Баррич.



Мое внутреннее представление о нем очень близко к этому фанатскому рисунку

Один из самых близких Фитцу людей. Конюший его отца, присматривающий за лошадьми, собаками и ловчими птицами. Тот для которого появление Фитца стало настоящим потрясением и физическим и духовным. Мне кажется, что принц Чивэл был для него не просто господином. Их связывало нечто большее. Возможно, скажу, как зацикленный немного человек, но, мне кажется, что похожим образом мог бы отнестись к внезапно появившемуся ребенку Холмса Уотсон. Правда, он был бы более мягок) А теперь цитаты

"– Мальчишка Чивэла?

Джейсон пожал плечами, занятый поисками хлеба, мяса и сыра теперь уже для себя.

– Так сказал старик, который его сюда приволок. – Он положил на ломоть хлеба сыра и мяса, откусил огромный кусок и потом заговорил с полным ртом: – Сказал, Чивэл пускай радуется, что хоть одного щенка наплодил, и пускай теперь сам его кормит.

Необычайная тишина внезапно воцарилась в кухне. Люди перестали есть, побросали хлебные доски и кружки и повернули головы к человеку, которого называли Барричем. Он сам тоже аккуратно поставил кружку подальше от края стола. Голос его был тихим и ровным, слова обдуманными:

– Если у моего хозяина нет наследника – это воля Эды, а не его вина. Леди Пейшенс всегда была слабой и…

– Так-то оно так, – поспешно согласился Джейсон, – а раз есть этот мальчишка, значит, твой хозяин мужчина как мужчина. Вот и все, что я говорил. – Он поспешно вытер рот рукавом. – Уж он так похож на принца Чивэла! И брат его сказал – вот прямо сейчас. Тут уж наследный принц ни при чем, раз его леди младенчика доносить не может…

Баррич внезапно встал. Джейсон поспешно отпрянул, потом понял, что ему ничто не угрожает. Баррич же схватил меня за плечи и повернул к огню. Крепко взяв меня за подбородок и подняв мою голову, он испугал меня так, что я выронил хлеб и сыр. Он не обратил на это никакого внимания и стал рассматривать меня, словно географическую карту. Его глаза встретились с моими, и в них появилось нечто вроде ярости, как будто один вид моего лица нанес ему страшное оскорбление. Я пытался отвести взгляд, но он не отпускал меня, так что я смотрел на него сколько мог, потом увидел, что его недовольство внезапно сменилось чем-то вроде неохотного удивления. Наконец он на секунду закрыл глаза, словно ему стало больно.

– Для леди это будет большим испытанием, – промолвил Баррич.

Он отпустил мой подбородок и неловко отступил, чтобы поднять мой хлеб и сыр. Отряхнув их, он вручил мне обратно мой ужин.

– У пацана нет имени, – отважно нарушил молчание Джейсон. – Его звали просто мальчиком.

От этого заявления, по-видимому, все, даже Баррич, потеряли дар речи. Пока все молчали, я доел хлеб, сыр и мясо и даже сделал два-три глотка из кружки, протянутой мне Барричем. Остальные солдаты постепенно покидали комнату группами по двое и по трое, а он все сидел и смотрел на меня.

– Что ж, – сказал он наконец, – насколько я знаю твоего отца, он примет это с честью и сделает то, что должно, но только Эде известно, что он сочтет честным и должным. Вероятно, то, от чего ему будет больнее всего. – Баррич еще некоторое время молча наблюдал за мной, потом спросил: – Ты сыт?

Я кивнул, и он с трудом встал, вытащил меня из-за стола и поставил на ноги.

– Тогда пойдем, Фитц*, – сказал он и двинулся из кухни к другому коридору.

*Fitz (англ.) – незаконнорожденный сын, бастард."


Мир Баррича - конюшня со стойлами лошадей, собаками, живущими там и среди них его любимица Рыжая. Мир, где Баррич - полновластный хозяин, царь и бог. И здесь впервые проявился Дар Фитца - способность соединяться в единое целое с сознанием животных. И это очень красиво описано, красиво и реалистично. Читая, я прямо чувствовала этих животных, щенков и Ночного Волка. Но его час пока еще не пришел)

"Я оказался перед просторным отдельным стойлом, в котором спали три собаки. Заслышав голос Баррича, они проснулись, прутики их хвостов заколотили по соломе. Я начал медленно пробираться между ними и улегся рядом со старой сукой с поседевшей мордой и оторванным ухом. Матерый пес смотрел на меня с явным подозрением, но третий был щенок и приветствовал меня, лизнув в ухо, укусив за нос и радостно оцарапав лапами в щенячьем восторге. Я обнял его, чтобы угомонить, и, последовав совету, устроился поближе к Рыжей. Баррич набросил на меня плотное одеяло, которое сильно пахло лошадьми. Очень большой серый конь в соседнем стойле внезапно зашевелился, несколько раз ударил копытом по перегородке и свесил голову ко мне, чтобы выяснить причину ночного переполоха. Баррич похлопал его по спине, и конь тут же успокоился.

– На этой заставе всем нам приходится туго. В Оленьем замке тебе больше понравится. А сегодня и здесь тебе будет тепло и безопасно. – Он постоял еще немного, глядя на нас. – Лошадь, собака и ястреб, Чивэл. Я смотрел за ними для вас много лет и делал это хорошо. Но этот ваш парнишка – уж с ним что делать, я не знаю.

Я знал, что он обращается не ко мне. Чуть-чуть высунувшись из-под одеяла, я смотрел, как Баррич снимает с крючка фонарь и идет прочь, что-то ворча себе под нос. Хорошо помню эту первую ночь, тепло собак, колкую солому и даже сон, который наконец пришел, когда щенок свернулся около меня. Я вплыл в его сознание и разделил его смутные сны о бесконечной погоне, преследовании добычи, которой я никогда не видел, но чей горячий запах увлекал меня вперед сквозь заросли крапивы и куманики, а потом – по сыпучей каменной крошке."

Итак, Ученик убийцы

Его, в чьих жилах течет королевская кровь, ждала дорога убийцы, преданно исполняющего чужие приказы…



Очень люблю эту книгу с ее особым очарованием. Если в других частях были дороги, моря, жестокие схватки и придворные интриги в разных частях королевства, то здесь продуваемый ветрами замок, где проходит детство Фитца. И для меня эта книга уютная, несмотря на жестокость того мира и совсем не счастливое детство маленького бастарда.
Многие называют манеру повествования "нытьем Фитца", но если ваша жизнь не сахар, то рассказ о ней тоже бы назвали нытьем.
Сейчас наткнулась в сети вот на такую картинку:



Помню, что когда читала в первый раз, уже давно, часто натыкалась на такие отзывы: я думал, тут боевик, экшн, а тут сплошные разговоры и философия.

Я боевик не искала. И "Ученика убийцы" , наверное, можно назвать романом взросления. Хотя это жестокий мир, и жертв тут не меньше, чем в вышеупомянутом боевике.


"Старик, что держал меня за руку, поднял медный молоток и обрушил его на железную пластину – один удар, второй, третий. Металл откликался гулким звоном. И потом раздался голос – не из дверей, а сзади, там, откуда мы пришли.

– Отец, прошу тебя… – молила женщина.

Я обернулся, чтобы посмотреть на говорящую, но снова пошел снег, кружевной завесой он цеплялся к ресницам и укутывал рукава. Не могу вспомнить, разглядел ли я кого-нибудь, но уверен, что не пытался вырваться от этого старика и не звал мать. Я просто стоял и смотрел, словно зритель на кукольном представлении, и слышал стук сапог в доме и скрип отодвигаемого засова.

Она предприняла еще одну, последнюю, попытку. Я до сих пор отчетливо слышу ее слова и отчаяние в голосе, который теперь показался бы мне молодым.

– Отец, пожалуйста, умоляю тебя!

Рука, державшая меня, задрожала – от ярости или от чего-то другого, я этого никогда не узнаю. С быстротой, с какой черный ворон хватает ломоть упавшего хлеба, старик наклонился и поднял кусок грязного льда. Не говоря ни слова, он с яростью швырнул его в темноту, и я съежился от страха. Я не помню ни крика, ни звука удара. В моей памяти осталось лишь то, как двери распахнулись наружу и старик поспешно отступил, волоча меня за собой."


Вот так начинается эта история. Честно говоря, очень хочется знать, что было до всего этого. Просто мечтаю о приквеле. И позже поясню, почему.

Но пока будут цитаты.

"Привратник продолжал молча смотреть на него, не выказывая ни осуждения, ни даже интереса, и старик продолжил:

– Шесть лет кормил его как родного и не получил от его отца ни слова благодарности, ни одной монетки. Он даже ни разу не навестил нас, хотя моя дочь обмолвилась – он знает, что сделал этого ублюдка. Я не желаю больше кормить мальчишку и гнуть спину за плугом, чтобы наскрести ему на одежонку. Пусть его кормит тот, кто его сделал. У меня хватает своих забот, моя жена стареет, да еще я должен содержать и кормить мамашу вот этого. Потому что ни один мужчина ее не захочет, ни один – когда за подол ее цепляется этот щенок. Так что забирайте его и отдайте отцу.

И он выпустил меня так внезапно, что я упал и растянулся на каменной ступеньке у ног стражника. Я сел, потому что, насколько помню, не очень сильно ушибся, и поднял глаза, чтобы посмотреть, что произойдет дальше между этими двумя людьми. Стражник поджал губы, глянул вниз – не осуждая, а просто соображая, как со мной быть.

– Так чей он? – спросил он, и чувствовалось, что этот вопрос задается не из любопытства, а для того, чтобы выяснить, в чем дело, а потом доложить хозяину.

– Чивэла, – сказал старик. Он повернулся ко мне спиной и размеренным шагом двинулся прочь по покрытой гравием дорожке. – Принца Чивэла. – И, не оглядываясь, добавил: – Того, который как раз и есть будущий король. Который его сделал. Пусть заботится о нем да радуется, что умудрился хоть где-то зачать ребенка."

Вот уже один этот кусок поднимает кучу вопросов. Можно сказать, что во всех будущих несчастьях Фитца его дед виноват. А принц Чивэл... Это один сплошной знак вопроса. Наверное, самая таинственная фигура в Саге. Мне он представляется чем -то средним между Недом Старком и графом де Ла Фер. Благородный, возможно, чересчур. Но почему сплошное молчание? Почему все же оставил ребенка на произвол судьбы? Один из героев попытается потом объяснить его поведение, и это чем-то напомнит мне причины трехлетнего молчания Холмса...

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Продолжаю мушкетерскую эпопею. Хочу сразу сказать, что вот об этом событии, с которого в некотором роде все и началось и котором из "Трех мушкетеров" нам известно не так уж много, есть у меня в запасах) еще один фик, который потом больше нигде не могла найти. Понятия не имею, откуда я его взяла, и, возможно, это раритет, но он у меня исключительно в напечатанном виде. И если решусь, то попробую отсканировать и выложить тут в таком виде.

И я позволю себе немного проиллюстрировать повествование, тем более, что многие из нас поклонники нашего фильма.

Очередная версия событий на улице Феру
Автор Калантэ

…В маленьком зале кабачка оставалось только шесть посетителей.
- Арамис, вы как на иголках, - вполголоса заметил Атос, - что у вас случилось?
- Ровным счетом ничего, - отозвался Арамис, - просто у меня… назначена встреча…
- С дамой? – жизнерадостно осведомился Ле Бре.
- Ну что вы, - Арамис слегка покраснел, - со своим духовником…
Атос мимолетно улыбнулся.
- Должно быть, ваш духовник страдает бессонницей… - Мушкетер прислушался к медленному бою часов, долетевшему с колокольни Сен-Сюльпис, и залпом допил вино.
- Прошу извинить, господа, но я не выспался прошлой ночью, - сказал он, жестом подзывая трактирщика. Арамис с готовностью поднялся со своего табурета.
- Пожалуй, нам с Вильбуа тоже пора, - согласно кивнул сидевший напротив мушкетер. – Уже бьет полночь, а завтра с утра в караул…
Портос с сожалением отодвинул опустевшую бутылку. Финансовое положение трех друзей было не то чтобы критическим, но на настоящую пирушку ужин все равно не тянул (по крайней мере, с точки зрения Портоса).
- Портос, вы идете? – нетерпеливо окликнул его Арамис, пока Атос расплачивался с хозяином.
- Я пытаюсь, - отозвался Портос, и в самом деле пытаясь выбраться из узкой щели между краем стола и массивным деревянным табуретом. Стол зашатался, посуда отозвалась веселым звоном. – Черт побери, я чем-то зацепился…
- Вы наступили себе на плащ, Портос, - слегка насмешливо пояснил Арамис, - я предупреждал, что излишняя роскошь вредна…
Пока Портос выпутывался из плаща, грохоча табуретом и бренча посудой, как целый взвод посудомоек, заметно нервничающий хозяин принялся тушить свечи, а остальные направились к двери. Атос тронул Арамиса за плечо.
- Друг мой, - очень тихо сказал он, - ваш духовник – весьма достойная личность, но я бы взял на себя смелость посоветовать вам не забывать у всех на виду платки с его инициалами…
- Какими инициалами? – Арамис внезапно залился краской. – О чем вы, Атос?
- О том, что есть люди, которым кажется, что вы – единственное препятствие на их пути к счастью. – Атос стал серьезен. – Вы знаете де Невилета? Приятеля Каюзака? Он ищет ссоры с вами. Тсс…
Портос нагнал их у порога.
- Доброй ночи, господа, доброй ночи!



Когда за мушкетерами закрылась дверь, хозяин испустил шумный вздох облегчения. Ибо после одиннадцати часов вечера пребывание мушкетеров в трактире являлось нарушением дисциплины, и любой патруль имел право их задержать – в результате чего, как правило, приходилось чинить мебель и закупать новую посуду. Поэтому, когда с улицы донесся приглушенный плотными ставнями шум схватки, трактирщик только поспешил поплотнее задвинуть засов – но, движимый неутолимым любопытством, тут же задул последнюю свечу и приник к щели между ставнями.
Мушкетеры отошли от трактира всего на несколько шагов, когда из ближайшей подворотни вынырнули шесть темных фигур; в слабом свете молодого месяца чуть серебрились кресты на плащах и поблескивали обнаженные шпаги.
- Господа, вы арестованы за нарушение приказа! – Бригадир гвардейцев не успел еще договорить, как двое его подчиненных сделали резкий выпад. Вильбуа рухнул на мостовую, захлебываясь кровью; повалился как подкошенный Атос, успевший схватиться за шпагу, но не успевший выхватить ее из ножен, а мгновением позже третий гвардеец пронзил горло напарнику Вильбуа.
- Мерзавцы! – крикнул Портос, обнажая шпагу.
- Каюзак, вы сошли с ума! – рявкнул бригадир, в котором по голосу мушкетеры узнали де Жюссака. – Это же арест, а не убийство!
Дальше события начали развиваться столь стремительно, что подглядывающий трактирщик не знал, за кем ему наблюдать. Оставшиеся на ногах мушкетеры, возможно, еще и пошли бы на переговоры, чтобы помочь своим раненым, но в планы зачинщиков это не входило. Шпаги засверкали в лунном свете. Клинок Арамиса, наткнувшись в тесноте на каменную стену, переломился почти посередине; но оставшейся длины мушкетеру хватило, чтобы круговым движением обезоружить противника и, ловко перехватив его шпагу левой рукой, нанести молниеносный удар. Гвардеец упал.



