среда, 12 декабря 2018
22:34

Ужасное дело чарующего хироманта. Глава 1

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Что хочу сказать прежде, чем продолжить. У меня похоже появился некоторый комплекс в отношении этого цикла. И вот что я хочу пояснить.

В нем безусловно есть недостатки, и Холмс , как хоть в том же "Дневнике Шерлока Холмса", который я здесь выкладывала, выглядит несколько инфантильным, словно ему не двадцать, а по меньшей мере двенадцать. Порой мне кажется, что в этом есть некоторая роль Гранады.

Но.... В действительности таких фиков, которые нравились бы от и до очень немного, а может и вообще нет таких. Поэтому я обращаю внимания на фик, когда в нем затронута какая-то интересная или новая для меня тема, или там есть какой-то эпизод, который очень понравился и породил кучу мыслей и своих собственных фантазий.

Здесь такие моменты есть и их немало, но не могу сказать, что тут все идеально. Вот даже взять эту главу - по реакциям, по мыслям, по тому, как с ним говорит кузен , я могу представить Холмса-подростка, причем порой можно подумать, что он вообще был лишен воспитания - ну этим грешит не только этот фик. И из этого образа по-моему вышел Шерлок Камбербетча. Ну, это мое имхо)

Тем не менее, цикл мне понравился - своим Майкрофтом, очень живым и настоящим, и не менее настоящим Лестрейдом, не добреньким приятелем, а человеком со своими целями и амбициями, который явно своего не упустит. Ну, и прочими разными моментами, о которых я, в принципе, уже говорила.



Глава 1

Неисправимый мистер Майлс Холмс

Нашу жизнь определяет выбор. Что носить, что есть, где жить, как себя вести.
Лично я питаю зависть к человеку, который не обременяет себя ненужными соображениями и плывет своим собственным курсом по спокойному морю повседневности, руководствуясь лишь своими привычками и предпочтениями.
Возможно, подобная философия, полностью лишенная духа авантюризма, более пристала пожилым джентльменам, не желающим ничего менять в своей жизни и вполне довольным своей судьбой; однако, человек, неизменно страдающий от чужих прихотей, готов увидеть свои плюсы и в стабильности .
Я говорю это потому, что утром в ту пятницу, в феврале 1878 года, я, Шерлок Холмс, возомнивший себя хозяином своей судьбы, оказался полностью в подчинении у моего старшего брата. Если бы я мог выбирать, то был бы сейчас где угодно, но только не в Мэйфэре, где проживал мой кузен, Майлс, старший сын старшего брата моего отца.
Я предпочел бы быть заживо сваренным в кипящем масле, нежели переступить его порог; когда Майкрофт сказал, как можно было бы все устроить по его мнению, я понял, что на самом деле у меня нет другого выхода, кроме как подчиниться. Воистину счастлив человек, который может сказать, что его жизнь принадлежит лишь ему самому. Увы, в тот день я не мог сказать этого о себе.
И если я сказал, что оказался в этой ситуации по собственной прихоти, то явно кое-что преувеличил. То, что в моих глазах выглядело пустяком, имело огромное значение для замешанных в этом людей. Однако, решив стать детективом-консультантом, я считал, что буду заниматься чем-то более важным, нежели разоблачение фальсификаторов и шарлатанов. В этом деле все крутилось вокруг хироманта Риколетти – умеющего читать будущее по линиям на ладони – который вызвал волнение в светских кругах.
Благодаря удаче или расчету, он стал незаменим, до такой степени, что ни одна приличная свадьба не состоялась без его особого благословения. Он изучал ладони, узнавал будущее, и невеста с женихом могли быть уверены, что их совместная жизнь будет полна радости и счастья.
Исходя из того, что я прочитал и видел собственными глазами, уже одно это заверение заставило бы меня насторожиться и усомниться в этом малом. Редко можно встретить пару, которая никогда бы не ссорилась, хотя полагаю, что в каком-нибудь тишайшем городке Эссекса эту добродетель превозносят еще со времен Генриха Третьего. В городе Данмоу есть обычай ежегодно присуждать приз в виде куска копченой свинины супружеской паре, которая перед неким судом сможет доказать, что за долгие годы они ни разу не пожалели о том, что женаты.
Можно подумать, что либо добрый люд Данмоу обманывают, либо рост цен на свинину более благотворен для супружеского счастья, чем все памфлеты и мудрые увещевания влюбленным, вместе взятые.
Однако, независимо от того, во что вы верите - в свинину или в хиромантов – браки не должны заключаться, исходя из таких соображений. Если женитьба заключает в себе множество скорбей, а безбрачной жизни недостает удовольствий, как заметил доктор Джонсон, то человек, собравшийся свататься, стоит перед выбором. И попытка разрешить проблему этого выбора благодаря предсказанию судьбы походит либо на последнее отчаянное средство , либо говорит о том, что вы безнадежный оптимист.
Но я отклонился от темы. Я хотел сказать, что для меня с самого начала было очевидно, что Риколетти – мошенник, и, как все мошенники, он нашел свою легковерную публику, которая с готовностью верила ему и была недостаточно сообразительной, чтобы в нем сомневаться. В свое время, как это происходит в подобных случаях, выяснилось бы, что он просто лживый негодяй, либо же мода изменилась бы, и он сам сменил бы сферу деятельности на что-нибудь столь же изощренное.
Из общего ряда таких же обманщиков этого человека выделила трагедия, произошедшая в его ближайшем окружении, трагедия, стоившая жизни несчастному молодому человеку. На основании предсказания, сделанного Риколетти, достопочтенный Артур Бассетт слишком близко к сердцу принял известие, что в будущем ему суждено стать предателем, и решив не страдать от пращей и стрел жестокой фортуны , пресек все будущие несчастья, пустив себе пулю в лоб.
Никто из знавших его не мог поверить, что его ждет такое будущее или в то, что он так это воспримет. Для его скорбящей семьи, к которой принадлежал и премьер-министр, ничто не могло возместить эту потерю. Этот измученный человек, однако, надеялся, что можно найти способ как-то дискредитировать Риколетти прежде, чем он погубит еще одну молодую жизнь.
Законных путей решения этого вопроса следовало избежать любой ценой, ибо они могут повлечь за собой скандальный процесс из-за замешанных в деле известных лиц. Таким образом, премьер-министр обратился за помощью к моему брату, а он, в свою очередь, перевел стрелки на меня. И как мне было сказано, это дело нуждалось в «более тонком подходе, которым, как уверяет ваш брат, вы и отличаетесь».
Я, конечно, оценил такое доверие, но не сказал бы, что в последнее время тонкость подхода была моей сильной стороной. В последнем деле я допустил промах, сделав бессмысленными тайные исследования секретных махинаций и убийства в Тэнкервильском клубе, которые не один месяц вели некоторые правительственные департаменты, и в результате сам едва не погиб от раны. Единственным моим утешением было то, что правосудие настигло эту шайку похитителей алмазов и несколько убийц заплатят теперь за свои преступления. Вероятно, в силу всего этого я прямо таки идеально подходил на роль изобличителя Риколетти. И я был не в том положении, чтобы отказаться от этой чести.
Оставалось лишь взяться за осуществление этой миссии. Я обманывал себя, если думал, что то, что я не был вхож в дома, где принимали Риколетти, будет серьезным препятствием. Майкрофт, предусмотрительный до тошноты, все устроил и заручился согласием кузена Майлса в том, что он будет моим проводником и гидом по бурным и неисследованным водам светского общества. Вот с чего начал рушиться отличный во всех других отношениях план.
Кузена Майлса, или, если назвать его полным именем, Жоселина Майлса Сеймура Холмса, я никогда не встречал, но много о нем слышал – и очень мало лестного. Если верить всему, что пишут в разделе о светской жизни, то такой порок, как праздность, Майлс превратил в подлинное искусство. Он ничем особым, кажется, не занимался, кроме как переходил с одного званого вечера на другой, шокируя общество своими откровенными высказываниями обо всем и вся, и не отказывая себе в удовольствии посплетничать, пользуясь каждым удобным случаем. Он растранжирил несколько состояний, что было не так уж просто для того, кому был лишь тридцать один год, и, тем не менее, казалось, он все еще ухитрялся не докатиться до полного разорения. Он был пустой, тщеславный, высокомерный, ленивый, напыщенный… ему подошел бы любой эпитет, какой только можно найти в словаре для описания пренеприятнейшего индивидуума.
Хуже всего, что мы были кузенами. Я содрогнулся при мысли, что этот льстивый тунеядец может иметь фамильное сходство с Майкрофтом или со мной.
Говорю же, я бы скорее предпочел быть сваренным в кипящем масле. Но, увы, мне ничего не оставалось, как постучать в его дверь.
Дверь мне открыл мрачный субъект средних лет с печальным взором и манерами завзятого пессимиста, которого я принял за дворецкого; он провел меня в роскошную гостиную. Майкрофт уверял, что меня будут ждать, и дворецкий подтвердил этот факт, возвестив хозяину о моем появлении без лишней помпы и даже не взглянув на мою визитную карточку.
Мое первое впечатление от Майлса ни капельки меня не разочаровало. Несмотря на поздний час, он еще только завтракал; проглядывая свою корреспонденцию, он отхлебывал чай из зеленой с позолотой чашки из севрского сервиза, который прекрасно сочетался с роскошными обоями и портьерами, которые были украшены таким количеством золотистых кистей, какое только могло уместиться на ламбрекене.
Сам Майлс был облачен, как говорится, как подлинный эстет: светлого оттенка брюки, полуприталенный бархатный сюртук бордового цвета, с набивными лацканами и гвоздикой в петлице, изящный пурпурный шелковый жилет, отложной воротник рубашки и мягкий галстук. Мой кузен был одет с небрежной элегантностью, и думаю, чтобы достичь такого эффекта, ему потребовалось гораздо больше усилий, чем это могло показаться на первый взгляд. Еще более смело выглядела его шевелюра с длинными слегка завитыми волосами до плеч, создававшая вокруг его лица темный ореол , отчего его кожа казалась столь же бледной, как у мраморной статуи обнаженной молодой дамы, восседавшей на деревянном пьедестале у него за спиной.
В своем респектабельном черном костюме я ощущал себя какой-то серой галкой в обществе райской птицы и чувствовал себя из-за этого поразительно неуютно. Я сознавал, что меня осматривают и, несомненно, оценивают, и прошло еще несколько минут прежде, чем Майлс удостоил меня приветствия.
- Итак, - сказал он, отставляя в сторону чашку, - ты мой маленький кузен, Шерлок.
В другое время я бы оспорил это сомнительное утверждение. Сейчас, когда он встал, я увидел, что я абсолютно одного с ним роста, и крайне далек от того, чтоб считаться «маленьким». Но потом мне стало ясно, что имел в виду Майлс – более старший, он подчеркивал свой авторитет и напоминал мне весьма недвусмысленно, кто здесь хозяин. Я решил, что не буду цепляться к словам.
- Похоже на то, - ответил я, в точности скопировав его неискреннюю улыбку.
- Ну, я не видел тебя с тех пор, как… – он немного подумал. – Да собственно говоря, я вообще никогда тебя не видел, поэтому должен поверить тебе на слово, что мы и впрямь – родня. – Прищурившись, он окинул меня быстрым взглядом. – У тебя, бесспорно, нос Холмса. Конечно, хотелось бы, чтоб эти характерные фамильные черты бросались в глаза не столь явно, но приходится иметь дело с тем, что нам дарует мать-природа. Ты не присядешь? В этот час я не в силах выдержать даже малейшего официоза.
Он указал на место за столом напротив него, и как только я сел, тут же появился дворецкий, неся чашку и кофейник.
- Спасибо, Элджернон, - сказал Майлс. – Шерлок, ты завтракал? Нет? Очень хорошо. Это все, Элджернон.
- Твой дворецкий очень внимательный, - заметил я, когда мы остались одни.
- Лакей, - поправил меня Майлс. – Мне нецелесообразно держать дворецкого при нынешнем положении вещей.
- И какое же оно?
- Достаточно комфортное, кузен. В такой ситуации мне совершенно необходим Элджернон ,и он воплощенное благоразумие, такой слуга ценится на вес золота, если оно может являться мерилом в подобных делах. Позволю себе заметить, что если б такое было возможно, то мир должно быть перевернулся вверх ногами, ибо я – самое неблагоразумное существо из всех, живущих на земле. – Он взял со стола письмо и стал внимательно его проглядывать. – Если я правильно понял, Мими говорит, что ты желаешь , чтоб тебя ввели в более избранное общество, нежели то, в котором ты сейчас вращаешься.
- Мими? – не понял я.
Он бросил на меня выразительный взгляд.
- Твой брат, Майкрофт. О, прости, что я назвал его этим прозвищем, но как, черт возьми, можно назвать человека, который постоянно ныл в школе? Как он, кстати? Все такой же пухлый? Помню, что он питал слабость к конфетам и сыру, который сказался на его фигуре довольно пагубно.
До этой встречи мне очень мало было известно об отношениях моего брата с нашим кузеном, кроме того, что имея разницу в возрасте всего в несколько месяцев, они посещали одну и туже школу, а позже один колледж. Я пришел к заключению, что их отношения не всегда были дружелюбными, ибо Майкрофт говорил о Майлсе довольно расплывчато, что-то вроде «с ним трудно ужиться». И я начал понимать, почему.
Майлс, по натуре или же целенаправленно, был склонен к легкомыслию и был довольно жизнерадостным, и это делало его общество более приятным по сравнению с моим братом, собиравшемся основать клуб для необщительных лондонских мизантропов.
Я легко мог представить, что они плохо ладили друг с другом, и оба облегченно вздохнули, когда Майлс решил оставить свои занятия в Оксфорде и вести фривольную жизнь, не требующую большого интеллектуального напряжения. Смерть его отца, последовавшая несколько месяцев спустя, и свалившееся на него довольно солидное наследство довершили его превращение из неприметного деревенского сквайра в джентльмена из высшего общества. Он был очарователен, красив и обладал изысканными манерами – уж если и был человек, рожденный для такой доли, то это был Майлс.
И к своему неудовольствию я понял, что испытываю нечто вроде расположения к этому неисправимому шалопаю.
- Но должен сказать, - продолжал он, - что Мими был не вполне откровенен. Поэтому я должен спросить тебя: зачем?
-Зачем? – переспросил я.
Он посмотрел на меня с укором.
-Перестань, кузен. Есть только две причины, почему человек может пожелать выставить себя на такое вот всеобщее обозрение – это либо потребность в деньгах, либо в жене, причем одно не исключает другое. Одно из двух этих благ можно получить, получив другое, намеренно или случайно.
- Глядя на тебя, - сказал он, - я бы выбрал первое, поскольку, если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, то сможешь привлечь только моль.
Я оглядел себя.
- Почему?
Майлс театрально вздохнул.
- Мой дорогой мальчик, ты похож на живого скелета. Никогда я еще не видел, чтоб душа настолько непрочно была привязана к телу. Нет, я понимаю, что ты все еще не здоров, но это еще не причина, чтоб пустить дело на самотек и забыть о приличиях. Среди тех франтов, что мне известны, есть несколько симулянтов. Но уж поверь мне, что они не за какие коврижки не стали бы надевать на себя тот «образ», который «носишь» ты – я еще не встречал человека с такой болезненной внешностью. Откровенно говоря, Шерлок, ты же просто позоришь свою семью. Даже конь дедушки Ранульфа был не настолько безнадежен – и не хлюпал так, когда пил.
Униженный, я оставил чашку, чувствуя, как густой румянец покрывает мое лицо.
- Разве в этом сумасшедшем доме тебя совсем не кормили? – спросил Майлс.
- Я был вовсе не в сумасшедшем доме, - возразил я. – Почему ты так решил?
- Твой брат сказал, что последнее время ты очень «ослаб» и нуждаешься в бережном отношении, я подумал, что речь идет о расстройстве твоих умственных способностей. Господь свидетель, что это был бы не первый случай в нашей семье. Возьмем хоть нашего двоюродного деда, Руперта, - говорят, что он совсем спятил. Стал жить на псарне , с гончими. Но, вообще-то, если бы пришлось выбирать, с кем спать – с собаками или с нашей двоюродной бабушкой Эсмеральдой – не знаю, что бы я предпочел. Ну, Шерлок, если я ошибся, то приношу извинения, но что я должен был подумать?
- Если уж тебе так надо знать, - сказал я, - я какое-то время лежал в больнице.
Майлс встревоженно вздрогнул.
- О, мой бедный мальчик, да разве тебе никто не говорил, что больница – это последнее место, куда надо идти, если ты заболел? Надеюсь, это было не заразно?
- Нет, я был ранен.
- Прискорбно.
- Во время поединка.
- Это интересно.
- Негодяем, которого я помог упечь за решетку.
Майлс зевнул.
- О, прости меня. Ты начал говорить, как твой брат. Он всегда был одержим правосудием. – Он снисходительно мне улыбнулся, и его серые глаза насмешливо засверкали. – Так, значит, в результате этого случая ты понял, что жизнь слишком коротка, чтобы корпеть над книгами или чахнуть в пыльных конторах, и потому пришел к своему искушенному в житейских делах кузену в надежде, что, возможно, он научит тебя, как в этом старом королевстве получить хоть немного удовольствия. Я прав?
- Ну, что-то в этом роде.
- Так я и думал, - сказал он. – Что ж, пока сойдет и такое объяснение. Должно было случиться что-то из ряда вон выходящее, чтобы Майкрофт проглотил свою гордость и пришел упрашивать меня. Однако, признаюсь, я был заинтригован и потом всегда приятно увидеть, как поживают другие члены семьи.
-У твоих братьев все благополучно? – спросил я, скорее из вежливости, нежели из любопытства.
Раздумывая над ответом, Майлс уставился в потолок.
- Нет, но я бы и в лучшие времена, не мог бы употребить эпитет «благополучно» в отношении кого-то из них. Не просто, да, может быть, довольно затруднительно, но благополучно – это не про них. Эндимион вбил себе в голову, что всем нам пошло бы на пользу принять обет безбрачия. Перегрина сильно волнует судьба цивилизаций, которые исчезли слишком давно, чтоб их заботило, что мы о них думаем, а моя сестра сохнет по одному местному бездельнику и говорит мне, что ее сердце, наверняка будет разбито от неразделенной любви. Честно говоря, при любом удобном случае я говорю, что сирота, ибо я давно уже махнул на них рукой. Но ты…
Он встал и сделал мне знак последовать его примеру. Майлс начал ходить вокруг меня, точно лев вокруг своей добычи, недовольно хмыкая и ощупывая и теребя мою одежду.
- Да, - задумчиво сказал он. – Вижу, что здесь мне есть над чем поработать. Однако, я всегда рад подобной задаче, и тебе, мой мальчик, ну-с, с чего же мне начать?
- Думаю, у меня достаточно презентабельный вид, - сказал я , немного задетый такой критической оценкой.
- Презентабельный … для вагона третьего класса, но для общества, нет, это никуда не годится. Взять хоть твою шевелюру. Кто бы не был тот цирюльник, что тебя стриг, он явно делал это при помощи ножа и вилки. Позволь спросить, ты брился этим утром?
- Конечно.
- Тогда, в следующий раз делай это более тщательно. Теперь твоя одежда. Этот воротник, эти манжеты – ты никогда не слышал о крахмале? На публике следует появляться лишь в самой свежей и самой изысканной сорочке, какую только можно купить. И ты непременно должен каждый день надевать чистую рубашку, ибо несвежее белье говорит о вульгарности. Даже рабочий может каждый день надевать чистую сорочку. Но это еще не все…
Он наклонился ближе и слегка втянул носом воздух.
- О, мой дорогой кузен, это никуда не годится. Ты пахнешь, как мужчина.
- Меня бы обеспокоило, если б это было не так.
Майлс фыркнул.
- Какой же ты еще ребенок, Шерлок. – Он позвал своего лакея. – У Элджернона самое чувствительное обоняние из всех, кого я только знаю, - пояснил он. – Послушай, Элджернон, будь добр и скажи, что ты знаешь о моем кузене.
До этой минуты я никогда еще не подвергался тщательному осмотру кого-то из слуг, и это было ново и довольно неприятно. Я бы воспротивился, но я был в совершенно невыгодном положении.
- Старые книги, - сказал Элджернон, долго и внимательно принюхиваясь. – Карболовое мыло, пот, запах застоявшегося табака и жареного лука, сэр.
- Я терпеть не могу лук, жареный или какой-либо другой, - возмутился я. – Я никогда его не ем.
- Значит, его ест твой портной, - сказал Майлс. – Я тоже чувствую, как твоя одежда пропахла этой ужасной вонью. Что еще? Запах старых книг говорит о том, что ты много времени проводишь в библиотеке или в архиве, мыло – это последствие того времени, что ты провел в больнице, пот говорит о том, что ты шел сюда пешком и не рассчитал время, поэтому был вынужден торопиться, ну, а табачный запах говорит сам за себя. Не кажется ли тебе, кузен, что ты уже несколько староват, чтоб чему-то учиться?
- Собственно говоря, я изучаю криминологию.
Майлс удивленно поднял брови.
- Так вот чему сейчас учат в наших старых университетах ? А мне в голову вбивали лишь английскую литературу да еще древних философов.
- Майлс, я изучаю это самостоятельно, - пояснил я. – Что касается моей ученой степени, то я так и не закончил университет. Покинул его годом раньше.
- В самом деле? Бьюсь об заклад, что это не обрадовало твоего брата. – Он издал язвительный смешок. – Могу я спросить, почему?
- У меня были на то причины.
Он одобрительно кивнул, и я ощутил некоторую перемену в его поведении, словно бы это признание заставило его изменить свое мнение обо мне.
- Конечно, это совсем не мое дело, - сказал он. – В конце концов, у всех нас есть свои причины. Есть они и у меня. Благодарю, Элджернон. Ты не принесешь мне «Ветивер»? Итак, Шерлок, ты должен понять, что эти «миазмы», что тебя окружают, никуда не годятся. Нельзя пахнуть, как сторожевой пес. Это оскорбляет дам и пугает лошадей. Джентльмен должен стремиться к тому, чтобы запах, говорящий о его мужественности был утонченным и приятным.
Лакей вернулся с небольшим флаконом. Майлс раскрыл его и поднес к моему носу. Довольно сильный древесный аромат проник мне в горло, и я закашлялся.
- Вдохни поглубже, кузен, - сказал Майлс. – То, от чего ты так презрительно воротишь свой элегантный орлиный нос , на самом деле, очень дорогие духи, специально сделанные Флорис для мужчин. Верхние ноты – ветивер, который и дал название духам , этот аромат извлекают из особой индийской травы. Основными нотами, вызвавшими у тебя такое неприятие, являются кедр, сандаловое дерево и амбра. Очень мужественный запах, который вполне приличествует джентльмену.
Я посмотрел на него с сомнением.
- Тебе придется привыкнуть к нему , Шерлок. Если ты желаешь произвести впечатление в качестве джентльмена, то ты должен источать и соответствующий запах, в противном случае, тебя сочтут каким-то прохвостом. – Теперь он сосредоточил свое внимание на моей одежде. – И одеваться тебе также придется соответствующе. Эти вещи, что сейчас на тебе, никуда не годятся.
- Это новый костюм, - возразил я. – Он сшит на заказ всего неделю назад.
- Вот только, должен сказать, не на тебя. – Он потянул мой пиджак за плечи и дернул за рукав. – Он смотрится на тебе, как мешок из-под картошки; да собственно говоря, возможно, он как раз из него и сшит. Качество ткани очень плохое – фабричное , судя по текстуре - и сшит он просто ужасно. Особенно, неприглядно выглядят швы и кайма. Господи, да кто на тебя шьет?
- Ну, это портной моего брата…
- А-а, это все объясняет. Мими обладает вкусами мартышки и изысканностью гиппопотама. Но ты послушный младший брат, привыкший к беспрекословному подчинению. Ты делаешь все, как он говорит, и ходишь туда, куда он велит.
- Это не правда.
- Признайся, что в том, что касается костюма, ты следуешь его распоряжениям. Разве ты пришел сюда не потому, что так пожелал он? Возможно, ты не осознаешь этого, Шерлок, но твой брат манипулятор самого высшего толка. Он получает неизъяснимое удовольствие, управляя поступками людей и контролируя происходящие события. И меня совсем не удивляет, что он нашел для себя очень подходящую нишу в правительственном департаменте, где он держит в своих руках жизни сотен тысяч простых смертных. Полагаю, это должно таить в себе огромную привлекательность для него. Фактически, я бы ничуть не удивился, если бы он оказался настоящим серым кардиналом, за которым стоят самые высшие эшелоны власти.
Я не сказал ни слова, чтобы как-то подтвердить или опровергнуть его слова. Майлс никогда не узнает, как близок он был к правде, говоря сейчас о моем брате, догадываясь о том, что я и сам узнал совсем недавно. Нас могли связывать семейные узы, но я все же знал его недостаточно хорошо, чтобы рассказать, какой пост на самом деле занимает Майкрофт.
- Итак, перед нами печальнейшая картина, - продолжал Майлс. – Если бы ты снял шоры с глаз, то понял бы, что он управляет тобой с тех пор, как ты был ребенком и продолжает делать это и до сих пор. Просто он делает это с улыбкой и говорит, что все это для твоей же пользы и это вводит тебя в заблуждение. Возрази мне на это, если можешь.
Я бы никогда не назвал Майкрофта безупречным, но услышав, как его так открыто критикуют, и не кто-нибудь, а Майлс, я разозлился. Самое главное это сохранять преданность своей семье, и я решил защищать брата от этих обвинений.
Но затем я вспомнил и про другое : истину о бедственном положении отца, которую он скрывал от меня, его угрозу лишить меня наследства, если я не брошу свое расследование, то что он не одобрял избранную мной профессию, и как он скорее был готов солгать этим своим лордам, что его младший брат болен, чем признать, что он детектив-консультант, ну, и наконец, то, как искусно он вовлек меня в это новое расследование.
- Вижу, - сказал Майлс, внимательно наблюдая за выражением моего лица, тогда как я не знал, что ему сказать, - что я был недалек от истины. Однако, не будем заострять на этом внимание, сейчас надо действовать. Запомни, Шерлок, противоядие зачастую находится в нас самих. А теперь идем. До вечера нам предстоит много хлопот, и тебе самое время начать свое образование в Университете Жизни!

@темы: Шерлок Холмс, Westron Wynde, Ужасное дело чарующего хироманта

URL
понедельник, 10 декабря 2018
11:26

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Получила в ночи весьма позитивный отзыв на свой клип по Холмсу "Во имя жизни". Пошла пересматривать) И вдохновилась собственным клипом :D. Вспомнила сейчас, как , кажется, Дюма читал на склоне лет своих "Мушкетеров" и не мог оторваться...

Вообще с клипами надо продолжить и вообще надо взять себя в руки, а то что-то я раскисла....

Прочитала страниц двести книги Данилкина о Ленине и пока ее отложила. Все-таки ну, очень своеобразная книга. Я уже говорила, что автор сокращает имена и отчества героев, называя их просто ВИ или НК. Ну, ладно, к этому можно привыкнуть, хотя впечатление (каким бы оно не было) смазывается. Но это еще не все.
У меня все же создалось впечатление какой-то бессвязности. Даты упоминаются редко, что странно, когда речь идет о жизнеописании. Сейчас подумалось, что этот новый вид биографии, примерно такой же,как новый перевод Дойля -автор старался написать что-то принципиально новое. Но вышло не очень. Такое впечатление, что студент Ульянов занялся революционной деятельностью как-то стихийно, что называется, внезапно. И эта внезапность в книге периодически повторяется, потому что автор перескакивает с одного на другое. Только что была речь о Шушенском, и вот Ленин уже в Париже, все это почти без какого-то объяснения и перехода.
Ну, и многое сделано, чтоб книга была увлекательной. То есть там может не быть каких-то подробностей или хронологической точности, но будет написано, как любил Ленин шляпы, каким был ужасным, как оказалось, ребенком и т.д.

А еще сравнения. Это просто нечто. Причем можно заметить, что автор -большой любитель приключенческой литературы. В самом начале промелькнула фраза "Вот так начнешь изучать фамильные портреты и поверишь в переселение душ". И это совсем не про Стэплтона, а намек на то, что предок Ленина занимался производством шляп и обладал авантюрной жилкой.
Далее говорится, что Ленин , играя с чьим-то ребенком, устраивал погони в духе Тома и Джерри. Потом его сравнивают с аббатом Фарриа, а какой-то шкаф в комнате - с машиной времени из "Гостьи из будущего". Жизнь рабочих бараков сильно напоминает Лавкрафта, а один из пораженных чем-то соратников Ленина был точь в точь кот из "Шрека". Я почувствовала, что уже не столько слежу за ходом событий, сколько жду, с кем еще автор сравнит героев своей книги. При всем уважении у меня появилось ощущение, что читаю очень даже художественное произведение, а никак не биографию. И решила пока с этой книгой повременить.

