ребенок, он – солдат и к тому же врач, и как таковой привык обходиться без пищи, и наверняка знает, когда ему следует есть, а когда – нет.
- Сэр, больной человек не может логически мыслить, - многозначительно заметила миссис Хадсон. Уж не намекает ли она на то, что, когда я отказываюсь от еды, она считает меня больным? Прекрасно …
- Мистер Холмс, вы меня слушаете?
Я вздрогнул, услышав это гневное восклицание.
- Ради бога, неужели вы думаете, что это поможет от боли в ухе?
- Ну что ж, - хозяйка гневно взглянула на меня. – Раз так, мистер Холмс … Вы сами не получите ужина, пока не убедите своего друга что-нибудь съесть. Приятного вечера, мистер Холмс.
И прежде чем, я смог ответить что-нибудь связное (черт, он – не мой друг, у меня нет друзей!), миссис Хадсон величественно выплыла из комнаты, закрыв за собой дверь.
Да это же шантаж!
Как назло в этот момент у меня заурчало в животе, и я вспомнил, что сегодня не обедал.
Какое-то время я мерил шагами комнату, пока, наконец, чувство голода не победило все прочие колебания, и я отправился наверх.

Сначала я постучал, и не получив никакого ответа, осторожно приоткрыл дверь.
- Доктор, вы не спите?
В комнате было темно, но сквозь шторы пробивался сероватый свет с улицы, и я увидел, что он лежит на боку в своей постели. При звуке моего голоса он пошевелился и стал вглядываться в темноту – ну, ладно, по крайней мере, я его не разбудил.
- Холмс? Что случилось? – спросил он, увидев, что я стою в коридоре. Он протер глаза, и, поднявшись на локте, посмотрел на свои часы на прикроватном столике, после чего снова взглянул на меня.
- Вы можете войти, так будет проще разговаривать, - сказал он, вновь опустившись на постель и подложив руку себе под голову.
Больше всего я хотел повернуться и сбежать, но разговаривать через полуоткрытую дверь было глупо и неловко, поэтому я вошел, оставив дверь открытой.
Честное слово, там было холодно, как в погребе.
- Вы можете зажечь свет, - пробормотал он.
Так я и сделал, довольный, что могу чем-то занять свои руки, и когда комнату залил яркий свет, я повернулся к нему. Что-то в его голосе мне не понравилось.
- Доктор, вы больны? – довольно глупо спросил я, почувствовав, как глупо это прозвучало, только когда он улыбнулся. Ответная усмешка замерла у меня на губах – выглядел он довольно скверно. Очевидно, он понял, какое впечатление произвел на меня его вид, потому что тут же кивнул.
-Боюсь, что я поторопился, утверждая, что у меня нет никакой инфекции – проснулся прошлой ночью с температурой, и она до сих пор не спала, - устало сказал он.
- Миссис Хадсон беспокоилась о вас, - пробормотал я, не зная, что еще сказать в такой неловкой ситуации.
Терпеть этого не могу …
- Так это она послала вас? – спросил он, вздыхая.
- Гмм … в общем, да … но мы не знали, что вы заболели, она просто боится, что вы зачахнете здесь – а это будет плохая реклама для следующих квартирантов, - весело сказал я, пытаясь шуткой разрядить создавшуюся ситуацию, и был вознагражден его тихим смехом.
- Она весь день бранила меня, - сказал доктор.
- Ну, теперь она перенесла свою энергию на меня, - сухо заметил я. – если я не уговорю вас что-нибудь съесть, то сам останусь голодным.
Он изумленно взглянул на меня.
- Вы шутите!
- Нет, совершенно серьезен. А как вы думаете, что еще могло меня заставить явиться сюда и лишить вас отдыха?
Он снова вздохнул и что-то тихо сказал, но я услышал только «не знаю», больше ничего не разобрал – он дрожал, стуча зубами, и натянув на себя одеяло, свернулся на постели клубком.
- Здесь холодно, - раздраженно сказал я. Вряд ли это будет способствовать его выздоровлению. Врачу следовало бы это знать – о чем он вообще думал?
- Здесь очень хорошо, - отстраненно вздохнул он, снова закрывая глаза.
- Нет, - отозвался я, злясь на его упрямство и полное пренебрежение моим мнением.
- Да, - он натянул одеяло до самого носа, не обращая на меня никакого внимания.
О нет, ничего у вас не получится.
- Нет, - огрызнулся я. – Вы схватите здесь пневмонию или еще что-нибудь похуже.
Усмешка на его лице была невидна из-за одеяла, но прекрасно читалась в тоне голоса.
- Температура у меня поднялась из-за подхваченной инфекции, а не из-за чего-то еще.
- Ну, конечно, вы же врач, - усмехнулся я. – И если вы умрете в своей постели, пусть тогда миссис Хадсон не обвиняет в этом меня.
Он рассмеялся под своими одеялами, но потом его снова затрясло. Бедняга, он выглядел очень плохо – я нахмурился. И тут я понял, что совершенно забыл о цели своего прихода.
- Итак, доктор, - бодро сказал я. – Когда вы будете ужинать? Что мне передать миссис Хадсон?
Он издал какой-то непонятный звук.
- Холмс, я не хочу есть – от головокружения меня постоянно тошнит.
- Ну, выпейте хотя бы чаю или еще чего-нибудь – откровенно говоря, доктор, вы неважно выглядите, - сказал я как бы между прочим, вглядываясь в его бледное лицо и слишком ярко блестевшие глаза.
- Она, что, правда сказала, что оставит вас без ужина, пока я что-нибудь не съем?
Я кивнул.
Он устало вздохнул, со стоном схватившись за голову.
- Очень хорошо…
- Превосходно!
- Однако, я вряд ли смогу спуститься по лестнице – проговорил он, вспыхнув от смущения.
- Я уверен, что миссис Хадсон будет счастлива подать ужин к вам в комнату, - усмехнувшись, ответил я и повернулся к двери, прежде, чем он смог что-то сказать в ответ.
Выражение полнейшей паники на его лице заставило меня рассмеяться.
- Холмс, не бросайте товарища в беде! – отчаянно взмолился доктор.
Я снова засмеялся и крикнул миссис Хадсон, чтобы она принесла наверх ужин. Затем я вернулся в этот ледник. На его тумбочке я заметил градусник и лекарства – все это у него под рукой – хорошо. Я неловко переминался с ноги на ногу, не зная, что сказать, и что вообще нормальные люди говорят в такой ситуации…
Мысленно я вернулся на месяц назад, когда сам был болен, пытаясь сообразить, чем я могу помочь, помимо того, что стою здесь и неловко на него поглядываю, а он в ответ вопросительно смотрит на меня… Нужно что-то сказать…
- Э… может… может, вам что-нибудь нужно, доктор? – наконец, промямлил я.
Пожалуйста, скажите «нет», скажите «нет», скажите, чтобы я ушел…
Его усталые глаза загорелись, что, видимо, было хорошим знаком.
- Вообще-то, я проторчал здесь весь день и не хочу больше спать - вы не могли бы принести мне книгу – может быть, я почитаю?
Хорошо. Это просто, это я определенно могу.
- Конечно. Какую именно? – спросил я, в глубине души считая, что все эти романы похожи как две капли воды, и не имеет большого значения, какую книгу я ему принесу.
- У меня новая книга «Рассказы» Кларка Рассела, я купил ее на днях, когда мы со Стэмфордом были на Стрэнде, - сказал он слабым голосом и стал тереть рукой глаза.
Я нерешительно сделал шаг вперед, но он покачал головой и взглянул на меня.
- Простите … снова закружилась голова.
- Все в порядке, доктор, где эта ваша книга?
- Она завернута в коричневую бумагу и должна лежать на моем столе, - он вздохнул и плотнее закутался в одеяло.
- Хорошо. Мне кажется, этот тип должен извиниться перед вами – ведь он мог отправить вас домой до того, как разразилась такая непогода, - проговорил я, направляясь к двери.
- Он совсем не виноват, - возразил доктор. – Мы просто не обратили внимание на погоду, он болтал, я его слушал, мы даже не заметили, как пошел дождь.
- Но если он такой болтун, а вам это не по нраву, то зачем вы пошли с ним? – сердито спросил я, открывая дверь.
- Потому… - мягко протянул он, и я взглянул на него краем глаза. Он пожал плечами и съежился под своим одеялом. – Потому что я устал быть один, - прошептал он с самым несчастным видом и закрыл глаза.
Я поспешил в гостиную за книгой; его последние слова звенели у меня в ушах (да, он, в самом деле, болен, вряд ли бы он сделал такое признание в нормальном состоянии). Неужели такое возможно? Что, одиночество так удручающе действует на людей?
Мне лично трудно в это поверить, но этот человек постоянно удивляет меня, и мне трудно понять очень многое из того, что для него в порядке вещей.

Все-таки в Холмсо-фандоме, в нашем российском, стало совсем тихо. Именно в нашем, потому что за бугром там по-прежнему жизнь бурлит, пишутся фанфики,(хотя надо признать все более и более слэшной направленности), снимаются клипы и т.д. Справедливости ради хочу заметить, что вот на сайте fanfiction.net, где я собственно и подчерпнула кучу материала для перевода тоже жизнь мало-помалу затихает. Был бурный всплеск где-то в 2008-2011, а потом он стал затихать. Иногда создается впечатление, что на сайте много подростков , которые выкладывают соответствующие возрасту работы. "Зрелые мастера" ушли в тень.

У меня практически на глазах появилась прекрасная эпопея "Deliver us from evil" о борьбе Холмса с Мориарти. Автор Aleine Skyfire написала, что хочет сделать целый сериал. Первая часть "Mortality", 2- я - The Road to Reichenbach", потом еще две или три части. Заранее подробно изложила, как будут развиваться события. Это было многообещающе. Писала она довольно быстро, по крайней мере раз в неделю появлялись новые главы, потом все медленнее, медленнее. В "Road to Reichenbach" есть только три главы, прошло уже несколько лет и все, тишина. Причем на своей странице на тумблере она порой упоминает это свое творение.,но на этом все и кончается. Очень грустно.

Я тут у себя в файлах наткнулась на сохраненный перевод дискуссии на странице Spacefall, которую перевелаAnnun, за что ей большое спасибо. Хочу привести это здесь. Как же не хватает таких исследований и подробных обсуждений...


рассуждения по поводу хронологии "Пляшущих человечков" (мне от этого хочется посыпать себе голову пеплом от осознания собственного ничтожества))).