Увы, это был единственный – и последний – успех мушкетеров. Портос поскользнулся на мокрых от крови булыжниках мостовой, и на него тут же навалились двое; Арамиса ударили по голове эфесом, так что в глазах все поплыло; Жюссак ранил в руку и обезоружил третьего мушкетера. Полуоглушенный Арамис краем глаза уловил мелькнувшее лезвие даги, попытался развернуться, но тело не слушалось… чья-то рука в перчатке перехватила кинжал у самой рукоятки.
- Не сметь! – Окрик предназначался Невилету.
- Бригадир, но…
- Не сметь!!! – Жюссак был в бешенстве. – Я не убийца – и не собираюсь терпеть убийцу у себя в роте! Вы и так уже достаточно наломали дров! Потрудитесь повиноваться!
Прилипший к щели трактирщик увидел, как де Невилет неохотно спрятал кинжал, и обезоруженных мушкетеров поволокли по улице. На мостовой остались лежать четыре неподвижных тела. К чести трактирщика, у него мелькнуло христианское побуждение отпереть дверь и проверить, не нуждается ли кто-нибудь из них в помощи, но опасение быть впутанным в историю и боязнь наткнуться на вернувшихся за телами гвардейцев победили. Бормоча себе под нос нечто, переводящееся на язык потомков 20 века примерно как «моя хата с краю», он проверил прочность запоров, хлебнул из первой попавшейся бутылки, чтобы успокоить нервы, и отправился наверх – спать.
До площади Сен-Сюльпис пленных дотащили без приключений. Обессиленный потерей крови раненый почти не сопротивлялся, Портоса пришлось волочь втроем, а Арамиса, у которого все еще кружилась голова от удара, конвоировал Невилет, заломив руки за спину.
- Не правда ли, Портос, - подал наконец голос Арамис, когда процессия поравнялась с церковной оградой, - тактика господ гвардейцев заслуживает восхищения?
- Скорее виселицы! – прорычал Портос. – Нападать из-за угла – достойно лакеев!
Жюссак хранил ледяное молчание – в глубине души он был согласен с мушкетерами и сейчас прикидывал, как выкручиваться из ситуации, в которую его завела самодеятельность подчиненных; но Невилет, которому не удалось осуществить план до конца, мгновенно разъярился.
- Жаль, что я не успел вас прикончить! – почти прошипел он.
- Так за чем же дело стало? – В голосе Арамиса было столько неприкрытой издевки, что гвардеец не выдержал. Отпустив одну руку мушкетера, он вновь схватился за кинжал. Именно этого и добивался Арамис. Молниеносный удар локтем снизу в горло – и Невилет опрокинулся на мостовую; следующий удар пришелся в переносицу одному из конвоиров Портоса. Великан вырвался, схватил в охапку Каюзака и с силой швырнул его прямо на Жюссака; оба покатились наземь. Арамис метнулся к ограде и толкнул неприметную калитку, тонущую в тени густой листвы церковного сада.
- Сюда, Портос! Ле Бре!
Они успели проскочить в калитку; ринувшегося следом последнего оставшегося на ногах гвардейца Портос «приласкал» мощным ударом прямо в лоб, отчего тот с размаху сел на булыжники, и Арамис быстро задвинул засов. Из-за ограды понеслись яростные проклятия.
- Арамис, вы гений, - пропыхтел Портос.- Куда теперь?
- За мной. Помогите Ле Бре.
Следом за Арамисом они пробежали насквозь церковный сад, весь в пятнах лунного света; еще одна незаметная калитка вывела их на улицу Сервандони.
- Ле Бре, вы сможете добраться до дому?
- Смогу, - выдохнул мушкетер. – А вы…
- Мы возвращаемся. Там остался Атос. – Арамис скрипнул зубами при мысли, что они могут найти, вернувшись на место стычки. – Удачи.
- И вам!
- Скорее, Портос!



Друзья почти бежали, подгоняемые мыслью о том, что Атос в лучшем случае истекает кровью, а в худшем… в худшем гвардейцы могли вернуться на место драки раньше их. Об этом не хотелось даже думать.
Ну улице Феру почти ничего не изменилось. Равнодушный свет месяца все так же лился на окровавленную мостовую, но теперь лежали только трое – четвертый, по-видимому, был еще жив, так как сумел добраться до стены дома и теперь полулежал, привалившись к ней левым плечом.
- Атос! – Арамис опустился на колени перед другом, не замечая, что пачкает в крови штаны и полу плаща. – Атос, вы меня слышите? Атос!
Мушкетер не отвечал; в лунном свете его лицо казалось белее кружевного воротника, а правый рукав камзола – черным от пропитавшей его крови.
- Он без сознания. – Арамис оглянулся через плечо. – Портос, а остальные? Вильбуа?
- Мертвы, - мрачно ответил Портос. – Мы не можем оставить их тут…
- Им уже все равно, - сквозь зубы проговорил Арамис, - да простит мне Бог эти слова, но мы должны спасти Атоса… Мы вернемся, когда сможем.
В эту секунду веки Атоса дрогнули.
- Арамис… - с трудом выговорил он, увидев склонившегося над ним друга, и попытался приподняться, но скрипнул зубами и снова откинулся на стену. – Сейчас…
- Молчите, Атос! Портос, осторожнее…
Портос поднял раненого на руки, но, как ни бережно он это сделал, Атос глухо охнул от боли и снова потерял сознание. С рукава мушкетера срывались тяжелые темные капли, разбрызгиваясь на мостовой.
- Проклятие… - выругался Портос.
К счастью, до дома, в котором квартировал Атос, было рукой подать; заспанный Гримо открыл дверь, не спрашивая, кто там, и в испуге шарахнулся, спросонья не узнав Портоса. Гигант оттолкнул его плечом и почти бегом устремился вверх по лестнице. Арамис запер дверь и поспешил следом.
- Гримо, очнитесь! Воды, полотна, света, живо!
Портос с величайшей осторожностью опустил бесчувственного друга на постель и принялся расстегивать на нем камзол. Арамис, отстранив великана и жестом приказав Гримо светить, вынул кинжал и вспорол рукав. Мокрая от крови ткань поддавалась неохотно; с рубашкой дело пошло легче, и мушкетер обнажил плечо Атоса и рану.
- Черт, он истекает кровью…
Гримо, не дожидаясь указаний, торопливо смывал кровь. Шпага гвардейца – кажется, это был Каюзак – вошла в плечо сбоку: видимо, удар был нанесен, когда Атос еще не успел повернуться к нападавшему. Но вот насколько глубоко она проникла…
Атос снова открыл глаза.
- Арамис… - свистящим шепотом выдохнул он. – Простите… предупреждение… запоздало…
- Вздор, чепуха… - Арамис быстро пожал руку друга. Атос сделал попытку шевельнуться, стиснул зубы, серея от боли, и прикрыл глаза – при малейшем движении в плече словно поворачивалось раскаленное острие. На лбу раненого выступили крупные капли пота.
- О чем это он? – тревожно спросил Портос.
- Неважно, – отмахнулся Арамис. – Атос, держитесь … мне нужно остановить кровь…
- Делайте… что надо… и не бойтесь… - не открывая глаз, прошептал Атос.
Слуга мушкетера не раз сталкивался с подобными ситуациями, поэтому в хозяйстве Гримо нашлись и готовые бинты, и корпия. Арамис закусил губу и приступил к делу. Тампон, бинт… скорее по наитию, чем осознанно, Арамис прибинтовал плечо к телу, чтобы меньше беспокоить рану, и тыльной стороной ладони утер лицо. Атос вытерпел все молча, только на скулах ходили желваки. На повязке тут же проступила кровь, но увеличивалось пятно медленно.
- Арамис… - мушкетер говорил медленно и с трудом, - ни слова… капитану…
- Черт побери, Атос, - Портос сжал кулаки, - но ведь это же убийство!
Губы Атоса тронула слабая улыбка.
- Вы хотите… пожаловаться… королю? Это личные… счеты… причем… не наши…
- Атос прав, - сумрачно сказал Арамис. – Это личные счеты, и мы сами с ними разберемся. Думаю, Жюссак тоже не станет жаловаться. Это не в его интересах – иначе всплывут обстоятельства драки, а они для господ гвардейцев нелестны…
- Так что, нас просто пытались арестовать? – буркнул Портос.
- Вот именно. Если история выплывет – нас просто пытались арестовать. В глазах капитана я предпочитаю выглядеть нарушителем дисциплины, а не ребенком, ябедничающим на обидчиков…
Атос устало опустил ресницы, давая понять, что полностью согласен.
- Арамис… могу я… просить вас… об одолжении?
- Все, что угодно, Атос, - Арамис подсел на краешек постели, взял у Гримо мокрое полотенце и обтер лоб Атоса.
- Оставьте… мне… Каюзака…
- Разумеется. – Арамис бросил встревоженный взгляд на повязку – пятно крови продолжало расползаться по бинтам. – А вы мне – Невилета. Идет?
- Охотно.
Гримо бесшумно возник рядом со стаканом бургундского в руках.