@темы: Про меня, Книжки

URL
суббота, 08 декабря 2018
19:03

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Millenium Folcore, добро пожаловать! Очень рада)



Располагайтесь поудобнее и чувствуйте себя как дома

@темы: ПЧ

URL
понедельник, 03 декабря 2018
21:54

Николас Утехин "Шерлок Холмс в Оксфорде" часть 2

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Выкладываю 2-ю часть книги, если оно кому интересно. Прошу прощения за возможную неуклюжесть перевода. Порой чувствую за собой жуткое косноязычие, ну и тема тут довольно нелегкая и эта их система образования все-таки довольно своеобразная.
Ну, даже если написано и коряво, по крайней мере, будем иметь представление об этом главном аргументе в пользу Оксфорда

Первая часть здесь: morsten.diary.ru/p216636261.htm

Колледж

Ну, значит, с университетом разобрались. Но сеть нужно затянуть и сузить диапазон вопросов: в каком оксфордском колледже учился Шерлок Холмс? Тут, конечно, аргументы не могут быть обоснованы так твердо, как это было в отношении самого университета. Факт, указывающий хоть в каком-то одном направлении, (не говоря уже о многих), настолько невесом, что почти невидим; и можно подумать, что решить что-то по данному вопросу можно лишь подбрасывая монетку. Монсеньор Нокс, сторонник Оксфорда, предположил, что Холмс учился в колледже Крайст-Черч; эдикт о собаках и наличие оживленной Логик Лэйн может убедить нас в достоинствах Юниверсити-Колледжа… тут мы можем лишь предъявить доказательство, способное убедить читателей лучше, чем это удавалось прежде авторам других теорий.



Я коротко изложу свою теорию о том, что Шерлок Холмс учился в оксфордском колледже Сент-Джон, закончив Мерчант-Тейлорз-скул незадолго до своего шестнадцатилетия в 1869 году (общепринятый факт, что Холмс родился в 1854 году) – удивительно рано, но это не должно сильно удивить тех, кому известна его необыкновенная карьера. Он сдал выпускные экзамены в 1873 году, и закончил университет через три года после поступления, в том возрасте, когда большинство только переходит на третий курс. К тому времени он получил степень магистра искусств, но потом намерения молодого Холмса кардинально изменились относительно его целей в жизни.
«Достаточно… довольно! Дайте нам факты! Предъявите доказательства!» - скажете вы. И я попытаюсь это сделать.
«Календарь Оксфордского Университета» - бесценная книга. Каждый год последние полтора века университет издает этот альманах, публикуя имена всех мужчин (а теперь, конечно же, и женщин), учившихся в этом году в Оксфорде, указывая стипендиатов различных колледжей; там представлены подробности о результатах экзаменов, как вступительных, так и выпускных. И, конечно, там публикуются экзаменационные требования, предъявляемые в этом году – указания, в которых говорится, что нужно изучать студенту, если он хочет получить диплом с отличием. Используя эти «Календари», как мог бы сделать любой интересующийся данным вопросом шерлокианец, я нашел список имен за тот год, когда Шерлок должен был поступать в Университет и просмотрел все столбцы, ища фамилию «Холмс». Там был только один человек с таким именем, некий Эдмонд Гор Александр Холмс, который вполне подходил по возрасту, и это стало отправной точкой. Как приятно было увидеть, что все сходится, более или менее укладываясь в пределы вероятности.
Мистер Э.Г.А. Холмс поступил в колледж Сент-Джон (по-русски колледж Святого Иоанна) в 1869 году: позвольте мне процитировать «Календарь» за 1870 год о предоставлении стипендий этого колледжа:
«Согласно указу Комиссии Университета с поправками, внесенными Тайным Советом, фонд будет состоять из пяти вакантных стипендий и двадцати восьми стипендий, предоставляемых на срок в пять –семь лет , которые могут быть присвоены лицам, избранным из Мерчант-Телорз-скул, еще не достигшим возраста девятнадцати лет, и выходцам из других школ, не достигшим двадцати лет: а именно -21 человека – из Мерчант-Тэйлорз –Скул,2 – из Ковентри, 2 – из Бристоля, 2 – из Рединга и 2 из Танбриджа. И есть также одна открытая стипендия, называемая Стипендия Холмс, рассчитанная на четыре года без ограничения возраста стипендиата.»
Какое прекрасное название у этой стипендии!
Этот Холмс значится в списке на получение одной из стипендий Мерчант-Тэйлорз-скул из фонда университета. Теперь, идентифицировав Эдмонда Гора Александра, как Шерлока, нужно еще раз подумать об образовании нашего Холмса. До сих пор было принято считать, что к Холмсу и его брату Майкрофту ходили частные учителя; насколько я понимаю, такое мнение было основано на том, что в Каноне ни разу ничего не было сказано о том, что они посещали школу. Как бы то ни было, я отнюдь не считаю убедительным такое отрицательное свидетельство, и оно нисколько не исключает возможности обучения в обыкновенной публичной школе. Конечно, Холмса ни в коей мере нельзя считать типичным продуктом английской школы, но , тем не менее, если его семья была достаточно консервативна, чтобы отправить его на обучение в один из старейших университетов, тогда почему бы им прежде не отправить его учиться в Мерчант Тэйлорз Скул, основанную компанией Мерчант Тэйлорз в 1561 году? Это была публичная дневная школа, и это предоставляло мальчику идеальную возможность для развития и других интересов, помимо учебы, где не было криков : «Гасите свет!» и ужасной униформы младших школьников, что было бы неминуемо в школе-интернате. И кто бы не испытывал гордость по отношению школе, из стен которой вышли поэт Эдмунд Спенсер, Роберт Клайв и Джон Уолтер, основатель «Таймс»?
Из-за тесной связи, существующей между этой школой и оксфордским колледжем Сент-Джон, не возникает особых сомнений в том, что юный Холмс с его замечательным умом должен был продолжить там свое обучение, и нас не должно сильно удивить, что он был избран в число стипендиатов, несмотря на свой юный возраст. Конечно же, он был еще очень молод, но Оксфорд всегда отдавал должное гениям, и в любом случае, это не такая уж редкость, когда юношей принимали в университет в том возрасте, когда их сверстники все еще учились в школе. В 1967 году доктор Харви Фридман занял пост старшего преподавателя, когда ему было девятнадцать. Совсем недавний пример с мисс Рут Лоуренс в Оксфорде еще более примечателен: она закончила университет в 1985 году, проучившись всего два года, и получила диплом с отличием в возрасте 15 лет.

Но вернемся в колледж Сент-Джон 1969 года. Однокурсники с благоговением смотрели на этого нового студента, обосновавшегося в колледже и приступившего к изучению гуманитарных наук. Я цитирую из «Календаря Университета» за 1875 год, когда было сообщение о получении степени бакалавра Э.Г.А.Холмсом:
«Были сданы следующие экзамены:
А. Греческий и латинский языки
Б. История Древней Греции и Древнего Рима, изученная в оригинале. (Студенты должны продемонстрировать как знание классической географии Древнего Мира и истории Греции и Рима, так и истории философии).
В. Логика и Основы этики и политической философии, на основе, по меньшей мере, двух научных трудов античных философов. Допускалось изучение и современных философов, но это не считалось обязательным.
В отношении логики студентам было рекомендовано изучить следующие предметы: природа и источник знаний; история логики в Греции; теория силлогизма; Научный метод, включающий в себя сравнение методов различных наук и принципы исторических свидетельств ».
Ну, а как же химия? Ведь все всегда считают, что ее-то Холмс точно изучал ? Да, изучал, но она не входила в обязательную программу, необходимую для сдачи им экзамена на получение степени бакалавра. В рассказе «Глория Скотт» говорится, что Холмс делал опыты по органической химии, но это было во время больших (летних) каникул, то есть никак не во время занятий в Оксфорде. Я склонен смотреть на это, как на то, что более всего интересовало Холмса вне стен университета: чтобы приобрести «глубокие», по словам Уотсона, познания в химии, он, должно быть, проводил все время, свободное от занятий, в научных исследованиях и проведении опытов.
Кроме того, курс «Гуманитарных наук» оказался прекрасной школой для становления того Шерлока Холмса, которого мы знаем. Совершенно очевидно , что он хорошо знает античную литературу. В различных ситуациях он упоминает или же цитирует на память Горация, Тацита и Эвклида; его настолько увлекает Петрарка, что он носит с собой карманный вариант его произведений. Очевидно, Холмс хорошо знает латынь и греческий. А что насчет его познаний в философии? Тому есть также много примеров на протяжении всего канона. И посмотрите еще раз на часть В.его курса изучения: логика, включающая в себя историю логики и исследование научного метода. Не кажется ли вам вероятным, что именно изучение логики в Оксфорде было первым шагом Шерлока Холмса к тому, чтобы стать величайшим из всех известных нам людей, занимающихся логической индукцией и дедукцией?
Ну, и также , мы можем прояснить один знаменитый вопрос про те «два года в колледже». Для меня эти слова Холмса, адресованные Уотсону, кристально ясны и весьма точны. Те два года, что он провел в колледже, и остальное время, проведенное им в Оксфорде (еще два года обучения, чтобы закончить четырехгодичный курс гуманитарных наук, и еще три года, чтобы завершить семилетнее обучение в Оксфорде, оговоренное условием Мерчант Тэйлорс, и получить диплом магистра искусств) Холмс проживал на квартире где-то в городе. Таким образом, у нас налицо «два года, что я провел в колледже»: после этих двух лет это был студент , все еще обучающийся в университете, но не в колледже.
Ну, а теперь, что насчет «более или менее дружеских отношений» Холмса с Реджинальдом Месгрейвом, этим «отпрыском одного из древнейших родов королевства»? Виктор Тревор был более близким другом, но Месгрейв, как нам сообщается в «Обряде дома Месгрейвов», учился в том же колледже, что и Холмс, и они знали друг друга достаточно хорошо, чтобы богатый молодой аристократ несколько лет спустя, не колеблясь, пришел за советом к своему однокашнику. Холмс сдал экзамены в осеннем семестре 1873 года. Таким образом, он был волен в течение трех последующих лет изучать то, что хотел – и , вероятно, в это время он переключил свой интерес с классической литературы на естественные науки и развил у себя способности, которые впервые стали очевидными в норфолкском селении Донниторп, когда он помог Тревору в деле «Глории Скотт». Слухи об этом распространились по колледжу, а потом и по университету, и среди тех, кто узнал об особых талантах молодого Холмса, был Месгрейв, приехавший в Оксфорд в 1873 году, как раз в начале «последних лет пребывания Холмса в университете». Обратитесь вновь к «Календарю Университета», на этот раз за 1874 год и там вы найдете упоминание о некоем Джордже Месгрейве, поступившего в колледж Сент-Джон на правах привилегированного студента. Навряд ли это совпадение: конечно же, мы должны считать этого Джорджа Реджинальдом! Месгрейв сдал экзамены на степень бакалавра искусств в 1876 году, факт, указывающий на то, что больше он уже не изучал курс гуманитарных наук (хотя нигде в «Календаре» за соответствующий период я не могу найти упоминания ученой степени Месгрейва). Четыре года спустя, когда Холмс снимал комнаты в Лондоне, недалеко от Британского музея, на Монтегю-стрит, а Месгрейв унаследовал поместье Херлстон и стал членом Парламента, аристократ приехал проконсультироваться с почти неимущим исследователем. Об этом четырехлетнем промежутке говорится в Каноне, и год, о котором идет речь, 1880-й, отмечен, если не во всех, то, по меньшей мере, во многих хронологиях расследований Шерлока Холмса.
Теперь еще один короткий параграф, чтобы идентифицировать еще одного сверстника Холмса во времена его обучения в Оксфорде. Вы, может быть, помните, что расследуя дело гнусного Чарльза Огастеса Милвертона в конце 80-х или же в 90-х гг (в зависимости от того, какой хронологии вы больше доверяете), ухаживая за горничной Милвертона Агатой, Холмс действовал под псевдонимом «Эскот». Между делом , не отвлекаясь от важного вопроса, связного с этим именем, выбранным Холмсом, - о чем мы скажем через минуту – заметим, что этот случай с горничной Милвертона, наверняка, является ответом всем тем, кого возмущают женоненавистнические высказывания Холмса: когда того требует долг (а по мнению Холмса это был единственный способ получить необходимую информацию об ужасном хозяине этой девушки), сыщик был настолько ловок и искусен в качестве ухажера, что каждый мог бы ему позавидовать. Но вспомним про «Эскота».
Холмс выбрал образ этого лудильщика, дела которого «процветают», как вполне подходящий к этому имени, но весьма маловероятно, чтобы тот человек, именем которого воспользовался Холмс, занимался этим ремеслом в реальной жизни. Все тот же неизменный «Календарь» за 1873 год свидетельствует, что в колледж Сент-Джон поступил стипендиат Джон Говард Свит Эскот. Он, явно, должен был произвести впечатление на Шерлока, чтобы тот так его запомнил, что воспользовался его именем пусть даже пятнадцать лет спустя, не говоря уже о том, что возможно это было и гораздо позже.
Итак, вот перед нами жизнь Холмса, и вот его друзья в колледже Сент-Джон в Оксфорде в начале 1870-х. И независимо от того, каким был тот период для самого Шерлока, те времена определенно были идиллическими ; в своей истории колледжа У. Х. Хаттон цитирует следующий отрывок из письма Барроуса, позже ставшего каноником Рочестера.
«Вы представить себе не можете, как прекрасны сейчас (в апреле) наши рощи: пышно зеленеют конские каштаны , и их густая листва прекрасно контрастирует с другими, еще голыми деревьями, которые пока еще не радуют глаз, стоя вдоль наших ослепительно белых дорог; но трава уже такая мягкая, и цветы в ней столь прелестны, и здание колледжа, словно аббатство, такое холодное и такое безмолвное, что, слыша звон колокола, то затихающий, то вновь возвышающий свой голос, я думаю, что это место соединяет в себе такое же множество всевозможных услад и наслаждений, как и любое другое место на земле со времен Эдема.»

Несколько фотографий колледжа







И небольшое видео, чисто для наглядности



@темы: Шерлок Холмс, The Grand Game, Месгрейв, Холмс в университете, Николас Утехин

URL
суббота, 24 ноября 2018
14:01

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Несколько дней назад был момент, когда я в очередной раз хотела поставить в своем дневнике точку.

Прочла один пост, имеющий самое непосредственное отношение ко мне и к тому, что я выкладываю.
Это глупо, но руки в буквальном смысле опустились. Тупо сидела, смотрела на монитор, нервно ржала. Разревелась даже, но это уже, наверное, накопилось, потому и был такой всплеск.

Откровенный пост, ничего не скажешь. Это, наверное, только я всегда стараюсь найти добрые слова. Настолько, что можно подумать, что я всеядна.

О чем я думала, когда вообще пришла на дайри? Думала, что тут все белые и пушистые? Меня, что, мало били в реале?

Была идея поделиться тем, что понравилось мне. Именно поделиться. Потому что по идее я переводила фики до своего прихода на дайри и буду это делать после. Дневник мне не для этого совсем не нужен. Насколько я понимаю, то, что я делаю, интересует, по крайней мере, одного человека, поэтому раз уж начала "Хироманта" буду выкладывать его по мере перевода. А дальше будет видно, не хочу навязывать никому свои вкусы раз то, что я делаю скучно и неинтересно.


Хотя сейчас будет небольшой перерыв, хотя бы на те четыре дня, что остались до моего выхода на работу. Отпуск вышел, как всегда, зашибись...
Нужен перерыв относительно всего, что касается Холмса, нужен почти так же, как самому Дойлю. Хочу немного освободиться от негатива, который сейчас с ним связан.Забыть некоторые слова, которые я и подумать никогда не могла, что услышу рядом с его именем.

Потому стараюсь сейчас полностью абстрагироваться от этого героя. С удовольствием смотрю 5-й сезон "Менталиста".

Читаю. Вот, кстати, о чтении. Все-таки сейчас странное время. Возможно, говорю, как консерватор и человек из другой эпохи.
У нас в доме всегда были книги из серии "ЖЗЛ". Я еще не знала, как оно расшифровывается, но с самого детства помню этот факел на корешках.
Позже с удовольствием читала их - выпуски "Жорж Санд", "Пушкин", "Денис Давыдов", "Лев Толстой", "Данте", "Стивенсон"...

Потом покупала уже новые книги из этой серии. Но первой, которую прочла из этих новых, была книга Чертанова "Конан Дойль". Мне показалось, что она немного отличалась от того стиля, в котором были написаны более ранние тома. Налицо были собственные фантазии автора (а что было бы, если бы Дойль встретился с Гумилевым?) и даже местами очень современные словечки, цитаты из советского сериала и других фильмов. Мне это показалось довольно остроумным, хоть и непривычным в таком издании.

Сейчас вот читаю "Ленина" Льва Данилкина. Купилась на кучу хвалебных отзывов на Озоне. Я, в принципе, только начала читать, возможно, книга и не плохая, но все же... Во-первых, для биографии довольно хаотичная, автор часто перескакивает с одного на другое. Даты там пока практически не упоминаются, видимо, предполагается, что они и так всем известны. Такое впечатление, что автор изо всех сил старается вызвать интерес у нового поколения, которому должно быть интересно и развлекательно, а то и читать не будут. И желательно, покороче, видимо, поэтому автор называет действующих лиц сокращенно: ВИ или ИН. Вот это немного раздражает - это же все таки книга, а не конспект. И книга, видимо, художественная, биографией ее назвать трудно.

Не могу сказать, что неинтересно, хотя умиляет, как опять-таки адаптируя свою книгу под вкусы и знания молодежи, автор говорит:в семье Ульяновых часто цитировали Чернышевского и Некрасова, так же, как мы цитируем "Двенадцать стульев" и "Бриллиантовую руку" - отличное сравнение! Или , к примеру говорит, что играя с чьим-то маленьким сыном Ленин устраивал погони в духе "Тома и Джерри"....

Посмотрим, что будет дальше

@темы: diary, Про меня, Книжки

URL
вторник, 20 ноября 2018
13:49

Николас Утехин "Шерлок Холмс в Оксфорде" часть 1

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Выкладываю 1 часть перевода вот этой брошюры



Возможно, в ней будут повторены некоторые рассуждения на тему "Холмс в университете", которыми я здесь уже делилась, но решила выложить все как есть. Заранее прошу прощения за возможную неуклюжесть перевода хотелось и сохранить какую-то стилистику автора и по возможности постараться сделать его более или менее изящным.

Холмс в Оксфорде

Николас Утехин

Введение

Тем, для кого имя Шерлока Холмса таит в себе таинственную привлекательность и очарование, не нужно объяснять причины публикации этой брошюры. Им уже будет известно, что вопрос о том, в каком университете учился этот великий человек, долго был источником научных споров по обе стороны Атлантики в двух таких уважаемых журналах, как « Sherlock Holmes Journal» и «The Baker street Journal». Но с другой стороны, тем из вас, у кого это имя вызывает в воображении угрожающую пасть собаки Баскервилей, лицо Бэзила Рэтбоуна и что-то еще, нужно – у меня есть веские основания предполагать это – кое-что пояснить.
Я думаю, существует неопровержимый аргумент, доказывающий, что Шерлок Холмс – самый известный и самый любимый персонаж в мировой литературе. Большинство людей, конечно, знает, что на самом деле его породило воображение сэра Артура Конан Дойла (хотя на Бейкер-стрит все еще приходят письма на имя самого сыщика). Но в то время, как существуют общества Диккенса и Бронте, нигде нет круга почитателей Конан Дойла – и, напротив, по всему миру существуют буквально десятки обществ Шерлока Холмса, цель которых «увековечить память этого человека». И на этот счет нет сомнений: в шестидесяти рассказах достаточно материала для экстраординарного количества псевдо-исследований, которые появляются каждый год – загадки хронологии, количество жен доктора Уотсона, куда конкретно он был ранен (в плечо? В ногу? Были даже предположения, что в ягодицы), подлинная личность Наполеона преступного мира, профессора Мориарти… и в Оксфорде или Кембридже учился Холмс в 1870-е годы.
В известном смысле, все это, конечно, игра, однако, как однажды сказала Дороти Сейерс, в которую следует играть «столь же серьезно, как, участвуя в матче по крикету в поместье лендлорда», и поэтому с легкостью, играя в интригующую игру, мы приступим к работе, подкрепляя доказательствами утверждение, что именно в Оксфорде произошло становление и превращение молодого (очень молодого, о чем я скажу позже) Шерлока Холмса в величайшего детектива, какого только знал мир.
Основным источником должен служить, конечно, текст Канона, и я буду приводить цитаты из него на протяжении всей брошюры; другие свидетельства, представленные тем или иным способом множеством выдающихся писателей, проистекают из их собственных изысканий.

Оксфорд … или Кембридж?

Лавры самой известной собаки в Каноне , наверняка, должны увенчать самого отрицательного представителя семейства собачьих, собаку, которая никак не проявила себя в ночи – тогда как рядом творилось самое низкое преступление – во время дела, названного доктором Уотсоном «Серебрянный». Впрочем, эта собака ненамного ушла вперед, этот титул готова оспорить у нее ужасная светящаяся собака Баскервилей. Но подумайте о маленьком буль-терьере, который в 1871 году «мертвой хваткой» вцепился в лодыжку Холмса. Этот маленький щенок стал предметом большего количества обсуждений среди шерлокианцев, чем какое либо другое животное, растение или минерал, упомянутые в Каноне. В чернилах, потраченных на запись обсуждений, в какой местности находился обладатель столь грозных клыков, могла бы утонуть даже представительная фигура литературного агента доктора Уотсона, этого Артура Конан Дойля. При чем же здесь местность, спрашиваете? Какое это имеет значение? Этот пес определенно заслужил свою репутацию, ибо в результате этого инцидента студент Шерлок Холмс познакомился с его владельцем, Виктором Тревором, и вскоре после этого приступил к расследованию своего первого дела, где применил на практике свои уникальные способности. Но основной вопрос так и остается: где пес вцепился в лодыжку Холмса: в Оксфорде или в Кембридже?
Название брошюры выдает мои собственные мысли в этом отношении, но мы, конечно, предоставим возможность и нашим антагонистам из другого лагеря, представить свои доказательства, пусть они говорят сами за себя. А пока приступим к изучению странного поведения собаки в то утро.
Точную цитату можно найти в «Глории Скотт». Много лет спустя Холмс говорит Уотсону о своей жизни в университете. «Вы никогда не слышали от меня о Викторе Треворе? Он был моим единственным другом в течение двух лет, которые я провел в колледже. Я не был общителен, Уотсон, я часами оставался один в своей комнате… Тревор был единственным моим другом, да и подружились-то мы случайно, по милости его терьера, который однажды утром вцепился мне в лодыжку, когда я шел в церковь.»
Первым, кто поднял этот вопрос, был монсеньор Рональд Нокс, сделавший это в 1928 году в своей основополагающей работе «Исследование литературы о Шерлоке Холмсе». Он сразу же прямо говорит, что все это дело с собакой Тревора – неправда: ни в одном университете не дозволялось иметь собак. Но упоминая Реджинальда Месгрейва, отпрыска знатной фамилии и еще одного единственного университетского знакомого Холмса, когда-либо упоминаемого в Каноне, монсеньор Нокс, избегая более обоснованного предположения, выбирает Оксфорд. «И все же, - пишет он, - чем больше я думаю о богатстве двух его друзей, аристократичности одного и франтоватости другого, вместе с изоляцией, которая смогла «удержать под спудом» даже такого яркого человека, как Холмс, — все больше и больше я склоняюсь к мнению, что он находился в колледже Крайст-Черч .» Он осмеливается выдвинуть теорию о колледже, когда под вопросом еще и сам университет!

Четырьмя годами позже в битву неустрашимо вступает и Блейкни с его классическим эссе «Шерлок Холмс – факт или вымысел?» и поносит монсеньора Нокса за то, что он склоняется в сторону Крайст-Черча и Оксфорда. Будучи уроженцем Норфолка, Тревор скорее всего должен был поступить в Кембридж; и в добавок к этому Холмс увлечен химией и этот факт положительно указывает на Кембридж. Что же касается терьера, говорит мистер Блейкни, в любом случае никто не говорил, что Холмс в тот момент находился на территории колледжа: он шел в церковь и вероятно был укушен в городе.
На данный момент мы видим в процитированном отрывке из «Глории Скотт» два пункта, которые были тщательно исследованы и интерпретированы. Это, прежде всего, эпизод с буль-терьером, а также слова Холмса, «в течение двух лет, которые я провел в колледже». Это очень важный факт , который дополняют другие слова Холмса. Ибо, в «Обряде дома Месгрейвов» он говорит о «последних годах, проведенных в университете». Это сложный вопрос, мой дорогой Уотсон, ибо как это примирить с «двумя годами, которые я провел в колледже»?
Мисс Дороти Сейерс также сделала подобную попытку в 1946 году с ее примечаниями по ее работе«Холмс в университете» в «Непопулярных взглядах». Посредством весьма основательного, хотя и несколько искаженного аргумента, она предполагает, что Уотсон неверно передал фактические слова Холмса – на самом деле он сказал «в течение первых двух лет, которые я провел в колледже». Причем она вовсе не считает, что , возможно, ошибка скорее в том, что Холмс сказал «in college», вместо «at college» - потому что она уже решила, что речь идет о Кембридже, а студенты Кембриджа обычно не проживают на территории колледжа в течение первых двух лет. Таким образом, Холмс не проживал в колледже, когда встретил Тревора и его пса; и значит, он был укушен на улице. Дальнейшие факты, не относящиеся к собаке, приводят ее к тому, что она почти находит Шерлока под именем Т.Ш. Холмс, который поступил в колледж Сидни Сассекс в 1872 году.

