суббота, 22 сентября 2018
16:47

Тайна Тэнкервилльского леопарда Глава 16

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Глава 16

Есть что-то невыразимо омерзительное в том ощущении, когда что-то стекает у вас по шее. Еще хуже если вам точно известно, что это за жидкость. От дождя, конечно, никуда не денешься, но теплая собачья моча – это совсем другое дело. На минуту я почувствовал тошнотворное отвращение, которое поднялось не из гортани, а где-то под ложечкой и по спине побежала дрожь.
От меня исходил ужасный запах, и плюс ко всему мокрый кусок сгнившего капустного листа попал мне под рубашку. Это злосчастное событие, однако, принесло хоть какую-то пользу, кутилы из таверны вдоволь посмеялись над моим злоключением и теперь были уже не так враждебно настроены.
- Вон отсюда, кровосос, - раздался хриплый голос у меня над головой. – Я выплатил свой долг и ты не получишь больше не пенни. А сейчас убирайся, пока я не спустил на тебя собак.
- Мистер Шерман, - обратился я к нему.
Передо мной быстро промелькнуло землистого цвета морщинистое лицо, увенчанное непокорной копной седых волос, а потом на меня полетели несколько костей и то, что, мягко выражаясь, можно было назвать пищевыми отходами.
- Все, я тебя предупредил. У меня здесь есть волкодав, и он неделю ничего не ел.
- Я слышал, что вы принимаете к себе бездомных собак, - поспешно сказал я. – У меня здесь раненый пес.
Эти слова произвели волшебное действие. Из окна высунулся человек с большой головой, жилистой шеей и самыми покатыми плечами, какие мне только приходилось видеть. Мистер Шерман высунулся еще дальше, лишь слегка держась за раму, так, что я был уверен, что он, наверняка, упадет. Надев синие очки, он, прищурившись, посмотрел на нас.
- Вы не от домовладельца? – с подозрением спросил он. – Вы похожи на судебного пристава, молодой человек.
- Я ни с кем таким не связан, уверяю вас.
Казалось, мои слова его успокоили. Он исчез, и минуту спустя я услышал, как дверь отпирают. Она приоткрылась совсем чуть-чуть, и через эту щель мистер Шерман стал пристально разглядывать меня.
- Раненый щенок, говорите? – сказал он. – Что с ним случилось?
- Его жестоко потрепала другая собака.
- Тогда вам лучше войти.
Дверь распахнулась шире. Кто угодно помедлит, оказавшись лицом к лицу перед сворой рычащих собак, и должен признаться, что после последней моей встречи с этим животным я не горел желанием вновь оказаться в столь же рискованной ситуации.
Шерман, однако, обращался с ними, как со стайкой озорных малышей.
- Ну, ну, будь хорошей собакой и отойди от этого молодого джентльмена,- сказал он, оттаскивая от меня за ухо черную лохматую дворняжку. – Не обращайте на него внимания, сэр, у него только вид такой, но туп, как пробка. Отпугивает грабителей, но не дай ему бог когда-нибудь столкнуться с ними нос к носу. Упадет замертво от такого, уж вы мне поверьте.
Псы подчинились увещеваниям старика и разошлись по своим углам. Когда мои глаза немного привыкли к полумраку, я заметил в этой комнате блеск множества глаз и услышал шелест крыльев. Прямо передо мной вдруг мелькнули какие-то белые брызги, и я услышал хриплые ругательства, произнесенные странным высоким голосом.
-А ну-ка, повежливей, Колин, - сказал Шерман сидевшей на стропилах птице с изогнутым клювом и ярким опереньем. – Простите, сэр, он так дурно воспитан, что просто поразительно, ибо он принадлежал некогда одной пожилой леди из Пэкхэма. И уж поверьте, это еще очень мягко, по сравнению с тем, как на прошлой неделе он назвал викария.
Он указал жестом на стол, на котором сидела мартышка, одетая в красный жилет, которая деловито ковырялась в тарелке с запеченными фруктами. С возмущенным воплем она бросилась прочь, когда Шерман согнал ее оттуда, и уселась на спинке кресла, откуда начала бросаться в спящего кота орехами из стоящей рядом миски.
Я осторожно опустил Тоби на освободившееся пространство, чтобы Шерман мог его осмотреть. Для человека с такой грубоватой внешностью он удивительно мягко обращался с раненым животным. Когда он стал развязывать бинты и исследовать раны, песик недовольно заворчал. После минуты такого осмотра Шерман выпрямился и поправил очки.
- Это был бойцовый пес?
Я кивнул, не ожидая, что он так быстро придет к подобному выводу.
- Видел подобное и раньше, много раз, - объяснил он. – Это видно потому, что они всегда бьют в одно и то же место. Понимаете, они так обучены. Вот таких малышей называют вкусовыми собаками, таким образом, у мастифов развивается склонность к вкусу крови. Обычно, их остригают наголо, и большие собаки знают, куда укусить, чтобы их укус оказался смертельным.
- Он будет жить?
Шерман задумался.
- Должен. Я видел, как собаки выживали и с гораздо более тяжелыми ранениями. Но это зависит от того, хотят ли они выжить сами. Некоторые просто теряют волю к жизни. – Он провел рукой по морде Тоби и был вознагражден проблеском интереса, с которым щенок начал принюхиваться. – Он поправится. Он крепок духом. Как его имя?
- Тоби.
- Ваша собака?
- Она досталась мне по наследству.
- И теперь вы хотите, чтоб я вас от нее избавил?
Мне почему-то было очень неловко признать правдивость его слов.
Старик кивнул.
- Не смущайтесь, сэр. Ведь вы, по крайней мере, принесли его сюда, и сделали , таким образом, гораздо больше , чем многие другие на вашем месте. Ну, а теперь, - заворковал он, обращаясь к щенку, пока перевязывал его раны, - давай посмотрим, как нам помочь тебе.
Пока он занимался Тоби, я огляделся вокруг. Животные тут были повсюду, начиная с птиц, которые чистились, и их перья летели на сидевших внизу псов, и заканчивая клеткой, где вплотную друг к другу свернулись клубком несколько хорьков, да так, что вы не могли бы сказать, где начинается один и заканчивается другой. Эта комната граничила с другой, кухней, где яркое пламя горящего очага притягивало к себе пристальное внимание нескольких кошек и собак. Через стекло двери черного хода мне виден был двор, по которому носились несколько терьеров.
Куда большее замешательство вызывали находившиеся здесь мертвые звери, пребывающие в различных стадиях подготовки к тому, чтобы превратиться в чучел. Безглазая сипуха лежала на боку на верстаке, окруженная различным материалом, применяемым для набивки этих экспонатов. Толстая ветвь, лежавшая рядом, очевидно, предназначалась в качестве ее окончательного насеста, и здесь же лежали два стеклянных глаза, которым предстояло занять место в пустых глазницах птицы. Это было наглядным доказательством того, что является основной сферой деятельности мистера Шермана.
Однако, относительно шкуры курчавого коричневого с белым спаниеля, перевешенной через спинку кресла, у меня не было полной уверенности . Четыре лапы свободно свисали вниз, а голова, лишенная находившегося под шкурой черепа, покоилась на изголовье. И тут я засомневался относительно того, как сложится в этом заведении дальнейшая судьба Тоби.
- А чем именно вы занимаетесь здесь, мистер Шерман? – спросил я.
- Я был чучельщиком, - ответил он. – Работал в приличном костюме в Клеркенвелле, пока меня не уволили.
По мере того, как воображение подсказало мне целый ряд возможных и весьма неприятных ответов, мои сомнения все более росли.
- Почему?
У него вырвалось недовольное восклицание.
- Ну, скажем так, потому что годы моей юности уже миновали. Ну, и глаза начали меня подводить. В этом деле нужно иметь хорошее зрение – вы не можете позволить себе ошибаться. И поэтому я здесь. Оттуда мне еще присылают работу, сделать чучело или что-то в этом роде. Это мелочь по сравнению с медведями и тиграми, с которыми я привык работать, но лишних денег не бывает. Так я могу кормить своих животных.
Он говорил спокойным ровным тоном. Либо он говорил чистую правду, которую воспринимал как неминуемую данность, которую невозможно отменить, либо был самым лучшим лжецом, какого я только знал.
- А собака? – я указал на шкуру.
-Это Лаки, пес старой миссис Хэтуэй. Она не в силах расстаться с ним и после его смерти, и как только эта шкура просохнет, он вернется к ней в качестве меховой полости, которой она сможет укрывать свои колени.
Мне это показалось довольно странным пожеланием, но я никогда не критиковал ничьих предпочтений.
- А другие животные?
- Бездомные и никому не нужные, - сказал он. – Они попали ко мне один за другим, и у меня не хватит духу выставить их за дверь. Молли была первой, - он кивнул на крепко спавшую у камина старенькую собачку, морда которой была покрыта седой шерстью. – Я встречал ее когда-то по пути на работу. Тогда она была маленьким щенком, исхудавшим, но очень дружелюбным. Всегда готова была откликнуться на доброе слово. И вот в одно прекрасное утро я нашел ее лежащей полумертвой в сточной канаве. Какие-то мальчишки избили ее просто ради потехи, да еще к тому же отрезали ей половину хвоста. Я не мог оставить ее там, поэтому принес домой. А потом ко мне попадали и другие собаки. Вместе с Тоби у меня теперь тридцать восемь собак. – Он печально вздохнул. – А , знаете, чего мне стоит прокормить их всех…
Я понял, что это был намек на то, что я должен что-то пожертвовать на его нужды. Поскольку благодаря мне у него появился еще один едок, это было вполне справедливо. Я выгреб из кармана свои последние монеты – пять пенни – и положил их на стол.
- Как любезно с вашей стороны, сэр, - сказал Шерман с благодарной улыбкой. – Многие просто подбрасывают своих собак к моему порогу и больше не кажут сюда нос.
- Мистер Шерман, хоть это и правда, что я не могу дать ему пристанище, я не покидаю его на совсем. Возможно, иногда мне может потребоваться его помощь. У него отличный нюх, который уже как-то оказал мне бесценную услугу.
- В таком случае, сэр, мне лучше написать ваше имя у него на ошейнике, чтобы я знал, кому он принадлежит.
- Мистер Холмс, - рассеянно сказал я. – Шерлок.
Шерман нацарапал имя на куске бумаги.
- Ну вот, значит, Тоби принадлежит мистеру Шерлоку.
- Нет, мистеру Холмсу.
- Именно так , сэр. Мистеру Холмсу Шерлоку. Видите, я так и записал.
Я подумал, что спорить не имеет смысла. Все почти так и есть.
- Что ж, мистер Шерлок, я постараюсь, чтобы Тоби был к вашим услугам, как только он вам понадобится. Если, конечно, я все еще буду здесь.
- Вы уезжаете?