Пока Гримо, бережно поддерживая голову своего господина, помогал ему напиться, Арамис жестом отозвал Портоса в сторону.
- Кровотечение не останавливается, - очень тихо сказал он. – Атосу нужен лекарь. И как можно скорее.
- Может быть, лекарь де Тревиля… - начал было Портос, но Арамис отрицательно мотнул головой.
- Ни в коем случае… Тревиль ничего не должен знать. Вы помните, бедняга Вильбуа рассказывал про поселившегося по соседству с ним греческого священника?
Лицо Портоса просветлело.
- Верно, помню! Говорили, что он искусный хирург и не так давно спас какого-то бедолагу, которому почти перерезали глотку… Но я думал, что это просто слухи…
- Это не слухи, - отрезал Арамис, - лекарь моей… моего духовника тоже о нем рассказывал. Это наш шанс. Правда, я слышал, что мэтр Стефанидес практикует весьма неохотно…
- Я приведу его, - твердо сказал Портос.
- Вы уверены, что сумеете его уговорить?
Восклицание Гримо заставило их обернуться.
- Что? – Арамис стремительно шагнул к кровати. Атос снова был без сознания, и алое пятно растеклось уже на половину повязки.
- Обморок, - односложно ответил Гримо. – Нужен врач.
Друзья переглянулись.
- Я его приведу, - повторил Портос. – Лучше, если с Атосом останетесь вы, Арамис, я не больно-то сведущ в медицине…
- Хорошо, - Арамис снова оглянулся на бледного как полотно Атоса, - но поспешите, Портос…боюсь, у нас очень мало времени. – Он вытащил из кармана не успевший как следует похудеть кошелек. – Вот, возьмите… у вас, должно быть, не хватит…
Портос принял деньги, сунул в карман и пристегнул шпагу.
- Если понадобится – притащу силой! Ждите.
- Улица Гренель, дом пятнадцать! – крикнул вдогонку ему Арамис.
…Маленький одноэтажный домик по улице Гренель стоял тихий и темный – как, впрочем, и все остальные дома в этот поздний час. Портос взбежал на низкое крыльцо и без церемоний заколотил дверным молотком.
- Мэтр Стефанидес! – позвал он, на мгновение переставая грохотать. – Мэтр Стефанидес!
- Иду, иду… - донеслось из-за двери. Послышались неторопливые шаркающие шаги, брякнул засов, и дверь медленно приоткрылась, выпустив свет свечи.
- Что вам угодно, молодой человек? – На Портоса безо всякого опасения, скорее с некоторым раздражением, взирал сухонький невысокий старик в ночном колпаке и теплом халате. Глаза у него были как оливки – черные и блестящие, из-под колпака на плечи падали совершенно седые кудри. – У вас что, жена рожает?
- Сударь… - Портос с трудом удержался, чтобы не схватить Стефанидеса за рукав и не потянуть за собой, - вы хирург?
- И хирург, и священник… вам кто из двоих нужен? – желчно осведомился старик.
- Не мне, - изрядно запыхавшийся Портос был лаконичен. – Моему другу.
- Опять ранение на дуэли… - проворчал Стефанидес. – Так хирург или священник?
- Сударь, умоляю вас, - Портос все-таки поймал старика за рукав, одновременно доставая из кармана кошелек, - тяжело ранен человек, необходима ваша помощь… Мы заплатим столько, сколько скажете…
- Деньги не главное, молодой человек, - сухо обронил старик, отстраняя руку Портоса. – Господь всемилостивый, и где была моя голова, когда я давал клятву Гиппократа… Рана серьезная?
- Очень, - Портос стиснул кулаки. – Сударь, он истекает кровью… прошу вас, поспешите!
- Поспешите, поспешите… - пробурчал Стефанидес. – Зайдите в дом, молодой человек, должен же я хотя бы одеться и взять инструменты…
Портос захлопнул за собой дверь и прислонился к ней спиной, переводя дыхание. К его удивлению и радости, движения старика неожиданно стали проворными и четкими. Стефанидес исчез за прикрытой дверью спальни, несколько минут шуршал и позвякивал там и наконец появился снова – в длинном темном плаще, бесформенной шляпе и с увесистой даже на вид сумкой, напоминавшей небольшой сундучок на длинном ремне.
- Где он живет, ваш друг?
- На улице Феру…
С первых же шагов стало очевидно, что каким бы шустрым старик не оказался, за Портосом он не поспевает.
- Быстрее, сударь, дорога каждая минута! – Портос оглянулся.
- Увы, - сердито огрызнулся Стефанидес, - быстрее я не могу. Старость, знаете ли. Вам что нужно, привести меня к раненому или загнать насмерть? И кто тогда будет штопать вашего друга?
Перед внутренним взором Портоса мелькнуло бледное лицо Атоса, залитый кровью рукав… и мушкетера осенило.
- Что вы еще выдумываете?! – запротестовал подхваченный мощными руками Портоса лекарь.
- Доставляю вас к раненому, - не задумываясь, ответил Портос и прибавил шагу. Он уже почти бежал.
- М-да, таким своеобразным способом меня еще никогда не доставляли к пациенту… - пробормотал Стефанидес, поудобнее обнимая свою сундукообразную сумку и стараясь не прикусить язык от тряски. – В этом… есть… свои плюсы…
…Арамис сидел рядом с Атосом, прислушиваясь к неровному учащенному дыханию и шепча про себя молитвы. Раза два раненый ненадолго приходил в себя – и тут же снова впадал в забытье, а пятно на бинтах все росло и росло, и кровь уже начинала сочиться из-под края повязки. Гримо, поминутно вздыхая, то и дело обтирал кровь. Вдалеке гулко ударили часы. Арамис вздрогнул. Два часа… прошло всего два часа с той минуты, как они вышли из кабачка… Когда замер второй удар колокола, в дверь постучали. Гримо кинулся открывать. Арамис встал и шагнул в сторону прихожей – и даже попятился, пропуская шумно отдувающегося, красного как кардинальская сутана Портоса с драгоценной ношей на руках.
- Вот, - лаконично сообщил гигант, тяжело дыша и бережно ставя лекаря на ноги. – Прошу вас, сударь…
Стефанидес с недовольным видом поправил плащ, снял шляпу и аккуратно положил ее на стол.
- Ну и что у нас тут… - Подойдя к раненому, ворчливый старик на глазах преобразился – казалось, изменилось даже выражение лица. Стефанидес уверенно взял безжизненную руку Атоса и зашевелил губами, считая пульс, потом поднял голову.
- Это весь свет, который у вас есть?
Гримо метнулся в гостиную и вернулся с еще одним канделябром.
- Достаточно, - милостиво оценил Стефанидес и потянулся за сумкой. – Должен сказать, что вы вовремя меня позвали, любезные господа… а теперь ну-ка за дело…
Пропитавшиеся кровью бинты шлепнулись на пол; старик оглянулся и поманил Арамиса.
- Прижмите вот здесь… сильнее… - Он цепко взял мушкетера за руку и приложил его пальцы к плечу Атоса. – Так и держите. Кто делал перевязку?
- Я, - признался Арамис.
- Гм… недурно, совсем недурно… я бы взял вас в ученики, молодой человек.
- Но я не сумел остановить кровотечение…
- Потому что клинок, видимо, проник глубоко и повредил две крупные вены, - Стефанидес осторожно зондировал рану, - одну вы прижали, а вторую еще надо было знать, где прижимать… Видите, кровь останавливается? Отлично… держите, не отпускайте… Однако!
Стефанидес слегка повернул зонд, и Атос застонал. Арамис вздрогнул, Портос отвернулся.
- Все ясно, - хирург осторожно извлек инструмент. – Он сразу терял сознание?
- Да, - Арамис откашлялся, - мне показалось, что от боли…
- Так и есть. Шпага задела надкостницу… вы никогда не ломали костей, юноша? Тогда бы вы знали, как это больно. Потеря крови сделала свое дело уже потом. – Стефанидес поднял голову. – Кто тут еще есть… раздобудьте льда. Побольше.
Гримо сорвался с места – только каблуки пробарабанили по лестнице и стукнула входная дверь. Стефанидес снова запустил руку в сумку, достал флакон темного стекла, ловко отвернул крышку и поднес горлышко к лицу Атоса.
- Ну-ка, ну-ка…
Арамис затаил дыхание – ресницы Атоса затрепетали, мушкетер глубоко вздохнул и медленно открыл глаза.
- Ну-ка, мой милый, - Стефанидес заговорил неожиданно ласково, - потерпите, я сейчас сделаю вам немножко больно… и вы обязательно мне скажете, где больнее. - Сильные пальцы методично прощупывали плечо Атоса. – Так?
- Не… очень… - с трудом разлепив запекшиеся губы, выдохнул Атос.
- А так?
Атос едва сдержал крик, и хирург мигом убрал руку.
- Понятно. Можете пошевелить пальцами?
Атос дважды сжал и разжал кулак.
- Отлично. А рукой? Нет-нет, только не поднимайте ее, не надо рвать ваше плечо и дальше… только напрягите мышцы… - Пальцы Стефанидеса снова пробежали по руке мушкетера, пока Атос, кусая губы, выполнял его приказ. – Довольно… довольно!
Атос снова потерял сознание.
- Ну что ж, - старик поднял на Арамиса умные черные глаза, - все не так плохо, как могло бы быть. Сустав цел, сухожилия тоже… задета надкостница плеча, повреждены мышцы, это все очень больно, но заживет, я ручаюсь. Рана глубокая, но внутренние органы целы. Кровотечение я остановил. Теперь для вашего друга главное – покой. – Говоря все это, Стефанидес деловито доставал из сумки очередную банку, накладывал на рану мазь, сворачивал тампоны, бинтовал – Арамис, не отрываясь, смотрел на проворные руки врача. – На всякий случай, юноша, взгляните – вот здесь нужно прижимать вену, если кровотечение, не дай Бог, возобновится. Плечо нужно обложить льдом и делать так как можно дольше, я дам вашему другу маковый отвар – он уменьшит боль и поможет заснуть. Вот вам пузырь для льда, вряд ли в этом доме найдется что-нибудь подходящее…
Названный предмет больше всего напоминал бурдюк для воды с широким горлышком. Стефанидес закрепил повязку, потом прибинтовал руку Атоса к груди в согнутом положении и снова взялся за темный флакон. Резкий запах заставил Арамиса отшатнуться, а Портоса громогласно чихнуть. Атос открыл глаза.
- Ваша рука будет как новая, - убирая флакон, сообщил старик. – За это я ручаюсь. Особенно, если вы обеспечите ей полный покой.
- Постараюсь… - Атос перевел дыхание. – Благодарю… вас…
- Благодарите вашего друга, - ворчливо отказался Стефанидес, - если бы не его настойчивость и быстрые ноги, я мог бы и опоздать. Вот, выпейте это… и постарайтесь заснуть. Я навещу вас завтра днем. И помните – покой, покой и холод на рану.
Запыхавшийся Гримо поставил на пол здоровенный таз с наколотым льдом, и Арамис, вопросительно взглянув на врача, принялся накладывать лед в пузырь.
- И умоляю вас, - в глазах лекаря неожиданно мелькнули веселые искорки, - в следующий раз не деритесь на дуэли на ночь глядя! В моем возрасте, знаете ли, очень важен полноценный сон, которого вы меня лишили.
- Буду… иметь… в виду… - Атос слабо улыбнулся.
- Уж пожалуйста. – Лекарь встал. – А теперь не будет ли ваш друг так любезен проводить меня до дому?
- Сколько мы вам должны, господин Стефанидес? – Арамис тоже поднялся.
Старик чуть насмешливо воззрился на мушкетера, скользнул взглядом по его форменному плащу.
- Королевские мушкетеры… насколько я знаю, вы не больно-то богаты… так что оставьте ваш кошелек, сударь. С вас полтора ливра – за бинты и лекарства.
…Портос отправился провожать лекаря, причем перспектива всю дорогу выслушивать его ворчание почему-то совершенно перестала раздражать мушкетера. Обессиленный Атос незаметно задремал. Арамис, проводив глазами Портоса и поправив у плеча раненого пузырь со льдом, некоторое время стоял, осознавая, что все позади, потом опустился на стул – и от души перекрестился.

…Ночь прошла бестревожно. Ворчливый лекарь знал свое дело – Атос крепко спал, кровотечение не возобновлялось, и Арамис, успокоившись за жизнь друга, прикорнул в кресле рядом с его кроватью. Правда, спал он чутко, вполглаза, то и дело вскидываясь и добавляя в пузырь лед, за которым Гримо еще два раза бегал в ближайшую мясную лавку. Портос, отведя Стефанидеса домой, тоже вернулся к Атосу и теперь умиротворенно похрапывал в гостиной – как человек, честно выполнивший свой долг.
Первые лучи солнца беззастенчиво пробрались в комнату и разбудили Арамиса. Мушкетер, под утро заснувший крепким сном, сперва не сразу понял, где он и почему солнце бьет прямо в глаза, но, сев прямо и осмотревшись, мигом все вспомнил. Конечно, они у Атоса. Из гостиной доносится мерный храп Портоса, на низеньком табурете у прикроватного столика спит Гримо, нежно обнимая таз с полурастаявшим льдом, Атос ровно дышит во сне – косой золотистый луч освещает его бледное и осунувшееся, но спокойное лицо. Арамис нашел глазами часы на каминной полке. Седьмой час. Хорошо, что в караул им всем троим только к вечеру… конечно, Атос не сможет заступить на пост, но за день им удастся что-нибудь придумать. В конце концов, за прошедший месяц Атос уже трижды подменял однополчан, причем поводы были куда менее уважительные, в том числе и последствия чересчур буйной пирушки… Стало быть, в запасе есть не меньше недели. А там будет видно. Лишь бы не дошло до де Тревиля.
Арамис поднялся, сделал несколько движений, разминая затекшие ноги и шею, пощупал пузырь со льдом и потряс Гримо за плечо. Тот вскинул голову, вытаращив мутные со сна глаза.
- Льда принеси, - шепотом приказал Арамис. – Да поживее.
Храп Портоса оборвался, послышалась возня, шорох, и великан возник в дверях спальни, щурясь от яркого света.
- Простите, Арамис, - шепот Портоса был прекрасно слышен через всю комнату, - я, кажется…
- Тсс! – Арамис приложил палец к губам. – Ничего страшного, Портос. Только тише…
Предупреждение запоздало – Атос вздохнул чуть громче, просыпаясь, и открыл глаза. Портос сделал виноватое лицо.
- Арамис… - голос Атоса звучал слабо, но это был уже голос, а не едва слышный шепот, как ночью, - вы так и не ложились… Портос, и вы здесь?
- Разумеется, мы здесь, - Арамис пожал плечами, - только, Бога ради, Атос, постарайтесь не двигаться. Лекарь прописал вам полный покой. Ну и напугали же вы нас…
- Все было… так серьезно?
- Еще бы, черт побери! – Портос заговорил в полный голос. – Право же, Каюзак наверняка уверен, что он вас прикончил.
- Придется… разочаровать его… - усмехнулся Атос, но улыбка тут же сползла с его лица. – А остальные? Вильбуа, Ле Бре? Де Брюйер?
- Вильбуа и де Брюйер убиты, - хмуро отозвался Арамис. – Ле Бре ранен, кажется, довольно легко – во всяком случае, он ушел своими ногами.
- Проклятье… - Атос зачем-то попытался приподняться на подушке, опираясь на локоть, и плечо тут же отозвалось пронизывающей болью. Мушкетер скрипнул зубами и почти упал обратно. – Дьявол…
- Лежите, Атос, прошу вас!
- Вечером… в караул…
- Даже не думайте! – решительно отрезал Арамис. – Ла Валлет вас подменит.
- Если не будет… страдать похмельем… - на губах Атоса появилась тень улыбки. Он обвел комнату взглядом, и улыбка стала заметнее – на полу рядом с креслом валялся батистовый платок, обшитый кружевами. Арамис проследил его взгляд, схватил платок и, краснея, поспешно запихал в карман.
- Ваш духовник, вероятно… не находит себе места… - Глаза Атоса смеялись. – Это не по-христиански, друг мой… не хотите ли его успокоить?
- Но я… - слабо запротестовал Арамис.
- Мой милый, вы вполне можете… оставить меня на попечение… Гримо…
- Или на мое, - сообщил Портос. – В самом деле, Арамис, ведь у вас была назначена важная встреча. Идите, мне некуда сегодня спешить.
- Я вернусь через несколько часов, - еще больше покраснев, заверил Арамис.
- Или когда сможете. – Атос снова улыбнулся. – Желаю удачи. Только не забудьте… переодеться, - взгляд Атоса задержался на коленях Арамиса, перемазанных запекшейся кровью. – Возьмите мой плащ… он достаточно длинный…
…За несколько часов Арамис успел переделать массу дел - зайти домой, привести себя в порядок, отыскать Ла Валлета и договориться с ним по поводу подмены в карауле – и, наконец, навестить «духовника», украшающего свои платки инициалами с графской короной. Если молодой человек рассчитывал на теплый прием, то напрасно – прождав мушкетера полночи и то и дело переходя от беспокойства к ревнивой обиде, госпожа де Буа-Траси встретила Арамиса довольно прохладно.
- Значит, вы живы и здоровы - и тем не менее являетесь ко мне с опозданием почти на десять часов?! – Прекрасной графине явно не хватало логики.
- Я вижу, вам было бы приятнее, если бы я был убит или тяжело ранен, - устало присаживаясь на кушетку, на которой возлежала разобиженная красавица, обронил Арамис. – Тогда бы вы меньше на меня сердились?
- Представьте себе, да! – с вызовом ответила графиня. – Тогда бы я по крайней мере была уверена, что уступаю вас не живой сопернице, а стальной!
- Вы очаровательны… Клянусь вам, что соперница в самом деле была стальная, - Арамис взял руку ревнивицы и нежно поцеловал, - но, к счастью для меня, она не имела успеха.
- Так вы все-таки дрались! И не предупредили меня, что…
- Я не мог, потому что мои друзья оказались не столь удачливы…Графиня…
- Но, по крайней мере, вы-то невредимы? – живо поинтересовалась де Буа-Траси.
- Вот, наконец-то! - Арамис, понизив голос, наклонился к своей прелестной собеседнице, так что его губы почти касались маленького ушка. – Да, и вы можете в этом убедиться…
Порывистый жест графини ясно дал понять, что она твердо намерена провести полную проверку. Отвечая на поцелуй, Арамис трезво подумал, что это наилучший вариант, позволяющий избежать дальнейших расспросов, даже несмотря на усталость после полубессонной ночи… и наконец позволил себе на время забыть о проблемах.
…Вернувшись подменить Портоса, Арамис застал идиллическую картинку: Атос, полулежа на высоко взбитых подушках, играл с Портосом в шахматы. Мушкетер все еще был очень бледен, но в глазах появился живой блеск. Рядом с доской стояли два наполовину полных стакана, а, судя по пустой бутылке на приступке кровати, партия была отнюдь не первая. Судя же по соотношению фигур на доске – Портос снова проигрывал. Арамис украдкой улыбнулся – предсказуемый результат.
- Как вы себя чувствуете, Атос?
- Благодарю, уже неплохо… - Атос снял с доски белую ладью и откинулся на подушку. - Портос, вам мат.
- Черт побери! – Портос с досадой пристукнул кулаком по колену. – Вы разбили меня на голову, Атос… вот и верь после этого, что потеря крови ослабляет умственные способности! – Мушкетер запил свои слова большим глотком бургундского.
- Не желаете ли еще партию? – осведомился Атос.
- Благодарю покорно, нет! – Портос встал и потянулся, хрустнув суставами. – Что нового, Арамис?
- Ла Валлет согласился подменить Атоса, даже не спрашивая о причинах, - сообщил Арамис, - я же говорил, что все будет в порядке.
- Ну, в таком случае… - Атос пригляделся к другу – от него не ускользнули тени под глазами. – Знаете, Арамис, вам надо отдохнуть. Отправляйтесь-ка вы домой, оба, и хотя бы немного вздремните перед караулом. Уверяю вас, что со мной все будет в порядке.
- Я не устал, - запротестовал Портос.
- Ну так сходите пообедайте… Право, я не настолько плох, чтобы вы сидели у моей постели! И лекарь сказал то же самое…
- Ну хорошо, - согласился Арамис. – Мысль о нескольких часах сна в собственной постели действительно кажется мне привлекательной. Мы зайдем завтра утром, друг мой.
- Удачи.
…Ла Валлет был не из тех, кто норовит выспросить все подробности – поскольку и сам не раз старался скрыть истинную причину своего отсутствия. Ночной караул прошел спокойно, правда, лейтенант распорядился, чтобы Портос занял пост у королевских покоев, а Арамису с Ла Валлетом достался пост у ворот Лувра. Арамис уже начинал надеяться, что происшествие удастся все-таки скрыть от капитана – в конце концов, минули уже сутки… Надежде не суждено было оправдаться. Незадолго до конца смены из предутренней темноты вынырнул паж.
- Господин Арамис, господин Атос, капитан де Тревиль желает видеть вас в десять часов утра! – отрапортовал он звенящим от усердия голосом.
Ла Валлет вопросительно глянул на Арамиса. Мальчишка был новенький и, как видно, не знал мушкетеров в лицо. Арамис незаметно мигнул товарищу.
- Передайте капитану, что мы явимся, - ответил он.
- Будет сделано, сударь! - Паж развернулся на каблуках и умчался.
- Я так понимаю, что Атос явиться не сможет? – проводив его глазами, сочувственно поинтересовался Ла Валлет. – И как вы теперь будете выкручиваться?
- Пока не знаю, - Арамис прикусил губу.
Сменившись и не найдя Портоса, Арамис направился к Атосу – он не сомневался, что застанет Портоса там. Так и оказалось.
- Меня вызывает де Тревиль, - с порога сообщил Портос, приглушив голос. – Атос спит, не шумите…
- Меня и Атоса тоже, - тихо ответил Арамис. – Кажется, кто-то все же рискнул пожаловаться…
- И что мы будем делать?
- Встречать бурю, - пожал плечами Арамис, - не в первый раз.
- Но как мы объясним отсутствие Атоса? – Портос оглянулся на дверь спальни.
- Черт возьми… в конце концов, имеет же человек право заболеть…
- Но он же никогда не болел, - усомнился Портос.
- А у вас есть другое предложение? – Арамис снова пожал плечами. – Делать нечего. Пойдемте, Портос. У нас есть еще час в запасе, а головомойку от капитана лучше получать на сытый желудок…
Когда дверь за друзьями закрылась, Атос, лежавший с закрытыми глазами, приподнялся и сел на постели. От резкого движения на лбу тут же выступила испарина; Атос поморщился, тронул плечо ладонью – и встретил обеспокоенный взгляд Гримо.
- Ножницы, - лаконично приказал он.
Гримо расширил глаза и замотал головой. Атос слегка поднял брови – Гримо никогда еще не позволял себе спорить с господином.
- Лекарь запретил! – безнадежно выпалил Гримо.
- Гримо, вы служите не лекарю, а мне, - Атос нахмурился. – Вы слышали, что я сказал?
Гримо в отчаянии всплеснул руками. Он слишком хорошо знал своего господина. Мало того, что непослушание может обойтись дорого – наверняка самому господину еще дороже обойдется неуместная самостоятельность. С него станется самому взяться за фиксирующую повязку, навредить себе еще больше, разбередить рану… а виноват в этом кто будет? С тяжелым вздохом Гримо повиновался. Хорошо еще, что лекарь наложил фиксирующую повязку отдельно от основной – как знал…
Освободившись от бинта, Атос, стиснув зубы, осторожно выпрямил правую руку, придерживая ее левой за локоть. В плечо тут же вгрызлась боль, лоб моментально намок, но мушкетер, переждав первый приступ и переведя дыхание, спустил ноги с кровати. Голова закружилась. Ничего… это пройдет… накануне было гораздо больнее…
- Одеваться, - кратко приказал он.
- Сударь! – Умоляющий взгляд Гримо пропал втуне – сказать по правде, Атос его даже не заметил, силясь справиться с головокружением и слабостью. Мушкетера бросало то в жар, то в холод. Хотя, если не двигать рукой – плечо почти успокаивается…
Через несколько минут полностью одетый мушкетер медленно поднялся на ноги. Несколько секунд ему пришлось постоять, держась за столбик кровати, потом Атос вытер пот со лба и повернулся к слуге.
- Шпагу.
Гримо, беззвучно шевеля губами, застегнул на господине перевязь, подтянул пояс, поправил воротник; на лице у него была написана полная покорность судьбе.
- Вина, - отрывисто велел Атос.
Гримо налил вина. Осушив стакан, Атос сделал несколько осторожных шагов по комнате, остановился, чуть повел плечами, как бы проверяя, все ли в порядке, затем взял с гвоздя шляпу, кивнул Гримо и вышел.
Шаги по булыжной мостовой больно отдавались в плече, но на свежем воздухе слабость отступила. А боль… что ж, боль можно перетерпеть. Голова почти перестала кружиться, и мушкетер все более уверенной походкой направился к особняку де Тревиля.