Далее идет Бернард Дарвин, который, возможно, больше известный своими сочинениями в области гольфа, но помимо этого писавший еще и комментарии на тему Шерлокианы, которые двумя годами позже он объединил в своей статье «Шерлокиана – кредо фундаменталиста». Хоть он и констатирует свою убежденность в том, что все произошло точно так же, как описано в рассказах, и сурово порицает тех, кто старается докопаться до чего-то еще («Я не хочу быть придирчивым и говорить о комментаторах дурно; я просто считаю, что они обманываются, и все их умствования и дерзания быстро сходят с меня, как с гуся вода»), тем не менее, он показал, что также подвержен этой болезни, и соглашаясь с мисс Сейерс в вопросе относительно собаки и университета, предположил все же, что речь идет не о колледже Сидни Сассекс, а Магдален.
И тут вполне логично, что глава кембриджского колледжа должен был бы взяться за перо и высказаться по этому вопросу. Можно было бы ожидать, что он опровергнет Дарвина и с распростертыми объятиями будет рад встретить столь именитого бывшего студента своего университета , как Холмс; но сэр Сидни Робертс, глава колледжа Пемброк, позже ставший Президентом Лондонского общества Шерлока Холмса, высказался против, и его неприятие теории мисс Сейерс было неприятием ученого и исследователя Шерлокианы. Ссылаясь в качестве поддержки на Макса Бирбома, в своем альманахе «Холмс и Уотсон» он предположил, что, возможно, пес Тревора сидел на цепи у входа в колледж – оксфордский обычай, упомянутый в «Зулейке» Добсона,- а этот случай произошел именно там, и это говорит о том, что Шерлок в тот момент жил в колледже и это был именно Оксфорд. Соглашаясь с аргументами мисс Сейерс о правилах проживания на территории колледжа и за ее пределами в Оксфорде и Кембридже, сэр Сидни предположил, что речь идет о воскресной службе, которую посещал Холмс, что он просто вышел на улицу, чтобы купить газету перед тем, как вернуться в колледж и идти в церковь, и там, на улице, был атакован этим терьером.
Почти в то же время Гевин Бренд посвятил обсуждению этой темы довольно немалую часть своей прекрасной книги «Мой дорогой Холмс», вышедшей в 1951 году. Называя теорию мисс Сейерс «оригинальной», мистер Бренд, тем не менее, отвергает ее, говоря о том, что правила всегда соблюдались: «- Точна ли эта картина – неважно, применительно к Оксфорду или Кембриджу?» - спрашивает он. «- Не мог ли кто-нибудь тайно провести собаку на территорию колледжа ради шутки?». Или предполагает он, не могла ли собака быть испугана или ранена на улице, так что, до того как ее сумели остановить, она проскочила в ворота и набросилась на несчастного Холмса? И благодаря многим другим фактам мистер Бренд предполагает, что альма матер Холмса был именно Оксфорд.
Таким образом, вы видите основополагающую значимость этого буль-терьера – как сторонники двух этих различных теорий используют его каждый в свою пользу, искажая этот аргумент, чтоб показать при каких условиях собака могла напасть на молодого Шерлока. Более поздний комментатор, мистер Перси Меткалф, публикующий свои работы в «Шерлок Холмс Джорнал», довольно изобретательно предположил, что и в Оксфопрде и в Кембридже есть несколько колледжей, части здания которых расположены по различным сторонам дороги (где, как вы понимаете, собакам, которых не дозволялось держать на территории колледжей, легче было бы напасть на Шерлока). У оксфордцев среди множества других вариантов это немедленно вызовет в памяти Юниверсити-Колледж, часть здания которого был отделена от прочего строения узкой аллеей Логик Лэйн.
Но еще более убедительный аргумент в отношении Юниверсити-Колледжа был представлен в 1958 году, когда Роджер Ланселин Грин, благодаря чтению «Национального биографического словаря», доказал, что в Юниверсити-Колледже, по крайней мере, в начале 1870-х годов позволялось держать собак на его территории. Это известие было подобно эффекту разорвавшейся бомбы, которая заставила кембриджскую лигу молча оставить поле боя, с высоко поднятой головой, но честно признавая свое поражение. В письме в «Шерлок Холмс Джорнал» мистер Ланселин Грин процитировал из вышеупомянутого «Словаря» запись о Джордже Грэнвиле Брэдли, который возглавлял Юниверсити-Колледж с 1870 года: «Брэдли был полон решимости повысить уровень своего заведения и настаивал на том, чтобы любой человек мог иметь возможность учиться в привилегированном учебном заведении. Непопулярность предпринятых им мер еще более усилил эдикт, изгоняющий с территории университета собак, но в отношении этого он добился, чего хотел… Таким образом, ранее дозволялось содержать собак на территории Юниверсити-Колледж, и нам фактически известна точная дата, когда Брэдли утвердил этот эдикт: в своем дневнике 11 марта 1871 года студент Юниверсити-Колледжа, Чарльз Кри, записал: «Вывешенное объявление, которое гласит «Со следующего семестра держать собак запрещается», было в негодовании сорвано с доски объявлений и уничтожено… Когда я лег спать, со двора раздался громкий вой – так демонстрировали свое возмущение этим объявлением некоторые студента колледжа.»
Еще одно свидетельство, что на территорию колледжей Оксфорда разрешено было входить с собаками, было представлено в 1970 году, когда Ланселин Грин процитировал письмо Ч.Л.Доджсона (Льюиса Кэролла) от 1875 года, адресованное леди, которой не дозволили посетить колледж Крайст-Черч из-за ее собаки: «Закон о собаках, несчастной жертвой которого вы стали, в целом весьма благотворен, но если бы вы посетили тот колледж, каким я его помню несколько лет назад, вас бы пропустили в него в любое время дня и ночи даже с семьюдесятью псами».
Таким образом, главный аргумент склонялся в пользу Оксфорда; но есть еще некоторые свидетельства, основываясь на которые Оксфордцы могут утвердиться в своем мнении. «Глория Скотт» и «Обряд дома Месгрейвов» - единственные рассказы в Каноне, в которых Холмс говорит о своих университетских годах; но за все время его карьеры есть еще, по меньшей мере, три случая, когда он посещал Оксфорд или Кембридж. Давайте коротко изучим каждое из этих дел и посмотрим, какое отношение все это может иметь к нашему вопросу.
Исследуя исчезновение «Пропавшего регбиста», Холмс и Уотсон поехали в Кембридж: так говорится в рассказе и это неопровержимый факт. В каких выражениях Холмс говорит об этом месте? «Итак, мой бедный Уотсон, мы одиноки и неприкаянны в этом негостеприимном городе.» Едва ли, как указывали многие критики, верный сын Кембриджа стал бы так говорить о своем старом университете.
Гевин Бренд довольно глубокомысленно заметил , что здесь есть нечто , опровергающее то, что Холмс бывал в Кембридже и знаком с его окрестностями. Разыскивая пропавшего регбиста, Годфри Стонтона, Холмс посещает несколько местных деревушек: «Я обошел Честертон, Хистон, Уотербич и Окингтон, и везде меня постигла неудача.» Порядок посещения деревень, размышляет Бренд, довольно своеобразный. «…маршрут, по которому двигался Холмс, обличает в нем оксфордца, который торопится настолько, что не успевает раздобыть карту.»
В 1903 году – или, по крайней мере, хронологи Шерлока Холмса заставили нас так считать – Холмс и Уотсон поехали в «Кэмфорд», чтобы тщательно изучить подробности странного дела «Человека на четвереньках», известного профессора Прессбери, который без какой бы то ни было причины, совершил поразительный трюк, а именно, вскарабкался вверх по глицинии, обвивавшей стену его дома. Очевидно, что «Кэмфорд» - это завуалированный намек на Оксфорд или Кембридж, и мы должны поискать знаки знакомства с этим городом, которые мог выказать Шерлок. К счастью, для оксфордца таких свидетельств там вдоволь. «А пока что , - говорит Холмс, -нам остается только… вкушать тихие радости этого прелестного городка» - поразительный контраст с «этим негостеприимным городом», которым, как мы знаем, был Кембридж. Добавим к этому две цитаты, которые указывают на старое знакомство с городом: «В гостинице "Шахматная Доска", если мне память не изменяет, очень недурен портвейн, а постельное белье выше всяких похвал». Затем, когда Холмс уверенно заявляет : «Скоро отходит лондонский поезд, Уотсон» - это скорее говорит о хорошем знании расписания местных поездов, нежели об информации, поспешно почерпнутой из справочника «Брэдшоу». И снова мы можем сравнить это с «Пропавшим регбистом», где Холмс понятия не имел о существовании более позднего поезда из Лондона в Кембридж, что было почти немыслимо, если бы он был там студентом.
Мы закончим исследованием местности из рассказа «Три студента». Монсеньор Нокс и сэр Сидни Робертс указывают , что в этой истории есть доказательство того, что Шерлок учился в Оксфорде, и заключается оно в том, с какой легкостью Холмс говорит о четырехугольном дворе, называя его quadrangle. Однако, если бы они изучали текст более внимательно, то нашли бы, что Холмс говорит о нем множество раз: да, один раз Холмс называет двор quadrangle – но тремя страницами раньше он говорит о нем, как о «courtyard» (Кембриджское словечко). Хилтон Сомс, преподаватель и наставник в колледже Святого Луки, также называет его courtyard, тогда как Уотсон смешивает все в кучу, говоря то court, то quadrangle.
Множество выводов было построено на основе одного предложения, сказанного Сомсом: «Вы, наверное, знаете, мистер Холмс, какие двери у нас в колледже – массивные, дубовые»; на основании этого знакомства с интерьером, по меньшей мере, один исследователь заключил, что Холмс сам был в колледже Святого Луки в свои университетские годы и что, следовательно, события «Трех студентов» происходят в университете, где учился Холмс. Возможно, это довольно поспешное суждение, ибо не берутся в расчет идущие дальше слова Уотсона, что Хилтон Сомс был их общим знакомым: «и всегда производил впечатление человека нервозного и вспыльчивого» (мой курсив). Если Сомс был знакомым обоих джентльменов, тогда вполне вероятно, что они посещали его и прежде, и вот почему Холмс имел представление о том, какие двери в колледже Святого Луки. Поэтому, не стоит лишь на основании одной этой фразы предполагать, что Холмс посещал университет, где происходили данные события; и это говорит в пользу сторонников Оксфорда. Ибо, есть неопровержимое доказательство, что приключения, описанные в этом рассказе, произошли в Кембридже.
Это доказательство зиждется на маленьких черных комочках глины, найденных Холмсом в комнатах Сомса и на спортивной площадке, и позволивших ему установить, что искомый преступник – это Гилкрист. Гилкрист был прыгуном и тренировался перед тем, как войти в комнаты Сомса и принес на своих спортивных туфлях эту глину. С.Б. Фрай, знаменитый оксфордский атлет, а позже и журналист, вспоминал, что в бытность его в университете яма для прыжков была заполнена песком, и так как это говорит рекордсмен по прыжкам в длину, ставший им еще учась в университете, думаю, ему можно верить. С другой стороны, есть свидетельство, что вот такая темная глина использовалась именно в Кембридже. В «Бейкер Стрит Джорнал» от 1971 года Жак Барзэн процитировал письмо, написанное Джорджем Литтлтоном критику Джеймсу Эгейту в 1946 году : «… в те дни, независимо от того, как обстоит с этим дело теперь, только в Кембридже Феннер мог прыгать в черную глину. Обычно на площадке для прыжков используется песчанистый бурый суглинок, но старый Уоттс, смотритель спортплощадки Феннера , использовал именно черную глину,- найдя сырье , вероятно, где-то на болотах – утверждая (и вполне справедливо), что поскольку эта глина не осыпается по краям отпечатка ноги, можно более точно измерять длину прыжка. И, это, конечно же, является неопровержимым доказательством.» И в силу этого мы можем считать, что Гилкрист занимался прыжками в Кембридже, но это ни коим образом не меняет нашего мнения по части идентификации университета Холмса.
Старейший из двух этих университетов, то бишь Оксфорд, будет счастлив признать его своим бывшим студентом. Даже если все выше сказанное было слишком детально рассмотрено и перегружено подробностями и исследованиями, мы можем закончить эту часть, воспользовавшись очаровательными в своей живости словами Майкла и Молли Хардвиков, которые также рассматривали этот вопрос в своей книге «Sherlock Holmes Companion», утверждая: «… мы будем выступать за Оксфорд. Мысленно мы встречались с Холмсом в университете; хоть нам удалось лишь мельком увидеть, как где-то в коридорах Крайст-Черча стремительно промелькнула его студенческая мантия.»

@темы: Шерлок Холмс, The Grand Game, Холмс в университете, Николас Утехин

URL
среда, 14 ноября 2018
21:37

Westron Wynde Ужасное дело чарующего хироманта. Пролог.

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Ужасное дело чарующего хироманта. (Продолжение "Тайны Тэнкервилльского леопарда)

Пролог

Я просыпаюсь от холода. Вода раскрывает свои объятия и затягивает меня в свою чернильную глубину. Я не осознаю ни того, что передвигаюсь, ни того, что мои руки связаны, ноги также, и они прикованы к чему-то тяжелому, что тянет меня еще дальше вглубь к желтоватому водянистому ореолу где-то внизу. Вода заполняет мои ноздри, и я судорожно пытаюсь сделать вдох. Меня тянет вниз, из-под всунутого мне в рот кляпа вырываются пузырьки воздуха и , когда они поднимаются на поверхность, на ней появляется рябь и расходящиеся круги.
Но вот мои ноги сотрясает глухой удар и мое погружение на этом заканчивается. Я достиг дна и цепь, сковывающая мои ноги, несколько ослабла. Мои лодыжки больше болезненно не терлись друг об дружку. Цепь все больше слабеет по мере того, как я пытаюсь освободиться и сбросить ее. У меня над головой круг света меркнет, превращаясь в тоненький полумесяц. Грудь горит, легким не хватает воздуха. Никогда еще потребность дышать не была такой настоятельной. Но чувствуя близость спасения, я не желаю даже думать о возможной неудаче.
Цепь поддается еще на полдюйма. Через ее звенья проскальзывает одна нога, потом другая. Но то, что мои руки связаны, не особенно способствует легкому и быстрому подъему. Я пытаюсь взять верх над этой всепоглощающей жаждой дышать и обогнать стремительно уменьшающийся серебристый луч света наверху. Я всплываю как раз в ту минуту, когда свет гаснет, и погружаюсь в вечную темноту.
Я качаюсь на воде и, выплюнув кляп, огромными глотками пью этот проклятый спертый воздух, а огонь в груди немного тушит зеленоватая вода, случайно попадающая мне в рот. В темноте плеск воды, бьющейся в круглые стены моей тюрьмы, действует довольно угнетающе; и кроме моего затрудненного дыхания, это единственный звук в царившей тишине. Мы не можем вечно играть в эту игру, вода и я. Если не подоспеет помощь, мои силы, конечно же, иссякнут. Холод уже вгрызается в мои кости, мои руки уже онемели, и голова уже слишком много раз уходила под воду.
Вся штука в том, что никто не знает, что я нахожусь здесь.
Сейчас ночь, и спящие проснутся лишь после того, как я давно уже стану утопленником. Если кого и удивит то, что я не вышел к завтраку, пройдет еще некоторое время, прежде чем кто-то решит отправиться на поиски. Когда они увидят, что моя комната пуста, постель не тронута, то придут к неизбежному выводу, что я ускользнул, тем самым подтвердив, что я и есть убийца старых вдов, чувствующий, что его вот-вот настигнет рука закона. Они скажут, что их подозрения оправдались, и полиция с этим согласится. Они не будут обыскивать сад и не найдут этот заброшенный колодец. В свое время кто-нибудь наткнется на мои пропитанные водой останки, и тогда я буду оправдан. Но что от этого толку, если я давно уже буду мертв?
Если я не могу положиться на других, то, видимо, нужно подумать, что я сам могу сделать в этой ситуации. Веревка, которой были связаны мои руки, была довольно тугой, а благодаря воде она стала совершенно неподатливой. Сам я освободиться не могу, ни при помощи зубов, ни при помощи каких-либо острых выступов, которые я надеялся найти на этих покрытых слизью стенах. Снова и снова я двигаюсь по кругу, ища в темноте что-нибудь, за что я мог бы уцепиться и дать отдохнуть своим уставшим ногам. Я ощупываю склизкий мох и вдруг обнаруживаю в кладке кирпич, слегка выступающий над другими. Я вцепляюсь в него ногтями и, подтягиваясь, по пояс вылезаю из воды. Я дрожу от холода и от того неимоверного усилия, которое приложил, чтоб достигнуть этого, но тут неожиданно мои пальцы, обламывая ногти, соскальзывают с шершавой поверхности камня. Я срываюсь вниз, и воды вновь смыкаются над моей головой.
В эту минуту вот такого подвешенного состояния, когда я не падаю вниз, но и не поднимаюсь вверх, я слышу голос разума, который говорит мне, что мне не суждено выйти из этой битвы победителем. И насколько легче было бы сейчас покориться, не пытаться более выбраться на воздух и дать воде одержать верх. Не надо больше бороться, - говорит он, - сдавайся, немедленно сдавайся.
Я не слушаю. Если бы у меня не было мужества для борьбы, я бы не зашел так далеко. Я устремляюсь вверх и всплываю, попав из темной воды в ночную тьму на ее поверхности. Что делать? Если б у меня были свободны руки, я мог бы добраться до края колодца, сдвинуть с него крышку и оказаться на воле. Стенки колодца находятся достаточно далеко друг от друга, и я не смогу вскарабкаться по ним при помощи ног. Казалось, сейчас я не могу найти даже свой выступающий кирпич, но вдруг обнаруживаю прямоугольное отверстие на том месте, где он был, и понимаю, что я его вытащил.
Казалось, моим ледяным пальцам потребовалась целая вечность, чтобы подчиниться моей воле и вцепиться в эту брешь. Пока я висел таким образом, мой подбородок царапала кирпичная стенка, а зубы не переставали выбивать дрожь. Моя мокрая одежда была словно налита свинцом, и это истощало те последние силы, которые еще у меня оставались. Хуже всего было то, что я не мог сконцентрироваться. Мой ум метался, ни минуты не задерживаясь на чем-то одном, и чуть было задумавшись о том, как бы не утонуть, я тут же спрашивал себя, что за блажь привела меня в это место.
Все мое сознание занимает один человек, принимая сейчас довольно угрожающие размеры, хотя на самом деле, он вовсе не отличается таким огромным ростом. Гораздо ниже, приземистый, почти как бочонок, с нетвердой походкой, аккуратными черными волосами, которые блестят, будучи щедро смазаны лимонным кремом, и щегольскими, лихо закрученными усами. Мы сидим среди толпы, лицом к лицу, он держит мою руку, повернутую ладонью вверх, и пальцы другой его руки скользят по линиям на моей ладони.
И я вновь слышу, как он говорит:
- Боже, мистер Холмс, похоже, вы примете смерть от воды.
От воды! Я не могу не почувствовать всю иронию этих слов именно сейчас, когда я изо всех сил стараюсь держать голову на поверхности этого вонючего бассейна. Он не мог этого знать, говорю я себе, он не мог это предвидеть! Судьба человека отнюдь не запечатлена у него на ладони или в кофейной гуще, и ее нельзя увидеть в блеске утренней росы. Поверить в это – значит, подчиниться этому голосу, настойчивые нотки которого становятся все более резкими, пока я, наконец, не заявляю во весь голос о своем неповиновении, чтобы заглушить в себе это желание покориться судьбе.
Я просто так не уйду, говорю я в темноту. Я не буду молчать, пока невинные и ничего не подозревающие люди становятся жертвами таких вот негодяев.
- Будь ты проклят, Риколетти! – кричу я, точно бросая ему свой вызов. – Будь проклят ты и твоя ужасная жена!
Мои слова отзываются эхом, которое вскоре умолкает, лишившись сил, так же, как и я. Я ухожу из этой холодной реальности туда, где не буду чувствовать ни боли, ни смятения. Я не испытываю страха перед смертью и почти ни о чем не жалею, вот разве что о моем брате, которому будут говорить обо мне, и он один будет знать, что это не правда. У него возникнут подозрения, как все было на самом деле, но он ничего не сможет доказать. Мысленным взором я вижу, как он качает головой и говорит, что предупреждал меня о подобной развязке.
Возможно, ты был прав, брат мой, а возможно, что это ты был причиной моей гибели. В конце концов, ведь это же ты отправил меня сюда.
Мои пальцы соскальзывают на самый край. Я пытаюсь вцепиться ими в камень, но теперь они уже больше не слушаются меня. Сколько времени все это длится? Двадцать минут? Тридцать? Мои тщетные усилия всего лишь подарили мне еще несколько минут жизни, не более.
- Оставь борьбу, - сказал он. – Так тебе будет легче.
Я балансирую на грани, удерживаясь лишь остатками своих кровоточащих содранных ногтей. Мне уже все равно, я слишком устал и замерз. Я тихо умру во мраке, и мой затуманенный рассудок уже даже не в силах вспомнить дату, когда это произойдет; сейчас казалось неуместным говорить о датах.
Вы примете смерть от воды. Возможно ли, что этот хиромант говорил правду? Если это так, то это будет еще одно его пророчество, которое сбылось.

@темы: Шерлок Холмс, Westron Wynde, Ужасное дело чарующего хироманта

URL
понедельник, 05 ноября 2018
21:52

Тайна Танкервилльского леопарда. Эпилог

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Ну, вот и конец.

Сам фанфик находится здесь
www.fanfiction.net/s/4477368/1/The-Mystery-of-t...


Эпилог

Через несколько дней после визита Лестрейда я стал подумывать о том, не пора ли мне освободить больничную койку. По словам Главного Хирурга, я поправился настолько, насколько это вообще для меня возможно, а розоватый шрам у меня на боку, сказал он, будет служить мне постоянным напоминанием на будущее быть более осторожным.
Его последний совет мне был на первый взгляд довольно обыденным, и заключался в следующем: выпивать ежедневно по бутылке виски и нанять хорошенькую сиделку, которая бы позаботилась об удовлетворении всех моих потребностей. При последних словах он со знающим видом подмигнул мне, так, что можно было подумать , что он и сам регулярно прибегал к такому способу лечения. Если так, то его измученный вид служил не самой лучшей рекомендацией. Я поблагодарил его за заботу и, не медля ни минуты, покинул больницу.
На Монтегю-стрит я вернулся довольно подавленным, ожидая, что на пороге будет стоять разгневанная хозяйка, а мои вещи, должно быть, давно уже проданы старьевщику. Я был приятно удивлен, когда ни то, ни другое мое опасение не подтвердилось.
Хозяйка моя так и расплылась в улыбке и была полна благостности и сочувствия. Она то и дело интересовалась состоянием моего здоровья и не раз спросила , не нужно ли мне чего-нибудь. Я понял, что за этим чудесным преображением кроется влияние Майкрофта, и мое подозрение подтвердилось, когда она заметила, какой прекрасный джентльмен мой брат, и лицо ее при этом пылало восхищением. Я решил, что он достиг столь блестящего результата, благодаря большой щедрости , а также тому, что не явился сюда лично – я решил так по той простой причине, что ни один человек, имевший несчастье познакомиться с Майкрофтом, никогда бы не назвал его «прекрасным джентльменом».
Еще более приятный сюрприз ожидал меня в моей комнате. На столе лежал скрипичный футляр , и тщательно исследовав его содержимое, я пришел к заключению, что и в самом деле та скрипка Страдивари, которую я заложил, вернулась ко мне все в том же прекрасном состоянии. Поскольку все сроки внесения долга миновали, я уже решил, что навеки ее лишился. Агент Майкрофта проделал все просто восхитительно, найдя расписку ростовщика у меня в кармане и выкупив мой инструмент.
Личный вклад во все это дело моего брата ограничивался краткой запиской.