- Я бы ни за что. Это все лендлорд. Продолжает поднимать плату за квартиру, а мы, живущие на этой улице, продолжаем этому противиться. Не знаю, куда нам деваться, если он нас выселит.
- А ваш лендлорд – это окружная строительная компания? Ведь эта земля принадлежит ей, верно?
- Может быть, и так, но этот малый – их арендатор, а мы в свою очередь – его. Он говорит, что может запрашивать с нас любую плату, какую только пожелает, но наш викарий говорит, что это уже переходит все границы. Он говорит, что мог бы с этим что-то сделать, но члены правления – очень занятые люди.
- Что вам нужно, мистер Шерман, так это хороший адвокат.
Он печально улыбнулся.
- У нас тут не хватит денег даже и на плохого, мистер Шерлок.
Такая ситуация не могла не вызвать моего сочувствия. С последнего нашего разговора с Майкрофтом меня не оставляли мысли о том насколько законно действовал мой брат, лишая меня дохода от отцовского поместья, с шиллингом в качестве подачки или без него.
Я готов был признать, что в некоторой степени проблема возникла из-за того, что я сам не возражал против того, чтобы он один управлял нашими финансами. Оглядываясь назад, теперь я понимал, что мне следовало настаивать на том, чтобы по достижении мной совершеннолетия у нас были равные права в финансовом отношении. Теперь будучи лишенным таких прав, я должен был проконсультироваться с юристом относительно сложившейся ситуации.
Но , как сказал Шерман, все дело было в том, что услуги юристов обходились недешево. Отдавая ему свои последние пенни, я решил, что должен сам разобраться в тонкостях английского законодательства, либо найти какой-то другой источник финансирования. К сожалению, ни то, ни другое не случится сию же минуту и ничто не избавит меня от долгой дороги домой в такой ненастный и пасмурный день, что видимо, он напугал даже солнце, которое спряталось за тучами и не желало показываться.
Оставив Тоби в надежных руках Шермана, я поднял воротник, чтоб хоть как-то защититься от холода и отправился в Блумсбери. Дорога заняла у меня больше времени, чем я ожидал, и к тому моменту, когда я достиг Монтегю-стрит, ноги у меня ныли, а обожженная рука начала кровоточить под воздействием холодного ветра, который обжигал даже сквозь тонкую ткань перчаток, и трения тяжелого вещевого мешка, который я пронес почти через весь Лондон.
Мое возвращение привело мою хозяйку в уныние. Она в весьма недвусмысленных выражениях выразила свое разочарование от того, что я решил вернуться, в то время как у нее появилась надежда, что она больше меня не увидит, и сможет найти другого, как она сказала, гораздо лучшего постояльца . И это, естественно, напомнило ей о том, что хоть я до этого и выплатил свою задолженность по квартирной плате, но теперь должен заплатить еще за одну неделю.
И она хотела знать, есть ли у меня деньги, потому что если нет, то к ней заходил сын деревенского сквайра, которому нужна комната. Мне очень захотелось сказать ей, что происхождение не является гарантией платежеспособности, что доказывает мой собственный пример. Но вместо этого, я заверил ее, что очень бы хотел сохранить за собой комнату и что вскоре она получит плату за квартиру. С этими словами я удалился к себе и плотно закрыв дверь, отгородился таким образом от внешнего мира.
Тем богачам, что жалуются на бремя своего богатства, я от всего сердца хочу предложить попробовать остаться без него. Не прошло и суток, как я лишился средств существования, а уже еле-еле сводил концы с концами.
Я подумал, что, если я когда-нибудь стану платежеспособным, то неплохо было бы пересмотреть свое отношение к финансам. Похоже, что деньги у меня в кармане не задерживались. От тех двух фунтов, что одолжил мне Лестрейд, давно уже ничего не осталось, и я ухитрился быстро истратить даже тот шиллинг, что послал мне Майкрофт. Я отдал деньги плачущим женщинам и уличным мальчишкам да еще немного пожертвовал на доброе дело. Теперь у меня было только то, что находилось в этой комнате.
От полного отчаяния меня спасала лишь мысль о вознаграждении, обещанном майором Прендергастом. Однако, до того, как я очищу его доброе имя от клеветы, мне нужно каким-то образом за все платить самому. Выход из этого положения был очевиден, хотя и был не слишком достойным. А проще говоря, придется покориться вынужденной необходимости и пойти в ломбард.
Но что туда отнести? Вот в чем вопрос. Принято закладывать одежду, хотя мне это кажется весьма унизительным. Все мои книги старые и, к тому же, все они довольно странной тематики, вряд ли кто-нибудь проявит к ним особый интерес. Единственным ценным предметом, находящимся в моем распоряжении была моя скрипка, но мысль о том, чтоб заложить ее, приводила меня в отчаяние. Подлинные скрипки Страдивариуса были редкостью, а, приобретенные за пятьдесят пять шиллингов и подавно.
Но ничего не поделаешь, и я заверил сам себя, что скрипка пробудет там недолго, самое большое, сутки. Если к сегодняшнему вечеру майор Хэндимэн за свои злодеяния не попадет в руки правосудия, то я буду не единственным, кто будет страдать от такой неудачи.
С тяжелым сердцем я почтительно положил скрипку и смычок в футляр и закрыл крышку. Я отверг идею о том, чтобы отнести ее назад в ломбард на Тоттенхэм-Корт-роуд, где я прибрел ее, опасаясь, как бы ростовщик не понял свою ошибку. К счастью, я как раз вспомнил, что видел вывеску ростовщика на Бери-стрит, одной из боковых улиц, что лежат к югу от Британского музея. Местность выглядела довольно приятно, поэтому я взял то, что могло мне пригодится предстоящей ночью и , не медля, тронулся в путь.
С наступлением сумерек на улицы вышли фонарщики и приступили к своей работе, пробуждая от сна газовые фонари, которые осветили желтоватым сиянием снежные сугробы и придорожную слякоть. Идя по Бери-стрит, я увидел неяркий свет, струившийся из витрины лавки ростовщика, и поспешил туда, пряча лицо в шарф, чтобы ненароком меня кто-нибудь не увидел.
И мое быстрое появление почему-то напугало хозяина, круглолицего человека средних лет, плешивую макушку которого окружали сальные каштановые завитки. Он стоял на стремянке, расставляя в алфавитном порядке тома, стоящие на верхней полке, и порыв ветра, принесшийся с улицы следом за мной, едва не сорвал его с этого шаткого насеста. Когда к нему вернулось самообладание, он любезно улыбнулся, хотя эта улыбка, как я заметил, не затронула его живых голубых глаз , и предложил мне войти.
Сказать по чести, такая ситуация была внове для меня, и боюсь, что мистер Генри Чиппендэйл прекрасно сознавал, как неловко я себя чувствую. Он говорил мягким и поразительно елейным тоном, одновременно успокаивая и смущая меня. Взяв лупу, он очень тщательно исследовал мою скрипку.
То, как он положил лупу на стол, и выражение сдержанной радости, появившееся у него на лице, заставили меня насторожиться. Над его верхней губой выступили капельки пота, которые он вытер синим вышитым носовым платком, и стал еще более заискивающим, чем прежде.
- Красивый инструмент, - сказал он, взглянув на меня еще более заинтересовано.
- Да, действительно.
Он склонил голову.
- Я должен спросить. Некоторые непорядочные люди, давайте назовем их так, пытались сдавать под залог вещи, вовсе им не принадлежащие.
- Могу вас заверить, что у меня есть на нее документы.
Он нервно облизнул нижнюю губу.
- Отлично. И вы знаете, что это очень ценная скрипка?
- Знаю, - сказал я довольно поспешно, ибо глаза мистера Чиппендейла заблестели еще сильнее. – Мне также известно, что производство весьма качественных копий этих инструментов доведено почти до совершенства. Полагаю, что сейчас в мире существует гораздо большее количество таких скрипок, чем то, что изготовил сам старинный мастер. И скрипки, имеющие сертификат подлинности стоят гораздо выше тех пятидесяти пяти шиллингов, за которые я приобрел ее на одном достойном аукционе.
Уверенность, с которой я несколько приукрасил действительность, заставила поблекнуть елейную улыбку мистера Чиппендейла.
- Совершенно верно, - сказал он.- Хорошо быть уверенным в таких вещах. – Он любовно провел рукой по инструменту. – Однако, это вещь редкой красоты. Если человек не может позволить себе иметь подлинную скрипку, то и эта вполне ему подойдет. Я и сам в некотором роде энтузиаст и особо изучал работы Антонио Страдивари.
У меня замерло сердце.
- Конечно, всегда можно отличить подлинную скрипку Страдивари от поддельной. К примеру, золотистый цвет, с годами принявший более мягкий оттенок, уникальный рисунок отверстий, характерный обвод внешних линий. Метка внутри вашей скрипки весьма убедительна, но это значит, что то, что может сделать один человек, другой может скопировать.
Он положил инструмент в футляр, и я смог облегченно выдохнуть.
- Говорите, пятьдесят пять шиллингов? Думаю, что такая цена меня устроит.
- Я надеялся получить больше.
Он немного подумал и пожал плечами.
- Что ж, учитывая качество инструмента, скажем, пять фунтов и один шиллинг вас устроит?
-Этого будет достаточно.
- С условием, что сумма должна быть внесена в течение трех дней. Студенты, - сказал он пренебрежительно, от его льстивого тона не осталось и следа, - это вечные должники. Учитывая столь большую сумму залога, я должен как-то возместить свои расходы.
Я не был уверен, стоило ли мне радоваться или огорчаться, что мой нынешний облик производил столь невыгодное впечатление. Слишком процветающий вид заставил бы его сделать переоценку скрипки; а так, когда у него создалось довольно нелестное мнение обо мне и моем праве владеть в дальнейшем столь бесценным инструментом, у меня были неплохие шансы получить назад свою Страдивари, а не какую-то дешевую подделку, которой предприимчивый мистер Чиппендейл мог бы ее заменить.
И он вполне мог бы произвести замену, ошибочно считая, что я этого не замечу. Ведь стоя перед ним, я заметил, что за стеклянны шкафом спрятаны статуэтки из стаффордширского фарфора… И как я смогу что-то оспаривать, когда сам утверждал, что моя скрипка всего лишь подделка?
К тому времени, когда я ушел, получив свои деньги, я убедил себя, что расстаюсь со скрипкой не навеки. Я надеялся только на то, что вернусь за ней прежде, чем у него появится возможность продать ее или найти ей правдоподобную замену. Только одно мое безрассудство, укрепившее во мне эту уверенность , когда я направился в тот вечер в Тэнкервилльский клуб, привело ко всем тем событиям, что последовали за этим.
***