Дорога до улицы Старой Голубятни заняла у Атоса почти вдвое больше времени, чем обычно. Раз или два мушкетер почти пожалел о своей самонадеянности – в ушах начинало звенеть, улица плыла перед глазами, но всякий раз усилием воли ему удавалось справиться с подступающим обмороком.
Гул голосов в приемной сменился почти полной тишиной, когда Атос, не без труда преодолев подъем по лестнице, появился на пороге.
- Атос?! – Ле Бре, бывший тут же, шагнул ему навстречу. – Но ведь вы…
- Я – что? – осведомился Атос, силясь выровнять дыхание. – Я опоздал, вы хотели сказать?
- Я своими ушами слышал, как Каюзак вчера клялся, что уложил вас наповал! – воскликнул еще один мушкетер.
- Господин Каюзак выдает желаемое за действительность, - сухо сказал Атос.
- Никто и не ожидал, что вы вообще появитесь, - понизив голос, проговорил Ле Бре. – Арамис и Портос уже у Тревиля… но как вы…
- Потом, с вашего позволения, - Атос жестом остановил приятеля, - меня ждет капитан. – Он коротко кивнул остальным товарищам и взялся за дверную ручку.



…С первого взгляда мушкетер понял, что в кабинете пронеслась гроза. Разгневанный де Тревиль, стоящие перед ним навытяжку с раскрасневшимися лицами друзья – и вдобавок ко всему в дальнем углу кабинета жался юноша самого провинциального вида, глазея на происходящее хоть и смущенно, но с неутолимым любопытством. Этот-то мальчишески жадный взгляд и был последним, что увидел Атос, теряя сознание.
Каким бы самообладанием вы не отличались – если вы после обморока, перевязки и короткого отдыха не спеша выходите на лестницу и внезапно подвергаетесь атаке твердолобого (в самом прямом смысле) юнца, который вдобавок на бегу роняет «простите» и летит дальше – вы вправе быть в некотором раздражении. Особенно, если успеваете заметить в глазах этого самого юнца все то же жадное любопытство. Острая боль буквально взорвала обычную сдержанность Атоса, и рука сработала быстрее разума – пойманный за перевязь мальчишка был вынужден поневоле описать короткий полукруг и повернуться лицом к мушкетеру.
- Вы спешите, под этим предлогом наскакиваете на меня, говорите «простите» - и считаете дело исчерпанным?
Если один из собеседников вспыльчив по природе и страшно спешит, а у второго здравый смысл затуманен болью и раздражением на непрошеного свидетеля своей слабости – разговор имеет крайне мало шансов закончиться мирно. Торопливые извинения гасконского мальчишки только убедили Атоса в том, что перед ним неотесанный провинциал, и последняя фраза вырвалась почти против воли. Мушкетер отнюдь не был сумасшедшим, чтобы сознательно нарываться на ссору, едва встав с постели, но и промолчать он не сумел.
- Сударь, вы невежа. Сразу видно, что вы приехали издалека.



Стрела попала в цель – юнец снова затормозил.
- Тысяча чертей, сударь! Хоть я и приехал издалека, но не вам учить меня хорошим манерам, предупреждаю вас!
Ого, да это уже почти прямой вызов…
- Кто знает!
- Ах, если б я не так спешил, и если б я не гнался за одним человеком!
Атос отстраненно подумал, что мальчишка, видимо, надеется на его слабость – и это была последняя капля.
- Так вот, господин Торопыга, меня вы найдете, не гоняясь за мной, слышите?
…(описание встречи у монастыря Дешо автор пропускает, поскольку эту сцену и так все знают).
Выбор противников был не случаен. Раздосадованный своей ошибкой Каюзак горел желанием оправдать свое утверждение – и его желание, как легко догадаться, нашло полное взаимопонимание со стороны Атоса. Арамис с первых секунд встретил ненавидящий взгляд Невилета и не сомневался, что его ближайший приятель к нему присоединится. Портос и д’Артаньян, не имевшие личных поводов, попросту согласились с выбором своих противников. Драка закипела.
Ярость – плохой советчик в фехтовании. Ярость заставляет искать взгляд противника, добавляет излишней поспешности к движениям, вынуждает забыть об осторожности… Ярость и подвела Невилета; холодные глаза Арамиса и движение, напоминавшее выпад ядовитой змеи, были последним, что он увидел. С одной проблемой было покончено.
Атосу приходилось значительно хуже. Каюзак, опытный боец, не только не давал воли эмоциям – он прекрасно знал о ране Атоса, а следовательно, мог целенаправленно пользоваться уязвимостью противника. Что он и делал. Несколько ударов Атос отпарировал со своей обычной ловкостью, но затем резкий сильный батман заставил мушкетера стиснуть зубы от боли. Рука почти отнялась, пальцы на рукоятке ослабели, Атос успел развернуться всем телом, чтобы избежать удара в грудь, но кончик шпаги гвардейца все же проехался по ребрам, рассекая камзол, рубашку и кожу. Атос перехватил шпагу в левую руку. Каюзак ухмыльнулся. Удар, защита, перевод, шаг назад… защита… выпад… правая рука уже не слушается, каждое движение отзывается в ране новой вспышкой боли… Чтобы хоть немного поберечь плечо, Атос заложил правую руку за спину, придерживаясь пальцами за ремень. Холодный насмешливый взгляд Каюзака – тот внезапно отшагнул в сторону, уводя шпагу Атоса влево и вниз, и свободной рукой резко толкнул его в плечо. В глазах у мушкетера потемнело. Еще защита… воздух стал сухим и раскаленным, ноги подкашиваются… Отчаянным усилием Атос отбросил клинок противника, свистящим отмахом заставил его отступить на шаг, выиграв несколько секунд… и встретился глазами с гасконцем.
«Догадайся же, черт возьми!»
Гасконец понял.
- Ко мне, господин гвардеец! – сквозь нарастающий звон в ушах донеслось до Атоса. – Я убью вас!
В следующую секунду Атос осознал, что стоит, упираясь в мостовую кулаком с зажатой в нем шпагой и правым коленом, а темнота перед глазами неохотно рассеивается. Помощь в самом деле подоспела чертовски вовремя.
- Проклятие! Не убивайте его, молодой человек! Я должен еще свести с ним старые счеты, когда поправлюсь и буду здоров. Обезоружьте его, выбейте шпагу… Вот так… Отлично! Отлично!
Мальчишка принял пожелание буквально, и шпага Каюзака отлетела шагов на двадцать в сторону. Оба противника наперегонки кинулись за ней. Атос выпрямился. Гасконец успел раньше – увидев, что он наступил на лезвие, Каюзак резко повернулся и метнулся к лежащему на мостовой Невилету. Схватил валяющуюся рядом шпагу, повернулся… Атос, успев перевести дыхание, поднялся ему навстречу.
- Продолжим?
- Вам мало?
- Недостаточно!


Три движения. Три скупых, отточенных движения – на большее может не хватить сил. Ложный выпад, перевод, удар…
- Мы в расчете, сударь, - выдергивая клинок, выдохнул Атос.

…Мушкетер успел только войти в квартиру и сбросить на руки Гримо плащ, как в дверь постучали. Гримо побежал открывать.
- И как это называется? – Мэтр Стефанидес застыл на пороге, глядя на мушкетера полным негодования взглядом. – Вы с ума сошли, милый мой! Где это видано, чтобы пациент, которому прописан полный покой, разгуливал по улицам??? Да еще и… - Взгляд Стефанидеса упал на окровавленный камзол Атоса. – Вы еще и дрались! Вот как прикажете лечить таких безголовых пациентов, я вас спрашиваю?!
- Простите, мэтр, - Атос обезоруживающе улыбнулся, - я только постарался выполнить ваше же пожелание…
- Это какое же, позвольте узнать? – подбоченился лекарь.
- Не драться на дуэли на ночь глядя. Я не хотел заставлять вас навещать меня лишний раз.
- Боже, Боже милостивый, - Стефанидес всплеснул руками, - ну что мне, привязывать вас к кровати? Немедленно дайте мне слово дворянина, что еще пять дней шагу из квартиры не сделаете! Или я умываю руки!
Атос чуть помедлил. Пять дней – де Тревиль освободил его от несения караула на неделю…
- Даю слово, - чуть улыбнулся он. – Вы очень вовремя, сударь…