Что забавно про DANC [«Пляшущие человечки»]: чувствуешь, что для этого рассказа одновременно «хронология совершенно неважна» и «хронология очень важна», если мы придумываем, каким содержанием наполнить датировку канона. Для тех, кто участвует в Игре, стоит выбор между двумя датами, 1888 либо 1898 – на год позже Юбилея [англ. “Jubilee” – кто может подсказать? Празднование юбилея королевы? Ее правления? В переводе это «праздники», гррр]. Многие выбирают 98-й, из-за женитьбы, Бурской войны и т.д., но DANC для меня чем-то очень сильно чувствуется как дело после Перерыва, несмотря ни на какие логические попытки обосновать датировку. Правда, эта «игра на публику» с чтением мыслей может показаться ранней стадией их отношений; здесь мои варианты такие: раннее дело, авторская вставка Уотсона либо игривое настроение (как вы могли догадаться, я радею не за более раннюю дату Но, за исключением этого, в DANC изображены люди, знающие друг друга наизусть. Не только Уотсон прекрасно видит, что Холмс просто напускает на себя смелый вид, но и сам Холмс уверен, что Уотсон это поймет. Он уверен, что Уотсон понимает, что именно скрывают от окружающих его оживленные речи, что под «удобное время, чтобы уйти» он подразумевает «поскорее сбежать отсюда». Можно с полной уверенностью сказать, что Уотсон, не теряя ни минуты, проверил расписание поездов и сразу же приготовился в путь, как только Холмс позовет. Это уже не Уотсон, который готов называть Холмса бесчувственным, это не Холмс, который рассчитывает, что Уотсона обманет его бесстрастная маска. Забудьте все это: жену, записную книжку, золото, - забудьте все детали, которые используют для датировки этого рассказа. Я покажу пальцем в небо и в любом случае соглашусь с 1898-м годом.

Так что это (по стандартам помешанных на порнохронологии) расплывчатый вопрос о датировке DANC… Но, заметив, что устанавливать «правильную» дату излишне, я начинаю, как всегда, бормотать о важности относительного расположения рассказов во времени для понимания динамики отношений. Это имеет большое значение, произошел ли DANC в 1898 году или… в общем, понятно, к чему я склоняюсь. В 1898 году Уотсон должен смотреть на неудачи Холмса с гораздо более личным отношением, чем неловкость и сочувствие. Легко представить себе, как через год с небольшим после DEVI [«Дьяволова нога»], через 6-18 месяцев после MISS [«Пропавший регбист»] он думает: «Черт, кажется, в этот раз рванет». 1898 год отнюдь не изобилует опубликованными делами, и если DANC попадает на июль 98-го, то следующим известным нам делом может оказаться RETI [«Москательщик на покое»] в июле-августе того же года. Если так обстояли дела, нет ничего удивительного, что Холмс в таком унынии во время дела Амберли [=RETI].

[из комментариев]

Jane Turenne:

DANC – один из тех рассказов, где датировка по ощущениям, на которую, боюсь, я чересчур часто опираюсь, заводит меня в неприятности, потому что здесь я не особенно чувствую ни 88-го, ни 98-го года. Здесь им так удобно друг с другом – и Холмс внешне остается таким спокойным при известии о смерти Хилтона Кьюбитта, что сильно отличает его поведение от FIVE [«Пять зернышек апельсина»], что если бы я пыталась угадать дату, я бы интуитивно отнесла его к «медовому месяцу», 94-му или, вероятней, 95-му году, или, МОЖЕТ БЫТЬ, к раннему периоду, в районе 85-го, ЕСЛИ мы предполагаем, что а) малый Перерыв – всего лишь совпадение дат известных нам, опубликованных рассказов, б) они стали любовниками довольно рано, рядом со SPEC [«Пестрая лента»] или около того, так что 85-й тоже будет, в некотором роде, медовым месяцем. Но для меня это слишком много предположений, и потом, это все несущественно из-за проклятого юбилея. В целом, я согласна, что 98-й год из этих двух – намного более вероятная дата. В этом рассказе нет никакой напряженности и скрытого подтекста касательно любовных дел, какие мы находим в NOBL [«Знатный холостяк»] и в SCAN [«Скандал в Богемии»]. Здесь они ведут себя совершенно естественно, в собственном неподражаемом прекрасном стиле.

(Я с легкостью соглашаюсь, что мое мнение сильно пропитано влиянием Гранады, а вот перечитывала его в последний раз я около года назад.)

Spacefall:

Что касается спокойствия Холмса, я бы сказала, что это торопливое, деловитое волнение (что не обманывает Уотсона ни на секунду). Уотсон очень подробно описывает его реакцию:

«Не часто случалось мне видеть его в таком мрачном расположении духа. Он и раньше, в продолжение всей нашей поездки из Лондона, испытывал какую-то тревогу, и я с самого начала заметил, с каким беспокойством просматривает он утренние газеты; но теперь, когда внезапно оправдались самые худшие его опасения, он как бы окаменел от печали. Он сидел, откинувшись назад, погруженный в тоскливые думы.»

Холмс затем встречает инспектора в очень сдержанной, но торопливой манере, гонит вперед расследование и давит на свидетелей. Он словно предугадывает все вопросы, так что никто не успевает вставить и слова, не то что возразить ему. Его инструкции по поимке Слени заканчиваются тем, что он придумывает плохо прикрытый предлог, чтобы поскорее уехать (и он знает, что Уотсон разгадает его слова и все для этого сделает со своей стороны).

«- Мне кажется, инспектор, - заметил Холмс, - что вам следует вызвать
по телеграфу конвой, так как, если мои предположения оправдаются, вам предстоит препроводить в тюрьму графства чрезвычайно опасного преступника. Мальчик, которого я посылаю с запиской, может заодно отправить и вашу телеграмму. Мы вернемся в город послеобеденным поездом, Уотсон, так как сегодня вечером мне необходимо закончить один любопытный химический анализ. А дело, которое привело нас сюда, быстро приближается к развязке.»

Повествование после их отъезда как ножом отрезано; нам только сообщается новости, которые помогают немного оправдать Элси Кьюбитт. Очень правдоподобно, хотя неприятно, что за DANC сразу же следует RETI. Если читать их одно за другим, становится понятной подавленность Холмса при появлении нового клиента (отсутствие энтузиазма и энергии, и, возможно, нечто вроде неохотного сочувствия – из-за самоидентификации - к Амберли, чья жена бросила его ради более уравновешенного соперника. И все эти странные разговоры о «врожденном обаянии».)

Jane Turenne:

Да, я согласна, что Холмс совершенно потрясен случившимся в DANC. Но он уже скрывает это лучше, чем в более молодые годы, да и Уотсон – либо потому, что при написании этого рассказа он уже не считает Холмса погибшим, либо потому, что он стал осторожнее к его чувствам, –
несколько тактичнее об этом пишет. В FIVE Уотсон сообщает, что «никогда не видел Холмса таким угнетенным», и как Холмс «вскочил со стула, зашагал по комнате с пылающим румянцем на бледном лице, нервно сжимая и разжимая свои длинные, тонкие пальцы», и каким Холмс выглядит «бледным и усталым», и этот рассказ тоже заканчивается обрывисто. Скорее всего, Холмс просто больше показывал свои чувства, потому что они были наедине, а в DANC он получает плохие новости на публике; но при этом я считаю, что он становится чуть-чуть более невозмутимым с возрастом, – и в хорошем смысле, и в плохом, - и эта перемена говорит в пользу датировки DANC 98-м годом.

Такое знание Канона, во всех тонкостях, сопоставление манеры поведения... Снимаю шляпу!

Очередная порция "Дневника". Смеялась, редактируя. Давно его не перечитывала.