Можно сказать, что довольно проходная глава, но не самая легкая) Описаний было более, чем достаточно. Пришлось даже кое в чем покопаться по поводу скрипок Страдивари.
Но не могу не отметить, что события все же неуклонно движутся к развязке.

А я пока пойду копаться в своих аналах и искать сокровища по всем пунктам своей программы-минимум, в которую я кстати, забыла вписать маленький фик о генерале Гордоне)

@темы: Шерлок Холмс, Westron Wynde, Тайна Тэнкервилльского леопарда

URL
четверг, 20 сентября 2018
21:42

Дороти Сейерс. Холмс в колледже Часть 2

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Первая часть находится здесь morsten.diary.ru/p215980950.htm


Тупо выложу то, что еще перевела из этой статьи, но дальше, наверное, переводить не буду. Поясню только, что здесь в этом параграфе речь пойдет о Tripos - экзаменах на отличие, которые дают право на степень бакалавра
***

В любом случае, дата 1875-й, которую предложил Белл явно является слишком поздней для «Глории Скотт», основанная на предположении, что Холмс не мог поступить в университет до 1873 года; однако, он считает, что эти события вполне могли произойти в летние каникулы после окончания второго курса. Сама я, подробно рассмотрев этот вопрос, считаю, что дело было в 1872 году. Более ранняя дата может еще больше запутать и смешать всю хронологию «Глории Скотт»; но она в любом случае столь несостоятельна, что еще немного путаницы нисколько не ухудшит положения.
Мы можем пролить некоторый свет на этот предмет, если рассмотрим, что изучал Холмс в университете.
Нам мало известно о родителях Холмса и о его детстве. Мы знаем, что он был благородного происхождения, и то, что он был стеснен в отношении финансов, доказывает тот факт, что во время его первой встречи с Уотсоном в 1881 году он не мог сам целиком оплатить всю их квартиру на Бейкер-стрит. Мы можем, таким образом, заключить, что его отец был не богат, и вполне возможно, что он приехал в Кембридж с условием обучения и получения стипендии в одном из небольших и менее дорогих колледжей. Если бы он был студентом-стипендиатом, то вполне естественно, что он намеревался бы получить диплом с отличием, и, было бы, в самом деле, удивительно, если бы человек с такими исключительными способностями удовольствовался бы сдачей обычных экзаменов.
В те времена, основными экзаменами, которые он мог бы сдавать, были: этика; естественные науки; право и история; теология; математика; и знание древних языков и литературы. Древние языки и литературу мы можем исключить сразу; нет ничего более далекого от сферы интересов Холмса. И случайные упоминания им древних философов никак не могут служить подтверждением, что он готовился некогда к экзаменам по этике. Скорее это говорит о не систематическом изучении, нежели о глубоком знании предмета, тогда как (как указывал преподобный Нокс) некоторая его неопределенность в терминологии говорит о том, что, несмотря на большие способности по части логики, Холмс не был в совершенстве знаком с методами академической философии. Его знание терминологии в области логики также не лишено изъянов.
Столь же уверенно мы можем исключить и математику - не столько вследствие наклонностей его ума, который, кажется, просто создан для изучения и исследования, сколько из-за его утверждения, что «занимался я вовсе не тем, чем мои сверстники». В тот период, как и в последующие, экзамены на отличие по математике в Кембридже были самыми серьезными и наиболее известными из всех. В 1874 году студентов, сдававших экзамены на отличие по математике, было 111 против 71, которые сдавали экзамены по классическим языкам, и было абсурдно предположить, что среди однокашников Холмса не было множества этих студентов-математиков.
Таким образом, наш выбор ограничен правом и историей и естественными науками.
Право, несомненно, весьма его привлекало. Старые экзамены по праву и истории, упраздненные после 1874 года, включали в себя римское право, уголовное право, международное право, правовые вопросы, юриспруденцию и право собственности. Таким образом, юридическая сторона экзаменов была намного больше исторической, которая состояла всего лишь из политической истории Европы и истории Англии. И вполне естественно было бы задать вопрос: мог ли студент, изучающий историю, быть столь несведущ о событиях Крымской войны, чтобы не заметить нелепой ошибки в датах в рассказе старого Тревора о его бурной молодости? (Даты Крымской войны и Золотой лихорадки сами по себе верны; но Холмс, кажется, считает, что военные действия произошли за тридцать лет до «Глории Скотт» и лет за десять до его собственного рождения, тогда как он родился или во время этой войны или перед самым ее началом.)
Ответим, что это вполне возможно. Вследствие той академической теории, что ни одно хоть сколь- нибудь значительное событие не считается историческим, пока не останется в живых тех, кто был его очевидцем, и программа экзаменов на отличие по политической истории Европы ограничена 1817-1830 годами, что же касается истории Англии, то были охвачены годы с норманнского завоевания и смерти короля Джона и по 1647-88 годы. Не было письменных экзаменов по английской ил же европейской истории; так что более, чем вероятно, что человек, сдавший эти экзамены, может быть в полном неведении о событиях, последовавших за 1830 годом. С другой стороны, Холмс, кажется, был знаком с событиями Великой Революции 1647 года, которая как раз относится к тому периоду, о котором было сказано ранее. Экзамены по Истории и Праву не пользовались большой популярностью, в 1874 году насчитывалось только 34 кандидата, сдававших их, однако мы вместе с тем не можем не рассматривать такую возможность.
Но когда мы подходим к экзаменам по естественным наукам, вероятность переходит в уверенность. Это изначально те экзамены, которые по нашим предположениям должен был сдавать Холмс, исходя из его наклонностей и известных нам знаний. Сфера, которую охватывали эти экзамены, была чрезвычайно широкой, включая химию, минералогию, в состав которой входила кристаллография, геологию и палеонтологию, биологию, в которую входила ботаника, анатомия и физиология. Конечно, не предполагалось, что студенты сами ознакомятся со всеми составными частями этой огромной программы обучения, чтобы получить аттестат отличия достаточно было показать знание двух или даже одного из этих всех этих предметов. Исходя из того, что нам известно об интересах Холмса, мы можем предположить, что им были выбраны химия и биология.
Если же мы посмотрим на количество студентов, сдававших экзамен на отличие по естественным наукам, то наше первоначальное предположение почти переходит в уверенность. В 1874 году лишь семнадцать студентов имели дело с этим гигантским набором экзаменационных билетов (включающих в себя 168 вопросов, не считая еще практических работ по анатомии и психологии, физике, химии и минералогии), и эти студенты принадлежали к шести разным колледжам; восемь были из колледжа Святого Джона, четверо – из Тринити-колледжа, двое из Киза и по одному из Клэра, Сидни Сасекса и Пемброка. Студент из любого другого колледжа, сдающий экзамены на диплом отличием, вполне мог заметить, что «точек соприкосновения у нас было маловато».




***

Готова признать, что перевод возможно не без греха. Но у меня создалось впечатление, что как-то все топчется на месте и эти экзамены меня порядком утомили. Попутно, кстати создалось впечатление , что система образования там была немного странной

@темы: Шерлок Холмс, The Grand Game, Холмс в университете, Исследования

URL
среда, 19 сентября 2018
12:03

Программа-минимум

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Решила записать здесь, наверное, больше даже для себя, чем для тех, кто это все читает. Ближайшие творческие планы, и не столько планы, сколько обещания.

1.Закончить "Тайну Тэнкервилльского леопарда" (и постепенно переходить и к другим частям из "Молодого Холмса")
2."Дело о безумии" (рабочее название)
3. Фики о Треворе и Холмсе во время хиатуса. (Перевести хотя бы один:) )
4."Похищенный" - воплощенный херт-комфорт - тоже давно обещала.
5 Попутно посмотреть насчет Мэри - привести хотя бы отрывок.
6. "С тех пор, как я впервые увидел твое лицо" - потихоньку начать его переделывать. Отличная вещь, но Холмс никуда не годится)) Буржуи там в восторге. Но мы не буржуи) Фик очень сильно мне стал напоминать кадры из этого нового холмсо-фильма с сальным Ватсоном. Но в нем много интересных идей и не хочется окончательно ставить на нем крест.
7."Священные улики" - совсем забросила, тоже надо.
8. Исследования по университетским годам Холмса и в частности брошюра "Холмс в Оксфорде"
9. Хотелось бы подумать о рождественском фике, но это как получится.

Программа - зашибись просто. И это называется минимум))

@темы: Шерлок Холмс

URL
вторник, 18 сентября 2018
16:12

Небольшой отчет

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Накопилось кое-чего по мелочи, чем хотелось бы поделиться.

Ну, вот, во первых. Вспоминали мы тут с oscary Виктора Тревора и решила я посмотреть, что про их расставание написано во второй части трилогии "Трещина в линзе" - "Университет". Полезла утром на шкаф, потому как зафигачила книжку подальше, решив, что не стоит к ней возвращаться. Оказалось, напрасно старалась и еще более напрасно поперла ее с собой на работу. С виду про Тревора много - две отдельных главы, но одна из них в основном посвящена тому, как они вместе делают уроки, а вторая "Глория Скотт" - сплошной плагиат. Автор практически целиком передрал у Дойля весь рассказ, изменив на повествование от третьего лица. Ну, и вот только в конце было вот это:

"О, Господи, Холмс, какая же нечистая кровь течет в моих венах! - воскликнул Виктор Тревор и закрыл лицо руками.
Шерлок Холмс пытался успокоить друга и был рядом с ним во время похорон. Но вскоре стало очевидным, что Тревору нужно какое-то время побыть одному. Когда Шерлок сказал, что теперь они встретятся уже в колледже, Виктор сказал ему, что он туда не вернется.
- У меня есть деньги, но они мне не нужны. Вся моя жизнь была построена на лжи и теперь я хочу узнать, кто же я на самом деле такой, - сказал Виктор Тревор."