Мемуары Гримо - окончание

--Милостивые господа, имею честь сообщить вам, что мы едем в Англию,--объявил Планше одним прекрасным днем.
Мы втроем уставились на него так, как будто нам сообщили, что господин Атос бросил пить, господин Портос наконец показал всем свою квартиру, о которой пока ходили только одни слухи, господин Арамис—писать стихи, а господин д'Артаньян стал мушкетером. Причем, сразу капитаном. Или нет, сразу маршалом Франции. Вот это было бы в самом деле забавно...
--Куда, куда мы едем?—переспросил Бонифаций, то есть Мустон, то есть Мушкетон. То есть в конечном итоге я решил называть его все-таки Бонифацием—во первых, мне так удобней, а во вторых, должен же кто-то называть человека его настоящим именем.—С какой стати нам ехать в Англию?
--Точнее, это господин д'Артаньян едет в Англию,--поправился Планше.
Так, дело труба. Если господину д'Артаньяну понадобилось ехать в Англию, по поручению или поразвлекаться, это значит, что туда же едут все остальные.
--Не могу тебе этого сказать, Мушкетон, но господин Портос, а так же господин Атос и Арамис тоже будут сопровождать моего господина. Так что собирайтесь, господа, на все у нас времени ровно час.
--Послушай, Планше, если в тебя вселился бес, то ты только скажи, я сразу его из тебя изгоню,--изрек Базен.
--Ты сошел с ума, Планше,--добавил Мушкетон.—Гримо скажет тоже самое. Верно, Гримо?
Я кивнул в знак согласия. Планше был славный малый, и мы все его любили, но иногда он вытворял штучки ну точно в духе своего хозяина, даром что был старше его на целых три года.
--Господа, я не шучу. Кроме того, я уже готов. Один за всех, господа.
--Вот-вот,--сердито подхватил Базен.—Вот ты за нас всех один и поедешь... Ишь, шустрый какой... да я вобще уже стар для таких передвижений...
--Послушай, Базен, разве я сказал что там будут какие-то передвижения? Господа едут сопровождать господина Атоса отдыхать на воды. Разве мы когда-нибудь обсуждали приказы наших хозяев?
--Тогда к чему такая спешка со сборами?—недоверчиво спросил Базен на всякий случай.
--У господина Атоса пошаливает печень,--не очень уверенно ответил Планше.
--Вот как?—произнес я.—Тогда почему я об этом слышу только сейчас?
Скорей всего, с печенью господина Атоса было все в порядке, а вот у господина д'Артаньяна явно пошаливала совесть. Наверняка ввязался в какую-то любовную историю и теперь без помощи остальных из нее не выбраться, а мы все должны отдуваться. А Базен и в самом деле не первой молодости. Мне стало его даже жалко. Однако, взявшись за гуш, не говори что не дюж...
Планше тоже понял, что заврался, однако отступать было некуда, да и это все равно бы ничего не изменило.
--Собирайтесь, господа. Через час все должны быть у меня, то есть у господина д'Артаньяна, в полной боевой, то есть тьфу, просто в полной готовности.
--Стой, Планше!—остановил его я.—А с каких это пор ты нами командуешь? Мне всегда казалось, что у нас главный—это я... мало говорю, зато много делаю...
--Так ведь у господ сейчас главный господин д'Артаньян,--пожал плечами Планше.—Отсюда я сделал вывод...
--Не вмешивайся, Гримо,--шепнул Бонифаций.—Хочет быть начальником экспедиции—пусть будет начальником экспедиции. Зато ты будешь ночью спать спокойно.
С этим невозможно было не согласиться, что я и сделал.
--Хорошо, господа,--совершенно унылым голосом произнес Базен, видимо усвоив, что если за командование взялся Планше, у которого изворотливости и энергии хватило бы не то что на всех нас, но еще и на господ в придачу, то дело обстояло уже совсем плохо и другого выхода, как смириться и подчиниться, просто не оставалось,--хорошо, господа, я возьму с собой молитвенники... судя по всему, вернемся мы не все... знаю я все эти сопровождающие поездочки господина Арамиса... Мушкетон, но ты хоть отвечаешь за нормальное питание?
--Нормальное питание нам будет обеспеченно,--пообещал Мушкетон.
--А я обеспечу нормальное вино,--добавил я.
--Кто бы сомневался,--хмыкнул Планше.
--Планше!—Я даже вскочил, хотя вообще я старался делать все не быстро и степенно, как господин Атос, ибо спешка хороша при ловле блох. Но иногда, правда, достаточно редко, господина Атоса тоже можно было вывести из себя.--Что ты себе позволяешь!
--Гримо!
--Господа, господа, сейчас не время для личных нападок,--остановил нас обычно миролюбивый Мушкетон.
--Я ему еще вспомню это «кто бы сомневался»,--пообещал я Бонифацию.
--У меня музыкальный слух!—ввернул Планше.
--Да я тебе пообрываю уши вместе с музыкальным слухом!
--Господа! Господа, у нас уже осталось всего три четверти часа из целого!—взмолился Базен.—Пожалейте хоть меня, господа... я ведь все-таки когда-то спас вас от голодной смерти...
Вряд ли это можно было в самом деле назвать спасением от голодной смерти, но доля правды все же в этом была.
--О чем это он?—удивленно спросил Планше.
--Пойдем собирать вещи, Планше, по дороге я тебе расскажу эту увлекательную историю, а ты расскажешь мне, что на самом деле пошаливает у господина Атоса...
--Да я же сказал—печень...
--А я сказал, что не хорошо обманывать старших... и младших... никого нельзя обманывать...
--Правильно,--согласился Базен.—Но господа, идите же наконец. У нас еще будет достаточно времени поговорить...

Решила все же это выложить. Но переводила, не думая, что буду это делать и, возможно, перевод далек от совершенства. Я, естественно, редактировала , но не особо заморачивалась с не слишком красивыми фразами. Ну, и разные, довольно странные мысли, оставила как есть.

Ну и плюс еще, что хочу сказать. Некоторые подобранные мной исследования о юных годах Холмса подлили масла в огонь. Возможно, вся штука в моем настроении, и все связанное с Холмсом и разговорами о нем вызывает у меня депресняк. Но вот тем не менее, авторы-шерлокианцы 50-х годов сильно разочаровали. Те еще фантазеры, причем чуть ли не каждый говорит: давайте мыслить логически.

Данное исследование тоже не без греха, но тут есть кое-какие интересные мысли. Потом перевела еще исследование о родителях. Ну, чудес, конечно, не бывает, ничего конкретного, кроме теорий. Правильнее, по-моему, почитать "Детство ШХ".

Потом были еще какие-то письма, типа, матери Холмса. Это чистый фанфик. И даже не очень правдоподобный.

Далее в принципе, не лишенное интереса исследование "Сын одной любезной высокопоставленной дамы". Речь идет о Майкрофте. Весьма своеобразная идея, что Майкрофт вовсе не брат Шерлоку, а это, на самом деле, наследник английского престола. Интересная, конечно, мысль только она мне совсем не понравилась. А сначала, пробежав глазами исследование, я увидела лишь слова , что они , мол, не братья. И моя мысль заработала совсем в другом направлении, где-то такое читала, уже не помню, что Шерлок - незаконный сын. И я вспомнила еще один фик на английском, весьма сомнительный, на эту же тему. Кинулась искать, не помня ни автора, ни названия)) Поиск на фанфикшене просто охренительный, можно сказать, что его там нет. Но самое удивительное, что каким-то чудом я нашла этот фик , сама, без всяких поисков. Тут я поняла, что фик к исследованию не имеет никакого отношения)) В исследовании Майкрофт просто не брат Шерлоку, а некто - инкогнито. А в фике отец Майкрофта выгоняет из дома жену вместе с незаконным отпрыском, а Майкрофт потом находит брата на самом дне Лондона, в крайне неприглядной обстановке. Вообще, что-то в этом, наверное, есть, но там была слишком порочная атмосфера. Я бы написала все по другому)

Короче, исследования эти стали еще одним разочарованием. По крайней мере, в настоящий момент.

А сейчас перехожу к исследованию.

Натан Бенджис
В каком месяце это было?

Одной из самых прискорбных тенденций современного шерлокианского мира является бесцеремонное обращение с нашими доктринами, освященными веками. Назовем всего несколько примеров кощунственного обращения с основополагающими твердынями нашей веры. Некоторые исследователи Саги приписывают доктору Уотсону целый сераль жен; другие отрицают, что Мастер, вообще, когда- либо употреблял кокаин; третьи утверждают, что профессор Мориарти – всего лишь плод воображения Холмса или же – что может быть оскорбительнее? – что Холмс и сам всего лишь вымысел!
В последнее время в некоторых слоях появилась тенденция к сомнениям относительно правильности теории, на которой основана вся каноническая вселенная: дне рождения Шерлока Холмса*. Много лет собрания общества «Baker Street Irregulars» проводятся в пятницу, ближайшую к дате шестого января. После того, как почти целое поколение выросло с традиционной уверенностью, что Мастер родился под знаком Козерога, и, как веря в это и ни капли не ропща, мы каждый январь тащились по слякоти и снегу на празднования в его честь, теперь нам говорят, и ни кто-нибудь, а исследователь Расселл Маклахлин, что Холмс родился в мае или в июне.
Еще позже старый член ««Baker Street Irregulars» Рольф Босвелл, на основе весьма сомнительных доказательств заявляет, что точная дата это 17 июня. Уже одно соображение должно было заставить обоих моих коллег с подозрением отнестись к июньской дате: можем ли мы хоть на минуту представить, что человек, который и теоретически и практически столь враждебно относился к институту брака, родился в том самом месяце, который связан и посвящен как раз этой доктрине? Конечно же, нет. Существуют врожденные способности и свойства, которые автоматически исключают такой неуместный парадокс.
Я не знаю, на основании чего мистер Маклахлин заключил, что утверждение 6 января точной датой рождения Шерлока Холмса основано на астрологических расчетах. Я верю в научную обоснованность астрологии не больше, чем он, и надеюсь позже обосновать январскую дату более логическим путем. Однако, по иронии судьбы мистер Маклахлин мог бы быстро доказать правильность «июньской» теории – и даже более точной даты, 17 июня – воспользовавшись принципами той псевдонауки, против которой он столь резко выступает.


* Сейчас почти повсеместно признано, что Мастер родился в 1854 году, хотя прежде даже это утверждение вызывало немало споров. Как известно, в «Его прощальном поклоне» в 1914 году совершенно определенно описан человек, которому «можно было дать лет шестьдесят». Если автором этого рассказа, и в самом деле, как это предположил Эдгар Смит, был Майкрофт Холмс, то может ли быть хоть какое-то сомнение в том, что этот всезнающий человек твердо знал возраст своего брата?


Давайте посмотрим: если Шерлок Холмс родился 6 января, то это значит, что он родился под созвездием Козерога, если же в мае или июне, то это могло произойти под созвездиями Тельца, Близнецов или Рака. Сказать, что по знаку зодиака Мастер, собственно говоря, козел – по меньшей мере, смехотворно, назвать его быком совершенно абсурдно, а если вы скажете, что он Рак, то это уже равносильно оскорблению. Так что, если воспользоваться хваленым шерлокианским методом исключения, то он должен быть сыном Близнецов, того самого знака, на который и падает дата 17 июня, выдвинутая мистером Босвеллом! Более того, Шерлок Холмс обладает именно теми качествами – ну, может, за одним исключением – которые обычно приписывают этому самому дружелюбному из знаков зодиака; цитирую : «Это ученые, рассудительные, любящие чтение, стремящиеся достичь известности, умеренные и воздержанные в еде и питье, как правило, повсеместно уважаемые и достойные члены общества»*
Ну, довольно об астрологии. Если поверить в подобные вещи, то для мистера Босвелла исход дела будет решен. Мистер Маклахлин ищет более реальных доказательств и думает, что нашел их в изумрудной булавке для галстука, полученной Холмсом от королевы Виктории. Собственно говоря, я думаю, что это доказательство еще более незначительно, чем астрологическое. Мы не обязаны считать, что в булавке, подаренной королевой Холмсу, обязательно должен быть его зодиакальный камень, лишь из-за того, что «главное, чего она придерживалась в общественных отношениях, было скрупулезное и педантичное соблюдение формальностей». И в самом деле, само это качество этой «высокопоставленной особы» является самой веской причиной для того, чтобы избранный ею камень не был зодиакальным камнем Мастера. Не знаю, был ли в распоряжении королевы какой-нибудь справочник, типа « Кто есть кто», содержащий даты рождения наиболее известных людей, но даже если такой и был, можно сказать наверняка, что Холмс, со своим отвращением к бурным аплодисментам и фанфарам, склонный к уединенному образу жизни, был бы последним в этом мире, кто согласился бы оказаться на страницах такого справочника. Как тогда могла бы королева узнать дату его рождения, кроме , как спросить у него при личной встрече? (Она, наверняка, не задавала такой вопрос Уотсону, так как в этом случае этот подарок не был бы для него таким сюрпризом) Но для королевы было бы немыслимо наводить справке о дне рождения простого обывателя. Любой такой деликатный вопрос был табу в обществе в том веке, прекрасной представительницей которого была королева Виктория.
Есть еще один аргумент, который вызывает большие сомнения в той теории, что изумруд был выбран королевой как камень дня рождения Холмса. Королевские особы презентовали ему еще, по меньшей мере, два других драгоценных камня.** Оба они упомянуты в «Установлении личности»: «большой аметист» на крышке золотой табакерки, подаренной королем Богемии, и «великолепный бриллиант» - подарок королевского дома Голландии. Как избежать спора, что аметист указывает на февраль, а бриллиант – на апрель? Король Богемии, менее щепетильный в соблюдении формальностей, чем королева Виктория, мог бы навести справки о дне рождения Мастера. У него уже был опыт в таких делах.


* Рафаэль. Справочник астролога 1926
** Примечательно, что драгоценным камнем в кольце, которое хотел преподнести Холмсу король Богемии, и от которого тот отказался, выбрав фотографию мисс Ирен Адлер, тоже был изумруд.


Но даже если, в конечном итоге, тезис, выдвинутый мистером Маклахлином, верен, и королева, в самом деле, выбрала в качестве подарка зодиакальный камень, то из этого не обязательно следует заключение, что Холмс родился в мае или июне, а январскую теорию следует считать ошибочной. Ибо то, что данный камень изумруд, мы знаем лишь со слов доктора Уотсона. А его знания в области геологии, и особенно в минералогии, были, несомненно, еще более ограничены и еще менее основаны на практике, чем те, какими, по его мнению, обладал Мастер. Следовательно, единственное, в чем мы можем быть уверены, это вовсе не то, что пресловутый камень был изумруд, а лишь то, что он был зеленого цвета. Согласно источнику, на который сослался мистер Босвелл, камнем января был гранат. Последующие изыскания позволили установить, что встречается довольно редкая разновидность граната изумрудно-зеленого цвета, называемая уваровит. Если камень в булавке был уваровитом, то он все равно остается гранатом и, следовательно, камнем января, даже если он был похож на изумруд.
Мои коллеги могли бы возразить, пусть даже чисто гипотетически, что они должны мириться с тем, что я развенчал их теории о мае и июне, тогда как до сих пор еще не обосновал свою теорию относительно января. И они были бы правы. До сих пор я лишь показал, что январская дата вполне допустима. И поэтому я перейду ко второй части своих аргументов: я продемонстрирую вам, цитируя Канон, что январь, месяц, когда мы по традиции чествуем Мастера, на самом деле, верный месяц, а если точнее, то и 6 января – это как раз верная дата.
Первое указание, которое является предположением, весьма многозначительно. Оно взято из «Обряда дома Месгрейвов» и дает ответ на вопрос также из «Обряда», которое я выбрал в качестве названия для этого эссе.

«-В каком месяце это было?
-В шестом, начиная с первого.»

Конечно, это довольно таки зашифрованная информация, однако, на мой взгляд, все совершенно ясно: шестой день первого месяца, и отсчет идет, как это принято в современных календарях, с января , а не с марта. Меня всегда интересовало, почему эти вопрос и ответ вошедшие, насколько мне известно, во все английские издания, кроме самого первого , в выпуске журнала «Стрэнд», отсутствуют почти во всех американских изданиях. Наверняка, причина в том, что Холмс решил скрыть этот ключ к разгадке тайны его дня рождения от американских читателей. Насколько он в этом преуспел, свидетельствует спор до сих пор ведущийся по эту сторону Атлантики. Примечательно, что у наших британских коллег никогда не вызывала сомнений дата 6 января.
Второе указание – это уже совсем не предположение, а вполне убедительный тезис. В свидетели я сейчас призову рассказ, которым, увы, принято пренебрегать – «Долина страха». Итак, в какой день начинаются описанные там события? Существует немало разногласий относительно года, но относительно месяца и дня все хронологи сходятся на дате 7 января. «Сейчас седьмое января, - говорит Холмс Уотсону, - и мы полезли в новый альманах.» А когда произошла трагедия в Берлстоуне? Хотя в конце первой главы инспектор Макдональд объявляет, что «мистер Дуглас…. был зверски убит сегодня ночью», т.е. уже седьмого числа, фактически он ошибался, так как во второй главе мы узнаем, что тревогу подняли в одиннадцать сорок пять (то есть накануне, шестого числа). Иными словами, убийство – точнее то, что выглядело, как убийство – мистера Дугласа произошло незадолго до полуночи 6 января, в тот самый день, когда мы традиционно отмечаем день рождения Шерлока Холмса. Было ли это совпадением? Как сказал во время другого расследования сам Холмс: «Слишком уж велики шансы, что это не совпадение. Их не выразить никакими цифрами.»