13 февраля 1881 года

Я потолстел! Мой выходной жилет никогда не сидел так плотно. Это никуда не годится – придется ходить пешком, вместо того, чтобы ездить в кэбе, и пожалуй, я пренебрег физическими упражнениями ( в последнее время это были скорее схватки с преступными элементами, чем сознательное приложение усилий к тому, чтобы быть в форме).
У бедного доктора были другие проблемы – вытащив свой парадный костюм и примерив его, он жутко расстроился – тот буквально висел на нем. Он выглядел довольно забавно, но я сдержал усмешку, вспомнив причину его худобы (может я и лишен чувствительности, как утверждает Майкрофт, но все-таки не бессердечен.)
Если до войны этот костюм был ему впору, то видимо, он имел довольно крепкое телосложение. Миссис Хадсон тоже не смеялась, а как обычно захлопотала вокруг бедняги, втыкая в сюртук булавки, что вконец его смутило. Доктор бросал на меня умоляющие беспомощные взгляды, в то время как миссис Хадсон без конца причитала, что ей надо бы «немного его откормить». Я вынужден с ней согласиться и в том, что ему надо поправиться, и в том, что она вполне способна добиться успеха в этом деле.
- Миссис Хадсон, уверяю вас, я совершенно… - он произносил это уже четвертый раз, пытаясь утихомирить взволнованную леди, вооруженную зловещими булавками.
- Вы съедите свой обед до последней крошки, молодой человек, или я не позволю мистеру Холмсу вести вас куда-то вечером. Ясно? – наша хозяйка подбоченилась и строго взглянула на доктора.
Он покраснел и проблеял что-то вроде «Да, мэм»
- Хорошо. Теперь снимайте это, сейчас я принесу вам обед, а потом возьму ваш костюм и перешью пуговицы, - провозгласила миссис Хадсон, величественно выплывая из гостиной.
Когда она ушла, доктор повернулся ко мне :
- Терпеть не могу строгие костюмы, - и он болезненно поморщился, делая неловкие попытки избавиться от сюртука.
-Знаете,- сказал он, усмехнувшись, - я не уверен, что помню, как завязывать галстук.
- Гм… У меня тоже давно не было случая надевать его… вот почему, театрам я предпочитаю концерты в Альберт-холле, туда можно одеваться менее официально.
Он многозначительно кивнул и собирался что-то сказать, когда появилась наша хозяйка и начала расставлять на столе блюда с нашим обедом с поразительной скоростью.
- А теперь, мистер Холмс, вы должны проследить, чтобы доктор не встал из-за стола, пока все не съест, - сурово наказала миссис Хадсон, помахав пальцем у меня перед носом.
Нельзя сказать, чтобы мне понравилось такое отношение – я почувствовал себя как-то некомфортно.
- Э… да, миссис Хадсон, я убежден, что все будет в порядке, - проговорил я, отведя взгляд и сделав глоток воды.
- Приятного аппетита, джентльмены, - чопорно обронила наша хозяйка, и прихватив свободной рукой сюртук доктора, вышла из комнаты.
Мой компаньон был красный как рак, и явно старался не смотреть в мою сторону, пока я тактично не завел разговор о чем-то постороннем, уже не помню о чем конкретно, кажется, я заговорил о Шопене, хотя понятия не имею, что навело меня на эту тему.
Во всяком случае, я довольно смущенно болтал что-то и дальше, пока не заметил, что он оправился, и после чего мы отдали должное салату и цыпленку, которые были на обед.
И надо сказать, что доктор был совершенно обескуражен (впрочем, также как и я), когда отложив салфетку и начав было вставать из-за стола, услышал от меня напоминание, что он не доел салат.
В его взгляде мелькнул лукавый огонек.
- Я пойду вздремну. А если вы хотите, чтобы на столе ничего не было, то доешьте это сами, - ответил он, по-военному повернувшись на каблуках, и ушел, оставив меня в полном оцепенении.
Минутой позже я услышал шаги поднимающейся по лестнице миссис Хадсон, и быстро швырнул в огонь остатки салата. К счастью, она не почувствовала запах горевшего латука, и убрала со стола, бросив на меня благосклонный взгляд. Я ответил ей ангельской улыбкой.
Я все еще удивляюсь легкости, с которой я попросил доктора составить мне компанию этим вечером – и удивился еще больше, что он принял мое предложение с такой готовностью.
Часа два я раздумывал как бы лучше подступиться к моему компаньону, да так ничего и не придумал к тому времени, когда он вернулся домой. Закуривая уже вторую трубку шега, я заметил, что начинается снегопад и довольно сильный – снежные хлопья стучали в окно и покрывали землю плотным белым ковром. Просто великолепная погода особенно для того, чтобы выехать вечером в свет!
Я не сразу понял, что входная дверь открылась и закрылась минуты две назад, но шагов на лестнице не услышал. Если доктор вернулся весь в снегу, то наверняка, вокруг него хлопотала бы миссис Хадсон, но она ушла по каким-то делам.
Нахмурившись, я открыл дверь гостиной и шагнул в коридор, чтобы взглянуть, что происходит внизу. К моему облегчению, доктор не лежал без чувств в передней, но сидел, опустив голову на ступеньках лестницы с самым несчастным видом, весь покрытый снегом, и видимо, никак не мог отдышаться.
Судя по его пальто, намокшему от снега, и полу в передней, где он медленно таял, - миссис Хадсон предстоит заняться уборкой – доктор не смог найти кэб и имел глупость пройти всю дорогу пешком.
Думаю, ему бы не понравилось то, что я заметил его усталость и что он не в силах сразу подняться наверх, но мне совсем не хотелось, чтобы он упал с лестницы… и к тому же мне надо было с ним поговорить… нужен какой-то предлог, чтобы спуститься вниз.
Ах да, моя лупа осталась в кармане пальто, я могу спуститься и взять ее.
- Добрый вечер, доктор – бодро сказал я, быстро сбежав вниз и проходя мимо него к вешалке.- Горячий чайник на столе, мне кажется, вам надо согреться.
- Д-да, - с дрожью в голосе ответил он, переводя дыхание, - после того, как я вышел из Хаммерсмитской больницы, начался такой снегопад…
Я удивленно воззрился на него, забыв вытащить руку из кармана пальто.
- Вы шли пешком от Хаммерсмита? Ради всего святого, это же три или четыре мили!
Для здорового человека вполне нормальное расстояние, но для него…
Доктор кивнул, не в силах ответить что-то членораздельное.
- Но почему?
- З-забыл свой бумажник, - признался он, густо покраснев. – А мелочь у меня закончилась еще утром…
- Вы хотите сказать, что весь день провели на ногах?
- Увы, да. Но мне все равно необходимы физические упражнения, - ответил он, пытаясь улыбнуться.
Я начал подниматься по лестнице, и поравнявшись с ним, протянул руку. В первую минуту он бросил на нее довольно сердитый взгляд, но затем его сопротивление растаяло, как снег на его воротнике. Он стащил с руки промокшую перчатку и ухватился за мою руку (честное слово, его пальцы были холодные как лед), позволив мне поставить его на ноги и затем повести наверх.
Конечно, я вошел в гостиную раньше его и воспользовался этим преимуществом, чтобы тайком пододвинуть его кресло ближе к огню. Если он и заметил это, то ничего не сказал, так как, войдя в гостиную, сразу же бросился, или вернее упал в кресло.
Сейчас, вероятно, было не самое подходящее время, чтобы спрашивать, не хочет ли он выйти в свет в такую отвратительную погоду… сначала ему нужно слегка подкрепиться.
Я налил ему чаю. Он удивленно взглянул на меня, (надо сказать, что это вызвало у меня легкое раздражение), и, взяв чашку дрожащими руками, устало прошептал «спасибо».
Гм… что бы еще сделать, чтобы привести его в более благодушное настроение… я мог бы поиграть ему на скрипке, но мне кажется, он и так вот-вот заснет, вон уже клюет носом.
Итак, теперь или никогда.
- Доктор, могу я задать вам вопрос?
Он устало открыл глаза, но был вежлив как всегда.
- Ну конечно, спрашивайте.
- Есть ли у вас какие-нибудь планы на завтрашний вечер?
- Нет, если все еще будет идти снег – ничего не может быть лучше, чем сидеть в такую погоду в тепле. А почему вы спрашиваете?
- Дело в том, что, - запнулся я и начал сначала, - видите ли, доктор, что… один из моих клиентов дал мне два билета на спектакль в «Глоб»… и …
К черту, я, что, не могу даже произнести связного предложения? И я выпалил залпом :
- Не хотите ли пойти со мной?
Ну, вот и сказал. Теперь что делать, если он откажется? Не потащу же я его туда силой…
Его сонные глаза широко раскрылись, и в них промелькнула … радость? Или мне это показалось…
- Вы, правда, хотите, чтобы я пошел с вами? – спросил он.
- Да, доктор, если у вас нет других планов.
- Вы уверены? Я имею в виду, что …
- Что?
- Ну, завтра день Святого Валентина – вы могли бы пригласить леди…
- Гм…, - я почувствовал, что краснею. – Нет, доктор, нет.
- Ну, тогда я буду очень рад сопровождать вас, - сказал он с улыбкой, допивая чай и поглядывая на меня поверх чашки.
Я был ошарашен.
- Но вы даже не знаете, какой будет спектакль?
- А это имеет значение?
На какое-то мгновение я перестал что-либо соображать. Что значит «это имеет значение»?
Конечно, имеет, а вдруг он не любит Шекспира?
- Это «Гамлет», - торопливо сообщил я.
- Великолепно!
Вот как! Неужели правда?
- Вы уверены, что принимаете мое предложение не из жалости, по той причине, что вам все равно нечего делать, - спросил я слабым голосом, совершенно не понимая, чем продиктована такая его готовность.
Доктор посмотрел на меня как на сумасшедшего и как-то настороженно.
- А разве вы пригласили меня из жалости и потому что вам больше не с кем пойти?
Я слегка нахмурился, так как он был очень близок к истине, но естественно я никогда ему этого не скажу.
- Конечно, нет, Уотсон.
- Хорошо, - просто сказал он, опускаясь в кресло и устало закрывая глаза.
Ну что ж, это было сравнительно легко...
Но почему он так быстро согласился?
Недавно он сказал, что не любит сидеть взаперти. Без сомнения, ему все рано, как и с кем можно вырваться из этого заточения. Видимо, это самое логичное объяснение.
Теперь остается надеяться, что я как-то переживу этот вечер. А во время спектакля вообще не положено разговаривать, так что мой компаньон, который вообще всегда соблюдает правила этикета, наверняка будет молчать…


14 февраля 1881 г.

9 часов 55 минут.