Вот это , увы , все.

Во-вторых, я вовсе не забросила разные исследования в частности про университет, но разочаровалась в статье Дороти Сейерс. Очень многое притянуто, куча цифр, названий предметов, факультетов и количества студентов, которые ничего не доказывают. По сути ни о чем, и мягко говоря скучновато. В книге еще несколько статей на университетскую тему. Наверное, я все же их хотя бы мельком изучу, а потом лучшее уже тогда буду переводить. Ну и все еще надеюсь перевести брошюру "Холмс в Оксфорде". А пока у одного дядьки вычитала критику этой Дороти Сейерс, что ей лично не хотелось бы, чтобы Холмс учился в Оксфорде, и она пытается подогнать эту задачу под ответ. Может, он и прав, и к тому же , критикуя ее, он еще упирает на то, что она основывалась лишь на "Глории Скотт" и "Месгрейвах" и оставила без внимания "университетские" рассказы - "Три студента" и "Пропавший регбист". В общем, посмотрим, что там дальше.

Ну, и еще хочу сказать просто несколько слов очевидца про сайт Sherlockian.net. У меня это было одно из первых холмсовских мест. Самым первым был Сайт Надежды Чернецкой. Его, кажется, больше нет, не нашла. И там я, наверное, впервые что-то прочла о холмсовских фильмах, в том числе и о Гранаде в первую очередь. Еще там был большой фик автора (я не читала, вот здесь можно посмотреть www.litmir.me/br/?b=73207&p=1) и отсылки на разные ресурсы, а точнее как раз в основном на Шерлокиан нет. Я естественно пошла и утонула в нем. Хоть инглиш я к тому времени сильно подзабыла, но тем не менее. Характерно, что при моем первом приходе на сайт на главной странице было фото из нашего сериала. Это как знак был. И сайт тогда был совсем почти другой.Хотя уже и на тот момент многие ссылки были нерабочими.
Поначалу я просто тупо рассматривала фотки в разделе об актерах. Потом просто тыкалась то туда, то сюда. Там было очень много фанфикшена. можно сказать, что эти фики были разбросаны там как-то хаотично. И я подозреваю, что какие-то рассказы, которые я сейчас помню смутно, я прочла именно там. Увы, сохранила что-то совершенно случайно и лишь некоторое время спустя, когда сайт уже как-то начал загибаться. Всего пару фиков, наверное. И еще одно исследование о странном поведении Холмса, который 24 апреля 1891 года пришел в дом Уотсона совершенно открыто, а ушел незаметно и получается вроде как его подставил. Что там точно было, не помню, надо будет посмотреть.
Был очень хороший автор Foxhound. С оригинальным дизайном, текст был написан красным на черном фоне. Помню что-то было об отношениях Холмса с Элен Стоунер. Отдельно помещался фанфикшн по роману Холмса и Мэри Расселл. Это была первая эротика, которую я прочла о Холмсе. Это уже было откровением на тот момент. Правда, по стилю поведения Холмс там больше походил на Жофрея де Пейрака))
Вообще сайт казался каким-то домашним. Под любым названием можно было найти все что угодно - исследование, статьи, фики, картинки. Очень жаль его, так же как и многие другие утраченные вещи.

Мне кажется, что кое-что там все же с тех времен осталось, но по большей части сайт совсем изменился.

Помню его как-то отрывочно, просто решила сказать об этом

@темы: Шерлок Холмс, Виктор Тревор

URL
11:32

Фантазии на тему нашего Холмса

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Захотелось поделиться: та девушка, что выкладывала "Секретные материалы" тоже разделяет мою идею о Холмсе-Лановом. Причем он все больше старается представить его Холмса времен Сассекса, что на мой взгляд, совсем нетрудно. Ну и вот сейчас, как она пишет художник Нестеренко в некотором роде воплотил ее мечту, изобразив Ланового в роли Бернарда Шоу. Вполне себе пожилой Холмс



Ну, и поскольку речь зашла о мечтах и фантазиях, хоть и несбыточных, там же у нее натолкнулась на фотку, которая вполне может сойти за портрет Уотсона до майвандавского периода.



@темы: Шерлок Холмс, Виталий Соломин, Арт, Василий Лановой, Советский ШХ

URL
понедельник, 17 сентября 2018
21:53

Книга общих молитв

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Сегодня хочу поделиться не совсем обычным фиком. Он совсем маленький и честно говоря мотылялся туда-сюда по моим папкам, а я не могла его никуда отнести, потому что он не относится ни к какому конкретному периоду, а ко всем сразу.

Он к тому же относится некоторым образом к теме "Холмс и религия", которая так нас интересует.

Ну, и помимо этого здесь затронуты чуть ли не все излюбленные темы фанфикшена. Это практически своеобразное краткое изложение канона. Хочу признаться, что во многом оно открылось мне таким, именно во время чтения некоторых фиков, которые несколько шире раскрывали многие моменты канона. И я бы даже смотрела на нижеследующие строки, как некий анонс того, чем надеюсь с вами поделиться.

Итак,

Книга общих молитв

Когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. (Евангелие от Матфея)


Будучи викторианскими людьми науки и медицины, Шерлок Холмс и Джон Уотсон имели весьма относительное отношение к какой-либо религиозной практике и довольно бессистемное. Они крайне нерегулярно посещали церковные службы, и Холмс успел настолько подзабыть Библию, что это едва не сказалось на его расследовании смерти полковника Барклея. Они посещали рождественские и пасхальные богослужения – когда позволяла их работа, но вообще редко ходили в церковь, если только в Соборе Святого Павла внезапно происходило ограбление или в Йоркском соборе находили зловещую надпись, нацарапанную на мраморной гробнице над распростертым телом убитого семинариста.

Однако, молиться им случалось очень часто.


###


Господи, пусть сегодня появится какое-нибудь дело. Отвороти его взгляд от этого ужасного шприца и пошли ему работу.


Если Ты действительно есть, прошу Тебя, пусть он сможет заснуть этой ночью, хоть раз на этой неделе; и изгони из его снов ужасы войны.


О, боже, помоги мне держать себя в руках, когда я выскажу ему все, что думаю по поводу этого ужасного бардака!



Обуздай мою раздражительность в разговоре с ним; я ни за что на свете не хотел бы, чтоб он ушел.



Раскрой мне глаза, хотя бы еще немного; помоги мне видеть то, что видит он, хоть чуть-чуть больше остальных. Я не вынесу, если его оттолкнет от себя такой глупый и скучный компаньон, как я.



Несчастный. Пьянство, это же, как опиум. Когда-то он был достойным человеком, но пропил все свои деньги, и семья отказалась от него. Подобное могло бы случиться и со мной. Один только неверный шаг – если б, например, в моей жизни не было одного военного врача - упаси , Боже, Шерлока Холмса от такой беды.


Какой же я жалкий человек, но прошу Тебя, пусть эти сокровища не найдут. Я люблю ее и в глубине души уверен, что и она любит меня – но каждый бриллиант будет еще одним камнем в стене, что может вырасти между нами.



Позволь мне найти ее сокровища. Пусть они вскружат ей голову и заставят искать избранника, достойного богатой наследницы. Женщины всегда остаются женщинами; наверняка, он показался бы ей уже не столь привлекательным, если бы она была богата!


Даруй моему одинокому другу тот душевный покой и счастье, которое я нашел в своей супружеской жизни.



Он существует. Этот блестящий человек с изворотливым умом, равный мне во всем, но магистр преступлений. Я не мог бы просить у Тебя лучшего подарка.