Здесь мы, наконец, получаем объяснение целого ряда фактов, которые до сих пор казались совершенно беспричинными. Что говорит доктор Уотсон о том, что произошло после того, как инспектор Макдональд сообщил о совершенном преступлении? «Это был один из тех драматичных моментов, для которых создан мой друг. Было бы слишком сказать, что он потрясен или даже взволнован этим ошеломляющим известием. В его странном характере не было и тени черствости, но, конечно, нервы его были закалены постоянно напряженной и совершенно исключительной по своему характеру работой. Его душевные движения в такие минуты как будто дремали, но зато интеллектуальная восприимчивость повышалась до чрезвычайности. В данном случае на его лице не было заметно и следа того ужаса, который испытал я после слов Мак-Дональда; оно, скорее приобрело спокойное и заинтересованное выражение химика наблюдавшего образование кристаллов в перенасыщенном растворе.»

Единственные слова, которыми Холмс мог выразить свои чувства, были: - Замечательно! Замечательно!

Конечно. Было невероятно замечательно, что убийство произошло 6 января, в день его рождения!* Почему же Тэд Болдуин из всех прочих дней выбрал для убийства именно этот? Почему же еще, как не потому, что профессор Мориарти четко сказал ему поступить именно так? И если Холмс не выказал ужаса, услышав это известие, то это только потому, что в эту самую минуту его «интеллектуальная восприимчивость была крайне повышена». В этом дне, который Мориарти выбрал для убийства, Холмс видел угрозу со стороны этого Наполеона преступного мира, столь же ясную, словно профессор сейчас ему сказал те знаменитые слова, что он произнесет несколько позже : «Вы должны отойти в сторону, мистер Холмс, или вас растопчут». Мориарти , несомненно, был уверен, что Холмса позовут расследовать это дело. И если зашифрованное послание Фреда Порлока попало к Холмсу, то это произошло не по недосмотру профессора, а по его заведомому попустительству, о котором понятия не имел Порлок. Мориарти, вне всяких сомнений, мог бы воспрепятствовать доставке этого сообщения, если бы захотел. Он знал, что Холмс неминуемо увидит связь между ним и событиями в Берлстоуне. Это был мастерский ход со стороны Мориарти – запланировать совершение убийства на день рождения Холмса, чтобы предостеречь его – довольно изощренно, но вполне определенно – не вмешиваться. Мне могут возразить, что профессор мог не знать дня рождения Холмса, но авторы подобных аргументов, увы, недооценивают силу и могущество той преступной машины, что находилась в распоряжении Мориарти. И его «скрупулезное соблюдение формальностей» было совсем другого рода, чем у Ее Величества королевы, и в отличие от нее, он без труда бы снизошел до того, чтоб навести нужные справки касательно дат рождений и прочей информации.

* Мне могут возразить, что насколько Холмсу было известно, ошибочное заявление инспектора, что «мистер Дуглас… был зверски убит этим утром», т.е. 7-го числа, было верным; и в этом случае это было бы не в его день рождения, а днем позже. Но Холмс, несомненно, сделал поправку на медлительность Сассекской полиции, которая отправила сообщение в Скотланд Ярдом поездом, и знал, что под «этим утром» Макдональд подразумевал предрассветный час, а скорее всего даже ночь. И надо отдать должное замечательному хладнокровию Холмса, - когда в конце 2-й главы инспектор поправляет себя и говорит, что тревогу подняли «около полуночи», он ничем не выдает своего волнения от понимания, что его догадка была абсолютно верной.


И теперь, наконец, мы можем понять явно противоречивую реакцию Мастера на сообщение инспектора Макдональда об убийстве. Первый ответ Холмса – это его повторное «Замечательно!». Инспектора так поражает невозмутимость Холмса, что он говорит: « Вы, кажется, совсем не удивлены.» После чего Холмс продолжает: «Заинтересован, мистер Мак, но вряд ли удивлен.» Но если он «вряд ли удивлен», как объяснить его первую реакцию? Разве не очевидно, что сперва его поражает дьявольское коварство, с которым Мориарти сделал ему это предостережение? Таким образом, его «Замечательно!» следует рассматривать, как слова личного характера, произнесенные как бы про себя. Когда замечание инспектора заставляет его вновь вернуться к убийству, ответ Холмса, казалось бы, совершенно нелогичен: «Заинтересован, но вряд ли удивлен» и продолжает объяснять, почему его не удивила эта новость.

Теперь мы также можем пролить новый свет на любопытный случай с одиноким бдением Холмса в кабинете, вооруженным – в это, по крайней мере, нас заставили поверить – всего лишь зонтиком доктора Уотсона. В главе под названием «Разгадка» Холмс объясняет, что он воспользовался ручкой зонтика, чтобы достать сверток, который, как нам известно, Баркер бросил в ров. Это, несомненно, было одной из причин, но мне всегда казалось, что за этим ночным бдением в кабинете подразумевалось нечто большее. В конце 6-й главы Уотсон говорит: «Была уже поздняя ночь, когда Холмс возвратился из своей одинокой экскурсии.» Почему Холмс оставался в кабинете так долго? Наверняка ведь, ему не понадобилось несколько часов, чтобы извлечь изо рва сверток. Но не может ли быть, что Холмс всерьез подумал о том, что Мориарти осуществит свою угрозу, которую подразумевал, предостерегая его? И если в ту ночь один из людей Мориарти, в самом деле, мог предпринять попытку покушения на жизнь Мастера, Холмс хотел встретить эту опасность один, без Уотсона или кого-либо еще. Мы уверены, что у Холмса был с собой револьвер или какое-то другое оружие. И только после нескольких часов тревожного ожидания он убедился, что в ту ночь Мориарти не нанесет свой удар и решил, что сможет спокойно вернуться в спальню, где уже спал Уотсон.
Узнал ли Мориарти о вмешательстве Холмса? Он не только о нем узнал, но и позже попрекнул этим Холмса. Ибо в «Последнем деле» он говорит Холмсу, сверившись со своей записной книжкой: «Вы встали на моем пути 4 января». У меня нет ни малейших сомнений, что на самом деле Мориарти сказал «7 января», а «4» это просто еще один пример небрежного почерка Уотсона. Две эти цифры в любом случае легко принять одну за другую. Я знаю, что хронологам это не понравится, но я не могу удержаться от ощущения, что это самая лучшая причина, чтобы отнести «Долину Страха» к январю 1891 года. Я сознаю, что тут есть некоторые трудности, и возможно, мне стоит позже написать об этом.
Моя теория также впервые проливает свет на еще один любопытный момент – этот нетронутый завтрак, о котором говорится на первой странице повести. Наверняка, накануне вечером в честь дня рожденья Мастера было небольшое празднество, и это отсутствие аппетита – следствие похмелья.*


*Мне кто-то однажды написал, что похмелье – это главная улика, указывающая на то, что 6 января – это день рождения Холмса. Может, этот человек откликнется, чтобы я мог выразить ему свою признательность?


И теперь мы также можем понять некоторую вспыльчивость Холмса в то утро по отношению к Уотсону, когда он резко обрывает фразу своего друга: «Не думаю…», с чего и начинается рассказ. Было ли бы ошибкой предположить, что Холмс был раздражен из-за того, что Уотсон забыл о подарке? Не могу на этом настаивать, но все же это было бы вполне возможно, не так ли?
И раз уж мы затронули тему подарков, то не знаю, совпадение это или нет, но ведь это очень символично, что день рождения Мастера падает на Двенадцатую ночь, тот день , который в Испании празднуют, как День Волшебных Королей, когда испанские дети получают от них подарки? И может ли быть лучший подарок, когда какой-нибудь испанский – или вообще любой – отец подарит своему ребенку 6 января первый том приключений самого известного человека, родившегося в этот день? И разве вся огромная Сага не является одним из самых драгоценных даров, ниспосланных вечно благодарному человечеству?
Да, в самом деле, 6 января – это день , обладающий магической силой. В этот день родились такие прославленные люди, как Карл Сэндберг и Жанна д’Арк, прославленная героиня той прекрасной страны, откуда родом бабушка Мастера. И не примечательно ли, что месяц, в который родился Мастер, назван в честь Януса – римского бога всех начинаний, дверей, входов и выходов? А какая самая известная и самая обсуждаемая дверь в Лондоне, а может быть и во всем мире? Конечно же, это дверь дома 221б по Бейкер-стрит. И разве рождение Канона не положило начало одного из самых важных и самых популярных жанров в литературе? И разве не сказал Мастер: После нас хоть потоп? Противники «январской теории», конечно, не преминут заметить, что Янус был двуликим божеством и язвительно скажут, что не было менее двуликого человека, чем Шерлок Холмс; но я думаю, что рассмотренный под верным углом, символизм Януса может оказаться последним подтверждением моей теории.
Ибо в духовном смысле Холмс, в самом деле, имел двойной аспект: он смотрит в прошлое и в будущее; прошлое, когда мы и весь мир были молоды, и жизнь была простой, и главную опасность представлял паук в центре паутины, держащий в своих руках множество нитей; будущее же сулит еще большую опасность , но и в то же время, если мы окажемся достойны этого, предвещает нам и более лучший и свободный мир, воздух которого будет приятнее и чище для всего человечества. Рассмотренный с этой стороны, Янус – символ вечно продолжающейся жизни, и может ли быть что-то более справедливое, чем то, что в посвященный этому богу месяц в царстве воображения родился тот, чьи плечи уже покрывает мантия бессмертия, и кого мы всегда будем почитать, как самого благородного и самого мудрого из всех, известных нам людей?

Мемуары Гримо

Автор Nika

Мемуары Гримо

Ура! Конец голоду и нищете!
Я попал в услужение к одному молодому господину. Господин только приехал в Париж из своего родового имения. В Париже он почти никого не знал, поэтому вышел на улицу и стал оглядываться по сторонам. Я всегда отличался способностью замечать детали. Я сразу определил, что ему не помешает слуга. Поэтому я не стал подходить издалека и сразу сказал то, что думаю. Это тоже такая моя особенность... Господин сказал, что у него только два условия. Не врать. Пожалуйста, я даже могу вобще не разговаривать. Вот тут-то я и нарвался. Вторым условием господина было то, что он не любит болтунов.
Голод не тетка. Чего не сделаешь ради денег. Не болтать, так не болтать, тоже мне проблема. То есть, это вообще и не проблема вовсе.
Это я так подумал. Я не знал, на что я подписывался.
Мы все со странностями, но не до такой же степени. Стоило мне высказать свое недоумение по поводу обета молчать, как я тут же получил тумаков.
Господ, как женщин, надо сразу ставить на место. У меня тоже есть своя гордость. Я понял, что с господином шутки будут плохи и хлопнул дверью. Ненадолго, правда. Идти мне было некуда, поскольку в гостинице, где я жил, я сразу разболтал, что теперь у меня будет не жизнь, а малина. Вот дурак. Надо было сначала хоть неделю присмотреться, что, где и почем. Впредь буду умнее.
Я дошел до ближайшей скамейки на ближайшей улице и уже собрался предаться сновидениям, как тут меня кто-то тронул за плечо. «Грабители»,--было первой моей мыслью. Второй мыслью было, что у меня нечего брать, поэтому я успокоился. Третьей мыслью было примерно следующее: «Дурак, если у тебя нечего брать, тебя просто убьют.» Четвертой мыслью было, что они все-таки не стали бы марать об меня руки. Ну, а уж пятой и последней мыслью было, что господин все-таки стал мне симпатичен, не смотря на странности, и что если я выберусь из этой истории, то побегу прямо к нему обратно.
Однако, то были не грабители, и даже не загулявшие гвардейцы или мушкетеры, которые так же могли позволить себе повеселиться поздним вечером. На мое счастье, это оказался незнакомый мне молодой парень, такой же простолюдин, как я. Парень представился Мушкетоном и спросил, в чем дело. Я рассказал. Парень сообщил, что он служит у одного молодого господина, который служит в мушкетерском полку, и что господин скорей всего совершенно не будет против, если я переночую у них этой ночью. Сразу возвращаться домой Мушкетон не советовал—он тоже придерживался мнения, что господ необходимо ставить на место.
В отличае от моего господина, господин Мушкетона, который назвался странным именем «Портос», говорил много, причем настолько много, что я сразу оценил поговорку «молчание--золото». Господин Портос поинтересовался, как зовут моего господина, на что я даже сразу не смог ответить, поскольку господин взял с меня слово, что никто и никогда не узнает его настоящего имени. Однако же он так и не сказал, как к нему обращаться, поскольку это было еще до того, как я понял, что он не шутит по поводу болтунов. Поэтому я несколько замялся, на что господин Портос тут же довольно тактично заметил, что не его тайны его не касаются. Но поскольку господин Портос был любопытен столь же, сколь и болтлив, то он пожелал сам проводить меня к моему господину. Поскольку указаний по поводу появления гостей не было, я не стал этому возражать.

Господа сразу же между собой поладили. Кроме того, господин заявил, что с сегодняшнего дня я и все остальные должны будем обращаться к нему не иначе, как «Атос». Черт меня возьми, ну и парочка получилась, Атос и Портос. Теперь для полноты картины не хватает кого-нибудь третьего, желательно с окончанием на «ис»...

Господин Портос пообещал помочь господину Атосу попасть в полк королевских мушкетеров.
Значит, мне все-таки повезло—деньги у господина будут точно, а значит, будут и у меня.
Я не знал, на что я подписывался...

Сейчас поняла, что в конце последнего куска биографии "Сами Знаете Кого" был отрывок, который может быть непонятен, потому что речь идет о детстве Атоса. Изабо - его мать, самого Атоса автор назвала Этьеном)

А теперь дальше.