Доктор все еще спит – вчера он поздно лег, и поэтому я завтракаю в полном уединении. Надо послать записку Лестрейду, зайти в канцелярскую лавку за новыми визитными карточками, которые я там заказал, и потом отдать в чистку наши выходные костюмы. Уотсон настаивает, что весь спектакль он чувствовал запах нафталина, но я склоняюсь к мысли, что это у него нервное, я лично чувствовал только запах обивки да еще, может, сильный аромат духов дамы из соседней ложи.
Естественно, я сориентировался на месте и тут же заметил, где находятся ложи Уайт-холла. А вот и Майкрофт, какой победоносный взгляд он бросил в нашу сторону, не успели мы с Уотсоном занять свои места.
Я уткнулся носом в программку частично для того, чтобы избежать усмешек моего брата, частично чтобы избежать разговоров с моим компаньоном, но через несколько минут мое любопытство взяло верх, и я бросил на него скептический взгляд.
- Неужели все это вызывает у вас такой интерес? – недоверчиво спросил я.
В самом деле, он вертелся, как рыба на крючке, ни на минуту не оставаясь спокойным и глядя во все стороны сразу.
Смущенно откашлявшись, он сказал как бы извиняясь:
- Понимаете, мне не часто приходится выходить в свет, и в лондонских театрах я не был уже два года.
Ну да, конечно, мне следовало бы помнить об этом. Я посещал концерты и ходил в оперу, бывал и на драматических спектаклях (когда позволяли средства, или мой брат тащил меня куда-нибудь, вот как сегодня, либо мой клиент как-то был связан с театральным миром), так что свет рампы слегка утратил свою новизну в моих глазах.
Усевшись на стул, мой спутник продолжал с детским восторгом оглядываться вокруг.
- Должен сказать, что со стороны вашего клиента было очень любезно предоставить нам такие прекрасные места. А то мне случалось сидеть за кем-нибудь, кто на целый фут выше меня.
Я понимающе кивнул.
- А мне часто приходилось сидеть в середине ряда и иметь соседями людей, которые постоянно пробирались туда и обратно.
- Или разговаривали во время спектакля…
- Или даму, так сильно надушенную, что дышать во время первого акта просто невозможно…
- Или в шляпе с такими большими полями, что при малейшем движении задевает вас, - добавил он с усмешкой.
- Или соседа, который засыпает и роняет голову на спинку вашего стула.
Доктор удивленно посмотрел на меня.
- С вами такое случалось?
- Гм…, да, - усмехнулся я.- Надо сказать, что он порядком напугал меня. Я подумал, что кто-то напал на него или что-то в этом роде.
Доктор тихо засмеялся.
- Должно быть, бедняга был очень смущен.
- Он не почувствовал ничего подобного, по той простой причине, что ударившись получил сотрясение мозга.
Мой компаньон сочувственно поморщился.
- Бедняга – вот и провел вечер!
- Да, в самом деле, но вообще-то все это было довольно занятно, гораздо занятнее самого спектакля.
Доктор пытался сдержать смех, но тщетно.
- Холмс, это ужасно, что вы смеетесь над раненым человеком.
- Вы же тоже смеетесь, - откликнулся я, возвращаясь к программке. Надо сказать, что смеялся он довольно заразительно, и я невольно улыбнулся, глядя на него. Но улыбка эта быстро померкла, когда я заметил, что на меня удивленно смотрит Майкрофт.
Считая ниже своего достоинства обращать на него внимание, я перевел взгляд на своего компаньона, который рассеянно изучал программку.
- Завтра они будут представлять «Ромео и Джульетта» … в честь праздника.
- Хорошо, что не сегодня.
- Согласен. Вряд ли это хороший выбор, если ваш спутник – мужчина, - сказал он, с тоской бросив взгляд на высокую черноволосую даму в брильянтах и пурпурном бархатном платье, проходящую мимо нас.
- Надо полагать, что у вас нет в Лондоне знакомых дам?
- К сожалению, нет, - и он вздохнул.
Я сдержал смешок и придал лицу безмятежное выражение.
- Так вот почему вы хотите предложить свои услуги какой-нибудь клинике, - коварно заметил я.
- Что? – рассеянно переспросил доктор, наклонившись над перилами нашей ложи и разглядывая толпу, которая спешила занять свои места до того, как погасят огни в зале.
- Я про вашу благотворительную деятельность. Вы просто хотите найти какую-нибудь симпатичную сестру милосердия.
- Прошу прощения? – возмущенно воскликнул он, и мне показалось, что даже голос его вспыхнул.
- Вы сказали, что хотите попрактиковаться, но не сказали в чем именно, - язвительно заметил я.
- Холмс!
Я почувствовал, как он ткнул меня в бок локтем, но в этот момент погасли огни. Через минуту доктор задумчиво прошептал:
- Но если подумать, это было бы не так уж плохо…
Я засмеялся, поспешно прикрыв рот рукой (может ли слышать это мой братец?). Доктор тоже слегка хихикнул, и потом наступила полная тишина, и начался спектакль.
Сам спектакль был мало примечателен, но не потому, что был плохо поставлен – просто я уже видел «Гамлета» полдюжины раз на различных сценах, и все это были отличные постановки.
Гораздо интереснее был антракт – я указывал доктору на различных людей внизу, делая комментарии относительно их наружности. Сначала он бросал на меня осуждающие взгляды, но потом стал посмеиваться вместе со мной, когда я указав ему на невысокого джентльмена в среднем ряду, заметил, что голова его напоминает земляной орех.
- А вот интересно, знает ли жена этого джентльмена, что он посещает театр с другой женщиной? – сказал я, подтолкнув локтем моего компаньона, и указывая ему на лысого толстяка в сопровождении дамы вдвое моложе его.
- Вы его знаете? – недоверчиво спросил доктор.
- Впервые вижу.
- Откуда же вы узнали, что она не его жена?
М-да, пожалуй, я совершил ошибку, размышляя вслух. Сейчас он начнет задавать мне бесконечные вопросы – и в этом нет ничего хорошего – этот человек как бульдог – уж если вцепится зубами в кость, то уже не отпустит ее.
И к тому же Майкрофт довольно неодобрительно поглядывал на нас обоих, увидев как мы наклонившись над перилами, обмениваемся неслышными ему замечаниями.
- А… да… Не важно, доктор – огни уже гасят, - с облегчением вздохнул я. На этот раз повезло.
Свет погас, раздавался только слабый шорох, когда опаздывающие зрители занимали свои места. И вдруг…
- Нафталин… - услышал я рядом.
- Простите?
- Пахнет нафталином, - прошептал мой компаньон, - Этот костюм…
- Я ничего не чувствую.
- А я чувствую. Отвратительно.
- Вам просто кажется.
- Нет, я уверен.
Тут начался второй акт, и мы замолчали.
Когда спектакль закончился, мы четверть часа выжидали, пока толпа немного рассеется, чтобы доктор с его раненой ногой смог спокойно спуститься по лестнице. Но когда мы спустились, наконец, в переполненный вестибюль, я слегка занервничал, увидев, что мой брат специально задержался, чтобы подойти поближе. Мало того, он умышленно толкнул нас, причем его тучная фигура чуть не сбила с ног моего ничего не подозревающего компаньона, и он упал бы с лестницы, если бы не схватил меня за руку.
Я бросил на Майкрофта сердитый взгляд, (который он полностью игнорировал) и стал думать, чем бы в ответ ему насолить, но тут он стал по всем правилам этикета извиняться перед доктором. В душе я молился, чтобы Уотсон не разглядел существующего между нами сходства (по крайней мере, наши глаза очень похожи), конечно, освещение в вестибюле не очень яркое, но только бы он не заметил … Боже сохрани!
- Ничего, все в порядке, сэр, - поспешно сказал доктор, пресекая извинения моего брата.- Не удивительно, что в такой толпе случается толкнуть друг друга. Никто не пострадал.
Майкрофт извинился еще раз, его взгляд быстро пробежал по фигуре доктора, не пропустив ни одной детали, хотя со стороны могло показаться, что это просто вежливый интерес, и вскоре он исчез в толпе, направившись к своему экипажу и ожидающему его высокому гостю.
- Уж если он такой увалень, то должен смотреть куда идет – проворчал я, когда мы одевали пальто перед выходом из театра.
- Холмс, это не вежливо, - осуждающе сказал доктор, закутываясь в шарф, так как у открытых дверей на нас сразу дохнуло холодом.
- Что не вежливо? – озадаченно спросил я.
- Называть человека увальнем.
- Но ведь так оно и есть, - возразил я.
- Все равно, не хорошо так говорить…
- С каких это пор нельзя говорить правду, доктор? – довольно вызывающе спросил я, чувствуя желание дискутировать после (надо признать!) довольно приятного вечера.
Мы вышли на улицу, сплошь покрытую грязным серым снегом, а сверху падали влажные хлопья, не давая разглядеть ничего вокруг. Доктор вздохнул и сунул руки в карманы.
- Когда от правды больше вреда, чем пользы – говорить ее вовсе не обязательно, - как бы между прочим сказал он.
Это меня слегка удивило – и это говорит человек, честный настолько, что его можно было читать, как открытую книгу, - но естественно, согласился с ним. Сколько раз я сам скрывал от полиции информацию, зная, что открыв имя преступника, причиню больший вред, чем он, совершая преступление. И главным законом здесь, на мой взгляд, является моя совесть, и судя по всему, доктор Уотсон придерживается этой же точки зрения.
Отлично.
- Тьфу ты, хотите пробираться через это сборище? – спросил я, наблюдая за толпой, ожидающей прибытия кэбов.
- Конечно, нет. Мы никогда туда не проберемся, по крайней мере, я.
- Хорошо, тогда давайте немного пройдем вперед. Наверняка, нам попадется какой-нибудь заблудший кэб чуть подальше от этой толпы. Вы сможете немножко пройти пешком?
Он удивленно взглянул на меня, как будто бы я сказал что-то странное. Не понимаю в чем дело… очевидно, я плохо соображаю на таком холоде. Ладно, забыли.
- Да, конечно, - ответил он после неловкого молчания, и я облегченно выдохнул целое облако пара, после чего мы медленно побрели по заснеженным улицам.
Минут через пять я услышал, как мой компаньон что-то пробормотал, и краем глаза посмотрел на него.
- Что?
- Я сказал, что все еще чувствую запах нафталина.
Я фыркнул, вызвав целую снежную бурю перед собственным носом.
- Может у вас обонятельная галлюцинация?
- Возможно,… но почему нафталин?
- Доктор, сейчас слишком холодно, чтобы распутывать эти причуды вашего разума, - сказал я совершенно серьезно.
- Значит, в другой раз, - заключил он каким-то провокационным тоном.
Тут, наконец, показался кэб, и мы радуясь, что не надо больше тащиться по снегу, устроились в нем настолько удобно, насколько это возможно в полузамерзшем состоянии.
- Хочу какао, - заявил вдруг мой компаньон.
- Ну… может быть миссис Хадсон приготовит чай к нашему приходу? – попробовал я поддержать разговор, но потерпел неудачу.
- Это не одно и то же…, если я выпью чай в такое позднее время, то не засну, - сказал он, сдерживая зевок и опровергая тем самым свои слова, - хотя это в любом случае будет непросто.
- Да? Почему?
- Видимо, я слишком возбужден, - доктор пожал плечами, - это был самый приятный вечер, который я провел с тех пор, как покинул Лондон.
Я несколько удивился его откровенности, но неужели он говорил правду? Вечер, в самом деле, сложился примерно так, как я и ожидал, но сказать, что он был самым приятным за последние годы…
- Правда? – спросил я слабым голосом.
- Ну конечно, - сонно откликнулся доктор. – Спасибо, что взяли меня с собой, Холмс. Это было удивительно.
Когда же он бросит эту привычку – полностью выбивать меня из колеи, настолько что в голове не оставалось ни одной разумной мысли? Почему он благодарит меня это?
Взял его с собой? Он говорил об этом, как об особой привилегии! И как я должен к этому относиться?
- Я очень рад, доктор, - неловко пробормотал я, - если пожелаете, мы можем, еще как- нибудь сходить в театр.
В тот момент я должен был сказать так, хотя шансы, что мы еще раз пойдем туда вместе, были ничтожно малы(если и существовали вообще.)
- Это было бы прекрасно, - согласился он, вновь подавляя зевок.
Доктор почти спал, к тому времени, когда мы добрались до Бейкер-стрит, да и я тоже клевал носом, и, выпив горячего пунша, мы поспешил и свои спальни, где обнаружили в кроватях бутылки с горячей водой, заботливо приготовленные миссис Хадсон. Давно я не спал так хорошо, и, судя по тому, что он до сих пор не встал, то же можно сказать и о моем компаньоне.
Черт! Я капнул мармеладом на страницу своей тетради. Отвратительно. Теперь все страницы слипнутся. Не говоря уже о том, что если это увидит миссис Хадсон, она полчаса будет ворчать, что она давно меня об этом предупреждала. И, как назло, за дверью слышатся ее шаги. Чувствую, что вряд ли это будет удачный день.