О, Господи, о, Боже, о, боже мой, нет, нет, нет, лишь бы только успеть, только бы с ним все было хорошо, о, Господи, пусть он узнает, что я не оставлю его в трудную минуту, о Боже…



Позволь мне только выжить и вновь увидеть его, хотя б еще только один раз. Позволь мне покончить со всем этим и вновь увидеть его.



Я…все еще могу принести пользу. Я могу работать. Все, кого я любил в этой жизни – и те двое, которых я любил больше всего на свете – мертвы; я один; но другие все еще нуждаются во мне. Отгони сегодня прочь мои мысли о револьвере.



Бессердечный и хладнокровный, такой, какой есть – Благодарю тебя от всего сердца за это дело с Рональдом Адером.



Он жив. Благодарю Тебя. Благодарю Тебя.



Дай мне сегодня смелости и ума, чтоб быть тем человеком, которого он видит во мне.



О, пусть я все еще буду ему нужен, хотя уже и не так молод, как когда-то.



О, ради Бога, только бы он не был ранен!



Храни его среди этих американских хищников и пусть он вернется домой.



Обереги его в этих ужасных окопах и пусть он вернется домой



Даруй ему мир и уверенность в том, что жизнь прекрасна.

*****



И так как молитвы эти произносились, молча, в самой потаенной глубине сердца и ума, они были услышаны