«Если ты читаешь эти строки, то ты определенно уже поправился настолько, чтобы зайти ко мне в Уайт-холл в ближайшее удобное для тебя время.»
Очевидно, мы продолжаем общаться, хотя я полагал, что по задуманному плану Майкрофта наша беседа будет состоять из длинной нотации с его стороны и смиренной покорности – с моей. Выбор места встречи подтверждал это, и я уже представлял, как будет разворачиваться наш разговор. Меня будут убеждать в достоинствах респектабельной и стабильной должности, а я, как обычно, буду стоять на своем.
Ну, допустим, мое последнее дело едва не закончилось моей гибелью, но я совсем не считаю его своей неудачей. Если перефразировать Гете, не ошибается тот, кто не пытается чего-то достичь.
Однако, я не мог отрицать, что были некоторые вопросы, которые нужно разрешить, и далеко не последний из них – вопрос его высокомерного поведения, когда он лишил меня прав на наследство. Перед тем, как предстать перед разгневанным Майкрофтом, я должен был выполнить свой долг. Я собрал свои вещи, оделся потеплее и сел в кэб, чтоб сперва доехать до Линькольнс- Инн, а потом в Сохо.
Дом, который я искал, располагался в центре Семи Циферблатов, и теснился среди конюшен и пивных. Кэбмен отказался ехать в самую глубь зловонного муравейника, состоящего из внутренних дворов и аллей, и сердито взмахнув кнутом, он направил лошадь прочь, пока какие-нибудь плутишки не сняли с его четвероногого помощника подковы.
Я пробирался по узким, грязным улочкам, стараясь избегать встреч с подвыпившими обитателями этих мест, которые в этот ранний час уже стояли, прислонившись к стенам и держа рекламные щиты с афишей каких-нибудь увеселительных заведений и с объявлениями. Женщины средних лет с раскрасневшимися от холода щеками приставали к проходящим мимо прохожим, сообщая сомнительные подробности о своем возрасте, пытаясь таким образом добавить привлекательности своей поблекшей красоте.
Худший из так называемых «птичьих базаров», - трущоб, где бедняки теснились в домах - в одном доме порой проживало до тридцати человек – эта сточная канава человеческого несчастья и отчаяния, пропахшая прогнившей водой и дохлыми кошками, что лежали в полузамерзших канавах, и представляли интерес лишь для собак да полуодетых ребятишек. Чистые респектабельные улицы, где прогуливались благовоспитанные леди и джентльмены, лежали в какой-нибудь полумиле отсюда, но для всех этих людей это было все равно, что миллионы миль.
Я полагал, что знаю, каково это – унижаться, служа другим, чтобы хоть немного заработать на жизнь. Но думая так, я лишь обманывал себя самым жестоким образом.
Я играл роль, походя заигрывая с проблемами, которые волновали этих людей каждую минуту их жизни, тогда как сам я знал, что мне нужно лишь сбросить свой маскарад, чтобы уйти от этих проблем и вернуться к комфорту своего существования. Мне не знаком был страх лишиться работы, я не знал , каково это возвращаться с пустыми руками к голодным детям, не ведома мне была и боль разлуки с любимыми, которую влекло за собой поступление в работный дом.
Мне стоило лишь сделать несколько шагов, чтобы оставить далеко позади эти жалкие улицы; большинству здешних обитателей, провожающих меня злым, недоверчивым взглядом, это было недоступно. Я был обманщик, еще хуже, чем снизошедший до них богач, ожидающий в обмен на символический шиллинг получить благодарность нищего - молитву о своем благоденствии. Я заслуживал их презрение, так же, как и они заслуживали мою жалость. Единственное, чем я мог тешить свою совесть, было то, что хоть одному существу из множества этих несчастных я принес радостные вести.
Мой путь лежал в конец этой аллеи, которая выходила на тесный двор, кишащий паразитами и зловонием. Какие-то босые мальчишки топали по замерзшим на морозе экскрементам, радостно смеясь, когда лед трещал у них под ногами. Столбы с развешанным бельем окружали стайки голубей, столь же тощих, как и люди, выглядывающие из окон. Из-за побитых стекол за незнакомцем наблюдали усталые глаза.
В ответ на мой стук внутри раздались шаги. Минутой позже дверь открылась, и на пороге появилась мисс Эмили Раш, ее руки покраснели и кровоточили от постоянного пребывания в холодной воде; а ее лицо выражало удивление, видимо, она никак не ожидала моего появления.
- Мистер Холмс… - Ее щеки окрасились румянцем. – Что вы здесь делаете, сэр?
- Я должен поговорить с вами, - сказал я. Из дома напротив вышли несколько женщин, движимых любопытством. – Можно мне войти?
Она провела меня в небольшую гостиную, в которой также были развешаны на веревках рубашки и простыни. Воздух в комнате был тяжелый из-за этого выстиранного белья, которое сушилось при скудном пламени камина. Возле него сидела осунувшаяся девочка лет восьми. У нее на коленях лежала стопка носков, которые она штопала.
Хрупкая , как осенняя паутинка, она представляла собой пугающее воплощение живого мертвеца, настолько плотно кожа обтягивала ее худое тельце. Это, как я понял, и была младшая сестра, больная чахоткой девочка, на лечение которой и пошел мой фунт.
- Что я могу для вас сделать, сэр? – спросила мисс Раш.
Она отвела взгляд и постаралась встать подальше от меня настолько, насколько позволяла эта небольшая тесноватая комната. Как и снаружи, здесь мы оказались на виду, на сей раз это была пожилая женщина, набивающая матрас птичьим пером, и не меньше десятка детей, исколовших себе иголкой пальцы, пока они пришивали пуговицы к рубашкам.
- Ваша сестра? – спросил я, указывая на девочку у камина.
В ее усталых глазах мелькнула гордость.
- Да, это моя Алиса.
А потом она сказала погромче, обращаясь к девочке.
- Это мистер Генри Холмс, который одолжил мне денег на твое лекарство.
Кажется, этой малышке потребовалось приложить все силы, чтобы заставить себя улыбнуться.
- Я верну вам эти деньги, мистер Холмс, - сказала мисс Раш с искренностью, в которой я ни на минуту не усомнился, но вряд ли это было оправдано при ее низком заработке.
Я отмел ее предложение, махнув рукой.
- Шерлок, - сказал я. - Меня зовут Шерлок Холмс, мисс Раш. Не Генри.
Теперь это уже не играло роли, но мне казалось важным полностью сбросить с себя образ Генри. Если от него останется хоть малейший след, я никогда не освобожусь от этого создания своего воображения.
- Жаль, - сказала она. – Мне казалось, что имя Генри вам подходит. Хотя , когда я гляжу на вас сейчас, то вижу, что вы до кончиков ногтей истинный джентльмен. Я всегда знала, что вы небыли обыкновенным стюардом.
Я улыбнулся такой проницательности.
- Как вы узнали?
- По вашим рукам, сэр. Не похоже, чтоб с такими руками вы занимались тяжелой работой.
Я посмотрел на свои ладони и на розоватую кожу на месте затянувшегося ожога. Я самонадеянно считал, что пара очков и льстивые речи – это все что нужно, чтоб стать кем-то другим. Всегда отрезвляет внезапное понимание, что ты не настолько умен, как тебе казалось.
- Вы совершенно правы, мисс Раш. Я частный детектив-консультант. В Тэнкервильский клуб я пришел, чтобы исследовать обстоятельства смерти Майкла Хардинга.
- Да, сэр, - сказала она. – Мне сказали, что случилось, и как вы чуть не погибли.
- Да, я показал себя не с лучшей стороны, - признал я.
- О, нет, сэр, я вовсе не это имела в виду. Вы восстановили справедливость в отношении Майкла. И я благодарю вас за это, мистер Холмс. И Майкл также поблагодарил бы вас, если бы он был здесь, упокой Господь его душу.
Упоминание его имени напомнило мне о причине моего визита.
- Мисс Раш, можем мы где-нибудь поговорить?
- А здесь? – спросила она, неуверенно взглянув на присутствовавших в комнате.
- Я имею в виду, наедине.
Я слишком поздно понял, как неверно могут быть истолкованы мои слова. Она покраснела. Пожилая женщина покачала головой и забормотала что-то весьма нелестное.
- Я всегда знала, Эмили, что в конце концов ты окажешься на панели, - сказала она. – Если б только твоя мать могла тебя сейчас видеть…
- Перестаньте, миссис Крэдок; я хорошая девушка, была, есть и всегда ею останусь. Мистер Холмс только мой друг и все.
Она взяла меня за руку и повела к двери.
- Зачем вы пришли сюда, сэр? – зашептала она. – Что вы хотите?
Так как этот угол при данных обстоятельствах лучше всего представлял собой некое подобие уединения, я понизил голос в надежде, что наша старая дуэнья страдает глухотой.
- Я здесь как раз из-за мистера Хардинга, - пояснил я. – Если бы он был жив, то должен был бы получить немалую сумму. Но он мертв, и эти деньги попали ко мне. Я же в свою очередь передаю их вам, как хотел бы этого и он сам.
- Сколько?
- Пятьдесят фунтов.
Она вскрикнула и прижала руки к губам.
- Это подарок вам от мистера Хардинга, - продолжал я, - этих денег достаточно, мисс Раш, чтобы вы оставили это место и смогли ухаживать за вашей сестрой.
Черты ее лица исказились и по щекам побежали слезы.
- Он всегда говорил, что хотел увезти меня отсюда. Благодарю вас, сэр, но я не могу принять эти деньги. Они запятнаны кровью Майкла. Это из-за них его убили. Он погиб потому, что хотел заработать эти деньги для меня.
Я покачал головой.
- Вы не виновны в том, что с ним произошло. – Я вздохнул и понизил голос почти до шепота. – Думаю, он очень ценил вас, мисс Раш, и хотел на вас жениться. И поэтому, положа руку на сердце, я не могу взять эти деньги. Он хотел бы, чтобы они достались вам.
Она горько плакала. И нуждалась сейчас в том, чтобы кто-то поддержал ее, взяв за руку и сказав ей слова утешения. А вместо этого мы неловко стояли порознь, сознавая, что за нами все еще наблюдают; и я ждал, когда она осушит свои слезы и выслушает то, что я должен ей сказать.
- Я оставил деньги у своих стряпчих, «Янг, Янг и Янг», - пояснил я. – Зайдите, когда вам это будет удобно, в их контору в Линкольн Инне и они помогут вам, как бы вы не решили распорядиться этими деньгами.
Она вытерла слезы тыльной стороной ладони.
- Майкл всегда говорил, что нам нужно поехать в Брайтон. Говорил, что воздух там очень благотворный и это то, что нужно для слабой груди Алисы. И что я смогла бы там работать в магазине, и у нас была бы своя небольшая комната. Мы мечтали об этом, мистер Холмс.
- Это прекрасная мечта, мисс Раш. Когда вы поедете туда?
Она посмотрела на девочку и горы белья, которыми была завалена эта комната.
- Я пока еще не могу уехать, - сказала она. – Мне нужно выстирать еще три больших кипы белья, и я не могу опаздывать с этим.
- Значит, завтра.
Последовала длинная пауза.
- Когда Алисе будет лучше , мистер Холмс. Посмотрите на бедную девочку – у нее такой вид, словно она рассыплется на тысячу осколков, если я только попытаюсь куда-то ее везти. Нет, мы поедем, когда она окрепнет и на улице станет теплее.
- Мисс Раш, вам не стоит с этим медлить, - возразил я.
Появившаяся на ее лице улыбка была печальной.
- Мы уже так давно здесь, мистер Холмс. Деньги будут в сохранности, и они очень пригодятся для лечения Алисы. И не будет ничего плохого, если мы пробудем здесь еще несколько недель.
Если б каких-то слов было достаточно, чтоб заставить ее передумать, я бы приложил все усилия, чтоб убедить ее в обратном. Однако, я видел, что дальнейшие пререкания бесполезны. Я знал, что еще несколько недель превратятся в месяц, затем будет еще один и еще. Мисс Эмили Раш и ее сестра никуда не уедут, потому что им будет не хватать не денег, а решимости. Птицу могут держать в клетке так долго, что даже, если распахнуть дверцу, ей не хватит смелости вылететь на волю.
И не важно, здесь ли, или в Брайтоне, исход будет один и тот же: девочка умрет. Что тогда останется ее старшей сестре? Не имея никаких навыков, без каких либо перспектив, она вернется к той тяжелой работе, которую только и знала, и к людям, с которыми она провела всю свою жизнь. Сестрам Раш не суждено узнать новый мир; Семь циферблатов никогда не отпустят их, окружая их всем тем, что было безопасно и знакомо.
Я ушел в еще более унылом расположении духа, чем был, когда пришел сюда. Я думал, что помогаю; но сейчас я уже не был уверен в том, что еще более не усугубил сложившееся положение вещей. Никакие деньги не спасут умирающую девочку, не принесут утешение ее горюющей сестре. Я обманывал себя, веря в то, что будет достаточно одной благотворительности – но, как и любил говорить мне Майкрофт, во многом я был крайне неопытен, точно грудной младенец.
Я размышлял об этом, идя в сторону Уайт-холла. В свете последних событий я был вынужден признать, что в словах моего брата, прозвучавших в тот вечер, когда имело место наше разногласие, было немало правды.
Я был не настолько легковерен, чтобы поверить, что Майкрофт случайно смог точно прочитать всю ситуацию или что простой клерк из какого-то правительственного департамента был посвящен в крайне секретную информацию о преступной деятельности в этом с виду вполне респектабельном клубе.
Для меня было очевидно, что ему известно больше, чем он говорил мне. Он так и сказал. Вместо того, чтобы довериться мне, он только угрожал да говорил обидные вещи. А затем, когда не смог заставить меня принять его точку зрения, со свойственной ему раздражительностью, он отплатил мне тем, что прислал этот смехотворный шиллинг. Если теперь он ожидает, что, пережив все это, я стану покорным, то жестоко ошибается.
Не зная, где его искать, я стоял перед дверями Вестминстерского дворца. Дежурный полицейский вызвал служащего, который как-то непонятно хмыкнув, тут же исчез. Вместо него явился другой чиновник, рангом повыше, если конечно, по его властным манерам можно судить о его статусе. Он окинул меня оценивающим взглядом, а потом повел меня в Банкетный зал, и уже там я получил информацию из самых первых рук, что мой брат меня ждет.
Другой полицейский привел еще одного очень представительного чиновника, который пришел проводить меня к Майкрофту, даже не спросив, кто я такой. Из этого я сделал вывод, что это тот джентльмен, которого мой брат послал приглядеть за моей госпитализацией и уладить все дела с моей хозяйкой. Я поблагодарил его за возвращение своей скрипки, он слегка поклонился в ответ; и теперь я уже знал, что все понял верно.
Меня ввели в большое помещение, состоящее из двух великолепных комнат, с белыми стенами и колоннами и расписным потолком; там, среди позолоты и клубящихся облаков, для будущих поколений были запечатлены боги и старые короли. И там, у окна, возле двери я остался ждать, когда у моего брата выпадет свободная минута для нашей встречи.
Я узнал его спину в толпе джентльменов на другом конце этих апартаментов. Все они изучали что-то лежащее на стоявшем перед ними столе, и я понял, что должен ждать, как того требовала непомерно завышенная самооценка моего брата.
Я переключил свое внимание на окно и на открывавшийся отсюда вид. Более двух веков это здание стояло здесь, оно было свидетелем казни королей и крушением более старых построек, что стояли вокруг него. Можно говорить об истории, как о довольно абстрактном понятии , так же, как и о людях, которых отделяли от нас века, но в некоторых местах ты сознаешь присутствие этого прошлого, словно сами стены тут заключают в себе смутную память о минувших днях, чтобы когда потребуется, кто-то мог извлечь из нее эти картины прошлого.
Интересно, кто стоял там, где стою сейчас я и смотрел из этого окна? Век, возможно, уже и другой, но многое совсем не изменилось. Эхо криков кэбменов раздавалось по переполненным народом улицам, пешеходы спешили вперед, жизнь продолжала свой ход в тени этого старинного здания, как это было раньше и будет продолжаться и после того, как меня не станет. Тут можно сказать о постоянстве в изменчивое время, об опоре, которая вынесет все, чтобы не рушилось вокруг нее – если б такими добродетелями обладали люди, насколько лучше могла бы быть жизнь.
-В этом мире нет ничего постоянного, все изменчиво, - раздался вдруг голос, вторгшийся в мои сокровенные мысли. – Полагаю, это именно так, Шерлок, но тогда Свифт никогда бы не имел удовольствия познакомиться с тобой.
Я не почувствовал его приближения. При всей своей тучности Майкрофт обладал крайне легкой походкой, которая придавала его движениям нечто кошачье. Как обычно, он решил, что я не возражаю против чтения моих мыслей, этой его привычки, которая , по правде говоря, всегда меня несколько раздражала. Мы смотрели друг на друга, он – с явным превосходством, я – еле сдерживая свое непокорство, каждый пытался поставить другого в более уязвимое положение, заставив первым начать разговор. В тот день я совершил невозможное и вынудил брата взять эту инициативу на себя.
-Ты пришел, - сказал он.
- Ты позвал меня; и вот я здесь.
- Добровольно?
- Никто не тащил меня сюда в наручниках, если ты это имеешь в виду.
Это замечание почти не произвело на него впечатление.
- Я вижу, что это суровое испытание никак не отразилось на твоем своеобразном чувстве юмора, хотя ты сам все же пострадал.
- Мне сказали, что я полностью поправился. Ты потратил деньги не даром.
- Видимо, да. – Он окинул меня взглядом. – Надо ли понимать, что это все, что ты мне скажешь в качестве благодарности или извинения?
- Что касается благодарности, то ведь я же не просил тебя о помощи. В отношении же всего остального, то я не знаю никакой причины, по которой мне следовало бы просить у тебя прощения.
Майкрофт вздохнул.
- Что ж, как я и боялся, все это нисколько не изменило тебя, Шерлок. Ты ничему не научился.
- Кое-что я все же узнал. Узнал, - сказал я, тщательно подбирая слова, - что нет ничего, чем мой брат не мог бы пожертвовать ради принципов. - Я с укором посмотрел на него. – Ты знал, Майкрофт . ты знал, что творится в Тэнкервилльском клубе и ничего не сказал.
Повисла пауза, а потом он ответил.
- Да, знал.
- Ты не отрицаешь?
- С какой стати мне это делать, раз ты все понял сам. И я категорически не согласен с твоим утверждением, что я ничего не сказал. Я сказал, Шерлок, что ты должен оттуда уйти.
- Не дав никаких объяснений!
- Если б я просветил тебя в отношении сложившейся там ситуации, - совершенно спокойно сказал он в ответ на мой враждебный тон, - ты бы соизволил уйти оттуда вместе со мной?
Я подумал.
- Нет.
- Тогда это было бы совершенно бесполезно.
- Майкрофт, там погибли люди.
- И только Всевышнему известно, какими судьбами ты не оказался среди них, - отозвался он. – Шерлок, ведь тебе же было сказано не вмешиваться. Но ты, как обычно, счел, что тебе лучше знать, что делать. Я говорил, что тебе придется самому расхлебывать последствия этого, и , тем не менее, наводить порядок в учиненном тобой хаосе пришлось именно мне!
С каждой минутой по мере того, как он произносил свою тираду, его лицо становилось все более красным.
- Хэндимэн и Стенхоуп – это ничто, всего лишь звенья цепи. В свое время мы сможем проследить нити, которые приведут нас от них к их хозяину. Если б я хотел разоблачить их, то не просил бы Главного Суперинтенданта отправить на это расследование какого-нибудь козла отпущения.
Какого бы я не придерживался мнения о Лестрейде, меня порядком возмутило такое бездушное отношение к человеческой жизни.
- У этого козла отпущения есть семья, Майкрофт.
-Неважно. Я никак не ожидал, что он бросится к тебе за помощью. После нашего разговора, когда я понял, что ты решил любой ценой докопаться до правды, у меня не было иного выбора, кроме, как заменить его этим Грегсоном. Он, по крайней мере, делал то, что ему велено и привел дело к быстрому завершению. О, если б также поступил и ты! А теперь несколько месяцев работы пошли коту под хвост, и все исключительно благодаря твоим глупым и опрометчивым действиям!
Я смотрел на него во все глаза, впервые чувствуя, что , возможно, я совсем его не знаю. Когда я обвинил его в том, что ему известно об опасности, в чем он признался в вечер нашей ссоры, то никак не ожидал услышать что-то подобное.
- Майкрофт, чем ты занимаешься?
Его черты смягчились.
- Ты спрашиваешь об этом только теперь.
- Ты готов рассказать мне?
- Наши добрые отношения сохранятся лишь при этом условии?
- А у нас они есть? – сердито произнес я и тут же пожалел об этом, увидев, складку, которая залегла у него на лбу. – Нет, Майкрофт, это не является условием. Но все же я предпочел бы, чтоб ты доверял мне. Может быть, тогда в будущем я больше не стану помехой твоим планам.
Он склонил голову.
- Так знай, что это так и есть, ибо, что бы ты там не думал, я верю в твое благоразумие. У меня довольно уникальная профессия, которую по большому счету я, так же как и ты, изобрел для себя сам; своим существованием она обязана той эксцентричной черте, присущей представителям нашей семьи, посредством которой я наделен экстраординарной и порой довольно обременительной способностью впитывать и сохранять в своем разуме множество информации, как полезной, так и не очень.
- Ты хочешь сказать, что у тебя прекрасная память, - живо откликнулся я.
В серых глазах брата я заметил промелькнувшее недовольство.
- Это делает меня всезнающим и позволяет действовать, исходя из этого. За несколько лет я сделался незаменимым. Ко мне прислушивается премьер-министр. Я – главный неофициальный советник правительства, о котором никогда не слышал никто в этой стране; более того, порой именно я и есть это самое правительство.
Я склонен был предположить, что он переоценивает свою значимость, но в поведении Майкрофта было нечто такое, что все язвительные замечания замерли у меня на языке.
- Сперва меня это даже забавляло, - продолжал он. – Теперь я нахожу, что это довольно утомительно - постоянно быть к услугам как запутавшегося клерка , так и любого из министров. У меня была надежда, что однажды ты разделишь со мной эту роль, и этот огромный груз не будет лежать исключительно на моих плечах. Теперь я вижу, что этого не произойдет. Ты неуправляем, Шерлок, и будет лучше, если ты займешься тем, к чему испытываешь склонность.
Его разочарование было искренним, равно как и мое смущение, когда я узнал о этом, в значительной степени и потому, что он, казалось бы, одобрял мой выбор профессии, о чем я не смел даже и мечтать.
- Майкрофт, если ты не в силах больше выносить это, почему ты все еще остаешься здесь?
- Потому что альтернатива будет еще хуже. Где еще смогу я занять пост, который бы предоставил моему интеллекту такое огромное поле деятельности? Моему уму необходима работа, Шерлок, и эта профессия не менее благородна, чем любая другая. – Он поднял на меня взгляд. – Видишь, брат, я все понимаю, и гораздо более, чем тебе это казалось. У меня нет желания подрезать тебе крылья, но я не могу не задаваться вопросом, сможет ли тебя удовлетворить эта избранная тобой профессия.
- Майкрофт, я думал, что являюсь для тебя помехой, - прямо сказал я. – Во время нашей последней встречи ты определенно осуждал меня, причем до такой степени, что готов был отречься от меня, как от брата.
- Это была моя ошибка. Я вообразил, что угроза оказаться без средств к существованию сработает там, где не подействовали никакие иные аргументы.
- Она возымела совершенно обратное действие. И лишь укрепила мою решимость.
- Я боялся, что так и будет. При нормальных обстоятельствах я бы не стал вмешиваться. Должен признать, что разрывался между нашими братскими узами и всеобщим благом. Положа руку на сердце, я не мог позволить тебе слепо идти в логово льва. Но не мог и просто сказать все, что знал, рискуя причинить неизмеримый ущерб всему обществу теми опрометчивыми действиями, которые ты мог предпринять, пытаясь узнать какой преступный ум стоит за всеми этими злодействами.
- Ты не знаешь, кто он? Стенхоуп называл его «Профессор».
- Тогда тебе известно столько же, сколько и мне. – Майкрофт покачал головой. – Жаль, что он ускользнул от нас. В Лондоне станет намного безопаснее в тот день, когда он будет арестован. Он редко, когда позволяет определить свое присутствие, если только в случае ошибки своих миньонов, как это было в Тэнкервилльском клубе. Смерть Хардинга оказалась для нас таким удобным случаем, какой еще не представлялся. Однако, не стоит падать духом, - сказал Майкрофт, и его лицо прояснилось. – Думаю, что будут и другие возможности, ну и, по крайней мере, ты вышел из всего этого относительно невредимым. Это немного утешает.
Сейчас, когда Майкрофт был в хорошем расположении духа, я решил, что это весьма подходящее время , чтобы заявить о еще одном поводе для недовольства. Я прокашлялся, чувствуя сильное смущение от того, что хотел сказать.
- Я не буду больше поднимать вопрос о своем содержании и моем праве на отцовское наследство, - сказал я. – Я требую, чтоб ты предоставил мне равные с тобой права в качестве управляющего.
Его губы растянулись в легкой улыбке.
- Этого я тебе предоставить не могу.
- Не можешь? Или не желаешь?
- Не могу, Шерлок. Не в моей власти дать тебе то, что ты просишь. Ты не можешь быть управляющим по той простой причине, что управлять там нечем.
Я уставился на него.
- Наш отец оставил…
- Целую гору счетов, - закончил он мою фразу. – После смерти нашей матери он весьма пренебрежительно относился к делам. К тому времени, когда его долги были выплачены, осталось совсем мало средств, чтоб обеспечить достойное проживание хотя бы одному его сыну, не говоря уже о двух. Поскольку у меня была работа, я решил отказаться от своей доли и оставить тебе то малое, что осталось. Однако, ты имел обыкновение жить не по средствам. Прибыли от этого небольшого капитала было недостаточно, чтобы удовлетворить твои нужды, и поэтому пять лет назад капитал этот был исчерпан. Передо мной стоял выбор: сказать об этом тебе или пополнить твой источник дохода. Я бы предпочел первое, но старый мистер Янг убедил меня в обратном.
- Какое отношение ко всему этому имеет наш стряпчий?
- Ты многим ему обязан, мой дорогой мальчик, поэтому постарайся быть вежливым. Молодой мистер Янг был за то, чтобы сказать все, как есть, но старый мистер Янг сказал, что нужно дать молодым людям время и возможность совершать ошибки и найти свое место в жизни. Он сказал, что такой хрупкий мальчик, как ты, нуждается в этом гораздо больше остальных. При всем при том я увидел в его совете мудрость. И какие бы деньги ты не получал с той поры, они были из моего кармана.
Я не знал, что на это ответить, но это, как я понял, и входило в намерения Майкрофта. Ему всегда доставляло определенное удовольствие видеть, как я совершенно сбит с толку и теперь я не знал, что сказать. Я ожидал увидеть на его лице триумф, но вместо этого разглядел там лишь усталость.
- Майкрофт, ты должен был сказать мне все, есть. Так не может больше продолжаться.
Он махнул рукой.
- Ты мой брат и единственный за кого я несу ответственность теперь, когда умерли наши родители. Что до денег, то они мало, что значат для меня. Старый мистер Янг сказал, чтоб я смотрел на тебя, как, может быть, на сестру, которую я должен бы обеспечивать – и действовал бы в соответствии с этим.
- Сестру? – воскликнул я возмущенно. – Я вполне способен сам о себе позаботиться.
Майкрофт насмешливо приподнял бровь.
- Тебе заплатили за это последнее дело? Ты что-то говорил о пятидесяти фунтах.
- Я получил их и даже больше. Только… - я в нерешительности замялся, - я отдал их.
Майкрофт неодобрительно цокнул языком.
- В таком случае тебе не следует так поспешно выказывать пренебрежение к той малости, что я могу тебе дать. В нынешней ситуации я был вынужден оплатить твои долги. Ты можешь не беспокоиться, я внес плату за твою квартиру еще за месяц вперед, и надеюсь, что в ответ ты окажешь мне услугу.
Прежде, чем я успел спросить, в чем она будет состоять, я увидел, что к нам приближается какой-то человек. Пожилой, с седыми волосами и бакенбардами, и с измученным видом человека, держащего на своих плечах весь этот мир, этот джентльмен являл собой величественную и уж как минимум впечатляющую фигуру. Для того, кто ежедневно читал газеты, ничего не стоило сказать, кто он.
- Итак, - сказал он Майкрофту, - это тот молодой человек, что причинил нам столько хлопот с Тэнкервилльским делом?
- Да, премьер-министр. Это мой младший брат, мистер Шерлок Холмс.
Взгляд его бледно-голубых глаза, который однажды назвали пронизывающим, как мне кажется, ничуть не утратил своего огня в его стремлении оценить меня и понять , чего я стою. Под суровым покровом властности я разглядел очень мягкую душу и тоску по жизни вдали от напряжения, которое влекли за собой обязанности должностного лица.
- Ну, не сказал бы, что я вижу в вас сходство, - сказал он. – Но я и сам совершенно не похож на своего собственного брата. Но возможно вы все-таки слишком похожи. – Его улыбка не развеяла ту печаль, которая читалась в его изможденном лице. – Мистер Холмс, ваш брат говорит, что у вас есть определенный интерес.
- Наверное, как и у каждого человека, премьер-министр.
Он тихо засмеялся.
- Я занятый человек, мистер Холмс, поэтому давайте перейдем к делу. Что вам известно о хироманте по имени Риколетти?
Я вынужден был признать, что ничего о нем не слышал.
- Мой брат с пренебрежением относится к сомнительным светским развлечениям, - пояснил Майкрофт.
- И я также, - сказал премьер-министр. – Но, увы, для меня это неизбежное зло, благодаря которому я не буду слишком горевать, когда под бременем лет уже не смогу исполнять свои обязанности. Оно заставляет меня иметь дело с пренеприятными людьми. - Горячность , с которой он говорил, была несколько смягчена последовавшим глубоким вздохом. – Об этом Риколетти много говорят сейчас в светских кругах. На мой взгляд, он шарлатан, но при помощи своего обаяния он стал вхож в лучшие дома.
- На том основании, что он умеет читать по руке?
- Он называет себя прорицателем будущего и заслужил уже такую репутацию, что никто не вступает в брак, не получив на то его одобрения.
Я изо всех сил старался скрыть, как развеселила меня эта, казалось бы, совершенно абсурдная история. Я взглянул на Майкрофта, ища у него поддержки, но он предостерегающе покачал головой, и я промолчал.
- Верил в него и любимый племянник моей дорогой жены, достопочтенный Артур Бассетт. Он обладал чувствительной душой, был благороднейшим из людей и был помолвлен. На прошлой неделе, исходя из предсказания этого мерзавца, он приставил дуло к виску и покончил счеты с жизнью.
Это меня порядком отрезвило.
- Сэр, примите мои соболезнования. Что же предсказал синьор Риколетти?
- Что молодой Бассетт однажды предаст свою страну. В записке, которую он оставил, говорилось, что он не в силах жить со стыдом и с сознанием, что в будущем он запятнает себя такой изменой – как это ужасно для его благородной натуры! Конечно, сущий вздор, но любому человеку было бы страшно услышать подобную вещь. – Его взгляд вновь обрел свою твердость. – Мистер Холмс, этот человек убил его точно так же, как если бы сам выпустил пулю ему в голову. Я не дам ему погубить еще одну молодую жизнь
- Вы хотите, чтобы я доказал, что он мошенник? – я неуверенно посмотрел на брата. – Но, наверняка, есть же другие средства как-то свести на нет его влияние. Я, кажется, припоминаю, что в Законе о мошенниках и бродягах от 1842 года как раз говорится о подобном преступлении, в котором можно обвинить человека, который делает вид, что может предсказывать судьбу, посредством обмана, используя различные средства и приспособления.
Премьер-министр одобрительно кивнул.
- Вы знаете закон, мистер Холмс. Да, мы рассматривали эту сторону дела. Однако, если он предстанет перед судом, это будет уже «громкое дело». Чтобы подтвердить его показания, у него будет сколько угодно свидетелей, и хорошего происхождения. Нет, мистер Холмс, это дело требует более тонкого подхода, которым, как уверяет меня ваш брат, вы и отличаетесь. – Он протянул руку. – Да поможет вам Бог, сэр. В ваших руках счастливое будущее многих молодых людей.
Этот звучный призыв все еще звенел в моих ушах, когда почтенный джентльмен удалился и вернулся к собравшимся на дальнем конце этого большого помещения. Когда он отошел на порядочное расстояние, я повернулся к брату.
- Майкрофт, я прав, считая, что в этой истории есть нечто большее? Если этот малый – столь явный мошенник, почему не передать это дело в руки полиции?
- Потому что это не столь очевидно, Шерлок. То ли благодаря счастливому совпадению, то ли скорее благодаря какому-то коварству, Риколетти оказался поразительно точен в своих предсказаниях. Он сказал леди Энстед, что она никогда не выйдет замуж за молодого сэра Джорджа Грэхэма, и был прав.
- Что произошло?
- Она умерла за два дня до свадьбы. После смерти было сделано вскрытие, и было обнаружено, что у нее было больное сердце – ничего удивительного для женщины восьмидесяти двух лет. Никакой нечестной игры, ничего подозрительного, за исключением предсказания Риколетти.
- Естественно, под подозрение попала семья Грэхэм. Столь пожилая женщина выходит замуж за такого молодого человека…
- Вовсе нет. Кое-кто там возможно и был удивлен, но семья вполне одобряла этот брак. И, в конце концов, у нее было значительное состояние. При таком богатстве, не обойтись без известной эксцентричности.
- Значит, Риколетти всего лишь высказал догадку, попавшую в цель. Или же ты веришь в его способность предсказывать?
- Ты можешь насмехаться, Шерлок, но многих людей убедила эта демонстрация его правоты. Всего за день до того леди Энстед была в прекрасном расположении духа. Ее смерть была внезапной. И весь вопрос в том, как об этом мог узнать Риколетти? – Майкрофт покачал головой. – Мы привыкли верить людям. Молодой Бассетт верил ему, бедняга.
- Обстоятельства его смерти никак не повлияли на репутацию Риколетти?
- Сообщили, что это был несчастный случай. Учитывая сложившийся политический климат, было решено, что детали этого инцидента лучше не сообщать прессе. Ибо скандал вокруг семьи премьер-министра может пагубно сказаться на надлежащем руководстве этой страной.
- И поэтому ты хочешь, чтобы я сделал дл тебя эту грязную работу. – Я вздохнул, выразив свою досаду. Я надеялся уделить время своим заброшенным занятиям, А Майкрофт практически положил всему этому конец. Однако, не стану отрицать, что я был заинтригован, может быть, даже слишком. – Конечно, тут есть одна проблема: как мне подобраться к этому человеку? Ведь я не вхож в то общество, где его принимают.
Майкрофт улыбнулся, и его широкая улыбка заставила меня насторожиться в отношении того, что он задумал.
- Будешь вхож, Все уже устроено.
- И кого же ты выбрал для этой роли?
- Кузена Майлса.
В нашей семье есть несколько членов, о которых , чем меньше говорится, тем лучше. Как раз такой персоной был кузен Майлс. На три месяца старше Майкрофта, старший из детей второго сына нашего деда, после смерти своего отца он унаследовал значительное состояние и стал влачить жизнь декадента настолько, насколько это было в его силах. Он ничем особым , кажется, не занимался кроме, как переходил с одного званного вечера на другой, шокируя общество своими откровенными высказываниями обо всем и вся, и не отказывая себе в удовольствии посплетничать, пользуясь каждым удобным случаем.
Это был такой пустой человек, с каким только можно иметь несчастье столкнуться; и я бы скорее вернулся в Тэнкервилльский клуб и неделю полировал там пол гимнастического зала, чем провел хотя бы час в обществе Майлса.
- Какая-то проблема? – с самым невинным видом поинтересовался Майкрофт, словно он не знал какие чувства я питаю в отношении нашего пренеприятного кузена.
- Да, потому что тебе очень хорошо известно, что я о нем думаю, - откликнулся я. – Майлс – тщеславный, напыщенный, высокомерный, самонадеянный…
- Значит, вы прекрасно с ним поладите. Я сказал ему, чтоб он ждал тебя в пятницу. – Он сочувственно улыбнулся, такой вид мало подходил моему брату и в лучшие времена, а еще хуже теперь, когда он пытался склонить меня на свою сторону. – Ну, же, - сказал он. – В конце концов, это же только на несколько дней. И у тебя очень изнеможденный вид, Шерлок. Тебе нужно отдохнуть и восстановить свои силы. Да, несколько дней в комфортной обстановке, имея на руках тайну, которую нужно раскрыть ,принесут тебе огромную пользу. Ну, что ты на это скажешь?