21 час 22 минуты

Как я и предсказывал, день был неудачным.
Когда я зашел в канцелярскую лавку, оказалось, что мои визитные карточки еще не напечатаны, а ведь меня заверили, что к сегодняшнему утру все будет готово.
Мои занятия в музее постоянно прерывались из-за мелькавших то здесь, то там влюбленных парочек, видимо более склонных изучать друг друга, чем материалы на полках, а прогулка по Риджентс-парку, которую я предпринял, чтобы слегка проветриться, еще более усугубила ситуацию, так как это было, видимо, главное место скопления все тех же влюбленных, несмотря на холодную погоду.
В результате, на Бейкер-стрит я вернулся около пяти часов в самом паршивом настроении, поднялся наверх и швырнул пальто в направлении вешалки, собираясь войти в гостиную, поближе к камину и выпить там чего-нибудь покрепче, но был остановлен домохозяйкой, возникшей у меня на пути, не давая мне пройти в комнату.
- Что такое, миссис Хадсон? – раздраженно спросил я, будучи не в том настроении, чтобы слушать ее материнские наставления.
- Потише, сэр, надеюсь, вы не разбудили доктора своим топотом, - судя по ее тону, миссис Хадсон была в столь же раздраженном состоянии, что и я.
- Прошу прощения? – рассеянно спросил я, пытаясь обойти ее и войти в комнату, но тщетно.
- Доктор Уотсон весь день провел в местной благотворительной больнице – он устал, замерз и вот только что задремал у горящего камина. И если вы разбудите его, то пудинга на ужин не будет, понятно?
Эта женщина с успехом могла бы шантажировать кого угодно.
- Я вовсе не собираюсь шуметь, миссис Хадсон,- проговорил я.
Неужели она думает, что войдя в гостиную, я сразу начну бросать на пол вещи и петь во все горло?
- Я вижу, что не собираетесь, мистер Холмс, - высокомерно заметила хозяйка, и оставив меня в покое, спустилась вниз. Я проводил ее подозрительным взглядом и пошел в спальню, где снял свой намокший пиджак, одел мышиного цвета халат и прошел в гостиную.
Серьезно, я совершенно не собирался будить его (может, я и не самый тактичный в мире, но бесцельная жестокость мне отнюдь не свойственна), но я не видел, что его медицинский чемоданчик лежал прямо посреди комнаты, споткнулся об него и полетел головой в сервант – искры из глаз так и посыпались.
Издав короткий стон, я помотал головой, и когда в глазах у меня прояснилось, увидел, что доктор все-таки проснулся. Еще не окончательно поняв, где находится, он стал шарить руками, словно пытаясь что-то найти, (полагаю это была его армейская винтовка), но потом он удивленно заморгал, видимо, поняв, наконец, где находится. Он сонно потирал глаза, в то время, как я почти так же тер свою ушибленную голову.
- Простите, - проговорил я, хотя это и была его вина, - я просто споткнулся вот об это – я не хотел побеспокоить вас. По крайней мере, пока вы не оставили свое имущество на проходе!
Он рассеяно смотрел по сторонам, но когда увидел меня, и обо что я споткнулся, проснулся окончательно. На его лице была смесь раскаяния, тревоги и беспокойства.
- Нет-нет, это всецело моя вина. Мне очень жаль, я не думал, что засну и совсем забыл о своем чемоданчике … Я совсем не хотел, - повторил он. – Вы в порядке, Холмс?
- Цел и невредим, - проворчал я, поднимаясь на ноги. – Нет, не вставайте, скажите только, куда поставить ваш чемоданчик?
- Да куда угодно, лишь бы он никому не мешал, - проговорил мой компаньон, откидываясь на спинку кресла с благодарной улыбкой, когда я убрал его чемодан под стол. – Спасибо, - добавил он, протягивая ноги к огню.
- Миссис Хадсон убьет меня, - хмуро заметил я, падая в кресло напротив него.
- За что? Что вы сделали на этот раз? – улыбнулся доктор, предлагая мне сигару. Я отказался, отдав предпочтение трубке.
- Разбудил вас – она сказала, если я это сделаю, останусь сегодня без десерта. Честное слово, этой женщине нужен ребенок, чтоб было о ком заботиться.
- Зачем? Она может практиковаться на нас, - с усмешкой ответил доктор.
Я швырнул спичку за каминную решетку, и попыхивая трубкой, перебирал в уме этот день, пытаясь установить, сделал ли я все, что планировал.
- Что-нибудь произошло? … Вы выглядите немного расстроенным, - тихо сказал доктор, столь ненавязчиво вторгаясь в мои мысли, что я не мог на него рассердиться. Я-то думал, что прекрасно скрываю свое недовольство, но этот человек довольно наблюдателен, хоть и не всегда делает правильные выводы из того, что видит.
- Просто сегодня я не сделал ничего, что планировал, - раздраженно пробормотал я, вовсе не собираясь обсуждать это.
- О, так бывает…
Я раздраженно кивнул, с облегчением выдыхая табачное облако – очевидно, он знал, когда не следует продолжать разговор, и это было большой удачей для нас обоих.
- Кстати, вы не видели мой выходной костюм? Я нигде не могу его найти, а мне казалось, что вчера ночью я повесил его на стул у кровати, - озадаченно сказал он. – Сначала я подумал, что миссис Хадсон взяла его, чтобы как-то подшить, но она сказала, что тоже его не видела.
- Гм… я носил свой костюм в чистку и прихватил ваш – какой смысл нам обоим ходить в одном и том же направлении, - рассеяно сказал я. – Вы спали, и я взял его без вашего позволения, уж вы меня простите.
- Да, ничего – спасибо, это было очень любезно с вашей стороны.
Я усмехнулся – этот человек смотрит на все сквозь розовые очки.
- Да какая там любезность – я просто не хочу больше ничего слышать о нафталине. Что, этот запах преследовал вас и прошлой ночью?
Он болезненно поморщился, но, кажется, плечо его здесь было ни при чем.
- Я просто ненавижу этот запах, возможно, я слишком чувствителен к нему.
Но я не собирался так легко сдаваться и так и сказал ему:
- Рассказывайте, доктор, за этим явно скрывается какая-то история.
- Да нет, ничего, - как-то нервно забормотал он, натягивая на себя сползающий плед.
- Рассказывайте, доктор. Мы как раз сможем обсудить это за то время, что осталось до ужина.
Он слегка покраснел и заерзал под своим пледом.
- Ну … на самом деле это не так уж важно, но, - он взглянул на меня, я ответил ему прямым взглядом, тогда он смутился и продолжал. – Мне было тогда лет семнадцать, я приглядывал за двухлетним соседским сынишкой, пока его родители ездили в город по делам. Пока я разогревал ему ужин, он спрятался где-то в доме. Поскольку, дом был не совсем знаком мне, я нашел его только через несколько минут …
- И … - продолжил я, так как на этом он запнулся.
- Он спрятался в гардеробе своей матери и только что затолкал себе в рот шарик нафталина. Я появился как раз вовремя, вытащил нафталин, но несколько секунд он все-таки находился у него во рту, - сказал он, смущенно проводя рукой по волосам.
- Вся комната жутко пахла нафталином, - глаза доктора вспыхнули от гнева.
- Но … он же очень токсичный.
Он кивнул.
- Так и есть. Но, … я уже давно хотел быть врачом, еще до того, как поступил в Лондонский Университет, и много читал по медицине и о помощи в различных ситуациях, даже не думая, что мне это очень пригодится. Но когда это случилось …
- И вы знали, как помочь ребенку, проглотившему нафталин…
- Хорошо, что он не успел проглотить его, но, тем не менее, какое-то время после этого он болел. Но я не пойму, почему я так морщусь даже при слабом запахе нафталина… ведь прошло уже двенадцать лет…
Значит, ему двадцать девять лет. Он только на два года старше меня. Странно… Мне казалось, что он старше.
- Да, это необъяснимо. Люди не любят какие-то запахи по разным причинам. Я, например, терпеть не могу антисептический запах, который всегда присущ вам, медикам – он всегда напоминает мне о больнице, - сказал я, содрогаясь при этом воспоминании.
- А я никогда даже не замечаю его, если только он не очень сильный, - заявил доктор, тревожно взглянув на меня.
- Я не имел в виду, что вы пахнете больницей, доктор, - добавил я, усмехнувшись в ответ на его встревоженный вид. – Я просто привел пример.
- А-а, - вздохнул он с облегчением.
Следующие полчаса мы провели, обсуждая силу и воздействие различных запахов ( и я снова поразился его начитанности и осведомленности о даже не особенно распространенных и относительно новых медицинских теориях), пока не распахнулась дверь, заставив нас обоих вздрогнуть, и не вошла наша грозная домохозяйка.
- Доктор, я думала, что вы отдыхаете, - строго сказала миссис Хадсон, накрывая на стол.
- Я отдыхал, миссис Хадсон, - торопливо ответил мой компаньон, прежде чем я смог признаться в своем проступке. – Мы разговариваем всего несколько минут.
Леди бросила на меня скептический взгляд, спросила, хотим ли мы еще что-нибудь на ужин, и, получив отрицательный ответ, удалилась.
- Еще один пример того, что бывает ложь во спасение? – сухо спросил я, (но с известной долей благодарности), когда мы сели за стол. – Это было очень любезно с вашей стороны покрывать мой промах.
- Возможно, но я просто хочу получить десерт, - заявил он вполне серьезно.
Я усмехнулся, почувствовав, что мое раздражение растаяло после нашей беседы и вкусного ужина – мой обед в итальянском кафе только возбудил аппетит.
- Кстати … - после неловкого молчания я попытался возобновить разговор.- Миссис Хадсон сказала, что вы ассистировали в местной больнице?
Он кивнул, проглотив кусок свинины и запивая его водой.
- Стэмфорд свел меня с одним знакомым, которого он встретил в клинике – я смогу заменять его, пока он навещает пациентов или просто отсутствует. Приятный человек, профессионал, знает свое дело. И, к тому же, его практика находится в Паддингтоне, так что я смогу спокойно ходить туда пешком в любую погоду, - с энтузиазмом сказал он.
Стэмфорд всегда был чертовски общительным типом и к тому же постоянно лез не в свое дело. Не сомневаюсь, что он регулярно подогревал любопытство доктора и подавал ему идеи, как получить обо мне больше информации.
Внезапно внизу звякнул звонок, и вскоре появилась миссис Хадсон с телеграммой для меня. Не успел я вскрыть конверт, как на лестнице раздался топот маленьких ног, и миссис Хадсон возмущенно вскрикнула, отчего доктор даже вздрогнул и пролил воду из стакана на свою тарелку.
- Все в порядке, миссис Хадсон, я знаю этого мальчика, - вовремя вмешался я, иначе беднягу Берта за ухо стащили бы с лестницы. - Я пошлю с ним ответ.
- Вы слыхали, шо сказал мистер `Олмс, пустите меня, - пропищал мальчишка, а миссис Хадсон недоверчиво посмотрела на меня.
- Миссис Хадсон, я уверен все будет в порядке, - умиротворяющее заявил доктор, хотя его лицо было мокрым от импровизированного душа, и выглядел он довольно комично.
Домохозяйка удалилась, что-то проворчав себе под нос, доктор принялся вытирать себе лицо, а мой мальчишка переминался с ноги на ногу, застыв в дверном проеме.
- Берт, что за идея, так вторгаться в дом, когда моя домохозяйка сказала тебе ждать внизу? – строго спросил я, разворачивая телеграмму.
- Я просто хател пасматреть, где вы теперь живете, - честно признался шалопай, - я не знал, что она так расстроится.
- Теперь будешь ждать внизу – это не Монтегю-стрит, и миссис Хадсон совсем не такая, как миссис Дадли, ты слышишь меня?
- Да, сэр, - проговорил мальчишка, с интересом оглядываясь по сторонам.
Читая телеграмму, я заметил, что доктор выжидающе смотрит на меня, но мне было не до того.
Телеграмма гласила следующее:

«Завтра в то же время у меня тчк Майкрофт»

Оставит он меня когда-нибудь в покое? Я с трудом сдержал возмущенный возглас, устало провел рукой по лбу и обернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как доктор угощает моего посыльного куском сахара, снискав, таким образом, его расположение без официального представления. Да, его, видимо, надо представить.
- Доктор, это Берт – он и его друзья выполняют кое-какие мои поручения, приносят послания и т.д. Берт, это мой компаньон, доктор Уотсон, - механически сказал я, хмурясь и думая, что бы такое ответить на телеграмму.
- Хелло! – прочирикал Берт, его рот был занят сахаром.
- Хэлло! – в тон ему ответил доктор, его глаза и лицо осветились улыбкой, несмотря на то, что тарелка и скатерть были залиты водой. Наверняка, он любит детей. Впрочем, видимо, он относится к тому типу людей, которым нравятся все, и если учесть, как терпимо он относится к моей эксцентричности, то это так и есть.
Берт дернул головой и повернулся ко мне. Будет ответ, мистер Олмс?
Я вздохнул и, скомкав телеграмму, бросил ее в мусорную корзину.
- Нет, Берт. Принеси мне бумажник, он в моем пальто в передней. И не вздумай стащить оттуда что-нибудь, - сухо добавил я, когда он побежал в холл. – Я точно знаю, сколько там было денег.
Доктор добродушно рассмеялся и приступил к своему пудингу, (который, к счастью, не намок), а я, вытащив из бумажника шиллинг, вручил его мальчугану.
- Спасибо, мистер Олмс. До свидания, жентмены, - живо проговорил тот, убирая свое сокровище в карман и сбегая вниз по лестнице.
Минутой позже можно было услышать, как он что-то кричал в свою защиту на великолепном диалекте кокни, ибо наша хозяйка начала отчитывать его за грязь в прихожей.
- О боже… - сказал доктор, взглянув на меня. Но тут его веселье пропало.
- Плохие новости?
- Нет-нет, доктор, - вздохнул я. – Просто неприятные. Достойное завершение для бестолкового дня.
- Может, тогда вам стоит пораньше лечь спать, - посоветовал он.
И тут мы услышали на лестнице шаги нашей хозяйки.
- И не просто пораньше, а немедленно, я думаю, это будет благоразумно, добавил он, взглянув на мою несчастную физиономию.
- Я не хочу, чтобы вы остались один с …
- Идите же. И не забудьте взять ваш пудинг, - со смехом прибавил он, когда я, не тратя времени даром, направился в спальню.
- Можете его съесть, - откликнулся я, прихватив трубку и закрывая дверь.
Совет его, кстати, неплох, и я, пожалуй, воспользуюсь им. Я так и остался в спальне, чтобы снова его не разбудить (судя по воцарившейся тишине, успокоив нашу разгневанную хозяйку, доктор уснул), а теперь я и сам уже засыпаю.
И что, черт возьми, опять нужно Майкрофту?

На сайте fanfiction.net есть такая традиция: берется какое-то слово(чаще всего на букву"b"от 221b) и пишется маленький фанфик, буквально на страницу или даже меньше, бывает , это просто несколько строк. Ввела этот обычай KCS, если я не ошибаюсь, это как раз автор "Дневников ШХ". Приведу здесь небольшой пример. Но тут уже пошли в ход и другие буквы

Корочка

- Что вы сделали?
- Конкретнее, Уотсон.
- Скажу конкретнее. Сейчас я сделаю некоторые умозаключения. И объясню, как пришел к ним, как это делаете вы…
- Это было бы занятно!
- … а вы, без сомнения, скажете, что мои выводы ошибочны. Но, тем не менее, я попытаюсь.
- Я весь внимание.
-Сэндвичи, которые приготовила для нас миссис Хадсон, слегка пережарены. Корочка даже чуть-чуть подгорела.
- Совершенно верно.
- Отсюда я делаю вывод, что вы чем-то расстроили ее за то время, что меня не было.
- Превосходно!
- Благодарю вас. Так я повторяю, что вы сделали?

И еще одна порция счастья...Прошу любить и жаловать.

Дневник Шерлока Холмса. Продолжение.

11 февраля 1881 г.

Ха! Доктор, кажется, теряет терпение в наших вербальных поединках, так как его вопросы обо мне становятся все более прямыми. А сегодня он совершил подвиг, на который я считал способным только своего брата – он одержал надо мной верх в нашей очередной словесной дуэли. Но начнем сначала…
Сегодня за обедом (все утро я провел в лаборатории) он прямо спросил меня, занимаюсь ли я медициной или химией, и был крайне разочарован, когда я просто ответил:
- Нет. Передайте, пожалуйста, соль.
И, все.
Но я чувствовал, что только разжег его любопытство, и доктор дал мне это понять весьма необычным способом, когда после обеда мы оба сидели в гостиной; он лениво листал мою книгу о ядовитых растениях, а я снова бился над своей статьей.
- «Колладиум… может разъедать кожу и глаза. После взаимодействия с ним нужно обязательно вымыть руки, - прочел он вслух.- Холмс, мне кажется, нам надо завести домашнее растение.
- Из числа тех, что упоминаются в этой книге?
-Нет-нет, что-нибудь менее эксцентричное. Ну, понимаете, скоро весна, - уныло произнес он, подходя к окну и поглядывая на улицу, покрытую коркой льда. – У миссис Хадсон в холле стоит прекрасная аспидистра и она очень освежает общий вид.
- Пожалуйста, доктор, - сухо сказал я. – И полагаю, Венера-мухоловка внесет больше разнообразия в нашу жизнь, чем обычная комнатная зелень.
Он засмеялся и закрыл книгу.
- Только не говорите, что она у вас уже была. Это бы меня не удивило.
Я усмехнулся.
- Нет, доктор. Единственное растение, которое у меня было, это папоротник, который подарил мне один клиент. Это было еще на другой квартире.
- В самом деле?
- Да, - сказал я, рассеянно рисуя что-то на листе бумаги. – К сожалению, он прожил у меня только неделю.
- А где он у вас стоял?
- На полке. Больше нигде не было места.
- А где была полка?
- На стене, доктор, - куда еще по-вашему вешают полки?
Он усмехнулся, и, откинувшись на спинку кресла, потянулся за сигарами.
– Я имею в виду близость к окну.
- На противоположной стене, рядом с клозетом, - я пожал плечами и вернулся к статье. – Что это имеет какое-то отношение к жизни папоротника?
Он замер с сигарой в руке и озадаченно посмотрел на меня:
- Холмс, вы хотите сказать, что бедный папоротник был лишен солнечного света?
- Солнечного света?
- Не удивительно, что он погиб…, но вы хоть поливали его?
- Гм … думаю, что… наверное, да.
- Ладно, обойдемся без растений, а то если я вдруг куда-нибудь уеду, они у вас, наверняка, погибнут.
- Как хотите, доктор, - проворчал я, снова пытаясь взяться за свою работу.
Он хмыкнул и начал перелистывать страницы.
- «Дифенбахия, - прочитал он, - выглядит безвредно, но обладает едким раздражающим эффектом.»
- Гм…
- Как некоторые люди, - насмешливо бросил он.
Это что вызов?
Я усмехнулся, но не поднял головы от своей писанины, что, видимо. еще сильнее его раззадорило, так как он возмущенно фыркнул и перевернул страницу.
Вам шах, доктор.
- «Опиум маковый», - продолжил он.
Он что будет читать вслух названия всех растений? Я так никогда не закончу эту чертову статью, так как надо признать, что наш разговор занимал меня гораздо больше.)
– Разве не странно, как одно растение может служить и добру и злу? Опиум и другие наркотики в малых дозах используются для медицинских целей, но в больших вызывают наркотическое действие, результатом которого может быть даже летальный исход.
- Это верно. Прошлой осенью в Ист-Энде произошла целая серия убийств в опиумных притонах, - рассеянно констатировал я, быстро набрасывая заключение к статье. – Просто отвратительно, по крайней мере, пятнадцать человек за три ночи, их трупы выбросили в реку. Оказалось, что владелец притонов, некто Питер Ластер, был просто наемным убийцей – он принимал заказы на устранение неугодных кому-то людей. Если я не ошибаюсь, он приговорен к пожизненному заключению.
- Судя по всему, у вас большая осведомленность относительно криминальных событий. Уже не первый раз я слышу, как вы говорите о различных мерзостях, что происходят в Лондоне и его окрестностях, - осторожно заметил он.
- Да, я стараюсь быть в курсе этого, - и я снова уткнулся в бумаги.
Шах.
Доктор промолчал – я поднял на него глаза – на его лице и любопытство, и разочарование.
Но молчим оба, тишину нарушает только скрип моего пера.
- Гм… Опунция поликанта, - прочитал он, - встречается в основном в Америке.
- Из семейства кактусовых, - не глядя, дополнил я.
- Точно, - холодно подтвердил мой компаньон.- Его шипы не позволяют любопытным не только дотронуться до него, но даже подойти поближе, и только более смелый исследователь, сумевший благополучно миновать эти колючки, сможет проникнуть к самому сердцу растения и получить оттуда драгоценный сок, который там содержится. Восхитительное растение.
- Как некоторые люди?
- Вот именно… - сухо согласился доктор. Тут он зевнул, положил книгу на стол и пошел вздремнуть в свою комнату, захватив еще одно одеяло.
Четверть часа спустя, покончив со статьей, я взял эту книгу, чтобы поставить на полку и между делом заглянул в содержание…
… сначала почувствовал что-то вроде досады, но минуту спустя она уступила место восхищению. В книге не было ни слова про опунцию поликанта…
Вам мат, мистер Холмс! Прекрасная работа, доктор.


11 февраля 1881 г.

23 часа 37 минут.