Дом и двор капитана мушкетеров как всегда были похожи на муравейник из-за обилия толпившихся там мушкетеров. Атос с трудом пробирался сквозь толпу собравшихся на утренний смотр, стремясь попасть к де Тревилю до его начала и на ходу ловя обрывки сплетен и разговоров.
--… А она и говорит— три экю и я прощу все, что было….
-- …Я провел левый кварт, он и не охнул. Правда потом пришлось быстро делать ноги…
-- … Говорят, королева в тягости…
-- … его ищут. Отдан приказ схватить сразу же, как только обнаружат. Герцог в бешенстве…
читать дальшеУслышав последнюю фразу, Атос обернулся и посмотрел на говорящего. Так и есть, де Кампро, обрученный с дочерью секретаря кардинала. Должно быть, речь шла о юноше с тонким светлым лицом, беззаботно посапывающем в кресле всего в нескольких кварталах отсюда. Атос почти бегом поднялся по широкой мраморной лестнице и у входа в кабинет де Тревиля встретился с де Нимуа, нервно меряющим шагами коридор.
-- Что вы здесь делаете?—одновременно спросили они друг друга.
-- Я пришел просить вам отпуск.
-- Отпуск?
-- Ну да, вы ведь три дня назад отбыли на родину по семейным обстоятельствам. Вы забыли?
-- А! Благодарю за беспокойство, но я уже вернулся.
-- Вернулись? Что это значит? Кстати, примите мои поздравления. И искреннюю зависть.
-- Вы, сударь, меня, право, в краску вгоняете. Но поговорим после, -- произнес Атос, ныряя в кабинет де Тревиля.
Капитан застегивал плащ, собираясь выйти на балкон для смотра. Он обернулся на звук захлопнувшейся двери и крайне удивился, увидев Атоса.
-- Вы, сударь? Черт побери, я был уверен, что вы за уже за сто лье от Парижа! Я подписал приказ о вашей отставке как только обо всем узнал. Скройтесь, скройтесь, хватит с меня де Манойля! Я не переживу еще одного торжества кардинала!
-- Вы подписали приказ о моей отставке?—живо спросил Атос.—Значит, в полку образовалась вакансия?
-- Я не пойму ход ваших мыслей! Вы совершенно не о том думаете! Да, вакансия образовалась, но вам-то что до этого?! У вас есть деньги на дорогу куда-либо в Ирландию, либо Африку?
-- Погодите, господин капитан. Ответьте мне – есть ли свободное место в полку?
Тревиль нервно развязал тесемки плаща.
-- Есть!
-- Прекрасно,-- осторожно сказал Атос, боясь спугнуть удачу.— И вы можете принять новобранца?
Де Тревиль посмотрел заинтересованно и сел в кресло.
-- Рассказывайте.
Атос рассказал, избегая деталей, сосредотачиваясь на главном.
-- Маркиз, говорите вы? И прекрасно владеет шпагой?—Тревиль в задумчивости потер лоб.
-- Я сам многому могу у него научиться.
-- Хм-м-м… Я буду у короля через два часа. Приходите к служебному входу втроем, разумеется, осторожно… Я позову вас. Но все-таки прежде мне бы хотелось поговорить с этим юношей… Хотя—Тревиль махнул рукой— для того, что бы досадить Ришелье, я готов записать в полк самого дьявола вкупе с королевой-матерью. Но учтите, Атос, этого вы не слышали.
Атос широко улыбнулся и повернулся к выходу.
-- Погодите. Во-первых, объясните мне, как вы, взрослый, здравомыслящий человек позволили себе и остальным увлечься авантюрой с убийством де Нантейля. Это же безумие!
-- Его бы все равно убили—Жанно пользовался в полку большим уважением, и я решил, что лучше уж его вызову я, чем кто-то другой. В конце концов, я бы мог в случае необходимости обратиться за помощью к коннетаблю.
Последние слова были произнесены с одной целью— успокоить де Тревиля. Насколько ему это удалось, Атос не понял --Тревиль был гасконцем, и на всякий случай он снова развернулся к двери. Врать как следует он так и не научился.
-- Раз уж вы сами заговорили об этом, тогда я скажу вам, что я в некотором замешательстве. Видите ли, в моей почте уже несколько раз встречались письма, адресованные сыну одного из моих старых боевых друзей. Я не знаю, где его искать и подумал, что, возможно, вы встретите его… где-либо.
Атос повернулся.
-- Я уверен, что мы не встретимся.
-- И все-таки я прошу вас взять их. Жизнь, понимаете ли, такова, что никогда ни в чем нельзя быть уверенным.
Атос молча протянул руку.
Несколько конвертов, распухших от вложенных писем.
Мельком взглянул на почерк и печать, грустно улыбнулся— одними глазами, испытал смешанные чувства боли, нежности, облегчения от того, что человек, исписывающий таким мелким почерком такие большие листы, жив и здоров, и одновременно досады—я же просил меня не искать, забыть, я мертв, покойники не получают известий и не отвечают на них…
Тревиль перебирал какие-то бумаги на столе.
Письма полетели в камин. Желтоватая бумага конвертов долго сопротивлялась огню, затем покоробилась, потемнела, запузырились восковые печати…
-- Так мы встречаемся с вами в Лувре?
-- Да, подходите к девяти часам.
Атос вновь поклонился и вышел.


Портос и Рене встретили его укоризненными воплями и взглядами—ушел, не разбудил, запер и не оставил ничего на завтрак.
Судя по всему, за то время, что его не было, они совершенно подружились и Рене даже начал немного подражать повадкам Портоса—по крайней мере сидел в кресле, на котором провел всю ночь, прямо, смотрел в лицо и улыбался во все стороны как солнечный зайчик.
-- Через полтора часа мы должны быть в Лувре. Вы, Рене, переговорите с де Тревилем, затем вас представят королю, после этого вы будете зачислены в ряды мушкетеров. Таким образом, надев мушкетерский плащ, вы сразу же получите прощение.
Рене слегка приоткрыл рот и глянул на Атоса как на божество.
-- Я знал, что Атос что-либо сделает! Ура!— Портос подпрыгнул от радости.
-- Погодите радоваться. Вас, Рене, ждет разговор с королем. Его Величество уже в курсе происшедшего. Ни в коем случае не говорите, что де Нантейля убили вы. Да, вы вместе вышли на улицу, там ваш разговор продолжился, вы требовали извинений, он отказался вам их дать, после чего вы расстались. Он был жив и здоров!
Рене слушал очень внимательно и слегка кивал в такт словам Атоса.
-- После этого вы почувствовали в себе такую ярость, что поняли, что духовная карьера… не совсем ваше призвание. Зайдя в кабачок «Марижан» на улице де Рош вы встретили там нас с Портосом и еще нескольких мушкетеров. По дороге в Лувр я вам их покажу. Это было… так, вышли вы в восемь вечера, минут пять вы говорили с де Нантейлем, за три минуты быстрым шагом, вы ведь были в бешенстве, вы дошли до «Марижан»… В общем, в ту пору, когда мы предложили вам выпить за здоровье короля—запомните эту фразу!-- било восемь с четвертью. Запомнили? Так, Портос, куда мы направились, выходя с дежурства?
-- В кабачок «Марижан» на улице де Рош.
-- Почему мы туда пошли?
-- Там лучшие… ой, с королем о таком не говорят … в общем, там неплохая кухня!
-- Ужасная, строго между нами, но продолжим: как мы познакомились с Рене?
-- Мы предложили ему выпить за здоровье короля, он охотно согласился, мы разговорились… и мы убедили его просить мундир мушкетера!
-- Портос—с подозрением спросил Атос—вы точно все запомнили?
-- Клянусь!
-- Да, и я едва не забыл одну вещь—Рене, вам придется взять вымышленное имя, для вашей же безопасности. Подумайте над этим.
Арамис улыбнулся.
-- Ничего сложного здесь нет. Мы в детстве развлекались тем, что изобретали себе имена. Меня будут звать Арамис.
-- Вот как! А почему не Нерев?*
-- Потому что Неревом звали моего друга.
-- Вот теперь можно позавтракать,-- чуть улыбнулся Атос.— А куда делся Гримо? Он научился исчезать и из запертой комнаты? Талант.
-- Как раз перед вашим приходом мы отправили его в трактир. Кушать хотелось. – объяснил Портос. И глядя на не понимающего ничего Атоса, добавил—Через окно. Я хотел выкинуть его просто так, но Рене…
-- Арамис,-- перебил его Атос—Привыкайте. Рене больше нет.
-- Так вот, Арамис посоветовал спустить его на простыне.
-- Благодарю, Арамис—с чувством произнес Атос.
----------------------------------------------------------
*Верен, как и Симара-- имена библейских демонов



Дожидаясь в коридоре Лувра возвращения Арамиса и де Тревиля, оба изрядно переживали— как сказал один из мушкетеров, кардинал должен был прибыть с минуты на минуту. Шум по поводу убийства де Нантейля действительно поднялся большой и скорее всего кардинал спешил во дворец именно с требованием правосудия. Представив столкновение Рене, де Тревиля и кардинала, Атос слегка усмехнулся—право же, жизнь иногда подкидывает сюжеты, до которых не додумался бы даже хитроумный Вильям Шекспир.
Меж тем, кардинальская карета уже подъехала к подъезду, а Рене и Тревиль еще не вышли из королевского кабинета.
-- Как бы его задержать? – пробормотал Портос--- Может, в обморок упасть?
Атос с сомнением глянул на Портоса, слабо представляя себе его в обмороке, и покачал головой. У них было пять минут— именно столько требовалось кардиналу, что бы дойти из вестибюля до приемной короля, перед которой они и дожидались капитана.
Время шло. Кардинал приближался. Рене не выходил.
-- А может, как тогда в «Сосновой шишке»?— предложил Атос. Портос погрустнел, и решительно отказался:
-- Лучше как тогда, на улице Жак.
-- Тогда как на Юшетт—с облегчением решил Атос. Они с Портосом заняли исходные позиции и стали ждать появления кардинальской свиты.
Кардинал появился в коридоре, окруженный своими дворянами. Атос и Портос склонились в нижайшем поклоне, и приготовились разыгрывать комедию.
К счастью для одного из дворян герцога, и уж тем более для мушкетеров, тяжелая дверь распахнулась как раз вовремя, что бы Рене и кардинал разминулись, так и не узнав друг друга.
-- Ну что?—в один голос спросили оба. Рене счастливо улыбался и часто дышал от пережитого волнения.
-- Все в порядке, друзья мои. Я зачислен в полк и даже без испытательного срока— Его Величество был очень высокого мнения о моем отце. Тысячу раз благодарю вас за все. И вас так же, господин де Тревиль,-- поклонился он подошедшему капитану.
-- Рано радоваться, сударь. Я допущу вас к службе не раньше, чем проверю ваши способности к военному делу. Сегодня же и проверим, так ли вы хорошо фехтуете, как расписывал господин Атос.—При желании де Тревиль мог быть очень грозным и суровым.
-- Что касается вас, господа, то в наказание за отсутствие на утреннем смотре вы, во-первых, смените сейчас на часах де Жозе и де Нимуа, во-вторых, за все действия господина Арамиса будете нести ответственность лично. Месяца этак три-четыре, пока его высокопреосвященство не успокоится. Вам все понятно? А вы, господин, Арамис, отправитесь сейчас со мной на улицу Бак, где и дождетесь ваших опекунов. Есть вопросы?
-- Есть,-- кивнул Атос.-- Когда мне отправляться в отставку?
Тревиль долго смотрел на него, шевеля усами и раздувая щеки.
-- Я сказал, марш!-- рявкнул он.-- Не дождетесь вы отставки, пока я жив!
Мушкетеры отсалютовали, четко, по-военному повернулись, печатая шаг, отправились принимать караул. Рене зачарованно смотрел им вслед.
-- Отставку ему, -- гневно проворчал у него под ухом де Тревиль.-- Арамис, напомните мне, сразу как приедем, что бы я приказ уничтожил. А то я с этими головорезами совсем не справлюсь.

Встала очень поздно и рада этому - наконец-то позволила себе отдохнуть, а не вскакивать, как ужаленная, едва открыла глаза. Сделала для себя в сети небольшое открытие и вспомнила слова священника из моего предыдущего поста. Что ничего не надо просить у Бога - ему лучше знать, что будет лучше для вас. Боюсь, что так оно и есть.

А сегодня хочу поделиться очередной порцией истории графа де Ла Фер. Автор - моя тезка Nataly так это и назвала

"Попытка биографии Сами Знаете Кого".

Хозяин придорожной гостиницы сходил с ума от беспокойства – один из его постояльцев серьезно заболел. Беспокойство было вызвано не столько опасениями за судьбу гостя, сколько сомнениями в его платежеспособности. Приехав поздно ночью, дворянин, выглядевший вполне здоровым, занял номер и велел разбудить себя утром. Но утром у него началась горячка, пришлось вызывать лекаря, которому не удалось осмотреть больного, а удалось только взять плату с трактирщика. Три дня постоялец не запускал в номер никого и хозяин, нервно вытирая стол, начал уже обдумывать идею вломиться в комнату силой, как сверху на лестнице послышались шаги.
-- Я уезжаю.— Лицо мужчины было изнурено лихорадкой, но, не смотря на это, голос был властный и уверенный. Перевидавший множество людей трактирщик мог бы поклясться, что ему еще нет двадцати пяти, но подобные интонации и осанка скорее принадлежали тридцатилетнему.— Дайте счет.
--Но вы совсем больны.
-- Я здоров.— Возражать такому ледяному голосу было опасно, и трактирщик бросился к счетам. В то время как он, борясь со страхом и желанием наживы, умножал все цифры вдвое, ему в голову пришла великолепная идея, позволяющая одним махом убить двух зайцев.
-- Сударь.— Трактирщик поднял от конторки радостное лицо.—Вам ведь нужен слуга, вы же не можете ехать один, еще не выздоровев.
-- Я здоров.
-- Но такому важному барину как вы все равно нужен слуга. У меня есть паренек… всего за десять… ну хорошо, пять пистолей.
Постоялец безразлично кивнул и так же безразлично кинул на стол деньги. Подумал и прибавил еще несколько пистолей.
-- За лошадь для слуги,-- пояснил он.
Потирая ладоши, хозяин кинулся на кухню. Взятый неделю назад в услужение паренек, племянник трактирщика, прозванный за чрезвычайную подвижность лица Гримо, снова разбил тарелку. Но трактирщик был так счастлив от него отделаться, что не обратил на это никакого внимания, хотя тарелка была далеко не первой.
-- Быстро собирай вещи бездельник,-- крикнул трактирщик.— Ты куда-то едешь.
Лицо Гримо просияло. Он с размаху кинул на пол остальные тарелки и быстро выбежал в зал.


Капитан королевских мушкетеров де Тревиль был поднят с постели в два часа ночи. Выйдя в приемную прямо в халате и ночном колпаке, он оглянулся по сторонам, ища королевского гонца. Гонца не было, но был совсем еще молодой человек, лицо которого де Тревилю казалось смутно знакомым. После нескольких минут разговора, де Тревиль подписал приказ о зачислении в полк королевских мушкетеров графа де Ла Фер под именем Атос.