@темы: Шерлок Холмс, Westron Wynde, Тайна Тэнкервилльского леопарда

URL
суббота, 03 ноября 2018
11:12

С Днем рожденья!

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Совсем забыла, какой сегодня день...

С Днем рожденья, Джереми!



@темы: Джереми Бретт, ДР

URL
среда, 31 октября 2018
16:42

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Крутится в голове этот стих. И не просто так. Уже несколько дней преследуют мысли о "судьбах мира") Возвышенные и трагические. Можно сказать, что происходит какое-то переосмысление. Отсюда и эти стихи как подпись к картине.

Стихи все того же Алексея Толстого, которого уже цитировала недавно



Алексей Толстой

Мадонна Рафаэля

Склоняясь к юному Христу,
Его Мария осенила;
Любовь небесная затмила
Её земную красоту.

А он, в прозрении глубоком,
Уже вступая с миром в бой,
Глядит вперёд – и ясным оком
Голгофу видит пред собой.

1858

@темы: Про меня, Стихи

URL
понедельник, 29 октября 2018
16:31

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Захотелось как-то излить здесь свои впечатления последнего времени. А для начала скажу вот что.
Я уже как-то говорила, что прочитала "В лесах" и "На горах" Мельникова -Печерского, а потом посмотрела наш сериал по этим книгам. В сети на него полно отрицательных отзывов - и я тоже готова была к ним присоединиться, потому что видела кучу ляпов и расхождений, вплоть до полного изменения характеров героев, их отношений друг к другу и т.д. Но потом к концу просмотра пришла к выводу, что мне приятно и интересно было это смотреть. Да, там многое изменили, добавили детективную линию, оживили погибшего по книге героя, но если книгу не читать, то, на мой взгляд, прекрасный сериал, либо мне очень легко угодить. Но впечатление я поменяла именно в процессе просмотра - сначала возмущалась, потом уже смотрела, не отрываясь)

Это я к чему? Классики нашего кино тоже снимали фильмы по мотивам, да еще по каким мотивам... Но делали это изящно и красиво. А теперь перехожу к главному)

Дочитываю сейчас трилогию Юрия Германа "Дорогой мой человек". Естественно читая, видела перед собой актеров из нашего старого одноименного фильма


Я уже когда-то в детстве бралась за эту книгу, но осилила только куски. Причем очень характерно, что смутно мне помнились отрывки про какого-то молодого англичанина - кто о чем, а я все том же))

И еще... помню, что читала отзывы о новом вышедшем сериале с тем же названием. И кто-то говорил, что сериал хорош и гораздо лучше передает содержание книги. Я когда-то этот новый сериал сразу отвергла, потому как разве может быть кто-то лучше Баталова в этой роли?!



Но сериал этот где-то у меня в заначке лежит и скоро я его погляжу, как только дочитаю книгу.

Чувствую, что перескакиваю с одного на другое и никак не дойду до сути. Начну сначала)

Прочитав уже первую часть трилогии - "Дело, которому ты служишь" - я поняла, что тот наш старый советский фильм поставлен сильно по мотивам. Наверное, если бы смотрела после прочтения, то возмутилась бы. Буквально простой диалог иногда состоит из фраз, взятых из разных глав. Но опять же сделано это очень умело и к месту. Поэтому сейчас не почувствовала никакого в этом плане негатива, кроме сожаления от того сколько всего интересного не вошло в фильм .
И, наверное, я позволю себе поспойлерить. Для тех,кто смотрел и полюбил наш фильм, а книгу вряд ли возьмется прочитать.
Ну, и сразу скажу, что хоть современный сериал еще не видела, но прочитав уже две с лишним книги трилогии все же считаю, что Баталов идеально подходит для роли Владимира Устименко. Могу добавить на основе прочитанного, что Устименко очень упертый, чуть ли не со школьной скамьи врач от Бога, воспитанный в институте такими же врачами, готовыми пожертвовать всем ради своих больных, всем вплоть до самой жизни
Хочу еще сказать , что в книге можно увидеть два лагеря, условно говоря. Даже если оставить в стороне, то, что кто-то может счесть советской пропагандой. С одной стороны, там Владимир, Варвара, тетка Владимира, Аглая, цельная и страстная натура, подпольщица; отец Варвары, адмирал Степанов; уже упомянутые мной врачи – учителя Володи; героические старухи –военврачи – Ашхен и Бакунина. А с другой, совсем другие люди, хотя тоже, казалось бы, советские, – Евгений Степанов, сводный брат Варвары, ловкач и карьерист; его мать, Алевтина, бывшая господская горничная (хоть про нее и можно сказать «жил скверно, но умер хорошо») ; жена Устименко, Вера, сделанная из того же теста; ужасная мадам Горбанюк (этого персонажа в фильме нет), противостоящая Устименко уже после войны. С одной стороны, полнейшее бескорыстие и честность, самопожертвование с самой большой буквы; с другой – мещанство, пошлость, карьеризм, трусость и даже подлость.И на всем протяжении фильма идет борьба между двумя этими лагерями. Так что, воистину "и вечный бой, покой нам только снится..."
Хочу сказать здесь о тех моментах, весьма важных, не вошедших в фильм. Он, конечно, собран из кусочков, но сделано это очень аккуратно и профессионально. Хочу, кстати, сказать, что военные эпизоды фильма сильно расходятся с книгой. К примеру, Ашхен и Бакунина в книге совсем не погибают, героя Леонида Быкова в книге нет, а очень много важных военных моментов из книги в фильме отсутствуют.
А сейчас остановлюсь на наиболее важных эпизодах, не вошедших в фильм. Во многом это касается семьи Степановых. А началось все с того, что боевого матроса с «Авроры» Родиона Степанова выхаживает от ранения горничная господ Гоголевых, Алевтина. И в итоге эти двое таких разных людей связали свои судьбы. Наверное, во многом это произошло по воле Алевтины, на руках которой уже был маленький Женька. Она думала, что теперь, став женой комиссара, она будет вести совсем другую, очень обеспеченную жизнь.Да и внебрачный сын будет пристроен. И сын был весь в нее, но это видно по его образу, показанному и в фильме, хотя Алевтины там не было. В этой семье также было как бы два лагеря – Родион Мефодьевич и его дочь Варвара - с одной стороны, и Алевтина с сыном Евгением – с другой. В конце концов, супруги расстались. Причем Евгений остался с отчимом, рассудил, что это выгоднее.

Далее, в фильме ничего не было сказано о тетке Устименко, Аглае, с которой он жил и которая собственно о нем и заботилась и ласково называла его "длинношеее" ) И вот, кстати, перед войной они с отцом Варвары поженились, а потом она пропала без вести, видимо, попала в плен.

Собственно вторая часть трилогии вся о войне. И она там показана гораздо трагичнее, чем в нашем старом фильме, но думаю , наверное, это и хорошо. Но я просто вскользь скажу. Ну, во-первых вот этот городок, где все они жили, Унчанск, был оккупирован. И война сразу показала, кто есть кто, там погибли два педагога Владимира; только один погиб, защищая своих больных и стреляя в эсессовцев, а другой - предатель - погиб собственно от его руки.
А мать Евгения и Варвары, которая вообще-то была мещанка и всю жизнь думала только о собственной выгоде, погибла, отвлекая внимание фашистов, чтобы спасти Аглаю, которая собственно стала второй женой ее бывшему мужу.



"– Кстати, ты только не подумай, что я именно для твоей личности хочу что-то сделать, – вновь заговорила Алевтина, и резкий шепот ее вдруг выдал всю силу скрытой неприязни, которую питала она к Аглае Петровне. – Ничего бы я для тебя не сделала, потому что если бы не ты, то попозже он, Родион Мефодиевич, меня бы не только простил, но даже на руках бы стал носить и все бы свои ошибки передо мною признал. Но ты не в добрый час подвернулась, когда я ужасно наглупила, угадала ты время, когда ему из-за моих дуростей было скверно, и теперь уже все, теперь дело наше с ним кончено. Так что, Аглая Петровна, пожалуйста, запомните, вовсе не для ваших прекрасных глазок косеньких я на это иду, а только потому, что не желаю умирать так зачуханно, как жила. И если ты из этой мясорубки выскочишь, – опять возвратившись к «ты» и чуть вдруг патетически, немножко словно артистка заговорила Алевтина, – если выберешься, то твоя партийная совесть заставит тебя не утаить, а именно с подробностями рассказать Родиону Мефодиевичу, как я красиво и доблестно отдала свою жизнь…

– Значит, только ради красивости ты на это идешь? – резко спросила Аглая. – Так ему и сказать: красиво, дескать, и доблестно?

– Нет, не так, – внезапно испугавшись, прошептала Алевтина. – Не так, не смей так! Это все глупости, Аглая, это все нервность моя и порошки немецкие проклятые. Извини меня, я ведь правда очень нервная, вся комок нервов. Ты Родиону передай, что прожила, дескать, Аля грешно, а помирать смешно не согласилась. Не согласилась без пользы. Решила так все осуществить по своему же проекту, чтобы не думали ни он, ни дети – Варвара с Евгением, – что была я только лишь отсталая мещанка. Я не понимала, я не охватывала, но не такая уж я была, чтобы им меня стыдиться. Да, впрочем, что это я все? Ведь ты какая-никакая для меня, недобрая-злая, но человек-то ты честный и благородный. Сама уж найдешь, как сказать…"




Ну, и самый такой памятный и трогательный военный момент - очень недолгий эпизод, когда Устименко даже не лечил, а скорее приглядывал за раненным английским летчиком, лейтенантом Лайонелом Невиллом, который вообще-то был не просто лейтенант,а сэр Лайонел Ричард Чарльз Гэй, пятый граф Невилл. Он был ранен и осколок находился где возле легкого, можно было сделать операцию. Довольно трудную, но Устименко смог бы это сделать.
Но английский врач не захотел брать на себя такую ответственность и обратился с телеграммой к дяде Лайонелла, который только выигрывал от смерти племянника и соответственно сказал: никаких операций. И Устименко было препоручено лишь сопровождать лейтенанта до английского берега, где его встретят родные. Ну, и в дороге случилось то, что должно было случиться.
Я точно не въехала в медицинские дела, но, видимо, осколок вонзился в легкое и он умер. Но он такой трогательный, этот мальчик "с сердцем начинающего льва", совсем не испорченный и не надменный. И Устименко так к нему привязался... Мне кажется это самые душещипательные страницы во всей книги. Хотя, может, я и не ровно дышу к англичанам, и возможно, он чем-то мне напомнил "сами знаете кого")) Поэтому я попробую втиснуть сюда несколько цитат.




"– А кто же вы такой? Принц? – тихо спросил Володя. – Или герцог инкогнито? Я что-то читал в этом роде – довольно скучное.

– Вы знаете, что такое правящая элита Великобритании? Слышали?

– Ну, слышал, – не очень уверенно произнес Володя. – Это двести семейств или в этом роде, да?

– Я – то, что у вас называется «классовый враг». Я – ваш враг.

И он посмотрел на Володю с петушиным вызовом в глазах.

– Вы – мой враг?

– Да. Элита!

Теперь Володя вспомнил: это лорды, пэры, герцоги, кавалеры ордена Бани, Подвязки и разное другое.

– Ну так я лорд!

– Байрон тоже был лордом, и ничего! – не слишком умно произнес Володя. – Лорд Байрон!

– Байрон? – удивился Невилл. – Впрочем, да.

– У нас есть очень хороший писатель, – вспомнил Устименко, – Алексей Толстой. Граф, между прочим. И еще Игнатьев – генерал, тоже граф.

Они смотрели друг на друга во все глаза. Потом Устименке стало смешно.

– Это все вздор, – с вызовом в голосе сказал летчик. – Но сейчас вы перестанете улыбаться: меня зовут Лайонел Ричард Чарлз Гэй, пятый граф Невилл.

– Ого! – произнес Володя. – ЗдОрово! Я такое видел только в театре в мирное время. Входит официант и докладывает: «Баронесса, к вам его высочество…»

Лайонел брезгливо усмехнулся:

– Почему официант?

– Ну, камердинер!

– И не камердинер.

– А кто? Эрцгерцог? – нарочно осведомился Устименко. Он и про официанта сказал нарочно.

Но Лайонел понял его игру.

– Бросьте, – сказал он сердито. – Во всяком случае, я вам не товарищ!

Володя вздохнул. Ему становилось скучно.

– Мне все эти камердинеры и эрцгерцоги не интересны, – сказал он. – Для меня вы просто раненый летчик, я же для вас – врач. И не будем утруждать друг друга всяким вздором, понятно вам, господин пятый граф Невилл?

– А, боитесь свободного обмена мнениями! – со смешным торжеством в голосе воскликнул Невилл. – Боитесь даже спорить со мной. Я знаю, мне говорили, что все вы тут как железные…"





"И, оживившись, Лайонел стал подробно рассказывать про скотину-панамца, про то, как ему его же друг пообещал «сунуть нож», если повторится такая история. Он был жив, совсем жив, этот мальчик, и только Володя знал, что живет он уже за счет смерти. Это была искусственная жизнь, сердце еще тянуло и питало мозг, но не само по себе, а повинуясь тому, что делал майор медицинской службы Устименко: повинуясь бесконечным переливаниям крови, ампулам, шприцу.

– Вот, мы еще говорили о наших традициях, – совсем развеселившись, вспомнил он. – Наши традиции! Это грандиозно, док! Вы слышали про пожар палаты общин в Лондоне? Не знаете? Вот вам наши традиции: сторож палаты категорически отказался впустить пожарных в горящее здание на том основании, что пожарные не являются членами парламента. Вы можете себе это представить?

Он засмеялся, потом надолго задумался и неожиданно очень серьезно сказал:

– Необыкновенно глупо то, что я не увижу, как это все кончится. Может быть, это и самомнение, которым вы меня так часто попрекаете, но все-таки…

– Что – все-таки?

– Я бы здорово пригодился после войны, когда они там, в Лондоне, и в Вашингтоне, и в Париже, топнут ногой и прикажут: «Теперь довольно валять дурака, довольно всяких маки, Сопротивления, партизан и комплиментов русским. Теперь есть законное правительство!» Вот тут-то мы бы и пригодились. Но нас очень мало останется, к сожалению, док, а те, кто останется, вздохнут и поплетутся старой дорогой…"






"И, задыхаясь, Володя вышел.

Упершись лбом в аварийный плот возле лазарета, ухватившись рукой за полукружие «эрликона», он произнес как заклинание:

– Я не могу, чтобы ты умирал! Слышишь?

Но никто его, конечно, не слышал. И никто ему, разумеется, не ответил.

– Я не могу, чтобы ты умирал! – сквозь зубы, не дыша, выдавил Устименко. – Ты не смеешь умирать! Ты только рождаешься! Ты только еще будешь, мальчик! Ты еще мальчик, ты дитя, но твой день наступает, ты будешь! Ты не смеешь умирать! Я не хочу, чтобы ты умирал!"






"Он говорил сам – Лайонел Ричард Чарлз Гэй, пятый граф Невилл, говорил, клятвенно обещал Устименке, что они выпьют с ним, там, «дома», по глиняной кружке старого, доброго прохладного гильфордского пива, и он сыграет наконец не на губах, а на рояле свой «опус 2», «опус 7», «опус 9».

– Это не так уж плохо, – силясь приподняться и отыскивая Володю уже не видящими глазами, бормотал он, – гонг к обеду, и мама, когда мы собираемся. Но кому собираться, док?

Словно во сне, заметил Володя, как подошел и отпрянул назад Миленушкин. Еще раз и еще пробили склянки, утро наступало, последнее утро Лайонела Невилла. Мысли путались все круче и круче в его сознании, он куда-то скользил и пугался того неведомого, куда его влекло с неотвратимой силой. И чтобы ему не было так страшно и так одиноко, Володя взял его руки в свои, понимая, что это конец. Горячими, большими, сильными ладонями он сжимал и растирал – бессмысленно, не как врач, а как брат – холодеющие, беспомощные ладони Лью, вглядывался в его ищущий, потерявшийся, непонимающий взор и говорил одно и то же – тихо, бессмысленно, не по-английски, а по-русски:

– Ничего, Лью, все будет хорошо, все наладится, вы поправитесь! Все будет прекрасно!

А что могло быть прекрасного в этом мире, где честное и чистое порой умирает раньше дрянного и трусливого? Что?

И Володя все растирал руки и растирал, все вглядывался в глаза и вглядывался, пока врач в нем не объяснил ему – брату человека и человеку, что ни брата, ни человека больше нет, а есть только то, что называется «трупом».

Этот труп вдвоем с Миленушкиным они убрали и одели в хаки военно-воздушных сил Великобритании с серебряными крылышками на рукавах мундира. Над караваном уже барражировали английские истребители, и грохот их моторов и вой, когда они закладывали виражи, не только не нарушал тот величественный покой, в который навсегда теперь был погружен лейтенант Невилл, но как бы даже звучал единственной сейчас достойной Лайонела, торжественной и грозной музыкой. И странное дело: страдающая девочка, притворявшаяся храбрым мальчиком, исчезла. Теперь здесь, в белом свете матовых, лазаретных лампочек, лежал молодой мужчина – сильный и хрупкий и бесконечно, невыносимо одинокий…"





Вот это все мне запомнилось еще с того раза когда первый раз пыталась читать - ничего не помнила, кроме какого-то очень трогательного англичанина.

Сейчас читаю третью книгу и собираюсь посмотреть сериал, хотя фотки оттуда меня как-то не сильно соблазняют, но просто хотелось бы увидеть воплощение всего, что прочитала. Но читая, вижу исключительно Баталова и Макарову

@темы: Кино, Цитаты, Книжки

URL
06:39

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Не могла не утащить с тумблера



Ты незабываем



Незабываем - близко ты иль далеко



Как песнь любви, постоянно звучащая во мне



Как то, что делает со мной мысль о тебе



Никогда прежде никто не был более значимым



Каким ты навеки и останешься



И незабываемым во всем



Вот почему, дорогой, невероятно,



Что кто-то столь незабвенный



Думает, что так же незабываем и я


Великий Хиатус, 1891-1894
Nat King Cole, Unforgettable

***
Решила добавить перевод - так ,как чувствую

@темы: Гранада, Шерлок Холмс, Великий Хиатус, Гифки

URL
воскресенье, 28 октября 2018
19:14

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Какое-то смутное настроение. Не то, чтобы прямо сильно смутное, но как фон оно присутствует.

Сон под утро как бы отразил какие-то мысли, что порой мелькают о шаткости моего положения на работе. Но помимо этого, оно не только шаткое, оно еще и не сильно надежное в финансовом плане. На прошлой неделе решила, что, наверное, затариваясь на выходные, позволила себе что-то лишнее, на этой неделе повторилось то же самое - на лицо подорожание...

Зашедшая ко мне коллега посетовала на то же самое, но она одна растит двоих детей и , видимо, ей еще тяжелее. Она, кстати, отметила, что зарплату нам последний раз поднимали в 2012-м - "А с тебя, Наташка, эту же надбавку уже и сняли" - сказала как спец по зарплате.

Не весело, до этого понижения я ухитрялась кое-что откладывать, теперь уже никак, и все это отложенное тает на глазах. Со свойственным мне легкомыслием подумываю, не купить ли из последних сил то, что давно хотела на Амазоне и в прочих местах, пока еще не слишком поздно. Хотя нормальный взрослый человек так бы ,конечно, не поступил.

А я ведь знаю, что такое безработица. Каша на завтрак, на обед и на ужин - капуста в разных видах... И то еще хорошо.

Это только мои мысли. По идее ничто не говорит о том, что могу остаться без работы. Моих функций никто не отменял, замены мне нет, начальница постаралась как-то выкрутиться с этим в мой отпуск. Хотя могли бы дать еще чего -то в нагрузку, помимо того, что уже дали, но все затихло. Начальница только спросит: - Ну, как там у тебя дела? И все...

До кучи корпоративный автобус будет отходить утром на пять минут раньше. Пустячок, а не приятно. Утром пять минут это немало, а с нашим метро, это может быть гораздо больше, чем пять минут. А значит, вперед на такси(

Тучи сгущаются, короче. Это я просто констатирую, нельзя сказать, чтоб я сидела и только об это и думала. Просто общая картина такая, да плюс еще, пардон, в стране что-то не то творится... Но на эту тему распространяться не буду

Для поднятия настроения и чтоб сказать самой себе, что жизнь продолжается, позволю себе небольшое воспоминание. Оно в какой-то степени связано и с памятью о Николае Караченцове. Как я его впервые увидела.

В далеком детстве была с родителями в гостях у знакомых. Уже был вечер. Застолье , видимо, уже подходило к концу, родители были где-то там в комнате, а я сидела на кухне у телевизора. И там в телефильме увидела Караченцова с гитарой. Он пел, показался тогда страшноватым, с этими его зубами) Сейчас уже знаю, что это был многосерийный телефильм "В одном микрорайоне". Вот эта песня. Только мне почему-то запомнилось, что он пел ее тоже где-то на кухне, а за окном был вечер...



Это очень хороший добрый советский телефильм. Просто про жизнь, про жителей одного дома. Относительно недавно посмотрела его и еще очень пришлась по душе песня оттуда в исполнении Леонида Броневого. Вот опять же про жизнь



@темы: Ютуб, Про меня, Кино

URL
суббота, 27 октября 2018
18:18

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Очень давно хотела привести здесь цитату из одной из моих любимых книг "Тезей" Мэри Рено.


Он, конечно, в первую очередь о жертвах и жертвенности. Естественно об обычаях древних греков, веривших в богов, которые требовали от них эти жертвы. Но и о нечто большем. Возможно, это не просто верования язычников, но и некий жизненный принцип. Говоря словами Некрасова: "Дело прочно, когда под струится кровь".

И похожие мысли проходят в книгах Робин Хобб о живых кораблях, Шуте и Убийце. Только отдав делу всего себя, можно чего-то достичь.

Об этом же говорит и эпиграф к "Тезею"

"О Мать! Пусть меня родила ты для смерти безвременно-ранней,

Но Зевс - Громовержец Олимпа - он должен мне славы за это?!

Ахилл в "Илиаде"

Я когда-то приводила маленькую цитату из этой книги, которая служит как раз преддверием к этой большой. Но хоть убейте, не могла вспомнить, где. Поскольку она имеет непосредственное отношение к тому, о чем я говорю, приведу еще раз.

"Я знал, что дело касается Царя Коней, но думал Жертва - что-то вроде акта почтения к нему... Ему это подошло бы в самый раз, я его знал.

Он жил на огромном Конском поле, внизу в долине. С крыши дворца я часто смотрел, как он нюхает ветер, треплющий его гриву, или прыгает на своих кобыл... И только в прошлом году видел, как он бился за свое царство: один из придворных, увидав издали начало поединка, поехал вниз к оливковой роще, чтобы смотреть поближе, и взял меня на круп своего коня. Я видел, как громадные жеребцы рыли землю передним копытом, выгибали шеи и кричали свой боевой клич - а потом бросились друг на друга с оскаленными зубами... В конце концов проигравший упал. Царь Коней фыркнул над ним, потом вскинул голову, заржал и пошел к своим женам. Он не знал узды и был дик, как море; даже сам царь никогда не перекинул бы ноги через его спину. Он принадлежал богу.

Я любил бы его и за одну его доблесть, но у меня была и другая причина: я думал, что он мой брат."



Поясню, чтоб связать два этих куска. Мальчик Тезей, один из наследников старого царя, видел, как его дед приносит в жертву Царя Коней, которого он так любил, не мог понять этого и очень страдал. Дед решил поговорить с внуком.




"- Ты знал Царя Коней, он был твоим другом. Поэтому ты знаешь - он сам выбрал, быть ему царем или нет.

Я сидел тихо и вспоминал ту их великую битву и боевой клич.

- Ты знаешь, он жил как царь. Он первый выбирал себе пищу и любую кобылу, какую хотел, и никто не спрашивал с него работы за это.

- Ему приходилось биться за это, - сказал я.

- Да, верно. Но потом, когда прошла бы его лучшая пора, пришел бы другой жеребец и забрал бы его царство. И он бы умер трудной смертью или был бы изгнан из своего народа, от своих жен, и его ждала бы бесславная старость. Но ты же видел - он был гордый!..

- А разве он был старый? - спросил я.

- Нет. Он умер не из-за этого. Но когда я стану рассказывать тебе почему, - ты должен слушать, даже если не поймешь. Когда ты станешь постарше, я расскажу тебе это еще раз, если буду жив. Если нет - ты услышишь лишь однажды, сейчас, но что-нибудь запомнишь, верно?

- Когда я был мальчиком, - сказал он, - я знал одного старика, как ты знаешь меня. Только он был еще старше, это был отец моего деда. Сила покинула его, и он всегда сидел: грелся на солнышке или у очага. Он рассказал мне эту быль. Я сейчас рассказываю тебе, а ты, быть может, расскажешь когда-нибудь своему сыну...

Он говорил, что давным-давно наш народ жил на севере, за Олимпом, и никогда не видел моря. Я не сразу поверил - прадед сердился на меня за это... Вместо воды у них было море травы, такое широкое, что ласточке не перелететь, - от восхода солнца до захода. Они жили приростом своих стад и не строили городов; когда трава была съедена, они двигались на новое место.

Но мой прадед говорил, что они шли сюда , на юг по воле Всезнающего Зевса, ибо здесь место их мойры.

- А что это? - спросил я.

- Мойра? - он задумался. - Это завершенный облик нашей судьбы, черта, проведенная вокруг нее; это задача, возложенная на нас богами, и доля славы, какую они отпустили нам; это предел, какого нам не дано перейти, и предназначенный нам конец... Все это - Мойра.

Я попытался осмыслить, но это было мне не по силам. Спросил:

- А кто говорил им, куда идти?

- Владыка Посейдон, правящий всем под небом - морем и землей. Он говорил Царю Коней, и Царь Коней вел их.
И потому, прежде чем его выпустить, его всегда посвящали богу, бог вдохновляет только своих... Можешь ты это понять, Тезей? Когда Царь Коней выполнял свое дело, его отдавали богу, как ты видел вчера. И в те дни, говорил мой прадед, так же поступали и с царем.

- Лошади идут на жертву слепо, а людям боги дали знание. Когда царя посвящали, он знал свою мойру. Через три года или через семь - сколько бы ни было по обычаю - его срок кончался, и бог призывал его. И он шел на это добровольно, потому что иначе никакой он не царь и у него бы не было силы вести народ... Когда им приходилось выбирать из царского рода, то знак был таков: царь тот, кто предпочтет прожить короткую жизнь со славой и уйти к богу, а не тот, кто захочет жить долго и безвестно, словно вол, вскормленный в стойле. И хоть обычаи меняются, Тезей, но этот знак - нет! Запомни, даже если ты не понял.

Я хотел сказать, что понял его, но сидел тихо, как в священной дубраве.

- Потом обычай изменился. Быть может, у них был такой Царь, что он был слишком необходим народу, когда война или чума истощили царский род; или Аполлон открыл им тайное... Но они перестали жертвовать царя в назначенный срок. Они берегли его для чрезвычайной жертвы, чтобы умилостивить разгневанных богов, когда не было дождей, или падал скот, или война была особенно тяжела. И никто не смог сказать царю "пора". Он был ближе всех к богу, потому что согласился со своей мойрой, и он сам узнавал волю бога.

- Слушай и запоминай, а я открою тебе тайну, Тезей. Не сама жертва, не пролитие крови приносят силу власти царю. Час жертвы может подойти в юности или в старости, бог может вообще от нее отказаться... Но нужно согласие, Тезей, нужна готовность... Она омывает сердце и помыслы от всего несущественного и открывает их богу. Но один раз помывшись, всю жизнь чистым не проживешь; мы должны подкреплять эту готовность. Вот так. Я правлю в Трезене двадцать лет и четырежды отсылал Посейдону Царя Коней. Когда я кладу руку на его голову, чтобы он кивнул, - это не только, чтобы порадовать народ добрым знамением: я приветствую его как брата перед богом и присягаю своей мойре.