@темы: Шерлок Холмс, Этапы большого пути, gardnerhill

URL
02:35

Тайна Тэнкервилльского леопарда Глава 15

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Глава 15

Некоторое время спустя я оказался в заваленном всяким хламом извозчичьем дворе на задворках Тэнкервилльского клуба. Констебль Фаулер восхитительно выполнил свой долг, выпроводив меня наружу во время поднявшейся метели, и не дав даже возможности объяснить своим бывшим коллегам причину моего столь внезапного ухода.
Если бы их вообще как-то озадачило мое отсутствие, то они бы, несомненно, решили, что я был арестован, что могло быть расценено в мою пользу, а может быть, и нет. Ффэрли-Финч вряд ли бы снизошел до того, чтобы выйти из своей комнаты и дать иное объяснение моего исчезновения. Я был помехой, а теперь ее больше не было. Для него, несомненно, дело было закончено.
Но для меня это был еще не конец. Едва ли к тому, что я чувствовал, подходит эпитет «неудовлетворен». Мысль, что меня обошел Грегсон с его фантастическими теориями о гибели Хардинга, была мучительна вдвойне, потому что его мнимый успех повлек за собой мое изгнание за пределы клуба. Не имея туда доступа, я не мог продолжать собирать информацию, которая была жизненно необходима для того, чтобы доказать мою собственную гипотезу касательно майора Хэндимэна.
На первый взгляд дело было безнадежно. У меня оставалось менее суток, чтобы привести дело к удовлетворительному завершению и спасти себя от нищенского положения, а Лестрейда от ссылки в эту деревушку на севере. И вдобавок ко всему у меня на руках был больной щенок.
Я снимал комнаты на Монтегю-стрит, хотя мог ли я рассчитывать на них сейчас, зависело целиком от терпения моей хозяйки. И если я осмелюсь вернуться с собакой, к которым и она и ее кошка питали особое отвращение, то возможно я окажусь на улице и мне вслед выбросят все мои нехитрые пожитки. Я не мог взять Тоби в свой дом, но не мог и оставить его у дверей Тэнкервилля. Что нам было нужно, так это хороший писатель, который живописно бы изобразил наше отчаянное положение, которое могло бы растрогать публику, или уж хотя бы вызвать искру сочувствия в моем брате и заставить его передумать.
Пока я размышлял над этой дилеммой, из открывшейся двери отхожего места в доме напротив появился старший из братьев Уиггинсов и направился в мою сторону, пренебрежительно сунув руки в карманы. Я не забыл о своей просьбе наблюдать за клубом и особенно за Хэндимэном. Однако, я никак не ожидал, что кто-то из них будет нести свою вахту даже в такую погоду.
Отдавая должное стуже, мальчик закутался в старый мешок из-под картошки, который обмотал вокруг плеч наподобие импровизированного плаща. За исключением этой единственной уступки холоду на нем была лишь заплатанная одежда и старые башмаки, которые, явно, были ему велики и в которых я его видел за день до этого.
- Доброе утро, мистер, - сказал он, поднося руку к своей кепке. Тут его взгляд упал на холщовый мешок, что я держал в руке. – Вы куда-то собираетесь, мистер Холмс? Никак получили от ворот поворот?
- Да, я уволен, - признался я. Мальчик кивнул, хотя мне не очень-то понравилась улыбка, игравшая при этом у него на губах.- Это временные трудности, не более.
- Так вы все еще занимаетесь этим делом?
- Именно так.
- И хотите, чтобы мы продолжали приглядывать за этим домом?
Я догадывался, к чему он ведет разговор, но не знал, как этого избежать. В конце концов, уговор дороже денег. Я полез в карман и вытащил тот самый шиллинг, что прислал мне Майкрофт. Я намеревался истратить последние остатки своего наследства. Уверен, что я распорядился им достаточно мудро.
Мальчишка протянул за наградой свою грязную руку в перчатке без пальцев. Однако, я не торопился отдавать ему монету.
- У тебя есть, что мне сказать? – спросил я его.
- Вы ничего не говорили о том, что платить будете лишь за какой-нибудь результат, - сказал он, скорчив недовольную мину. – И заметьте, здесь было не так уж спокойно.
- Продолжай.
- Ну, прошлой ночью понаехали полицейские. Вытащили на носилках какого-то несчастного. Он повесил себя, так они сказали.
- Повесился, Уиггинс, - поправил я его. – Вешают картины, а люди вешаются.
- Ну, в любом случае он это сам сделал, - сказал мальчик, шмыгнув носом, а потом вытер его рукавом. – И это было не так уж и ужасно, мне приходилось видеть и пострашнее. У старого Перкинса, что жил рядом с нами, шейный платок зацепился за лебедку, и он повис, то есть я хочу сказать, повесился. Его конец тоже был нелегким. По сравнению с ним этот малый прошлой ночью выглядел не так уж и плохо, если учесть, что умер он точно так же.
- Но не по своей воле, - сказал я.
Уиггинс вытаращил глаза.
- Вы хотите сказать, что кто-то сделал это за него? Чтоб мне провалиться, мистер Холмс , вы ничего не сказали мне про убийц, когда мы взялись за эту работу.
- Уиггинс, для вас тут нет никакой опасности, только хорошенько старайтесь никому не попадаться на глаза.
- Ладно, это-то мы умеем. Этот тип на большой белой лошади, за которым вы велели нам следить, и понятия не имеет, что мы все утро не спускали с него глаз.
Это была новость.
- Куда он ездил? Он случайно не был в Хэттон Гарден?
Мальчишка так и разинул рот.
- А вы-то откуда про это узнали? – пораженно спросил он.
Я пропустил этот вопрос мимо ушей. На объяснение ушло бы время, которого у нас не было.
- Значит, я прав, что он ездил к торговцу брильянтами?
Уиггинс покачал головой.
- Нет, он встречался с девушкой. Мой брат Фрэнки рассказал мне это, он вернулся полчаса назад. Сказал, что этот старикан содержит ее. А она миленькая, только уж больно задирает нос.
- Твой брат узнал, кто эта леди?
- Никакая она не леди, мистер Холмс. И хоть она разодета в пух и прах, у нее совсем нет манер. Фрэнки поднял платок, который она уронила, а она выхватила его у него без спроса и даже не поблагодарила. – Уиггинс презрительно фыркнул. – Обычная деревенщина, несмотря на все ее жеманство и украшения. Как говорит моя бабушка, без порток, а в шляпе. Ну, то есть…
- Да, спасибо, Уиггинс, думаю, я понял.
Я сделал паузу, чтобы обдумать такой поворот событий. Если у майора была возлюбленная, которую он содержал на те деньги, что имел благодаря кражам, то это объясняет его мотив. Однако, человек его положения мог бы найти себе женщину и из более высокого сословия. Это наводило на мысль, что их отношения опирались отнюдь не на корыстные соображения.
- И что же делала эта малоприятная парочка?
- Они рассматривали витрину ювелирного магазина, так сказал Фрэнки, - объяснил Уиггинс. – Он сказал, что это было как-то подозрительно. Сказал, что они долго стояли и рассматривали ее, и женщина что-то записывала в свою записную книжку.
- По поводу выставленных драгоценностей?
- Забавно, что вы спрашиваете это, мистер Холмс. Фрэнки сказал, что ему показалось, будто они разглядывали людей в магазине, а вовсе не их товар.
- Что случилось потом?
- Они вошли внутрь. Фрэнки сказал, что они заговорили со старой леди, которая примеряла ожерелье. Ну, после этого подошел полисмен, да и схватил Фрэнки за шиворот, уж больно он ему показался подозрительным. Так что ему пришлось уйти, но потом он снова их нагнал и проследовал за ними до гостиницы «Мажестик». Затем вернулся сюда и рассказал все это мне, ну а я теперь передаю все как есть вам.
Он снова протянул руку за своей наградой. Должен признать, что мальчишки заслужили ее, но я не спешил отдавать ему деньги.
- Что дальше стал делать джентльмен, после того, как проводил леди до гостиницы?
Уиггинс лукаво усмехнулся.
- Я слишком молод, чтобы знать такие вещи, так что, тут, мистер Холмс, предоставляю это вашему воображению. Как бы то ни было, они вместе поднялись наверх и час спустя они все еще были там, если вы понимаете, о чем я.
Я понял и подозреваю, что мальчуган понимал это еще лучше, чем я.
- Ну, вы, наконец, отдадите мне шиллинг?
- Да, вы все проделали отлично, - сказал я, опуская монету в его ладонь. Он внимательно изучил ее с обеих сторон, а затем, к моему изумлению, попробовал ее еще и на зуб.
- Она настоящая, - сказал я, порядком уязвленный таким недоверием со стороны мальчугана.
Удовлетворенный, он для надежности засунул монету в ботинок.
- Уж не обессудьте, что проверял, но лишняя предосторожность никогда не повредит. Знаете ли, тут за углом один парень прекрасно сам делает такие монеты.
- Фальшивомонетчик?
- Да нет. Он просто очень уж ловко их делает. Может подделать все, что угодно, лишь бы только цену дали хорошую.
- А полиции известно о его ловкости?
Уиггинс усмехнулся.
- Если б они знали, то он бы ведь тут же остался не у дел, так?
Полагаю в этом была определенная честная логика. И по большому счету, у меня были более насущные проблемы, нежели какой-то юный фальшивомонетчик. И, кроме того, если он действовал столь смело, то пусть вся вина за бездействие ложится на плечи полиции. В мои обязанности не входит исправление недочетов официальных сил правопорядка, хотя вот такую информацию и можно было бы использовать в качестве обмена при будущих взаимоотношениях с людьми из Ярда.
- Эта женщина, - медленно произнес Уиггинс, с видом человека, владеющего ценной информацией, которую он намерен продать подороже. – Сколько бы вы заплатили, чтоб узнать ее имя?
- Разве я только что не заплатил тебе?