1620 г.
Королевская служба была чем-то похожа на жизнь в Наваррском колледже. Белыми ангелами мушкетеры взирали на свет божий при короле, но освободившись от августейшего взгляда, сразу же скидывали крылья с плеч и неслись в ближайший кабак или бордель. Как правило, среди других посетителей обязательно находился человек, чьи действия, разговоры или внешний вид оскорбляли тонкие нежные души королевских мушкетеров. Не найтись такой человек просто не мог. Дуэли вспыхивали на каждом углу, как сухой валежник жарким летом, они бывали беспощадны и кровавы, но никогда не были бесчестными. В число завзятых дуэлянтов и первых фехтовальщиков полка Атос попал уже через месяц службы.
Все оказалось проще и легче, чем он думал. Его прошлым не интересовался почти никто— половина полка носила вымышленные имена и скрывала свое происхождение. Кое с кем из сослуживцев он встречался еще в бытность при дворе родителей, но вида не подал, так же как и они. Его имя прозвучало лишь однажды, в нечаянной встрече на улице Сен-Лар.
Знание мельчайших деталей дуэльного кодекса и отточенная до блеска техника боя привлекали к нему других мушкетеров, постепенно появились и приятели. Гримо хотя и с трудом, но становился человеком. Глядя со стороны, можно было подумать, что жизнь налаживается.
Но это было не так.
Время шло, но, кажется, ничего не лечило. Мир продолжал оставаться тусклым и простым до отвращения, в ушах постоянно возникал треск разрезаемой ткани, пропадая только после нескольких бутылок вина. Как оказалось, жизнь тела не прекращается после смерти души, и разбитое сердце продолжает по-прежнему ровно биться. Наверное, даже ровнее, чем до. Этьен де Ла Фер боялся, хотя и никому не показывая этого, множества вещей. Мушкетер королевского полка Атос не боялся совершенно ничего— все страхи уже сбылись. С лихвой.
Он почти перестал улыбаться и спать, выглядел лет на десять старше своего возраста и не замечал свое тело – кому нужна оболочка без содержания?
Все, чем он жил с рождения--долг сына, долг сеньора, долг чести—было безвозвратно утеряно. Отца не было в живых, вассалы принадлежали другому человеку, а честь графа де Ла Фер теперь ничем не отличалась от исподнего портовой шлюхи.
Единственное, что устояло в его обрушившемся мире – принципы. Всегда-то соблюдавший собственные правила поведения, Атос теперь не отступал от них ни на пядь. Благородный сеньор всегда заботится о тех, кто слабее его, учтив с равными себе и верно служит тем, кто выше его. А еще благородный сеньор никому не выдает своих переживаний.

162… г.
В лавке торговца оружием было бы тесно даже не такому рослому плечистому человеку как Исаак, а уж он-то, подавленный и теснотой обстановки и величавым видом торговца всячески пытался стать поменьше. Торговец выкладывал оружие на прилавок с видом ювелира, показывающего свои сокровища зевакам. Многие из клинков Исаак видел впервые.
-- Вот, сударь— цедил торговец.-- итальянские шпаги, изготовленные по приказу Великого Генриха, упокой господь его душу, вот толедские клинки, так же сделанные специально для него.
За спиной Исаака скрипнула дверь, кто-то вошел, но ни юноша, в восхищении оглядывающий предложенные ему ценности, ни хозяин лавки, прикидывающий сколько бы содрать с наивного провинциала, как он сразу обозначил Исаака, не обратили на вошедшего никакого внимания.
Исаак колебался в выборе, и хозяин, почувствовав это, решил пустить в ход тяжелую артиллерию.
-- А вот, сударь,-- таинственным голосом произнес он,-- вот фламберг дамасской стали,-- лучшее, что есть в мире из оружия.
Фламберг был прекрасен и покорил сердце Исаака сразу же.
-- Сколько?
Хозяин назвал цену и Исаак решил, что ослышался. Но хозяин с делано-соболезнующим видом развел руками и потянулся взять оружие назад. Исаак судорожно схватился за кошелек, припоминая сколько же там осталось – Париж оказался чертовски дорогим городом.
-- Разрешите, сударь,-- раздался за спиной Исаака голос вошедшего, про которого все как-то забыли.
Он решительно взял клинок и принялся разглядывать его, время от времени вскидывая брови. Торговец следил за ним настороженно.
-- Дамасская сталь?
-- Дамасская,-- терять торговцу было уже нечего и он пошел напролом.—Вчера получили.
-- Да, конечно,-- согласно кивнул незнакомец, резко ломая клинок о колено.
Крик Исаака и хозяина слился с треском ломающейся стали.
-- Из Дамасска получили?— уточнил незнакомец. Хозяин, не отвечая, с болью смотрел на обломки, вежливо положенные на прилавок.
Исаак с восхищением глянул на человека, так легко сломавшего такой широкий клинок, и восхищение его еще более усилилось, когда он заметил, что тот одет в мундир полка королевских мушкетеров – сам Исаак поступил туда только вчера.
-- Сударь,-- вне себя от восхищения спросил Исаак— скажите, как вы сделали это?
-- Это?— спросил мушкетер, сломив шпагу, сделанную для Генриха IV.
-- Ага.
-- О боже мой, нет ничего проще. Просто берете и ломаете. Вот так. – Толедский клинок присоединился к итальянской шпаге.
Исаак попробовал. У него получилось. Он попробовал еще—что бы проверить и закрепить свой успех. Хозяин попытался издать какой-то звук, но мушкетер глянул на него и тот прекратил попытки.
-- Видите ли, любезнейший,-- объяснил мушкетер,-- на дамасских клинках ставятся совершенно особые клейма, и к тому же они бы не сломались от простого нажатия. Так же как итальянские и испанские шпаги, на которых, к слову сказать, клейма Эльзаса. А то что вы пытаетесь за дрянненький фламберг, взять цену Лувра, отягощает вашу вину.
Исаак тем временем вошел во вкус, и мушкетеру пришлось взять его за рукав, что бы вывести из лавки.
На улице Исаак посмотрел на мушкетера и понял, что тот ему очень симпатичен. В полутьме лавки было трудно разглядеть лицо и Исаак решил было, что имеет дело с человеком, намного старше его, но, глянув на полумальчишеские, хотя и идеально правильные черты, глаза, вокруг которых не было ни одной морщинки и непокорную прядь волос, которую мушкетер то и дело отбрасывал со лба, понял, что тот старше его быть может на пару лет, не больше.
-- Позвольте представиться,-- улыбнулся мушкетер.—Атос.
Исаак смутился. Имя себе он еще не придумал, а представляться по фамилии не хотелось.
-- Хорошо, -- еще раз улыбнулся мушкетер,-- скажете, когда придумаете.
-- Я вообще очень скор на выдумку,-- откашлялся Исаак,-- но признаюсь Вам, сударь, что, кажется, воздух Парижа слегка изменил меня. Господин де Тревиль в нашей приватной беседе так же посоветовал взять псевдоним для службы мушкетером. Видите ли мой род настолько богат и знатен, что я не могу даже намекнуть на свою настоящую фамилию. Но служить королю думаю я, почетно в любых войсках и под любым именем.
-- Так это вы вчера заходили в приемную Тревиля, в то время, когда я стоял на часах?
-- Я,-- польщено кивнул Исаак.—Вы меня запомнили?
-- Сударь, трудно не запомнить человека такого роста.
Исаак выпрямился и со вкусом развернул плечи. Атос ему определенно нравился, к тому же он так лихо проучил прощелыгу-торговца…
Исаак остановился.
-- Сударь, так что этот негодяй… он хотел меня обмануть?—потрясенно спросил он—возможность такого коварства просто не укладывалась в голове.
-- Думаю, да.
Исаак резко развернулся и ринулся к лавке торговца.
Ощутив слабый интерес к происходящему и немало этому удивившись, Атос занял наблюдательную позицию напротив, на другой стороне улицы. Ждать пришлось не долго. Дверь лавки распахнулась, и незадачливый мошенник запрыгал по мостовой тем самым местом, на котором он так важно восседал. Следом за ним полетело разнообразное оружие.
Атос закусил губу. Новоиспеченный мушкетер, в котором за версту угадывался нормандец, картинно стоял в дверях разгромленной лавки, отряхивая руки. Славный юноша, черт побери.
-- Сударь, -- произнес, подойдя, нормандец,-- я придумал себе имя. Должно быть, в то время, когда я мутузил этого прощелыгу, на меня снизошло озарение. Меня зовут Портос.
-- Рад за вас,-- улыбнулся Атос.— Имя это очень много.
-- Кстати, Атос, куда вы направляетесь? Должен признаться, вы мне симпатичны и раз уж мы с вами однополчане, надеюсь, вы поделитесь… как бы это выразить…
-- Цеховыми секретами? Я могу рассказать то, что знаю, боюсь только, что знаю не слишком много. Здесь недалеко есть неплохой кабачок, возможно, там будет удобнее?
Портос с готовностью согласился – парижские кабачки он успел полюбить самой искренней любовью.
Они посетили один кабачок, потом еще один, потом, поняв, что разговор интересный, а кабачки закрываются чересчур рано, перебрались на улицу Феру, на квартиру к Атосу, напугали хозяйку и в конце концов заснули прямо на середине разговора.
На следующий день они выбрали для Портоса замечательный клинок и продолжили посещение кабачков, умело чередуя это с несением королевской службы, и разумеется, дуэлями—королевский эдикт господа королевские мушкетеры восприняли с явным неудовольствием и даже подозревали подлог документа.

Хоть сегодня проснулась почти без головной боли. Зато рано, еще и девяти не было, больше заснуть не смогла. В голове какие-то "святые" мысли про благодатный огонь... Видно, что-то такое было во сне. И это неудивительно - где-то внутри ворочается замысел нового поста на эту тему. Потом смотрела вчера наш сериал "Григорий Р." с Машковым в роли Распутина. Очень прониклась. Он тоже напомнил о том, что в реальности все может быть иначе, чем нам пишут в учебниках и говорят по телевизору. Все можно представить по-разному.
И сама вчера взывала к Высшим Силам. Наверное, потому к вечеру на душе стало так спокойно.
Хотя реальность далека от идеала. Дневник все же постоянно становится источником огорчений. Вряд ли это кто-то поймет. Не буду об этом.

Продолжу то, что решила написать о своих религиозных исканиях.

Если говорить о новых временах, то бишь о перестройке и иже с ней, то вначале я все это восприняла на ура. Казалось, что все будет теперь иначе, ярко и красиво. И какое-то время так и было. Помню в какой пришла восторг от изобилия книг, которыми стали торговать на каждом углу, а особенно в метро. Это у меня тогда еще совсем не было денег, а то бы вообще скупила все, что нужно и не нужно. Ну, и видеокассеты. Тоже были буквально на каждом углу. Вся классика мирового кинематографа. Вот оно счастье!

Наверное, в тот период я как-то сама начала приобщаться к Вере. В моей библиотеке потоком пошли просветительские книги религиозной тематики, Библия. Помню, что читала и не очень традиционные в этом плане книги. В частности "Великие Посвященные". Это было репринтное издание, которое я купила где-то на книжных развалах. Вообще меня, наверное, всегда тянула в разные неизведанные миры. Потому и заинтересовалась этой книгой. Речь там шла о Мистериях. И помню, что более всего меня заинтересовала описанная там самая древняя история. Светловолосая раса, жившая на территории Индии. О том, как верх на Земле брала то одна, то другая раса. Там , где побеждала черная - возникли Испания, Греция, Турция. Белые одержали победу на месте нынешней Скандинавии, Германии, Франции.

И были перечислены Великие Посвященные - Гермес, Орфей, Моисей, Христос.

Еще тогда выходили небольшие сборники АУМ - где было много чего написано о разных религиозно-философских учениях. И мне запомнилось , как там одному философу сказал какой-то старец : Церковь отвергнет тебя, но Церковь это еще не Бог.

Короче, понемногу я приобщалась к религии, но в церковь практически никогда не ходила, за исключением каких-то печальных событий. Меня как-то потащила в храм подруга, та, что со мной на фотографии в библиотеке. Потащила туда перед экзаменом, которого очень боялась. Когда мы вышли , она со вздохом сказала: Ну, вот мне уже легче, прямо камень с плеч упал. Но я ничего такого не почувствовала. Да и позже, должна сказать, такое бывало довольно редко.

А потом случилась несчастная любовь... Ну, и как-то, наверное, до этого еще не было больших ударов судьбы. Короче, я, наверное, в душе задавалась вопросами "Почему?" и "Что делать?" И случайно, в Библио-Глобусе натолкнулась на книжки автора с экзотическим именем Эль Тат "Лекарство для души " и что-то про карму.
Там не раскрывались какие-то глобальные тайны мироздания, но это была попытка показать, что во Вселенной все происходит по своим законам. Сейчас могу сказать, что все это было общо и довольно туманно. Но это было начало. И мне запомнилась фраза "Свет только светит, но тьма уже отступает"

Я выкладывала что-то оттуда вот здесь morsten.diary.ru/p212860706.htm и здесь morsten.diary.ru/p212861606.htm

А потом позже была безработица, каша на завтрак, капуста на обед и ужин. Все как в книжках про нелегкую жизнь бедняков на Западе. Плюс к этому умерла моя собака. Было очень тяжело. И помню, что начала молиться. Знала-то, собственно , только Отче наш и молитву Богородице. В тот период очень помог отец, практически содержал. Но работу я даже с его помощью очень долго не могла найти. Это было время дефолта 1998 года.

И в этот период попали в руки книги Свияша. Наверное, для меня тогда это было откровение. Автор своими словами пытался создать картину нашего и того "другого" мира, много говорил о грехах. Но не так, как об этом говорят священники. Он рассказывал, что наши неблаговидные мысли, чувства и поступки непосредственно связаны с качеством нашей жизни, и когда их набирается немалое количество, нас начинают воспитывать.Причем, интересно, что плохие мысли оказываются порой гораздо хуже недобрых дел, и более того, они привлекают к нам, мягко говоря, неприятности.
Начинала выкладывать вот здесь под этим тэгом morsten.diary.ru/?tag=5533070

Потом остановилась, показалось, что моих читателей это не особенно интересует.
Потом у Свияша обнаружила еще очень интересную технику прощения. Он предлагает частично и с ее помощью очиститься от своих грехов. Она состояла в том, что вы перебираете в памяти всех, с кем встречались по жизни и просите у них прощения, а потом в свою очередь сами прощаете их. Естественно, делать это надо не на автомате, а прочувствованно , представлять человека, вспоминать, что было не так, как вы могли его обидеть. Я этим занималась и мне кажется, что это мне каким-то образом помогло, по крайней мере, работа у меня вскоре появилась. Причем самым чудесным образом. Позвали в ту же организацию, откуда сократили, только в другое отделение.

Помимо прочего Свияш предлагал кое-какие теории и приемы для того, чтобы "не нахватать" новых проблем. Помню, что я одно время ревностно следила за тем, что происходит у меня в душе и в голове, старалась не раздражаться, избегать недобрых мыслей. Но, на самом деле, это почти невозможно)

Потом через некоторое время спустя я еще ознакомилась с транссерфингом. Это скорее способ достичь желаемого, чем какие-то законы мироздания, но в то же время это тоже было объяснением каких-то закономерностей во вселенной. Любопытно было испробовать что-то на своем опыте. Что-то получалось, что-то нет. А транссерфинг привел меня к книге Клауса Джоула про посыл любви Вот по этому тэгу morsten.diary.ru/?tag=713 есть все, что я смогла написать по этому поводу. Это был уже совершенно новый опыт, и мне кажется, я научилась чувствовать какие-то энергетические потоки.

Если вдруг кто-то захочет поговорить на эти темы, буду рада.

А сейчас хочу сказать, что после изучения этих и подобных книг и учений, у меня создалось какое-то смутно представление о Божественной силе, о Боге. Я вроде не могла назвать себя атеисткой, я верила в какие-то высшие силы. Даже крестилась в критические минуты, но назвать себя православной или даже христианкой могла лишь весьма условно. А вот наоборот религия античности или древней Руси меня притягивала, иногда обращалась к этим древним богам.
Пишу сейчас все это для того, чтобы пояснить, что никак не являюсь воинствующей фанатичной христианкой. Чтобы это было ясно, когда решусь признаться в том, какого мнения придерживаюсь сейчас и во что верю.