В такие ночи, как эта, я часто задаю себе вопрос, почему я выбрал такую странную профессию, ведь мог бы заниматься чем-то менее рискованным, как мой брат, например, или стать химиком, или даже врачом. Вместо этого я выбрал (вернее, даже создал) профессию единственного в мире детектива-консультанта.
Да уж, детектив-консультант…в последнее время мне гораздо больше приходиться бегать по Лондону и ввязываться в различные конфликты в темных переулках, чем консультировать, и с каждым разом работа моя становится все опаснее. Как бы хотелось распутывать какое-нибудь дело, сидя в удобном кресле, но нет, не обходится без беготни, ползания по каким-нибудь складам и обыкновенной драки. Боюсь, в один прекрасный момент удача изменит мне и… Вот как сегодня, например, меня вполне могли сбросить в Темзу – не самый приятный способ провести вечер…
Ну, по крайней мере, это ужасное рыбное дело раскрыто. И подумать только, как невинно все начиналось - с похищения какого-то там палтуса, а в результате меня чуть не задушили, и наверняка бы, сбросили с моста, если бы не один проницательный констебль, проявивший большую сообразительность (я рекомендовал его Лестрейду, этот парень явно заслуживает большего, чем обходить рыбные рынки, вылавливать пьяниц, проституток и бог знает кого-еще). Он вмешался в нашу потасовку, проявив большую отвагу и смекалку, короче, произвел на меня неизгладимое впечатление.
Отдышался слегка, черт, как болит горло (не дай бог, если завтра доктор увидит меня без воротничка – эти синяки у меня на шее наверняка привлекут его внимание, а это совершенно лишнее, он и так любознателен сверх всякой меры); поблагодарил своего спасителя – его зовут Стенли Хопкинс, и мы вместе препроводили задержанных в Скотланд Ярд.
Лестрейд был явно не в восторге - ну еще бы, ведь это уже вторая преступная группировка, которую я поверг к его ногам за этот месяц – он что-то проворчал насчет запрещенных приемов и скорчил такую гримасу, что я решил немедленно ретироваться…
И вот час назад я вернулся домой, доктор уже спит, и это просто замечательно, значит, я смогу беспрепятственно воспользоваться каким-нибудь средством из его чемодана, избегая его вопросов. Вообще-то, пора заканчивать с делами в той части Лондона да еще и в ночное время, - честно говоря, был момент, когда я думал, что для меня все кончено, что было довольно логично, учитывая тот факт, что мне пришлось иметь дело с тремя вооруженными головорезами. Меня до сих пор трясет, перед сном, пожалуй, стоит сделать глоток бренди, и может даже не один…


12 февраля 1881 года
Должен записать это сейчас, пока не забыл, чтобы утром понять, что мне это не приснилось, и на свежую голову поразмыслить о том, что произошло на самом деле и как я должен к этому относиться. А сейчас я, увы, не в том состоянии…
Видимо, во всем виновато мое живое воображение – оно не оставляет меня в покое даже ночью, вызывает к жизни какие-то образы, причем не самого приятного характера – я имею в виду ночные кошмары. Без сомнения, свою роль здесь сыграли мой род занятий и целый ряд вредных привычек, однако Майкрофт утверждает, что и в детстве мне часто снились страшные сны, а впечатления от моей профессиональной деятельности только все усугубили.
С тех пор, как я переехал на Бейкер-стрит, ничего подобного мне не снилось, хотя на Монтегю-стрит такие сны временами случались. Я думаю, это было отчасти благодаря крысам, наводнявшим эту ужасную дыру, отчасти живому воплощению ночных кошмаров, которому я платил квартирную плату. Но после переезда, как я уже говорил, никакие кошмары меня не преследовали. До этой ночи…
Я не собираюсь поведать здесь детали вышеупомянутого сна (во-первых, в этом нет необходимости, а во-вторых, это было бы довольно болезненно), достаточно сказать, что события этого вечера предстали там в гораздо боле мрачном свете и оказались гораздо мучительнее, чем они были в действительности. Вскрикнув, я проснулся в холодном поту, и все еще видя разрозненные фрагменты моего кошмара.
С минуту я тупо смотрел на потолок, пытаясь отдышаться и прийти в более хладнокровное состояние, причем очень успокаивающе подействовал на меня мягкий свет, пробивающийся из-под двери гостиной. И только через несколько секунд я осознал, что там не должно быть света, «по крайней мере, не в этот час», - подумал я, взглянув на часы.
А через минуту раздался осторожный стук в дверь. В паническом ужасе я быстро повернулся на бок и закрыл глаза. Неужели я кричал во сне? О, нет…
Я приложил всю волю, чтобы дышать тихо и ритмично и… вовремя; дверь медленно открылась, и я услышал мягкий шепот:
- Холмс? Вы спите?
Слегка вздрогнув, я тем не менее не сделал ни единого движения, а просто размеренно дышал, лежа с закрытыми глазами. И мне кажется, был очень убедителен в роли спящего. И, слава богу, ибо последнее, что я бы сейчас хотел, так это вести беседу о том, что мне привиделось и выслушивать, что говорит медицина о ночных кошмарах.
Ну вот, слышу приближающиеся шаркающие (из-за хромоты) шаги, хотя и совершенно приглушенные ковром. Небольшая пауза, и я чувствую, как беспорядочно обмотавшееся вокруг меня одеяло, мягко (так мягко, что я едва это ощущаю), вынимают из-под моих рук. Еще минута, и я заботливо укрыт одеялом. Настороженно лежу, не смея открыть глаз и соблюдая полнейшую неподвижность. Слышен тихий всплеск – как будто где-то наполнили водой стакан. И затем слабый звук у моего изголовья – видимо, стакан поставили на мою тумбочку.
И снова тихий шепот:
- Бедняга! – и затем звук удаляющихся шагов и звук закрывшейся двери – комната вновь погрузилась в темноту и безмолвие, правда не такие зловещие, как прежде.
Подождав немного, я приоткрыл глаза, и. увидев, что остался в одиночестве, сел на кровати, сильно озадаченный происшедшим.
Прежде всего, какого черта он не спит так поздно, то есть так рано? В три часа утра?
Во-вторых, что он делал тут, рядом со мной? Какой-то загадочный медицинский инстинкт, потребность заботиться о предполагаемом пациенте?
Нет, если серьезно – ему просто необходима медицинская практика – для полного счастья ему нужно кому-то помогать. А мне совсем не хочется быть подопытной крысой для его медицинских инстинктов.
В- третьих, пара глотков воды из этого стакана оказали просто чудотворное влияние на мое больное горло, но почему оно до сих пор болит? Или это реакция на мой ночной кошмар?
В-четвертых, это его «бедняга» прозвучало не жалостливо и не снисходительно, как можно было бы ожидать от другого человека. Скорее в этом слове было… сочувствие?
Таким образом, я мог ответить на свой первый и четвертый вопрос. И в какой-то степени, на третий. Но второй… это загадка. Почему вместо того, чтобы держаться от меня подальше, он пришел сюда, чтоб узнать в каком я состоянии?
Ужасно, что сейчас еще только четверть четвертого, и мне придется пока остаться в постели с зажженной свечой, так как, судя по шагам за дверью, он все еще не спит, и бог знает, что он там делает.
Хочу курить. Но если я не посплю хоть немного, то утром буду совершенно бесполезен для своего клиента и вообще для кого бы, то ни было, так что лучше отложить трубку и попробовать заснуть. Может, мне повезет, и я смогу спокойно провести остаток этой ночи.
Все остальное завтра.