- А это будет что-то вроде дополнительной халтуры. Ну, скажем еще шиллинг?
Говорить-то он, конечно, мог, что угодно. Но вся штука была в том, что у меня просто напросто не было денег. Однако, никто не любит, когда их планы рушатся, и я был вынужден признать, что у Лестрейда было бы преимущество, назови он это имя, когда все остальные члены этой шайки воров и убийц будут уже за решеткой. Я был уверен, что прогулка этой леди с майором Хэндимэном вкупе с их странным поведением, имела самое непосредственное отношение к их выбору жертв, у которых они намеревались похитить драгоценности.
- Очень хорошо, - согласился я. – Деньги ты получишь завтра. Как ее имя?
Уиггинс окинул меня критическим взглядом.
- Мистер Холмс, я бы предпочел сперва получить деньги. Уж извините, но не очень-то вы похожи на богача.
- Молодой человек, - сказал я самым своим властным тоном, - ведь до сей минуты ты получал плату за свою работу. И это должно быть гарантией того, что ты будешь получать все, что тебе причитается, и впредь.
- И все равно, думаю, что я пока подожду. Это хорошая работа, мистер Холмс. Я бы предал память своего отца, если бы поступил иначе. Никогда никому не доверяй, вот так он говорил.
Я не мог винить его за это недоверие. На его месте я бы тоже сильно усомнился в моей платежеспособности. Я говорил себе, что это надетая мной личина елейного Генри Холмса с его нелепыми очками и сальными волосами, не внушает особого доверия. Но все дело было в том, что параллельные пути двух наших жизней начали сходиться в единое целое.
Тем не менее, мальчишка не учел, что, проявив небольшую изобретательность, я и сам легко мог узнать имя этой дамы. Но даже если мне это и не удастся, как только преступники окажутся за решеткой Лестред мог бы произвести арест любовницы или сообщницы Хэндимэна – хотя весьма вероятно, эта леди прекрасно справлялась с обеими этими ролями. Я знал, где находится гостиница, в которой она остановилась, и имел все основания предполагать, что она все еще будет там и вечером. А ее имя может и подождать.
- У меня есть кое-какие дела, - сказал я. – Сколько ты еще пробудешь здесь?
- Всю ночь, так же, как и вчера.
Я покачал головой.
- В этом нет необходимости. Я дам тебе одно поручение, а потом ступай-ка домой, сейчас слишком холодно.
Уиггинс шмыгнул носом.
- Не так уж и холодно, - сказал он, вытирая нос рукавом . – Да и в любом случае, вон там уборная в полном моем распоряжении. А у бабушки не так уж много места. И здесь тише. За исключением этого шума, что был здесь прошлой ночью, здесь очень мирный уголок.
То, что мальчик предпочитал своему дому насквозь продуваемый сарай, явно говорило не в пользу его жилища. Тем не менее, совесть не позволяла мне оставить его здесь нести дозор, когда от колючего ветра его защищал лишь один старый мешок.
- В этом бауле есть пальто, - сказал я, опуская наземь свои вещи. – Возьми его. Оно тебе пригодится, если тебе придется сидеть здесь весь день.
Порывшись в мешке, он быстро вытащил оттуда старое пальто, которое осталось от Майкла Хардинга. Меня выпроводили из клуба с такой поспешностью, что я свалил в мешок все вещи из шкафа, мало разбирая, что там мое, а что осталось от погибшего. Мне от этого имущества проку не было, но Уиггинсу оно явно могло пригодиться.
-Эге, да оно очень даже неплохое, - сказал он. Оно было ему очень велико, и задрапированный акрами ткани, Уиггинс выглядел довольно комично. – Вы уверены, что оно вам не нужно?
- Оно не мое. Оно принадлежало … Я умолк, думая, не оскорбится ли мальчик, получив в подарок одежду умершего. – Оно принадлежало человеку, которому больше уже не понадобится.
- Вы имеете в виду, что он сыграл в ящик? – спросил мальчуган.
- Именно так.
- Не беспокойтесь, - сказал он. – Как говорит моя бабушка, мотовство до добра не доведет. Если я его заложу, могу получить пару шиллингов.
Вообще-то, я хотел, чтобы мальчик носил пальто, а не относил его в ломбард. Однако, подарок был сделан и как им распорядится владелец, было уже не мое дело, но я подумал, что Хардинг был бы доволен.
Сегодня я сделал доброе дело, и теперь надо было подумать, как быть дальше.
- Уиггинс, ты знаешь кого-нибудь, кто любит собак? – спросил я, поддавшись, внезапному порыву и указав на щенка, которого держал на руках.
Мальчик сморщил нос.
- А я вот как раз гадал, что это с ним случилось.
- На него напала другая собака. О нем нужно позаботиться, но я не могу взять его домой.
- У нас тоже нету места. Слушайте-ка, их же всегда покупают на живодерне. И им не важно, в каком состоянии пес. Вы можете получить за него несколько шиллингов.
Я подавил невольную дрожь. Суровая, практичная натура Уиггинса порой могла выбить из колеи.
- Что ж, в таком случае вы могли обратиться к старому Шерману из Ламбета. Старый чудак, он всегда готов приютить бездомных. Говорят, у него с головой не все в порядке.
Возможно, это было не самым лучшим выходом, но ничего другого не оставалось. Уиггинс дал мне адрес, и я сел в кэб, который отвез меня в Ламбет, находившийся на другом берегу Темзы. У меня было достаточно мелочи для поездки в один конец, и я внимательно следил за маршрутом, по которому мы ехали, чтобы потом знать в какую сторону идти, когда я закончу там свои дела.
Для тех, кто живет к северу от реки, юг остается чем-то вроде неисследованных земель. Темза выступает в качестве водораздела, барьера между двумя отдельными сообществами. Во времена давно минувшего прошлого юг был территорией, где снисходительно относились к незаконным деяниям, на которые был наложен запрет в Сити – боям быков и медведей; театрам Шекспира – «Глобус» и «Роза», к которым с большим подозрением относились городские власти, власть которых не распространялась на драматургов-бунтарей с южного берега Темзы; и женщинам с дурной репутацией, чье ремесло было с двенадцатого века узаконено епископом Винчестера и которых с тех пор называли «винчестерскими гусынями».
Здесь также находилась известная тюрьма Клинк, разрушенная во время мятежа несколько сотен лет назад, к огромному облегчению множества несчастных должников, заключенных в ней. На южной стороне Лондонского моста, у главного въезда в Сити, на пиках выставлялись головы предателей, как предостережение для всех остальных, и они оставались там до тех пор, пока их не сбивали оттуда вороны-падальщики или ветер.
Многое с тех пор исчезло во мраке веков, но бедность осталась. Наш кэб прокатил мимо неуклюжих жилищ из кирпича, покрытого пятнами дыма, полуразвалившиеся дома опирались друг на друга скорее благодаря счастливой случайности, нежели замыслу архитектора. Возле них сидели исхудавшие дети со спутанными волосами и с выражением безнадежности, застывшим в их глазах, они играли в убогие игрушки, сделанные из выброшенных на берег обломков, оставшихся после кораблекрушения. Женщины со впалыми щеками,- у них не хватало нескольких зубов – визит к дантисту явно был для них непосильной ношей- повернулись, провожая взглядом наш кэб.
Я сознавал, что был чужаком в их мире, и вряд ли могу рассчитывать на особо теплый прием. Кэбмену это так же было известно, и не успел я с ним расплатиться, как он стегнул свою лошадь и умчался. Он высадил меня в верхнем конце Пинчин Лэйн, и я смотрел на ряд убогих двухэтажных домов, прислонившихся к своим соседям , словно пьяные матросы. У меня за спиной темные воды реки окружали берег, вдоль края которого плавали желтоватые нечистоты и пустые бутылки; вода готова была распахнуть объятия какому-нибудь неосторожному, кто мог упасть вниз и попасть в ее цепкие когти. Это было не то место, где стоило задерживаться долее, чем это было необходимо.
Дом номер три находился через несколько домов от невзрачной таверны, наполненной суровыми, краснолицыми моряками, покрытыми татуировками, и едва ли хоть один из них мог похвастать, что имеет полный набор конечностей. Я сознавал, что они наблюдают за мной, и приблизившись к дому мистера Шермана, неуверенно постучал в его дверь. Почти в ту же минуту изнутри раздалась настоящая какофония собачьего лая.
При этих звуках Тоби зашевелился у меня на руках и слабо заскулил в ответ. Послышались глухие удары об дверь изнутри, видимо это были владельцы этих звонких собачьих голосов, и я услышал, как они царапают дверь когтями и громко пыхтят. Однако, сам мистер Шерман не подавал никаких признаков жизни.
В переднем окне были выставлены несколько чучел, и я предположил, что это одно из занятий хозяина дома. Гремучая змея замерла в угрожающей позе с раскрытой пастью , в которую теперь свободно заползали мелкие насекомые. Рядом с ней , усеянная останками мертвых мотыльков, стояла полинявшая фигура ласки, зажав во рту молодого кролика. А то, что было за ними, не давала увидеть портьера, почти черная от накопившейся за многие годы грязи. Если мистер Шерман и был дома, то его определенно не было видно.
Я снова постучал, на этот раз погромче. Собачий лай теперь был еще более пронзительным, и посреди этого шума я услышал чью-то хриплую брань. Теперь я уже колотил по двери кулаком, чтобы меня точно услышали, и был вознагражден, так как услышал, как у меня над головой открывается окно.
Я сделал шаг назад, чтобы разглядеть этого неуловимого человека. Но вместо этого на голову мне хлынул поток мочи и капустных листьев из ночного горшка и я тут же промок во всем этом с головы до ног.