Дед замолчал. Я глянул на него... Он смотрел на темно-синюю линию моря за красными стойками окна и играл моими волосами, как гладят собаку, чтобы успокоить ее, чтобы она не мешала думать... Но мне ничего не хотелось говорить: зерно, упав в борозду, прорастает не сразу... Так мы и сидели какое-то время.

Он резко выпрямился и посмотрел на меня.

- Ну, ну, малыш. Знамения гласят, что я буду царствовать долго. Но иногда они сомнительны, и лучше слишком рано, чем слишком поздно... Всё это слишком трудно для тебя; но человек в тебе вызвал эти думы, и этот человек их выдержит."



Перевод Г.Швейника. Однажды увидела в магазине красивое издание этой книги, открыла и усомнилась, что это она, там было сухое и скучное повествование - вот что значит перевод

@темы: Тезей, Цитаты, Книжки

URL
суббота, 20 октября 2018
17:18

Мои фантазии и "тараканы" на тему "Моста"

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Как я уже говорила, стала пересматривать скандинавский "Мост". В основном, чтобы вспомнить и посмотреть четвертый сезон, который я еще не видела. Особо о самом сериале говорить не буду. Очень осенний - такое было впечатление и при первом просмотре и мне хотелось пересмотреть его именно осенью.

А теперь скажу сначала о "тараканах". Раньше, когда я еще только делала первые шаги в интернете и до этого , кино я смотрела на покупных дисках с не сильно большим выбором. Ну, вот поэтому и первый сезон "Моста" когда-то посмотрела впервые в озвучке Baibako, ну то есть это я уже потом поняла, что за озвучка. Показалась она тогда немного корявой, что называется , с говором, но выбирать не приходилось и мне в общем сериал понравился. Купила второй сезон, как оказалось, уже в другой озвучке, с которой собственно, его и смотрят все нормальные люди - озвучка Amedia и все торренты высокого качества этого сериала выходят именно с этой озвучкой. Я когда вышла "на большую дорогу" и скачивала все самого лучшего качества, решила, что и "Мост" надо посмотреть с нормальным звуком. И что же? Оказалось, что в этой замечательной (хотя, как сказать) озвучке двое впервые встретившихся полицейских из разных по сути государств - Сага Норен из Швеции и Мартин Роде из Дании - сразу начинают общаться на "ты".

Наверное, если б первый раз смотрела, восприняла бы как должное, но вот в той корявой озвучке они на "вы"были и это было вполне нормально и понятно, и очень подходило к их отношениям. Если молодая замкнутая женщина подходит к пятидесятилетнему коллеге, вряд ли она скажет ему: - Привет! Как тебя зовут?
И, наверное, это еще и мой бзик, но смотреть вот с этой "тыкалкой" я не смогла. И сейчас, когда обнаружила брак на покупном диске, хотя раньше вроде смотрела, то и второй сезон скачала в той же "корявой" озвучке Байбако. Странное дело! "Абатство Даунтон" с ними смотреть не смогла, а тут они меня взяли вот этим "вы")

Ну, а теперь, как я и говорила, о своих фантазиях. Один из актеров, сейчас не скажу даже имени, потому что пока не поняла толком, как зовут персонажа, почему-то пробудил во мне мысли о молодом Холмсе. Каким он мог бы быть... А тут еще один из героев сказал про него: да, он сейчас работает в лаборатории простым лаборантом . Я не говорю, что актер похож на тот образ, что сложился у меня в голове, но что-то в нем задело у меня в душе определенные струны. Как сказал в одном фике Уотсон :"Холмс, надеюсь, я найду вас в том, другом мире, видит бог,что я никогда не прекращал искать вас в этом". Ну, вот и я также, наверное). Больше ничего не скажу, просто покажу кусочки с этим актером, что собрала по двум сериям. Это не клип, просто сборная солянка)



@темы: Видео, Кино

URL
15:19

Тайна Тэнкервилльского леопарда Глава 20

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Глава 20

Десять дней прошли в состоянии лихорадочного оцепенения прежде, чем я открыл глаза и обнаружил, что нахожусь в больничной палате. Слева от меня находился хрипло дышащий старик с камнями в почках, а справа к стене был прислонен деревянный гроб. Мое выздоровление причинило немало неудобств множеству людей, и главным образом Главному Хирургу, который держал пари на довольно немалую сумму, что я умру в течение недели, и в результате, как он сказал мне, он лишился двадцати фунтов.
Еще большую досаду вызывал у него счет за услуги гробовщика, которому теперь больница должна была возместить издержки вследствие того, что мне не придется воспользоваться этим гробом. Хирург предложил мне за него заплатить. Но у меня были возражения и вполне обоснованные.
Во-первых, вряд ли я должен платить за предмет, который явно сам не заказывал и не намерен в ближайшее время им воспользоваться; а , во-вторых, внутри он был обшит рубчатым сатином тускло-желтого цвета и самого ужасного качества. Для своего последнего пристанища, заявил я, я намерен выбрать только белый шелк, на меньшее я не согласен – короче, этот кремовый сатин никуда не годится.
Все это я сообщил ему как нельзя более легко и мягко, но Главный Хирург был на удивление серьезным человеком с полным отсутствием чувства юмора. Согласно его твердой убежденности, мне повезло, что я вообще жив. В этом я не мог с ним не согласиться. Мои раны были довольно чистыми, пока это упущение не было исправлено заботами моего врача. Грязные ногти доктора Вудворда оправдали мои опасения и оказались крайне губительными для моего здоровья.
Десять дней я обитал в стране кошмаров, порожденной моим горячечным бредом. Собаки самого разного вида и размера мчались там по обширным полям моего воображения, и из их пасти стекала алмазная слюна. Прямо на меня мчались призраки верхом на единорогах, которые грозили проткнуть меня своим кинжало-подобным рогом. Я смутно помнил, что борясь с видениями, навеянными действием множества сильных препаратов, я оказался в мире, населенным тенями, которые крепко прижали меня к кровати, силой заставляя заснуть.
Я перестал различать, где кончаются грезы, и начинается реальность. Когда я смирился с этим, то, наконец, смог сбросить с себя эти цепи и вернуться к реальности. Я был ранен, страдал от боли, мучился от навязчивого сухого кашля и похудел на добрых двенадцать фунтов.
Единственным положительным фактором от моего пребывания здесь было то, что мои раны почти зажили. Еще несколько дней, и заботы молоденьких медсестер и слишком фамильярных соседей по палате останутся далеко позади. Особенно меня раздражал пожилой джентльмен, лежащий на соседней койке, который постоянно намекал, как трудно сейчас достать хороший гроб и как бы он был счастлив, если б его похоронили в столь же чудесном экземпляре, как тот, что стоял у стены.
В конце концов, я предложил ему забрать его с собой, когда будет уходить. Мои слова доставили ему безмерное удовольствие, и он сказал, что поставит его в гостиной, в качестве предмета зависти и неисчерпаемой темы для разговора с соседями, пока не придет пора использовать его по назначению. И ни у меня, ни у других обитателей палаты не было никаких возражений, когда старикан предложил убрать этот предмет с глаз долой и засунуть его под свою кровать, после чего он стал держать в нем свой ночной горшок и прочие пожитки.
Поскольку я потерял сознание, то мне было ничего не известно о том, что дальше произошло в Тэнкервилльском клубе. Медсестра сказала мне только, что меня доставили в больницу, как человека, с которым случилось несчастье, и который нуждался в срочной медицинской помощи; никто даже не думал, что я смогу пережить ту ночь. Она не могла сообщить мне никаких свежих известий, кроме того, что«Бенетфинк и компания» в Чипсайде проводят распродажу– увы, это событие не представляло для меня никакого интереса –и, кроме того, отнюдь не желала снабдить меня свежими газетами на том основании, что мне нужен был отдых.
Услышав это уже в пятидесятый раз, я поведал о своих бедах вышеупомянутому старцу, который смог мне помочь, предложив мне несколько вырезок из газет подозрительной квадратной формы. Позже я узнал, что он утащил их из уборной сторожа, если б этот факт стал известен мне раньше, возможно, я не стал бы подвергать их весьма тщательному изучению. В результате которого я выяснил, что самое интересное для меня в этих вырезках отсутствует, а есть лишь реклама дамских туалетов и одежды для джентльменов.
Я думал, что, наверняка, сойду с ума от расстройства, но вдруг с облегчением узнал, что не был совершенно забыт. В воскресенье днем, незадолго до моей выписки, я был более, чем рад увидеть инспектора Лестрейда, который принес новости и большой баул, из которого пахнуло чем-то, что было щедро приправлено луком.
- Ну, - сказал он, приветливо улыбаясь, - так значит, вы живы, мистер Холмс.
- Похоже на то, инспектор. Я вижу, что ваш отъезд в Ратлэнд также пришлось отсрочить.
Он сел на стул возле моей кровати.
-Я бы сказал, что его определенно отложили. И вероятно, не в последнюю очередь из-за раскрытия целого ряда убийств. – Лестрейд так и просиял. – А главное? Скажу я вам, это нанесло немалый удар по самолюбию этого Грегсона. И хоть Главный Суперинтендант в нем души не чает, но результаты говорят сами за себя, и это он арестовал совершенно не того человека.
Казалось, он чувствовал себя сейчас очень комфортно и совсем забыл о не такой уж незначительной роли, которую сыграл в этом деле я. И мне сразу бросилось в глаза, что в полицейском отчете, опубликованном в «Таймс», которую принес мне Лестрейд, ни разу не было упомянуто мое имя. Не то чтоб я возмущался его триумфом и завидовал той победе, что он одержал над своим соперником; я знал, что без его помощи я бы не мог сейчас предаваться и этому возмущению, ибо был бы совсем в другом месте.
- Вы отлично все проделали, инспектор, - сказал я, пытаясь учтиво признать свое поражение.
- Да, не каждый день удается за раз раскрыть пять убийств: Соммерса, Фэншоу, Хардинга, Финсбери и майора Хэндимэна, - сказал Лестрейд, загибая пальцы.- Главный инспектор также был доволен. Сказал Главному суперинтенданту, что тот был бы глупцом, если б отправил меня на север, поэтому… - Инспектор самодовольно усмехнулся – Я здесь.
- И, несомненно, к большой радости миссис Лестрейд.
- О, да, она будет очень довольна. Особенно теперь, когда окажется, что ей с ребенком никуда не надо будет ехать.
Да, похоже, что пока я тут дремал, события разворачивались очень быстро.
- Как я понимаю, вас можно поздравить?
Лестрейд кивнул, улыбаясь, как сделал бы на его месте любой гордый отец.
- Отличный мальчуган, крепкий, и со здоровыми легкими. Жене нужно немного отдохнуть, поэтому к нам приехала ее мать, помочь с детьми, пока она полностью не оправится.
Я решил, что из-за этого последнего замечания у него появилось такое страдальческое выражение лица.
- Я сказал ей, что иду в больницу, чтобы кое-кого навестить, и она настояла, чтобы я взял вот это, - сказал инспектор, ставя на постель свой баул с луковым запахом. Он вытащил оттуда глиняную кастрюлю и снял с нее крышку. – У моей тещи есть свои недостатки, но кухарка она отменная, в этом ей не откажешь.
Я пристально вгляделся в содержимое кастрюли, чувствуя, как мои ноздри переполняет запах тушеных овощей, а взгляд мой был прикован к множеству темноватых кусочков мяса, плавающих в мутной на вид подливе.
- Что это? – подозрительно спросил я.
- Суп «Кок-а-лики», - с гордостью произнес инспектор. – Он способен прямо таки вернуть к жизни.
Было очевидно, что он беспокоился обо мне и проявил внимание, и мне не хотелось его обижать. Набравшись смелости, я взял ложку, которую протянул мне инспектор, и возложил все надежды на то, что употребление неизвестного кушанья никак не отразится на моем выздоровлении. Я отведал несколько ложек этого супа, что вполне удовлетворило Лестрейда, после чего учтиво сказал, что я вообще-то только что поел. Я предложил ему доесть то, что осталось, и инспектор с удовольствием приступил к трапезе, а я тем временем стал просматривать принесенные им газеты.
- «Скандал в Тэнкервилльском клубе», - прочел я вслух. – Лучше было бы сказать, произвол. Им все это было известно, инспектор.
Он кивнул.
- Именно так я и сказал Главному инспектору. Но он сказал, что мы не могли арестовать всех членов клуба, особенно теперь, когда половина их отправилась по месту назначения их военных частей. И, кроме того, безразличие это не преступление, мистер Холмс. Это не наказуемо.
- А зря. – Я вновь сосредоточился на том, что было в газете. – Это упоминание о «других членах шайки» - насколько я понимаю, речь идет о близнецах Сэлсбери, Джефрисе и мадам Дюбуа?
- О, да никакая она не мадам, - сказал Лестрейд, прихлебывая суп. – И даже не француженка. Ее настоящее имя – Дженни Кларк, хотя она выступала и под именем Джейн Кларксон или Джэйни Кларкенвэл или любым другим, какое только было ей по вкусу. Оказалось, что наши друзья в Кардифе ищут ее с тех пор, как она сбежала с драгоценностями одной старой леди пару лет назад. Дела у нее шли просто замечательно, у нашей Дженни, и она всегда работала по какому-то плану: она помогала какой-нибудь милой старушке, у которой был немалый счет в банке, становилась незаменимой, наконец, когда к ней в руки попадали все ключи, она похищала все ценное и исчезала.
- А ее связь с майором Хэндимэном?
- Она говорит, что он нанял ее для того, чтобы она совершила для него какую-то кражу. Они обошли несколько ювелирных магазинов в Хаттон Гардене, выискивая потенциальных «клиентов».
- Да, их видели. А как насчет их сообщников?
- Она сказала, что общалась только с Хэндимэном. Что о других ей ничего не было известно. То же самое говорил и Джефрис.
- Ему было известно, что Стенхоуп тоже из этой шайки.
- А-а, но это все, что было ему известно, по его словам. – Лестрейд задумчиво жевал.- Он также действовал под чужим именем. Я подумал, что он кого-то мне напоминает, но хоть убейте, не мог вспомнить, кого именно. И вспомнил только, когда мы привезли его в участок: его звали Джон Паркер. И он тоже тот еще негодяй. Был когда-то подручным в одной шайке душителей. Похоже, что с тех пор он поднялся по карьерной лестнице преступного мира. Что ж, благодаря этому делу он на некоторое время исчезнет со сцены, угодив в тюрьму.
- С каким же обвинением?
- Пособничество. По его собственному признанию, он носил камни к резчикам алмазов и забирал их оттуда.
Я пристально взглянул на инспектора.
- Он признался?
Лестрейд кивнул.
- Сказал, что не собирается нести ответственность ни за какие убийства. Сказал, что готов отсидеть свой срок за то, что он совершил, но чужую вину на себя брать не собирается.
- Соммерс был убит в его присутствии.
Лестрейд проглотил еще одну ложку супа.
- Есть какие-нибудь свидетели, которые могли бы это подтвердить?
- Это мне сказал Стенхоуп.
- То есть, это информация из вторых рук. В суде это сейчас очень не любят. Стенхоуп мертв, и не сможет подтвердить или отрицать это.
- Полагаю, то же самое относится и к Горацио и Морису Сэлсбери?
-Нет, у нас же есть показания Паркера об их роли в этом деле. Судя по всему, пренеприятная парочка. Они «ассистировали» Хэндимэну, когда он пытал Майкла Хардинга, и убили Финсбери. Похоже, что очень горды этим.
- Значит, их ждет виселица.
Лестрейд покачал головой.
- Сомневаюсь в этом, мистер Холмс. Смею предположить, что скорое всего их ждет Бродмур. У этих двоих не все в порядке с головой.
- На то, чтоб повесить бедного Финсбери ума у них хватило.
- Ну, это будет решать суд, не я, - сказал Лестрейд, и по его тону можно было догадаться, какой исход дела он бы предпочел. – Ну, я очень рад, что мы пресекли деятельность этой ужасной шайки и посадили под замок некоторых их сообщников.
- Видимо, вы имеете в виду тех резчиков алмазов, с которыми они имели дело, и их покупателей?
- Это старые знакомые, все до единого. Едва увидев меня, этот резчик тут же сдался. Утверждал, что только выполнял свою работу, за которую ему платили – не более того. Что до покупателя, то я нутром почуял, кем на самом деле был этот старый джентльмен, Эндерби, и я оказался прав – это никто иной, как мой старый приятель, Гарольд Норткот. Он посредник между покупателем и продавцом, ему платят за то, чтоб держал язык за зубами, если что-то пойдет не так, поэтому мы не много смогли от него добиться. Придется немного подождать, посмотрим, не заставит ли его заключение передумать и сказать, кому он продал камни. – Он засмеялся. – Однако, готов биться об заклад, что эти люди находятся среди торговцев алмазами с Хаттон Гарден. Никогда еще мне не приходилось видеть столько встревоженных лиц, когда я опрашивал там людей об украденных алмазах.
- А что с теми камнями, что я спрятал в леопарде? Вы нашли их?
Он кивнул.
- Позвольте заметить, сэр, что это превосходный тайник. Возможно, вам интересно будет узнать, что они принадлежали мисс Форсби-Янг, с которой сорвали это ожерелье на прошлой неделе, когда она была в опере. Она была ужасно расстроена, когда мы вернули ей камни, особенно, когда увидела, что большой алмаз превратился в шесть маленьких.
- А деньги? – спросил я.
- А вот это интересный момент. Хэндимэн и Стенхоуп были людьми состоятельными – оба они время от времени получали значительные суммы – но не столь много, как можно было ожидать от подобных операций.
- Можно предположить, что львиная доля прибыли уходила куда-то еще, - заметил я, вспомнив тот гневный диалог, который закончился тем, что Стенхоуп застрелил Хэндимэна.
- Не упоминал ли кто-нибудь из арестованных вами людей некоего «профессора»?
У Лестрейда был озадаченный вид.
- У нас тут навалом разных мелких злодеев, а вы хотите искать кого-то из университетской среды. Не слишком ли невероятно, мистер Холмс?
- Не более, чем то, что в подобном преступлении были замешаны два британских офицера и респектабельный лондонский клуб, - ответил я. – Нет, Лестрейд, здесь есть нечто большее. Стенхоуп говорил о ком-то, за кого он готов был убить, ради кого готов был пожертвовать собственной жизнью.

Тут мне на ум пришли его последние слова. «Здесь и больше нигде» - сказал он мне. Теперь я понял. Он имел в виду, что дальше него это не пойдет. После его смерти никто не узнает, что за этим стояло. И он был прав. Так и случилось.
Я увидел, что Лестрейд внимательно наблюдает за мной с каким-то непонятным выражением лица.
- Да, сэр. Полагаю, мы никогда не узнаем, что точно здесь происходило. Но если, как вы говорите, существует этот человек, то мы еще о нем услышим.
-Думаю, да. – Я встретился с Лестрейдом взглядом. – И если он существует, я найду его, инспектор, даже если это будет последним, что я сделаю на этой земле.
- Не говорите так, сэр. Говорить так, значит, искушать судьбу, и это с вашей-то привычкой попадать в передряги. Кстати, вы мне напомнили.
Он полез в карман пальто и, вытащив оттуда плотный белый конверт, передал его мне.
- С благодарностью от майора Прендергаста. Он был более, чем доволен такой развязкой, будучи полностью оправдан,а его репутация была восстановлена, и я предложил ему как-то компенсировать вам ущерб, который вы понесли, по его милости оказавшись здесь.
- Исключительно по его милости? – насмешливо спросил я. – У нас, помнится, было соглашение.
- Я никогда не просил, чтобы вы самолично вступили в противоборство с ними. И, кстати, раз мы об этом заговорили, кто был тот чумазый мальчишка, которого вы ко мне послали? Он, знаете ли, утащил мой медный дверной молоток.
-В самом деле? Как это прискорбно, инспектор.
Я открыл конверт и нашел в нем семь новеньких десятифунтовых банкнот.
- Майор был слишком щедр.
- Вы заслужили это, сэр.
Я покачал головой.
- Пятьдесят фунтов из этой суммы принадлежат Майклу Хардингу. Он был… -По моим губам скользнула мимолетная улыбка. – Хороший человек, и столь редкое явление должно быть оценено по заслугам.
Похоже, Лестрейда это не убедило.
- Как скажете, мистер Холмс. Ну а вот это ваше. – Он протянул мне пять фунтов. Несколько рыжеватых пятен на купюре говорили о том, что это именно ее я отдал ему в ту роковую ночь. – Жена сделала все, что смогла, чтобы стереть с нее пятна крови.
- Оставьте ее себе, инспектор. Я не шутил, кода говорил, что полностью плачу свои долги.
-Если учесть то, что вы сделали в этом клубе, мистер Холмс, то полагаю, мы в расчете. Я же просил вас не идти на ненужный риск.
- Говорили. За то, что случилось, отвечаю я один.
- И все равно, - сказал он. – Я не могу взять то, что не принадлежит мне. – Он вытащил из кармана три фунта и дал мне вместо этих пяти. – Вот теперь мы квиты. Только не истратьте все тут же.
- Полагаю, существенная часть этого пойдет на оплату моего лечения.
Инспектор выглядел слегка удивленным.
- А разве вы не знаете, сэр? Об этом уже позаботился ваш брат.
Учитывая то, как мы расстались, и что он осуществил угрозу лишить меня моей доли скудного отцовского наследства, я был сильно удивлен, что Майкрофта вообще интересовало мое состояние.
- Мой брат? – пораженно переспросил я. – Вы, что, видели его?
- О, нет, лично не видел. Он кое-кого прислал, - добавил он, делая ударение на слове «кое–кого». – Судя по его виду, это был какой-то должностной чин. И можно было заметить, что ему было крайне неприятно иметь дело с обычными людьми. Но надо отдать ему должное, он знал , что делает. По его распоряжению вас перевезли сюда и было сказано, чтобы ради спасения вашей жизни не жалели никаких средств.
Судя по тому, что персонал больницы заключал пари на то, выживу ли я, не уверен, что это было разумное вложение средств.
- А мои вещи он тоже забрал? Я что-то не вижу свою одежду.
Лестрейд кивнул.
- Он все забрал, но сказал, когда вы буде готовы покинуть больницу, послать весточку вашему портному. О, и еще он сказал, что ваш брат хочет с вами поговорить.
Зная Майкрофта, можно ожидать, что этот разговор не будет ни теплым, ни братским.
- Ну, мистер Холмс, если это все, то я должен с вами попрощаться, - сказал инспектор, вставая. – Рад был увидеть, что вы выглядите значительно лучше.
Я не уверен был, стоит ли пытаться взглянуть на себя в зеркало.
- Едва ли я когда-нибудь выглядел хуже, инспектор.
- Вы поднимитесь и скоро будете на ногах. – Он собрал свои вещи и собирался уже идти, но вдруг на минуту задержался. – Полагаю, я еще не скоро столкнусь с леопардами, призраками или единорогами, но если у меня вновь случится какое-нибудь крайне необычное дело…
-Да, можете обращаться, - сказал я, предвосхищая его вопрос. – Только на будущее я намерен ограничить свою помощь рамками той роли, которую сам для себя избрал, а именно частного детектива –консультанта. Я не собираюсь больше ни для кого наряжаться слугой, - даже добавил я твердо, - под угрозой ссылки в Ратлэнд!

@темы: Шерлок Холмс, Westron Wynde, Тайна Тэнкервилльского леопарда

URL
пятница, 19 октября 2018
15:14

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Вчера мне, наконец, удалось немного разгрузить жесткий диск, который был забит под завязку и вчера же начала собирать видео из отрывков с одним скандинавским актером, который чем-то неуловимым пробудил во мне мысли о молодом Холмсе. Это будут кусочки из сериала "Мост". Надеюсь, сделать это сегодня-завтра.

А пока мысли об этом самом "Мосте" напомнили мне, как это может быть не странно, детство. Которое прошло ни разу ни в Скандинавии) Но тем не менее, порой было этой Скандинавией пропитано.

Ну, наверное, тут сыграл свою роль и Андерсен с его сказками. Я многие из них люблю, но в данном случае, речь идет больше о сказках, где не столько действуют короли и принцессы, сколько почти современники писателя: это все та же "Снежная королева с домом Герды и Кая и их розами. И вполне реальные дома, где жили герои сказок "Оле-Лукойе", "Старый дом", "Пастушка и трубочист". Девушки в белых чепцах и широких красных юбках, из-под которых выглядывали полосатые носки, худощавые старики в черных сюртуках, мостовые, выложенные булыжником, пшеничные поля, над которыми летят караваны гусей...



Вот такая романтичная полу-сказочная картина.

Ну, а потом, конечно, был Карлсон. И он тоже был, в основном, книжный. Вот она моя любимая, зачитанная не хуже Холмса) Хотя, нет, конечно, не настолько))


Обожала эту книгу. И эти иллюстрации, которые причислила бы тоже к разряду более "взрослых" иллюстраций.



Можно сказать, что Карлсон пришел на смену старым сказочным героям этой страны. Ведь он сам как-то сказал" Моя мамочка - мумия, а отец -гном";))
А как писал А.Шаров в своей книге "Волшебники приходят к людям" :"Швеция, — особенный край. Спросишь шведа, сколько жителей в его стране, а он ответит:

— Нас, людей, семь с половиной миллионов. — Оглядевшись по сторонам и понизив голос до шепота, он скажет еще: — Ну, а сколько троллей — кто знает? Известно только, что их очень много..."

Страна сказок...

Но сейчас хочу еще признаться, что в "Карлсоне" любила не только главного героя. Мне очень нравилось читать про саму семью Малыша, нравилась атмосфера их дома. Когда немного подросла, поняла, что квартира-то там, мягко говоря, не маленькая)). У всех по комнате, плюс кухня, кладовая, столовая и гостиная, причем для меня было загадкой, почему это не одна и та же комната.



Я очень любила лирические отступления в этой книге, которые, естественно никак не вошли в мульт и вообще не особо, по моему, известны.

"Таких июньских вечеров, как в Стокгольме, не бывает нигде. Нигде в мире небо не светится этим особым светом, нигде сумерки не бывают такими ясными, такими прозрачными, такими синими, что город и небо, отраженные в блеклых водах залива, кажутся совсем сказочными.
Такие вечера словно специально созданы для празднования дней рождения Карлсона в его домике на крыше. Малыш любовался сменой красок на небе, а Карлсон не обращал на это никакого внимания. Но когда они сидели вот так рядышком на крылечке, уплетали булочки и запивали их соком, Малыш ясно понимал, что этот вечер совсем не похож на другие вечера. А Карлсон так же ясно понимал, что эти булочки совсем не похожи на другие булочки, которые печет мама Малыша.



"- Может, это и нехорошо с моей стороны, - сказала мама, - потому что я к Карлсону за последнее время стала понемногу привыкать, но знаете, я сейчас сама готова заплатить десять тысяч крон, только бы от него отделаться.
- Ой, что ты! - воскликнул Малыш.
- Ладно, не будем сейчас больше об этом говорить, - сказала мама, - потому что во время еды надо, чтобы было весело.
Мама часто это повторяла: "Во время еды надо, чтобы было весело". И Малыш тоже так думал. А им, право же, всегда было весело, когда они все вместе сидели за столом и болтали о чем попало. Малыш больше говорил, чем ел, особенно когда на обед была вареная треска, или овощной суп, или селедочные котлеты. Но сегодня мама подала им телячьи отбивные, а на сладкое - клубнику, потому что начались летние каникулы и Боссе и Бетан уезжали из дома. Боссе - в яхтклуб, учиться парусному спорту, а Бетан - на крестьянский хутор, где много лошадей. Так что это был прощальный обед, и мама постаралась, чтобы он превратился в маленький пир."



Я очень люблю маленькие детали и эпизоды из этой книги, которые всегда казались очень уютными. Домик на крыше, где в камине Малыш и Карлсон пекли яблоки, ночные проделки друзей, когда Карлсон под дождем летал к дяде Юлиусу под зонтиком и в пижаме, фрекен Бок, взбивающая сливки для торта.

"Наступил вечер. Малышу пора было идти домой и ложиться спать. Приходилось расставаться с Карлсоном и с его маленьким домиком, где было так уютно, и со всеми его вещами: и с его верстаком, и с его коптящей керосиновой лампой, и с его дровяным сарайчиком, и с его камином, в котором так долго не прогорали головешки, согревая и освещая комнату. Трудно было всё это покинуть, но ведь он знал, что скоро снова вернётся сюда. О, как чудесно, что домик Карлсона находился на его крыше, а не на какой-нибудь другой!