12 февраля 1881 года

14 часов 20 минут

Почему-то мне кажется, что хорошему адвокату не будет стоить труда доказать, что братоубийство - это убийство при смягчающих вину обстоятельствах.
Но если бы правительство не снабдило моего брата массой телохранителей, и если б я сам не считал полным абсурдом убрать человека, который контролирует судьбы Европы, и если бы я ни смотря ни на что не испытывал к нему какую-то непонятную и совершенно нелогичную привязанность, то… я сам пошел бы к Лестрейду и заявил, что замышляю преднамеренное убийство.
Потому что иногда он совершенно невыносим!
Казалось бы, день и так был не особенно удачен, но нет! Мало того, что полночи я не спал (хорошо хоть на этот раз обошлось без кошмаров, и на том спасибо), так во время завтрака принесли телеграмму от Майкрофта, написанную в его обычной манере:
«Шерлок тчк Надо увидеться немедленно тчк Срочно тчк Майкрофт».
И что примечательно - хотя я вовсе не обязан подчиняться брату ни по закону, ни как то еще, - цена за неподчинение слишком высока, чтобы я мог позволить себе подобную роскошь. Мой брат довольно злопамятен, и хотя он не часто тратит свою драгоценную энергию на месть, но месть эта довольно изощренна (в этом я убедился на собственном опыте), так что лучше не рисковать.
Когда я вышел сегодня в гостиную, доктор все еще спал на диване (и я был страшно горд тем, что до сих пор не разбудил его – это стоило мне не малых усилий, и если он это не оценит, то вряд ли я буду так напрягаться в следующий раз), и я был рад, что не надо отвечать на вопросы о телеграмме. Я бросил ее в огонь, убедился, что оставил доктору достаточно кофе и ушел, не перемолвившись ни с кем ни единым словечком, что само по себе является рекордом.
Времени у меня в запасе было только час, перед тем, как Майкрофт уедет в Уайт-холл, и он хорошо знал это, когда посылал телеграмму – он обожал, чтобы люди сломя голову кидались выполнять малейшие его желания, но я вовсе не принадлежал к числу его бесценных послов и министров.
Именно это я и сказал ему отнюдь не в двусмысленных выражениях, когда самолично вскрыв замок, вошел в его апартаменты. Конечно, он не пришел в восторг (хотя я этого и не ждал) ни от моих слов, ни от того, как я попал в его комнату.
- Шерлок!
- Послушай, это не моя вина, что правительство так плохо заботится о твоей безопасности, - заявил я, - если бы я был убийцей – довольно заманчивая идея – то убил бы тебя прежде, чем ты поставил бы на стол свою чашку.
- Хочешь держать об этом пари? – спросил братец, указав мне на свободный стул своей пухлой рукой.
- Думаю, нет. Лучше скажи, чего ты хочешь от меня, Майкрофт?
- Ты поел?
- Да, но очевидно, не так много, как ты, - съязвил я, указывая на стол, уставленный пустыми тарелками.
- Шерлок, я считаю, что тот, кто ведет активный образ жизни, должен, как минимум, хорошо питаться для своего же собственного блага, - нравоучительно ответил он, заканчивая шестую сосиску.
- Брат, я не думаю, что ты позвал меня сюда, для того, чтобы обсуждать мое питание или мое здоровье. Может тебе трудно в это поверить, но я занят, и совершенно не планировал этого визита. Какого дьявола тебе нужно?
- Шерлок… ты всегда так прямолинеен? – он вздохнул и откинулся на спинку стула.
- Майкрофт… - прошипел я, стиснув зубы.
- Шерлок, пожалуйста, возьми вот это, - сказал он, доставая из кармана какие-то карточки и через стол передавая их мне.
- Театральные билеты?
- Ты, конечно, знаешь, что на этой неделе в «Глоб» ставят «Гамлета»?
- У меня нет обыкновения следить за такими вещами, если только в театре не произойдет какого-нибудь преступления.
- Вот именно. В любом случае завтра вечером я вынужден сопровождать на этом спектакле Его… в общем, одного иностранного гостя, - заявил мой брат, всем своим видом изображая великосветскую скуку. – И так как я считаю, что тебе совершенно необходимо куда-то выходить, помимо полицейского участка, то предлагаю тебе билеты на этот спектакль – в совершенно другой ложе, я вовсе не хочу, чтобы ты соприкасался с моим гостем, а то у него сложится неверное представление об англичанах.
Я оставил без внимания его укол, (получая подобные колкости на протяжении многих лет, я приобрел что-то вроде иммунитета) и взглянул на билеты с еще большим подозрением.
– Но тут два билета.
- Твоя наблюдательность не имеет себе равных, Шерлок.
- Не смешно, Майкрофт. Что ты хочешь этим сказать?
- Ну, ты вряд ли пойдешь в театр один? Уверен, что найдется человек, который потерпит твое общество в течение двух часов, ради того, чтобы посмотреть известный спектакль.
Я бросил на него самый грозный взгляд, на какой был способен.
- Майкрофт, я не хочу идти в театр с кем бы то ни было.
- Я надеялся, что мне не придется превращать свое предложение в требование, брат, но ты не оставил мне выбора, - вздохнул он.
- Что? Требование? О чем ты говоришь?
- Шерлок, просто ты должен преодолеть свои комплексы отшельника, - мой брат демонстративно закатил глаза.
- Я? И это говорит человек, который состоит в самом молчаливом клубе Лондона?!
- По крайней мере, я состою в клубе, Шерлок - ты же отказываешься вступить даже в него. И я отдаляюсь от людей, чтобы сохранить ясность ума в интересах внутренней и внешней политики, а не потому, что я циничный мизантроп.
- Извини, но я не согласен.
- Твое мнение по этому вопросу достаточно спорно и меня совершенно не интересует. Это не здорово, Шерлок, что ты занимаешься только своей работой все время своего бодрствования и даже в то время, когда ты должен спать!
- Ты начинаешь говорить, как Уотсон, - раздраженно обронил я, так как он сводил меня с ума своим вздором. И как ему только в голову пришло сказать мне, что нужно меньше работать?
- Это говорит в его пользу, раз он говорит тебе то же самое, - ответил Майкрофт и я увидел искру интереса в его водянистых глазах.
О нет, мне хорошо знаком этот взгляд…
- Уверен, он бы пошел с тобой на спектакль.
- Я не поведу его туда, где будешь ты, Майкрофт, - яростно воскликнул я.
Мой брат рассмеялся.
- Я, как обычно, не собираюсь ни перед кем обнаруживать, что знаю тебя, это не раз помогало мне не оказаться в затруднительной ситуации. Но ты пойдешь на этот спектакль. И к тому же мне было бы интересно взглянуть на этого джентльмена, - задумчиво проговорил мой брат, - на любого, кто может жить с тобой… сколько уже? Месяц?
- И пять дней! – огрызнулся я.
- Вот именно. Если он живет с тобой так долго и все еще тебя не убил, то он лучше меня. Мне любопытно, Шерлок, просто любопытно.
- Я не пойду на этот чертов спектакль.
- Пойдешь, - спокойно ответил Майкрофт, - если не хочешь, чтоб полиции стало известно, что ты скрыл от них имя настоящего преступника в Брукстонском деле.
Несмотря на всю свою силу воли, я почувствовал, что бледнею.
- Ты сказал, что уничтожил все …
- Ну конечно, нет, Шерлок. Должен же я как-то шантажировать тебя.
- Майкрофт, ты не осмелишься!
- Ты берешь эти билеты или нет?
Пробормотав все, что я о нем думаю, я схватил билеты и засунул их в карман.
- Ты невыносим!
- Спасибо, Шерлок. Выпьешь чаю перед уходом?
Насупившись, я сказал, что следует сделать с его чаем, но брат мой снисходительно улыбнулся и налил себе еще одну чашку.
– Значит, хоть и на расстоянии, я увижу тебя завтра вечером. И доктора – или ты хочешь, чтобы я нашел леди, которая могла бы тебя сопровождать?
- Шантаж – это одно, Майкрофт, пытки – совсем другое.
- О господи, Шерлок, - вздохнул он, прихлебывая чай с таким удовлетворенным видом, что мне захотелось придушить его собственными руками.
- Это все, брат мой? – выдавил я сквозь стиснутые зубы.
- Абсолютно. Не забудь закрыть дверь, когда будешь уходить - ведь ты уже уходишь? - а то очень холодно.
Ругнувшись, я встал, чтобы уйти, но на полпути остановился, услышав довольный голос Майкрофта:
- А ты поправился, Шерлок!
Я бросил на него убийственный взгляд.
- Тебе это идет. Мои благодарности и поздравления твоей новой домовладелице.
- До свидания, Майкрофт!
Я от всей души хлопнул дверью.
Когда я вернулся домой, доктора не было, а миссис Хадсон сообщила, что он решил обойти благотворительные больницы города, узнать, где может понадобиться его помощь. Но его до сих пор нет и благодаря этому, у меня есть время подумать, как бы уговорить его пойти со мной на это чертово представление.
Черт возьми, даже не представляю, как бы ему это сообщить. Может, ему даже не нравится Шекспир, и тогда вряд ли он туда пойдет только для того, чтобы наслаждаться моим обществом (а это довольно сомнительное удовольствие).
Что делать? Чем бы мне заманить его туда? Причем я далеко не уверен, что сам смогу провести целый вечер в обществе другого человека и при этом сохранить ясность рассудка и не свести с ума своего спутника. И о чем только думает Майкрофт?
И кстати… Я что, правда, поправился?!

Давно не заходила в свой дневник. Зашла - показалось мрачновато.
Поменяла дизайн. Пусть будет больше позитива.
Может, таким образом, будет больше желания сюда заходить. Со своими переводами и не только.

Ну, и очередная порция "Дневника ШХ"

6 февраля 1881 г.

Вчера я впустую потратил время – вернулся только к ужину, мокрый как мышь и без особых результатов.
Сегодня утром дела обстоят не лучше – погода, правда, не такая мерзкая, как вчера, по крайней мере, нет дождя. С утра я был в суде, где выступал свидетелем на процессе Уайлдера, и вернулся домой голодный, как волк (потому что к ужасу миссис Хадсон, завтракать не стал.)
И что же ждало меня в гостиной? Оба окна открыты, газеты разлетелись и среди всей этой вакханалии доктор преспокойно читает свои бесконечные книги.
- Честное слово, доктор! Вы знаете, сколько сейчас градусов на улице?
- Свежий воздух еще никому не повредил, - ответил он, - особенно, если учесть, что прошлой ночью вы здесь курили, и дышать было просто нечем.
Я удивленно поднял бровь – видимо, это потепление вернуло ему боевой дух и еще раз показало, что у этого человека явно есть характер. Давно я не встречал человека, который был настолько смел (или глуп), что позволял бы себе со мной пререкаться. Восхитительно.
- Кстати, утром к вам приходили.
- Да? Случайно, не Лестрейд?
- Нет, но пришла телеграмма, возможно, от него, - доктор помахал желтым бланком и положил его рядом с моей тарелкой.
- Кто же тогда?
- Она сказала, что является вашей клиенткой – мисс Вайолет Халверстон. Блондинка с большими голубыми глазами… прекрасная молодая леди.
Последнее было сказано таким оценивающим тоном, что я не смог сдержать усмешку.
- Да, это клиентка, - подтвердил я, разглаживая складки на своем халате.
- Счастливчик, - тихо пробормотал мой компаньон.
Я усмехнулся и приступил к супу, который принесла миссис Хадсон.
- Что ей было нужно?
- К сожалению, вы, - сказал он, делая недовольную гримасу, что вызвало мой смех.
- Уверяю вас, доктор, она приходила по делу.
- Гм..
- Уотсон!
Господи, ну что это еще за намеки! Даже, если он шутит – все равно.
Доктор рассмеялся моему возмущению и с аппетитом приступил к еде. Когда к нему вернулась серьезность, а ко мне – привычный цвет лица, я поинтересовался, что все-таки хотела клиентка. Не застав меня дома, она попросила, чтобы я зашел к ней сам. Часом позже я так и сделал.



Он нашел мой револьвер!
По возвращении войдя в гостиную, я застал доктора на диване у горящего камина.
- Это случайно не ваше, Холмс? – спросил он, осторожно протягивая мне револьвер.
- Где же вы нашли его?
- Я только что на него сел, - сухо ответил доктор. – Он был засунут между спинкой дивана и диванной подушкой. Если вы оставляете, где попало заряженное оружие, неплохо бы предупреждать об этом.
Я нахмурился, услышав эту отповедь, но конечно, она была вполне заслужена. Безусловно, чтобы произошел выстрел, надо было, конечно, взвести курок, но, тем не менее, оружие остается оружием, и больше я не сделаю такой ошибки.
Так я и сказал доктору, и его лицо прояснилось, когда я торопливо разрядил револьвер и убрал его в свой стол.
- Я вижу, доктор, вы были сегодня на Беркли-сквер, - заметил я, увидев грязь на отвороте его брюк.
Он лениво перелистывал свой роман, но тут остановился и настороженно взглянул на меня.
- Холмс, вы никак не могли этого узнать, если сами там не были, - веско заявил он.
- Нет-нет, доктор, сегодня я был в совершенно другой части города. Эта сероватая грязь на ваших брюках говорит именно об этом районе. Если бы вы были в Сент-Джеймс- или Гайд-парке, вы бы испачкались сильнее, и к тому же на одежде были бы скорее следы от мокрой травы, чем простая грязь, значит, вы шли по мостовой. В той части города, помимо парков, не так уж много мест, представляющих для вас интерес. Вчера я сам был в Вест-Энде и видел, что на Беркли-стрит раскопали часть улицы, и белая пыль на вашей трости подтверждает мое предположение о направлении вашей вчерашней прогулки.
- У вас очень острый глаз! – восхищенно воскликнул мой компаньон, взглянув сначала на брюки, а затем на трость. – И, очевидно, еще более острый ум.
- Спасибо, доктор, - его комплимент почему-то доставил мне большое удовольствие. Я и раньше имел случай показать ему свою наблюдательность, но еще никогда не использовал его самого в качестве объекта наблюдения. Доктор пришел в полный восторг, судя по тем заинтересованным и восхищенным взглядам, которые он бросал в мою сторону.
Подойдя к своему столу, я очень вовремя наткнулся на лежащую там телеграмму Лестрейда, подтверждающую, что завтра я должен явиться в суд. И кроме всего прочего, после суда он хотел бы обсудить со мной дело контрабандистов.
Но как же я ненавижу все эти процессы, все таки надо стараться, чтобы по возможности мое имя не упоминалось во всех этих газетных шумихах, ибо потом это тянет за собой мое непременное участие в судебной проволочке.