Они вышли. Над ними сверкало звёздное небо. Никогда прежде Малыш не видел столько звёзд, да таких ярких, да так близко! Нет, конечно, не близко, до них было много тысяч километров, Малыш это знал, и всё же… О, над домиком Карлсона раскинулся звёздный шатёр, и до него, казалось, рукой подать, и вместе с тем так бесконечно далеко!

— На что ты глазеешь? — нетерпеливо спросил Карлсон. — Мне холодно. Ну, ты летишь или раздумал?

— Лечу, — ответил Малыш. — Спасибо."



Мне бы не хотелось, чтоб пост был совсем уж картиночным, но не могу не поделиться тут иллюстрациями к Карлсону, которые предшествовали этим. Потому что с Карлсоном у меня еще был и диафильм, и его я видела раньше книги. Там совсем необычный и не привычный Карлсон, но хочу сказать, что мое представление о семье и доме Малыша пошло именно оттуда.






























Здесь все же не удержусь и приведу еще одну "семейную" цитату


"Малыш был очень рад четырём свёрткам. В них оказались: коробка с красками, игрушечный пистолет, книга и новые синие штанишки. Всё это ему очень понравилось. «Какие они милые — мама, и папа, и Боссе, и Бетан! — подумал Малыш. — Ни у кого на свете нет таких милых мамы и папы и брата с сестрой».

Малыш несколько раз стрельнул из пистолета. Выстрелы получались очень громкие. Вся семья сидела у его кровати и слушала, как он стреляет. О, как они все друг друга любили!

— Подумай, восемь лет назад ты появился на свет — вот таким крошкой… — сказал папа.

— Да, — сказала мама, — как быстро идёт время! Помнишь, какой дождь хлестал в тот день в Стокгольме?

— Мама, я родился здесь, в Стокгольме? — спросил Малыш.

— Конечно, — ответила мама.

— Но ведь Боссе и Бетан родились в Мальмё?

— Да, в Мальмё.

— А ведь ты, папа, родился в Гётеборге? Ты мне говорил…

— Да, я гётеборгский мальчишка, — сказал папа.

— А ты, мама, где родилась?

— В Эскильстуне, — сказала мама.

Малыш горячо обнял её.

— Какая удача, что мы все встретились! — проговорил он.

И все с этим согласились."








Ну, и напоследок вот это, очень трогательное.

"В этом месте Малыш улыбнулся — во всяком случае, спасибо, что Карлсон хотел летать только с ним и ни с кем другим, — а потом вздохнул и стал читать дальше....
"Имя своё мальчик нам назвать отказался, боясь, что его имя попадёт в газету, «потому что Малыш этого не хочет», сказал он, и вообще создаётся впечатление, что он очень привязан к своему младшему брату. "

И пока Карлсон кружил по комнате, стараясь получше разглядеть себя в маленьком зеркальце, Малыш читал ему вслух статью. Он пропустил слова «невероятно толстый» и вообще всё, что могло обидеть Карлсона, а остальное он прочёл от начала до конца, и Карлсон был счастлив.
— «Он очень привязан к своему младшему брату», — прочёл Малыш и вопрошающе поглядел на Карлсона. — Эти слова тоже правда?

Карлсон перестал летать и задумался.

— Да, вообще-то да, — сказал он неохотно. — Удивительно, что можно привязаться к такому глупому мальчишке, как ты! Это только по моей доброте, потому что я самый добрый и самый милый в мире… Ну, читай дальше!

Но Малыш не смог читать, пока не проглотил комок в горле; значит, правда, что Карлсон привязан к нему! А на всё остальное тогда наплевать!

— Хорошо, что я попросил их не называть моего имени в газете, правда? — сказал Карлсон. — Я это сделал только для тебя, ведь ты хочешь держать меня в тайне, в полной тайне."

Страшно захотелось перечитать))

***

Добавляю еще из комментариев

***

— Угадай, кто лучший в мире подносчик тефтелей? — сказал Карлсон, убегая на кухню.

Потом Карлсон, Малыш и фрекен Бок, сидя на кровати, уплетали прекрасный ужин с таким аппетитом, что за ушами трещало. Карлсон принёс из кухни полный поднос еды.



— Я обнаружил яблочную запеканку с ванильным соусом. Кроме того, я прихватил ветчины, сыра, колбасы, солёных огурчиков, несколько сардин и кусочек печёночного паштета. Но, скажи на милость, куда ты засунула торт со взбитыми сливками? Его я не нашёл…

— У нас торта нет, — ответила фрекен Бок.

У Карлсона дрогнули губы.

— И ты полагаешь, что можно наесться тефтелями, яблочной запеканкой с ванильным соусом, ветчиной, сыром, колбасой, солёными огурцами да двумя жалкими крохотными сардинками?

Фрекен Бок поглядела на него в упор.

— Нет, — сказала она подчёркнуто спокойным тоном. — Но ведь есть ещё и печёночный паштет.

Никогда ещё Малышу не было так вкусно. Малыш, и Карлсон, и фрекен Бок сидели рядком на кровати и жевали, глотали, и им было так уютно втроём!


Карлсон проглотил последнюю тефтельку, облизал пальцы и сказал:

— Что и говорить, в этом доме живут, конечно, впроголодь, но в остальном мне здесь хорошо.

— О боже праведный! — воскликнула фрекен Бок. Она поглядела на Карлсона, потом на пустой поднос. — После тебя мало что остаётся, — сказала она.

Карлсон соскочил на пол и похлопал себя по животу.

— После того, как я поем, остаётся стол, — сказал он. — Единственное, что остаётся, — это стол."

***



"Малыш и Карлсон тоже спокойно сидели у камина в домике на крыше. Им было очень хорошо и уютно. Карлсон быстро слетал на улицу Хетерге и купил там яблок.

— Я за них честно отдал пять эре, — сказал он Малышу. — Не хочу, чтобы меня заподозрили в краже. Ведь я самый честный в мире! — Разве эти яблоки стоят всего пять эре?

— Видишь ли, я не мог спросить их цену, — объяснил Карлсон, — потому что продавщица как раз пошла пить кофе.

Нанизав яблоки на проволоку, Карлсон пёк их над огнём.

— Угадай, кто лучший в мире специалист по печёным яблокам? — спросил Карлсон.

— Ты, Карлсон, — ответил Малыш.

И они ели печёные яблоки, и сидели у огня, а сумерки всё сгущались. «Как хорошо, когда трещат поленья! — подумал Малыш. — Дни стали холодными. По всему видно, что пришла осень».

— Я всё собираюсь слетать в деревню и купить дров у какого-нибудь крестьянина. Знаешь, какие скупые эти крестьяне, но, к счастью, они тоже иногда уходят пить кофе, — сказал Карлсон.

Он встал и подбросил в огонь два больших берёзовых полена.

— Я люблю, чтобы было жарко натоплено, — сказал он. — Остаться зимой без дров — нет, так я не играю. И, не стесняясь, скажу это крестьянину."


***



"Малыш покачал головой:

— Нет, мама сегодня не делала мясных тефтелек. А торт со сливками бывает у нас только по праздникам.

Карлсон надулся:

— Ну и семейка у вас! «Только по праздникам»… А если приходит дорогой старый друг, с которым не виделись несколько месяцев? Думаю, твоя мама могла бы и постараться ради такого случая.

— Да, конечно, но ведь мы не знали… — оправдывался Малыш.

— «Не знали»! — ворчал Карлсон. — Вы должны были надеяться! Вы всегда должны надеяться, что я навещу вас, и потому твоей маме каждый день надо одной рукой жарить тефтели, а другой сбивать сливки.

— У нас сегодня на обед жареная колбаса, — сказал пристыжённый Малыш. — Хочешь колбаски?

— Жареная колбаса, когда в гости приходит дорогой старый друг, с которым не виделись несколько месяцев! — Карлсон ещё больше надулся. — Понятно! Попадёшь к вам в дом — научишься набивать брюхо чем попало… Валяй, тащи свою колбасу.

Малыш со всех ног помчался на кухню. Мамы дома не было — она пошла к доктору, — так что он не мог спросить у неё разрешения. Но ведь Карлсон согласился есть колбасу. А на тарелке как раз лежали пята ломтиков, оставшихся от обеда. Карлсон накинулся на них, как ястреб на цыплёнка. Он набил рот колбасой и засиял как медный грош.

— Что ж, колбаса так колбаса. А знаешь, она недурна. Конечно, с тефтелями не сравнишь, но от некоторых людей нельзя слишком многого требовать.

Малыш прекрасно понял, что «некоторые люди» — это он, и поэтому поспешил перевести разговор на другую тему."


***

"-Я хочу позабавиться: а то я не играю, — сказал он, и в ту же секунду взгляд его упал на пакетик, который лежал на столе у Малыша.

Он кинулся на него, словно коршун на добычу. Мама положила Малышу этот пакетик вчера вечером, а в нём был прекрасный персик. И вот теперь этот персик Карлсон жадно сжимал пухленькими пальцами.

— Мы его разделим, ладно? — торопливо предложил Малыш. Он тоже любил персики и знал, что нельзя зевать, если хочешь его хоть попробовать.
— Хорошо, — согласился Карлсон, — разделим! Я возьму себе персик, а ты — пакетик. Учти, я уступаю тебе лучшую часть: с пакетиком можно знаешь сколько интересных штук придумать!

— Нет, спасибо! — твёрдо сказал Малыш. — Мы сперва разделим персик, а потом я тебе охотно уступлю пакетик.

Карлсон неодобрительно покачал головой.

— Никогда ещё не встречал таких прожорливых мальчишек, как ты! — вздохнул он. — Ну ладно, раз уж ты так настаиваешь…

Чтобы разделить персик, нужен был нож:, и Малыш побежал в кухню. А когда он вернулся с ножом, Карлсон исчез. Но Малыш тут же услышал, что из-под стола доносилось чавканье и причмокивание, словно кто-то торопливо ел что-то очень сочное.

— Послушай, что ты там делаешь? — с тревогой спросил Малыш.

Когда Карлсон вылез из-под стола, персиковый сок стекал у него с подбородка. Он протянул свою пухлую ручку и сунул Малышу большую шершавую тёмно-красную косточку.

— Заметь, я всегда отдаю тебе самое лучшее, — заявил он. — Если ты посадишь эту косточку, у тебя вырастет целое персиковое дерево, всё увешанное сочными персиками. Ну, кто самый большой добряк в мире? Я ведь даже не устраиваю никакого скандала, хоть и получил от тебя только один паршивенький персик!"

@темы: Иллюстрации, Андерсен, "Плёнки", Книжки

URL
среда, 17 октября 2018
21:50

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
На мой взгляд, очень хаотичные выдержки из еще одного исследования, которое фактически повторяет исследование Гевина Бренда. Автор, как мне показалось, частенько перескакивает с одного на другое и хоть и крикует Дороти Сейерс, но и сам порой утверждает довольно странные вещи.
Я хотела его забраковать, но поскольку обещала выложить, то обещания надо выполнять. Переводом тоже осталась недовольна, но если его поправить, это будет уже просто авторский перевод. Короче вот:

О.Ф. Грейзербрук. Оксфорд или Кембридж (отрывки)

Очерки о Шерлоке Холмсе (Сентябрь 1949)

Оуэн Фрэнсис Грейзербрук (1884-1974) был британским холмсианцем и библиофилом. Он был одним из первых членов Лондонского Общества Шерлока Холмса и несколько лет принимал активное участие в его работе. В период между 1949 и 1953 годами он опубликовал серию брошюр, в которых исследовал различные аспекты Канона. В 1981 году они были переизданы отдельной книгой. Ниже мы приводим отрывок из его великолепного исследования о жизни Холмса в Университете ( где он делает вывод, что alma mater Холмса это колледж Крайст- черч в Оксфорде).
****

Часть 2
Замечательно, что в то время как «Шерлок Холмс» это нечто гораздо большее, нежели крылатая фраза, и его приключения стали частью истории нашего острова, у нас нет никакой информации о его существовании, кроме записей, сделанных его биографом, доктором Джоном Х. Уотсоном.
Любые данные относительно Университета, в котором он учился, более того, любая информация о дате его рождения или смерти – тайна, покрытая мраком неизвестности,- и именно потому и была написана эта монография. Я пытался найти запись о его рождении, но потерпел неудачу и до сей поры строятся лишь догадки и предположения о том Университете, где он учился.
В то время как попытки найти свидетельство о его рождении не увенчались успехом, большинство комментаторов сошлись на том, что Шерлок Холмс родился либо в конце 1852, либо в начале 1853 года, и многим известны разногласия на сей счет между лордом Пальмерстоном и лордом Джоном Расселлом.
Так как последнее деяние Холмса, отмеченное документально, это разоблачение в августе 1914 г. немецкой агентурной сети под руководством фон Борка, мы можем сделать предположения относительно его кончины. Возможно, что есть люди весьма преклонного возраста, но еще живые, которые могли встречаться или беседовать с великим сыщиком или его другом и биографом, доктором Уотсоном, но на момент написания монографии от таких современников свидетельств нет, поэтому дело «Университета» , если и может быть вообще раскрыто, то это можно сделать лишь логическим путем на основе фактов или заключений, тщательно отобранных из Канона.
Вопрос о том, где прошли студенческие годы Холмса, всегда волновал исследователей, и было сделано значительное количество изысканий такого рода по обе стороны Атлантики.
Доктор Морис Кэмпбелл в своих примечаниях о втором браке Уотсона, на основании того факта , что Холмс был укушен псом Тревора по дороге в церковь, утверждает, что это достаточное основание для теории, что Холмс снимал квартиру, учась на первом курсе, и следовательно, речь идет о Кембридже. Это довольно ловко, но мне не по вкусу, когда либо черное, либо белое.
Мисс Сейерс подошла к этой проблеме более компетентно. Она убедила, если и не своих читателей, то, по крайней мере, себя, что после обучения в колледже Сидни Сассекс, Холмс получил в Кембридже степень бакалавра в ноябре-декабре 1874 года.
Мисс Дороти Сейерс писала довольно подробно, она привела некоторые данные из Канона и провела свое исследование, которое неизбежно должно доказать, что «он учился в Кембридже, а не Оксфорде». Для любителя трудная задача бросить вызов профессионалу, а у мисс Сейерс есть то преимущество, что она была Боссуэллом другого знаменитого детектива, но в своих попытках доказать, что Шерлок Холмс был студентом Кембриджа и выпускником Сидни Сассекс она встала на сторону заведомо проигранного дела и таким образом сбилась с пути истинного.
Рассматривая ее выводы, я хочу предположить, что она подсознательно проводит контраст между двумя разными культурами, между традиционным культурным уровнем лорда Питера Уимси - выпускника Оксфорда – и аскетичным и мрачным складом ума Шерлока Холмса. Контраст между двумя этими людьми так велик, что подсознательно она категорически отвергла мысль о том, что Шерлок Холмс так же мог бы учиться в Оксфорде; и когда она вспомнила то, что не могла не заметить, а именно, что Асквит, Мэллок, Чарльз Гор, Альфред Милнер, а, возможно, и Оскар Уайльд также были студентами Оксфорда, как раз в годы пребывания там Холмса, она никак не могла предположить, что в таком обществе мог вращаться и Холмс; но с Детективами возможно все.
Не то, чтобы ее эссе не было подтверждено никакими фактами; в целом оно восхитительно тем, как она сопоставляет факты, на которых основывает свою теорию, ничего другого от мисс Сейерс нельзя было и ожидать, но в Каноне есть указания и фразы, оставленные ею без внимания, а их – помимо того, что не существует никаких подлинных слов Холмса, которые поддерживали бы ее теорию – как мне показалось, было достаточно и даже более, чем достаточно, чтобы считать, что где бы Холмс не получал образование, это был ни в коем разе ни Кембридж.
Но каковы бы не были выводы, заключения и предположения об этом важном вопросе, единственные авторитетные свидетельства, процитированные мисс Сейерс, и те, на которые мы можем опираться, это отрывки из «Глории Скотт» и «Обряда дома Месгрейвов».
В «Глории Скотт» говорится:
«Он был моим единственным другом в течение двух лет, которые я провел в колледже. Я не был общителен, Уотсон, я часами оставался один в своей комнате, размышляя надо всем, что замечал и слышал вокруг, - тогда как раз я и начал создавать свой метод. Потому-то я и не сходился в колледже с моими сверстниками. Не такой уж я любитель спорта, если не считать бокса и фехтования, словом, занимался я вовсе не тем, чем мои сверстники, так что точек соприкосновения у нас было маловато. Тревор был единственным моим другом, да и подружились-то мы случайно, по милости его терьера, который однажды утром вцепился мне в лодыжку, когда я шел в церковь.»

В отрывке из «Обяда дома Месгрейвов» также приводятся слова самого Холмса.
«Когда я впервые приехал в Лондон, я поселился на Монтегю-стрит, совсем рядом с Британским музеем, и там я жил, заполняя свой досуг - а его у меня было даже чересчур много - изучением всех тех отраслей знания, какие могли бы мне пригодиться в моей профессии. Время от времени ко мне обращались за советом - преимущественно по рекомендации бывших товарищей студентов, потому что в последние годы моего пребывания в университете там немало говорили обо мне и моем методе. Третье дело, по которому ко мне обратились, было дело "Дома Месгрейвов"… Реджинальд Месгрейв учился в одном колледже со мной, и мы были с ним в более или менее дружеских отношениях…По наружности это был типичный аристократ…Это и в самом деле был отпрыск одного из древнейших родов королевства…Время от времени нам случалось беседовать, и, помнится, всякий раз он живо интересовался моими методой наблюдений и выводов…Мы не виделись года четыре, и вот однажды утром он явился ко мне на Монтегю-стрит.»
Даже самый невнимательный читатель заметит противоречие между «двумя годами» в «Глории Скотт» и «последними годами» в «Обряде дома Месгрейвов», но в двух этих текстах приведены собственные слова Холмса и этими двумя текста мисс Сейерс и ограничилась, проводя свое исследование.
Возможно, странно – выражаясь словами Холмса, - что она не использовала еще три рассказа из Канона – «Три студента», «Пропавший регбист» и «Человек на четвереньках», действие которых разворачивается в университетском городе. Я вернусь к ним позже, чтобы проанализировать свидетельские показания, которые они могут нам представить, но сбрасывать эти поздние рассказы со счетов не стоит, опасно пренебрегать ими. Я не могу представить, чтобы верный фактам исследователь, опытный историк смог бы проглядеть информацию, которую представляют нам, по крайней мере, два из трех этих рассказов, и ключей к «загадке университета Холмса» не так уж много, чтобы можно было отбросить даже один, не говоря уже о трех.
До этого исследователи единодушно сошлись на том, что Холмс учился либо в Оксфордском , либо в Кембриджском университете. Кроме того, слово «бульдог» имеет особое значение в каждой из этих старейших цитаделей науки, исходя из контекста, и тот факт, что Холмс был укушен, делает очевидным то, что речь идет не об охране проктора, а о настоящей собаке. Слово «церковь» также имеет особое значение в этих старейших университетах. Но даже слово «церковь» нельзя понимать совершенно буквально.
Делая исследование с целью разузнать что-то об Университете доктора Мориарти – «он получил кафедру математики в одном из наших провинциальных университетов - Темные слухи поползли о нем в том университетском городке, где он преподавал, и, в конце концов, он был вынужден оставить кафедру и перебраться в Лондон, где стал готовить молодых людей к экзамену на офицерский чин...» - не имея предубеждения в отношении любого другого «провинциального университета», я не мог пройти мимо Бирмингема. Я не смог найти там следов математика, о котором в известный период (или в какое либо другое время) поползли темные слухи, но в разговоре о колледже Холмса с одним бирмингемским профессором, человеком большой культуры и с немалым литературным талантом, я с удивлением обнаружил , что там в некоторых медицинских кругах бытует мнение, возможно и не особо известное общественности, но которое тем не менее, нельзя не принять во внимание, что Шерлок Холмс получил образование в Квинс Колледже в Бирмингеме! Меня заверили, что в Квинс Колледже была церковь, и что , если не бульдоги, то уж бультерьеры, наверняка, были самым обычным делом в угольном районе.
Этот горячий местный патриотизм, такой типичный для столицы Мидленда, вдохновляемый и поддерживаемый славой двух писателей,- чьи имена связаны с этим городом – доктора Конан Дойла и мистера Френсиса Бретта Янга – невозможно было опровергнуть, даже когда я процитировал слова Холмса о его университетских годах.
…..

Главная трудность, конечно, заключается в вопросе: в Кембридже учился Холмс или в Оксфорде?
Те, у кого был отрицательный или положительный опыт сдачи вступительных экзаменов в эти университеты, заметят, что нигде в Каноне нет упоминания о греческом языке. Возможно, это ни о чем не говорит, ведь есть множество тех, кто, просто зубря все наспех перед экзаменом, лишь поверхностно знают некоторые греческие неправильные глаголы, однако, каким бы беглым не было знакомство с греческой грамматикой, что-то все же остается в памяти и оставляет свой неизгладимый след. А я не могу проследить где-то в Каноне поверхностное знание Шерлоком Холмсом греческого.
Можно, конечно, сказать, что скрупулезное изучение деталей и интерес ко всему новому и неожиданному, при всех поверхностных недостатках, делает Шерлока Холмса афинянином, по крайней мере, настолько, насколько это возможно в викторианскую эпоху, но при всем при том он ни разу не показал, что знаком с греческим языком или с греческой культурой.
Это и представляет главную трудность, ибо без знания греческого языка, кажется, невозможно было поступить в Оксфорд или Кембридж в период с 1871 по 1874, и уж тем более получить потом ученую степень. Это возможно в наши дни, но в 70-е годы все было иначе, и даже в 1907 году лорд Керзон не мог или же не желал допускать абитуриентов к вступительным экзаменам в Оксфорд без элементарных познаний в греческом языке. Хотя у других исследователей я не видел каких-то намеков на эту проблему с греческим.
Возможно, что в какой-нибудь школе Холмс и нахватался знаний по греческому, но нам ничего не известно о посещении им какой-нибудь государственной или частной школы; так или иначе, но каким-то образом Холмс приступил к занятиям в университете.
Как это случилось, что нет никаких записей (за исключением его собственных слов) о месте его нахождения в тот период? Несмотря на изыскания мисс Сейерс, не известно ни о каких документах, где сообщалось бы о полученной Холмсом ученой степени в том или ином университете.
Если, как предполагает мисс Сейерс, он поступил в университет, чтобы получить ученую степень , налицо тот факт, что ни в Оксфорде , ни в Кембридже нет никаких свидетельств о пребывании там студента Холмса Ш., не говоря уже о том, чтобы он был среди тех, кто получил там степень бакалавра. Сама по себе эта степень не существенна, ибо из Канона очевидно, что Холмс не закончил университет; многие студенты той поры выходили из учебных заведений, не получив ученой степени, но настораживает факт, что в журналах регистрации нет никаких данных даже о его нахождении в стенах университетов.
Ни один студент с именем Холмс не сдавал в 1874 году в Кембридже выпускных экзаменов по естественным наукам; единственным студентом там из колледжа Сидни Сассекс был Шелли, который получил высший бал. Никаких следов Шерлока Холмса не найдено также в Университетском календаре, в котором каждый год отмечались имена всех первокурсников.
Тогда как, следовательно, существует определенное и убедительное свидетельство о том, что Холмс не получил в Кембридже ученую степень, само по себе это не является окончательным доказательством того, что Холмс не посещал этот университет, ибо он мог бы поступить в Кембридж не проходя вступительных экзаменов. В 1870-75 годах кандидаты подавали заявление о том, что желали бы пройти обучение и принимались либо посредством собеседования, либо в письменной форме; в некоторых случаях они проходили неформальную проверку, в которой возможно было забыто о греческой грамматике, хотя это и маловероятно.

Часть 7
Те нити, что дали нам «Глория Скотт» и «Обряд дома Месгрейвов» исчерпаны, но в Каноне есть еще три рассказа, в которых бесспорно затронута университетская тема. Это «Три студента», «Пропавший регбист» и «Человек на четвереньках». О чем же они могут нам поведать?
По причинам, которые не имеют отношения к данному расследованию, я склонен считать, что «Человек на четвереньках» был написан У-2, Вторым или псевдо-Уотсоном. Однако, несмотря на то, что этот занимательный рассказ - подделка, у автора, по крайней мере, были некоторые познания в медицине, так же, как и у Уотсона, и он определенно был близко знаком с Холмсом, и его знания о Холмсе определенно получены из первых рук.
Эти отчеты, независимо от того подлинные или же написанные псевдо-Уотсоном, богаты по части вспомогательных материалов, которые очень пригодились в моей работе. Как бы там ни было, в «Кэмфорде» Холмс предвкушает «тихие радости этого прелестного городка». В «Кэмфорде» Холмса больше всего волнует, как избежать скандала. В «Кэмфорде» Холмс выбирает гостиницу «Шахматная доска», где «очень недурен портвейн». Так можем ли мы сомневаться, что «Кэмфорд» - город старого университета Холмса? Мистер Блейкни предполагает, что «Кэмфорд» - явный псевдоним «Кембриджа»; с тем же успехом можно предположить, что речь идет об Оксфорде.
Это контрастирует с поведением Холмса во время поисков «пропавшего регбиста», студента Тринити Коледжа в Кембридже. Находясь в Кембридже, Холмс говорит о себе: «мы одиноки и неприкаянны в этом негостеприимном городе», нет никакого упоминания о портвейне, они с Уотсоном должны искать гостиницу и изучать местность, которая совершенно неизвестна им обоим.
Нет никаких сомнений, что в Кембридже Холмс чужак. Верно то, что он говорит : «Вы ведь не знаете окрестностей Кембриджа? Укрыться на этой плоской, как стол, местности, которую я обошел сегодня, негде».
Наверняка, тот, кто когда-то жил в Кембридже, должен был знать это и не пытался бы так грубо и неловко последить за экипажем доктора, следуя за ним на расстоянии ста ярдов на велосипеде. По крайней мере, если бы Холмс был знаком с местным ландшафтом, то он был бы более осмотрительным, и очевидно, что местность была ему незнакома.
И в последнем из этих рассказов, в «Трех студентах», все нити указывают на то, что действие происходит в Оксфорде. Правда, тут нет явного описания Оксфорда, но мистер С. Робертс пишет: «Изучение Холмсом древних английских хартий привело их в Оксфорд к неприятному происшествию касательно стипендии Фортескью» (Цитата из книги Робертса «Доктор Уотсон») И мы обнаруживаем, что Холмс в дружеских отношениях с преподавателем колледжа – какой контраст с его поведением в Кембридже, где он повздорил с единственным встретившимся ему жителем этого города. Это, конечно, деталь, но деталь очень важная, упомянутый педагог в Кембридже был бы назван методистом или заведующим учебной частью, и, продолжая разговор о деталях, в «Трех студентах» комнаты, занимающие целую лестничную клетку, находятся под попечение мужчины-прислужника, «служителя», тогда как в Кембридже эту роль выполняет женщина-прислужница (bedmaker).
Все эти детали гораздо более последовательно и убедительно доказывают, что Холмс был в Оксфорде, нежели целый ряд блестящих предположений, которые привели мисс Сейерс к выводу о Кембридже.

@темы: Шерлок Холмс, The Grand Game, Холмс в университете, Исследования

URL
12:18

Гевин Бренд. Из книги "Мой дорогой Холмс"

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
ГЛАВА ТРЕТЬЯ

До Бейкер-стрит


Терьер, сам того не зная, творил историю. Его интерес к лодыжке Холмса, злосчастный в краткосрочной перспективе, в конечном счете дал благотворный результат, так как обусловил собой цепь событий, которая привела Холмса к выбору профессии. Холмс пролежал в постели десять дней, в течение которых сокрушенный Тревор приходил навещать его. Вскоре они стали близкими друзьями, и Тревор пригласил его к себе домой в Доннифорп в Норфолке в начале длинных каникул.

Там произошли события ‘Глории Скотт’, которые Холмс несколькими годами позже пересказал Уотсону возле камина зимней ночью на Бейкер-стрит. Юный студент преуспел в расшифровке таинственного послания о мухобойках и фазаньих курочках, и этот успех впервые навел его на мысль посвятить свою жизнь расследованию и предотвращению преступлений; выступать в качестве последней инстанции, когда все силы Скотленд-Ярда терпят неудачу.

Чтобы определить год, когда произошло это дело, мы должны обратить взор в будущее. В данный момент все, что мы должны помнить, – это то, что дело было в середине семидесятых, так как мы уже показали [См. стр. 2], что период активной следовательской деятельности Холмса начался в 1878 году. Если же вместо этого мы обратим взор в прошлое, то увидим этот ужас – путешествие “Глории Скотт”. Из всех загадок, с которыми мы столкнулись, эта самая неразрешимая. Если мы хотим определить дату действия рассказа, то будет лишней тратой времени садиться на корабль со старшим Тревором. Но, тем не менее, сделаем это.

Он рассказывает нам, что путешествие имело место тридцатью годами раньше, в 1855 году, когда Крымская война была в разгаре и правительство было вынуждено использовать более крупные суда, предназначенные для перевозки каторжников, чтобы доставлять войска на Черное море, оставшись, таким образом, с кораблями меньшего размера и менее приспособленными для перевозки заключенных, такими как “Глория Скотт”. Если все это так, то время действия ‘Глории Скотт’ – 1885 год. Однако это невозможно ни при каких обстоятельствах.

Очевидное решение заключается в том, чтобы заменить тридцать лет на двадцать. Однако это лишь сталкивает нас с новыми трудностями, потому что невыносимый Тревор-старший, не успокаивается, сказав, что путешествие состоялось тридцать лет назад, но сообщает также, что вернулся в Англию в качестве богатого колониста более двадцати лет назад. Негодяй тем самым вынуждает нас втиснуть в этот двадцатилетний период десять лет, прошедшие до его возвращения.

Следующая трудность – его возраст. Как будто он и без того не запутал нас, он рассказывает, что во время путешествия ему было двадцать три года. Однако Холмс неоднократно говорит о нем как о старом человеке. Достаточно неуместное определение для человека пятидесяти трех лет, но крайне сомнительно, чтобы оно относилось к сорокатрехлетнему.

А возраст младшего Тревора? Если он достаточно взрослый, чтобы учиться в Оксфорде, его отец должен был жениться до своего злополучного путешествия. Возможно, он так и сделал. Углубление в область семейной истории открывает только то, что в конце жизни он был вдовцом, а также то – трагический, но совершенно неважный факт, – что у него была дочь, скончавшаяся от дифтерии во время визита в Бирмингем.

Поскольку это направление расследования кажется абсолютно безнадежным, воспользуемся возможностью принять, что 1855 год – ошибочная дата и путешествие произошло в 1845-м. Это определенно дает нам относительно связную историю во всем, что касается Тревора. Но как быть с Крымом и кораблями для войск? Не проистекают ли наши сложности из сложности более простой – из настойчивого утверждения Холмса, что документ, который он прочитал Уотсону, был не копией, а подлинником, который он получил от Виктора Тревора?

Мистер Белл предполагает [“Sherlock Holmes and Doctor Watson”], что вся история есть сплетение лжи, изобретенной Тревором, чтобы опередить Хадсона и обелить себя в глазах сына. Возможно, он был убийцей и пиратом, которого шантажировал его сообщник Хадсон.

Но, хотя мы легко можем поверить, что он был способен на преступление, мы не видим, как это объясняет хаотическую путаницу в датах. Кажется, нет другого выхода, чем проигнорировать историю с путешествием и попытаться датировать дело ‘Глории Скотт’ отдельно от путешествия и каким-то другим способом.

Кажется ясным, что Холмс намеревался вернуться в Оксфорд после своего визита в Доннифорп, потому что он говорит о времени действия как о каникулах. Более того, в ‘Глории Скотт’ Холмс “часами оставался один в своей комнате, размышляя надо всем, что замечал и слышал вокруг, – тогда как раз я и начал создавать свой метод. Потому-то я и не сходился в колледже с моими сверстниками”. Но Холмс из Обряда дома Месгрейвов – человек совсем другого сорта, потому что “в последние годы моего пребывания в университете там немало говорили обо мне и моем методе”, и Месгрейв спрашивает его: “А вы, Холмс, говорят, решили применить на практике те выдающиеся способности, которыми так удивляли нас в былые времена?”

Ясно, что его впечатления в Доннифорпе все изменили. Он приобрел новую уверенность в своем методе. До этого его аудитория состояла только из его единственного близкого друга, Виктора Тревора. Теперь он бурно начинает ставить на удивленных оксфордцах те эксперименты по наблюдению и дедукции, которыми несколькими годами позже будет удивлять Уотсона, Скотленд-Ярд и своих клиентов.

Далее: очевидно, что это продолжалось по крайней мере два года, так как эти эксперименты имели место “в последние годы”. На первый взгляд это противоречит вышеприведенному пассажу из ‘Глории Скотт’ о том, что Тревор “был моим единственным другом в течение двух лет, которые я провел в колледже”, каковой пассаж, очевидно, подразумевает весь курс обучения в колледже в течение двух лет. Это, должно быть, объясняется тем, что в действительности Холмс сказал: “до случая, о котором я Вам сейчас расскажу, он был моим единственным другом в течение двух лет, которые я провел в колледже”, а Уотсон сделал неточную запись разговора, что привело к потере первой части этой фразы, когда он наконец писал отчет об этом деле.

Таким образом, необходимо констатировать четырехлетний период, состоящий из двух лет до каникул в Доннифорпе и двух лет после этого. Чтобы увидеть, из чего складываются эти годы, нам необходимо рассмотреть студенческий путь Ричарда Месгрейва [Ошибка Брэнда: Месгрейва звали Реджинальд. – Прим. пер.] с “тонким высоким носом [В переводе Д.Лившиц: “тонкое лицо, нос с горбинкой”. – Прим. пер.], большими глазами, небрежными, но изысканными манерами”.

Как мы уже показали, Холмс начал активную профессиональную карьеру в 1878 году, когда происходят события Обряда дома Месгрейвов и когда, как он сообщает нам, прошло четыре года с тех пор, как он в последний раз видел Месгрейва. Это означает, что Месгрейв не мог покинуть Оксфорд до 1874 года. Он мог оставаться там и дольше, если предположить, что в 1874 году Оксфорд покинул Холмс, но это маловероятно, так как Мейсгрейв, очевидно, стал депутатом от своего округа за некоторое время до 1878 года. Продвижение по политической лестнице с такой скоростью – случай в высшей степени исключительный, и мы, следовательно, имеем право предположить, что он покинул Оксфорд настолько рано, насколько это возможно, т.е. в 1874 году.

Как проницательно замечает мисс Сэйерс, Холмс и Месгрейв закончили университет в одном и том же году, потому что, если бы последний был старше первого, его сдержанное и несколько аристократическое поведение, которое в действительности прикрывало робость, предотвратило бы его общение с младшекурсником. Мы знаем также, что он был в Оксфорде после каникул в Доннифорпе, так как он сообщает о “тех выдающихся способностях, которыми [вы] так удивляли нас в былые времена”. Но если Холмс продолжал учиться в течение двух лет после Доннифорпа, то Месгрейв, возможно, только в течение одного. Другими словами, если Месгрейв покинул университет в 1874 году, то Холмс мог сделать это в 1874-м или 1875-м.

Выбирая между этими двумя годами, мы должны учесть темперамент Холмса и события (или, скорее, их отсутствие) в течение следующих лет. Мы знаем, что Обряд дома Месгрейвов был его третьим делом. До этого был долгий утомительный период, в течение которого у него было только два дела, когда Холмс заполнял “свой досуг – а его было у меня даже чересчур много – изучением всех тех отраслей знания, какие могли бы мне пригодиться в моей профессии”. Этот период должен был длиться в течение примерно двух с половиной лет, а если он начался в 1874 году, то к ним надо прибавить еще один. Непохоже, чтобы человек с энергией Холмса мог вынести три с половиной года праздности. Он бы пришел к выводу, что совершил ошибку, и отказался бы от первоначального выбора в пользу более выгодной профессии. Мы предполагаем, что два с половиной года можно принять как крайний предел его терпения и что еще один год должен был в действительности пройти в колледже, другими словами, его четвертым и последним годом в колледже был 1875-й.

Таким образом, представляется, что важными датами являются следующие:

1871 Холмс поступает в Оксфорд.

1873 Каникулы в Доннифорпе. Дело ‘Глории Скотт’.

1874 Месгрейв покидает Оксфорд

1875 Холмс покидает Оксфорд.

Теперь у него не было сомнений относительно его будущей карьеры. Он снимает комнаты на Монтегю-стрит, “совсем рядом с Британским музеем” и предположительно живет там в то время, когда знакомится с Уотсоном. О двух делах, с которыми он столкнулся между 1875 и 1878 годами, мы не знаем ничего, за исключением того, что ими обоими он был обязан товарищам по университету, которых впечатлила демонстрация его способностей в Оксфорде. Но об этих делах можно сделать несколько выводов отрицательного характера. Мы можем быть достаточно уверенными, что они не имели сенсационной или драматической природы и что они не снабдили Холмса материалом, который позволил бы ему продемонстрировать те способности к дедукции, которые проявились в столь многих из его последующих дел. Возможно, хотя и менее достоверно, что они не потребовали вмешательства полиции. (Из шестидесяти случаев, о которых сообщает Уотсон, примерно пятая часть, видимо, была разрешена Холмсом так, что полиция не узнала о них).

В 1878 году наконец случилось дело, которого Холмс ждал так долго. Обряд дома Месгрейвов содержит все элементы, которые отсутствовали в предыдущих делах. Правда, убийца дворецкого Брантона так и не был призван к ответу. Но Холмс, по крайней мере, извлек труп из необыкновенного тайника, в котором он находился, таким образом доказав, что убийство было совершено, и в то же время расшифровал знаменитое послание об Обряде, послание, которое на первый взгляд кажется даже более непонятным, чем фазаньи курочки из ‘Глории Скотт’.

Начиная с этого момента, ни Скотленд-Ярд, ни мир в целом не могли позволить себе игнорировать его. У него начали появляться клиенты, хотя они не всегда были так богаты и выгодны, как могли бы быть.

Честь быть первым клиентом, обратившимся за консультацией к Шерлоку Холмсу и не принадлежавшим к числу бывших студентов Оксфордского университета, принадлежит, как мы полагаем, некой миссис Фаринтош. В чем заключалась беда этой доброй леди, мы никогда не узнаем. Мы знаем только, что Холмс помог ей “в минуту горя” и что случай был “связан с тиарой из опалов”. Холмс сам должен был обратиться к своей записной книжке, чтобы вспомнить его [Пестрая лента].

К этому периоду также относятся убийство Тарлтона, дело Вамбери, виноторговца, происшествие с одной русской старухой, странная история алюминиевого костыля, дело о кривоногом Риколетти и его ужасной жене [Обряд дома Месгрейвов]. Не все они закончились успехом.

Что было нужно теперь, так это чтобы нашелся человек, который увековечил бы эти дела для будущих поколений. Как сказал сам Холмс во время одного из своих более поздних дел, “что я стану делать без моего Босуэлла?”[ Скандал в Богемии] Но этот недочет скоро был исправлен. Босуэлл уже стучался в дверь.
[1951]
Перевод П.А.Моисеева

@темы: Шерлок Холмс, Виктор Тревор, The Grand Game, Холмс в университете, Исследования

URL
понедельник, 15 октября 2018
21:51

Оксффорд или Кембридж?

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Хочу сказать, что перевела в выходные еще одно исследование некого Грайзербрука.
Честно говоря, в процессе перевода почувствовала нечто вроде разочарования по поводу этих исследований. Авторы критикуют один другого, но частенько ходят вокруг да около. И хотя я и принимаю "Большую игру", но когда кто-то в качестве аргумента говорит, что нет никаких документов, что Холмс был там-то, не могу относиться к этому серьезно.

Сам текст, я бы сказала, очень сбивчивый, мне не раз казалось, что автор перескакивает с одного на другое и забывает, о чем он вообще говорил. Но все же исследование не лишено интереса хотя бы атмосферой "Большой игры", царившей в среде этих основоположников холмсианской науки.
Ну, и добавлю еще, что местами он утверждает очень спорные истины, относящиеся , к примеру, к "Человеку на четвереньках", говорит, что он написан псевдоУотсоном. Как он пришел к такому выводу, не поясняет. И вот мучилась я, не зная, стоит ли вообще выносить на общее обозрение это исследование, довольно спорное и, на мой взгляд бессвязное.
И решила посмотреть, что там за исследование дальше.

А дальше оказалась глава из книги Гевина Бренда "Мой дорогой Холмс". И тут я вспомнила, что где-то у меня что-то такое лежало на русском. И точно! Есть такая буква в этом слове! Сверила с первоисточником - вроде никаких пропусков нет. Снова ощутила комплекс неполноценности - боюсь, что я бы так не перевела... Ну, за одно поучилась у человека.

Но если оставить перевод в покое, мне показалось, что из всего, что я уже на эту тему пропахала, очень взвешенное расследование. И оно по большей части передает и содержание исследование Гразербрука, о котором я говорила. По сему Грайзербрука я оставлю в покое, все главное, что я из подчерпнула, мы найдем в нижеследующей главе

Итак, даю слово автору.

Примечателен эпиграф к этой книге:


Мой единственный наркотик – продолжительный

прием микстуры Конан Дойля

Кристофер Морли



Оксфорд или Кембридж

Гевин Бренд

Глава из книги «Мой дорогой Холмс»

Перевод П.А. Моисеева


Возможно, он (Холмс) не был огорчен, когда пришло время отправляться в университет. Во всяком случае, мы не огорчены, потому что это сразу же ставит перед нами в высшей степени сложную проблему. В какой университет он отправился? Второстепенные могут быть исключены сразу же. Ссылка в ‘Глории Скотт’, краткая, как и все прочие, ясно указывает на Оксфорд или Кембридж. Томный аристократ Месгрейв, напоминающий о “серых башенных сводах, решетчатых окнах и всех этих благородных остатках феодальной архитектуры», также не похож на студента какого-то из менее значительных университетов семидесятых годов.

Следовательно, это должен быть Оксфорд или Кембридж. Но который из них? Монсиньор Рональд Нокс говорит, что это был колледж Церкви Христовой в Оксфорде [Studies in the Literature of Sherlock Holmes // Essays in Satire]. Мисс Дороти Сэйерс называет Сидни Сассекс в Кембридже [Holmes’s College Career // Baker Street Studies]. Мистер Блейкни также называет Кембридж, но не указывает конкретного колледжа [Sherlock Holmes: Fact or Fiction?].

Насчет колледжа у нас нет несомненных свидетельств. Мы скорее склонны полагать, что он учился в колледже св. Луки, где происходит действие “Трех студентов”, но это не может нам помочь, поскольку Уотсон специально предупреждает нас, что не упоминает никаких деталей, которые дали бы возможность идентифицировать этот колледж.

Пытаясь разрешить проблему “Оксфорд против Кембриджа”, мы считаем необходимым рассмотреть пять разных дел, которые в той или иной форме связаны с университетской жизнью. Исследование нами этого вопроса позволяет распределить эти пять дел на три категории:

Группа 1: «Глория Скотт» и «Обряд дома Месгрейвов».
Группа 2: «Пропавший регбист».
Группа 3: «Три студента» и «Человек на четвереньках».

В произведениях первой группы действие происходит в университете Холмса, хотя мы и не знаем, Оксфорд это или Кембридж, в рассказе, образующем вторую группу, действие происходит в Кембридже, хотя мы и не знаем, учился ли в нем Холмс, в то время как в рассказах третьей группы мы не осведомлены ни по одному из этих пунктов.

Все исследователи до сих пор концентрировались, кажется, почти исключительно на новеллах первой группы. Возможно, не стоит удивляться тому, что оказались не замеченными произведения третьей группы, однако вторая, без сомнения, представляет собой поле, которое стоит вспахать. Поскольку мы знаем, что действие «Пропавшего регбиста» происходит в Кембридже, доказывает ли что-нибудь, что Холмс уже бывал здесь раньше? Начнем наше исследование с этого пункта.

Во-первых, он не знает о существовании последнего поезда из Лондона в Кембридж. Когда Годфри Стонтон, участник соревнований по регби, которого, конечно, нельзя смешивать с Артуром Х. Стонтоном, “приобретающим известность мошенником”, или с Генри Стонтоном, “которого вздернули на виселицу не без моей помощи”, исчезает из лондонской гостиницы, в которой остановилась кембриджская команда накануне матча с Оксфордом, и Сирил Овертон, капитан команды, приходит к Холмсу за консультацией, Холмс спрашивает его, мог ли Стонтон вернуться обратно в Кембридж. Ответ гласит – мог, поскольку существует поезд в одиннадцать часов пятнадцать минут.

Обучаясь в колледже, Холмс жил в Лондоне [‘Глория Скотт’]. Таким образом, можно прийти к выводу, что если бы он учился в Кембридже, то приблизительно знал бы время отхода последнего поезда. Однако возможно, что этот поезд не существовал во времена Холмса и был пущен позже.

Проведя некоторые разыскания в Лондоне, Холмс и Уотсон отправляются в Кембридж и, хотя они явно едут на поезде более раннем, чем упомянутый поезд в 11.15, прибывают в Кембридж с наступлением темноты. Немедленно по прибытии они беседуют с доктором Лесли Армстронгом, который подозревается в причастности к исчезновению Стонтона. Следующая проблема – найти комнаты на ночь, и в этой связи Холмс говорит:
“Итак, мой бедный Уотсон, мы одиноки и неприкаянны в этом негостеприимном городе. А ведь уехать отсюда мы не можем. Это значит отказаться от поисков” [“Пропавший регбист” цитируется в переводе Ю.Левченко. – Прим. пер.]
.
Что значит “негостеприимный город”? Не выглядит ли это замечание подходящим более для университета-соперника, чем для своего собственного? Не прочитывается ли оно как свидетельство пренебрежения по отношению к Кембриджу со стороны оксфордца? Можно возразить, что Холмс не был типичным представителем Кембриджа, что он относится к людям, которые держатся в стороне от других и идут своим путем, что такой человек легко мог высказаться о городе с желчью. Но если бы это было так, он легко мог бы в дальнейшем упомянуть о своем пребывании здесь. Он мог бы сказать: “этот негостеприимный город, который я всегда очень не любил, даже в дни моего пребывания здесь” или что-то подобное. Но слова “этот негостеприимный город” без дальнейших уточнений прочитываются как замечание человека, который посетил этот город в первый раз.

К счастью, прямо напротив дома Армстронга находится небольшая гостиница; в скором времени на улице появляется коляска доктора, и Холмс пускается преследовать его на велосипеде, оставив Уотсона в гостинице. Но преследование срывается. Холмс обнаружен доктором. Когда Холмс возвращается, Уотсон высказывает предположение, что на следующий день слежка может быть продолжена, но слышит возражение:
“Это не так просто. Вы ведь не знаете окрестностей Кембриджа. Укрыться на этой плоской, как стол, местности негде…”

Но в таком случае почему Холмс предпринял преследование, которое было обречено на неудачу? Ответ, видимо, заключается в том, что он никогда не бывал раньше в Кембридже и находился в том самом состоянии прискорбного неведения относительно отличительных особенностей кембриджширского ландшафта. Теперь мы видим все значение замечания Уотсона о том, что было уже темно, когда они впервые прибыли в Кембридж. Если бы они прибыли при дневном свете, Холмс уяснил бы эту сложность, наблюдая за местностью из окна поезда, но при таком положении вещей она стала очевидна, лишь когда Холмс отправился в путь. Возможно, Армстронгу помогла и луна, еще не взошедшая или скрытая облаками в момент прибытия Холмса и Уотсона в Кембридж.

Обнаружив, что слежка за Армстронгом невозможна, Холмс посвящает следующий день расспросам в пабах к северу от Кембриджа, посетив без успеха “Честертон, Хистон, Уотербич и Окингтон”.

Обратите внимание на порядок посещений, он довольно своеобразный. По-видимому, Холмс посещал деревни в том порядке, в котором перечислил их, в частности это подтверждается тем, что Честертон при любых обстоятельствах действительно был бы первым. Но рассмотрим порядок посещения остальных трех деревень. От Кембриджа и Честертона Хистон лежит к северо-западу, Окингтон – еще дальше к северо-западу, но Уотербич – к северо-востоку. Так что если Холмс отправился в Уотербич из Хистона, то, очевидно, снова вернулся в Хистон, чтобы попасть в Окингтон. Человек, знакомый с расположением деревень, явно выбрал бы следующую дорогу: Честертон, Уотербич, Хистон, Окингтон, а маршрут, по которому двигался Холмс, обличает в нем оксфордца, который торопится настолько, что не успевает раздобыть карту.


Однако на следующий день выясняется, что он слышал о Трампингтоне. Однако каковы его точные слова, сказанные, когда ищейка ведет их в деревню, где укрылся Годфри Стонтон?

“Вон там, справа, должно быть, деревня Трампингтон” [В переводе Левченко слово “деревня” опущено. – Прим. пер.].
Он вряд ли мог учиться в Кембридже и не побывать в месте, расположенном так близко от него. Кембриджец сказал бы просто: “Вон там Трампингтон”. “Должно быть” выдает оксфордца. Это же относится и к выражению “деревня Трампингтон” в отличие от простого “Трампингтон”. Первый вариант выдает чужака, второй – местного жителя.

Таким образом, нам кажется, что “Пропавший регбист” безошибочно указывает на Оксфорд. Теперь мы должны рассмотреть, насколько это мнение подкрепляется двумя случаями из третьей группы.

Первое, что нужно отметить в «Трех студентах», – это то, что действие происходит раньше, чем в «Пропавшем регбисте». События «Трех студентов» датированы 1895 годом. Пропавший регбист был опубликован в августе 1904 года, а действие в нем происходит семью или восемью годами раньше. Позднее мы приведем доводы в защиту положения, что искомый год – 1897-й [См. стр. 153–154]. Здесь лишь необходимо отметить, что события разворачиваются после 1895 года. Они происходят после 1893 года, потому что Холмс говорит об Армстронге как о человеке, который “с успехом мог бы заменить профессора Мориарти”. Таким образом, дело происходит после его возвращения из ‘Тибета’. Остаются годы 1894 и 1895. Оксфорд выигрывает матч по причине отсутствия Стонтона. Но в 1894 году матча не было, а в 1895 победа досталась Кембриджу. Таким образом, оба этих года можно исключить.

Показав, что из этих двух случаев «Три студента» – более ранний, мы теперь докажем, что его действие происходит в Оксфорде. Обратимся к приведенной нами выше фразе: “Вы ведь не знаете окрестностей Кембриджа?”. В начале «Трех студентов» Холмс и Уотсон останавливаются “в одном из наших знаменитых университетских городов”, где Холмс изучает древние английские хартии. Чем занимался Уотсон эти несколько недель? Немыслимо, чтобы он безвылазно находился в городе на протяжении всего времени. Если этим городом был Кембридж, он должен был узнать, что его окрестности “плоские, как стол”. Отсюда ясно, что место действия «Трех студентов» – Оксфорд. Хилтон Сомс, преподаватель колледжа Святого Луки, аттестуется как “знакомый”. Где герои познакомились с ним? Не работает ли он в университете со студенческих дней самого Холмса, так что тот воспользовался случаем посетить его, вернувшись в Оксфорд? Так или иначе, Сомс знает, что Холмс в Оксфорде, и, когда выясняется, что экзаменационный текст на стипендию Фортескью был прочитан неизвестным лицом, Сомс знает, что делать.

“Вы, наверное, знаете, мистер Холмс, какие двери у нас в колледже – массивные, дубовые, изнутри обитые зеленым сукном”.

Почему Холмс должен знать это? Не потому ли, что он учился в колледже Святого Луки?
Когда Холмс закончил свои расспросы, наступил вечер и стало темно, но Холмс знает, что в Оксфорде есть четыре мало-мальски приличных писчебумажных магазина, знает он и то, где все они расположены, и успевает посетить все четыре до закрытия.

Далее следует еще более примечательное доказательство знания особенностей местности. Холмс и Уотсон остаются вместе весь этот день, а на следующий день Уотсон встает в восемь часов утра. Но выясняется, что Холмс опередил его на два часа, в течение которых побывал на спортивной площадке, где собрал немного черной глины и опилок на участке для прыжков.
Как он нашел дорогу? Уотсон – свидетель того, что он не мог получить эту информацию накануне, и вряд ли кто-нибудь, кто мог сообщить ему это, был на ногах в шесть утра. Однако он знал, куда идти. Можно возразить, что, по его собственному признанию, он не интересовался атлетикой, когда учился в университете, и из всех видов спорта занимался боксом и фехтованием. Несмотря на это, мы думаем, он знал о том, что происходит вокруг, гораздо больше, чем утверждал, а позиция равнодушия была до некоторой степени позой. Мы часто обнаруживаем, что он в действительности знает больше, чем признает, и, даже если бы он заявил, что не знал, где находится спортивная площадка, мы должны были бы воспринять это заявление с той же самой оговоркой, что и его знаменитое утверждение, что он не знает и не хочет знать, солнце вращается вокруг земли или наоборот.

Теперь мы подошли к делу «Человека на четвереньках», который содержит очень мало новой информации. Так как Холмс предлагает “вкушать тихие радости этого прелестного городка”, очевидно, речь не идет о “негостеприимном городе” из «Пропавшего регбиста». Помимо этого мы имеем упоминание о проезде мимо старинных университетских зданий и, хотя в крайнем случае это могла быть Кингс-Пэрэд в Кембридже, вереница старинных университетских зданий в общем и целом указывает на Оксфорд.

До сих пор мы видели, что из двух университетов по имени называется Кембридж, а если университет остается анонимным, то расследование приводит нас в Оксфорд. Так как собственный университет Холмса также попадает в эту последнюю категорию, можно ожидать, что и им тоже окажется Оксфорд.
Теперь осталось рассмотреть только два случая из первой группы, действие которых происходит в студенческие годы самого Холмса, а именно «Глорию Скотт» и «Обряд дома Месгрейвов».

Мистер Блейкни предполагает, что Тревор из «Глории Скотт», будучи родом из Норфолка, нашел бы более удобным послать своего сына в Кембридж, чем в Оксфорд. Этому можно противопоставить твердую веру монсиньора Нокса, считавшего, будто исключительная аристократичность Месгрейва и собака Тревора указывают, что все трое учились в колледже Церкви Христовой. Эти два аргумента стоят друг друга.
Теперь мы подходим к инциденту с терьером мисс Дороти Сэйерс, или, если быть точным, с терьером Виктора Тревора. Важный пассаж из «Глории Скотт» выглядит следующим образом:

“Он (Виктор Тревор) был моим единственным другом в течение двух лет, которые я провел в колледже. Я не был общителен, Уотсон, я часами оставался один в своей комнате, размышляя надо всем, что замечал и слышал вокруг, – тогда как раз я и начал создавать свой метод. Потому-то я и не сходился в колледже с моими сверстниками. Не такой уж я любитель спорта, если не считать бокса и фехтования, словом, занимался я вовсе не тем, чем мои сверстники, так что точек соприкосновения у нас было маловато. Тревор был единственным моим другом, да и подружились-то мы случайно, по милости его терьера, который однажды утром вцепился мне в лодыжку, когда я шел в церковь”.

Остается открытым вопрос, ограничилась ли учеба Холмса в колледже двумя годами. Мы обсудим этот вопрос позже. Однако ясно, что случай с собакой произошел в течение двух лет со времени прибытия Холмса в университет. На основе этого факта мисс Сэйерс создает оригинальную теорию в защиту Кембриджа. Собаки не допускались на территорию обоих университетов, поэтому инцидент должен был произойти на улице. В Кембридже студенты первые два года снимают комнаты за пределами университета, а впоследствии переезжают на территорию колледжа. В Оксфорде ситуация обратная. Этот случай произошел в течение первых двух лет, следовательно, он должен был произойти в Кембридже.

Но здесь подразумевается, что правила всегда соблюдались. Точна ли эта картина – неважно, применительно к Оксфорду или Кембриджу? Не мог ли кто-нибудь тайно провести собаку на территорию колледжа ради шутки? Или, если активной стороной была собака, не могло ли это событие произойти одновременно снаружи и внутри колледжа? Почему собака не могла быть испугана или ранена на улице, так что, до того как ее сумели остановить, она проскочила в ворота и набросилась на несчастного Холмса? Что может быть проще?

Наконец, остается еще один аргумент, который выдвигался в пользу Кембриджа, аргумент общего характера и не основывающийся на конкретных делах Холмса. Указывалось, что выбор Кембриджа, с его уклоном в естествознание, был бы естественным для Холмса.

Этот аргумент имел бы некоторую силу, если бы интересы Холмса ограничивались естествознанием. Но в действительности он обладал обширными знаниями литературы, истории, философии, искусства и музыки, говорил, по крайней мере, на трех иностранных языках и был настоящей ходячей энциклопедией. Кроме того, кажется возможным, что его естественнонаучные познания были приобретены не в университете, так как позднее мы видим его обучающимся в Бартсе.

Таким образом, мы полагаем, что, хотя терьер предпринимает героическое усилие на благо Кембриджа, вердикт должен быть вынесен в пользу Оксфорда.

@темы: The Grand Game, Пропавший регбист, Три студента, Холмс в университете, Исследования

URL
Яндекс.Метрика