@темы: Шерлок Холмс, Westron Wynde, Тайна Тэнкервилльского леопарда

URL
воскресенье, 16 сентября 2018
21:52

Тайна Тэнкервилльского леопарда Глава 14

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Глава 14

К тому времени, когда я поднял тревогу, уже встали другие слуги, которые стали свидетелями вялого и скучного расследования, проводимого официальной полицией, - было уже восемь утра. Усталость и депрессия обволакивали мои плечи, подобно одеялу, в которое я зябко кутался, чтобы спастись от холода. Я сказал Финсбери, что помогу ему, а вместо этого его вздернули, и бедняга расцарапывал себе ногтями горло и бился каблуками об стену, пока не задохнулся. Еще один человек пал жертвой Тэнкервилльского клуба, и, кажется, никому до этого не было никакого дела.
Я сидел в своей комнате, опустив голову на руки, и вдруг осознал, что в дверях кто-то стоит. И я совсем не удивился, когда, подняв голову, увидел инспектора Лестрейда; он стоял, опустив голову на грудь и засунув руки в карманы, и, молча, смотрел на меня. Меня удивляло только, почему он появился только теперь, если учесть тот факт, что я отправил ему записку более двух часов назад.
- Вы не слишком торопились, - с упреком сказал я.
Он неопределенно пожал плечами.
- Сюда путь неблизкий, особенно, если идти пешком от самого моего дома, тем более, что я больше не расследую это дело.
- Что ж, вы все-таки пришли.
- И в самом деле. - На его лице появилась мрачная улыбка. – Прямо как в старые добрые времена. Вы, как я вижу, верны своей привычке случайно натыкаться на трупы.
Лестрейд намекал на тот случай, когда я обнаружил в театральной гримерке останки сгоревшего огнеглотателя. В обоих случаях жертвы погибли от руки убийц, но на этом сходство между ними и заканчивалось. И я не видел в этом деле ничего забавного.
- Финсбери был убит, - сказал я.
- Как вы мне и написали.
- Его повесили, инспектор.
- Внизу говорят, что это самоубийство.
- Чепуха. Вы были в его комнате? Если он сам повесился, то на чем он стоял? Стул находился на другой стороне комнаты.
Лестрейд немного подумал.
- Возможно, он обвязал веревку вокруг шеи, а затем стал тянуть.
Я покачал головой.
- Естественный инстинкт заставил бы его прекратить, как только он почувствовал, как петля стягивает его шею. И потом либо у него должно быть что-то, с чего он мог спрыгнуть, либо…
- Либо что?
- Либо его вздернул к потолку кто-то другой. Думаю, именно так все и случилось.
- Из чего вы это заключаете?
- Финсбери не был самоубийцей. Да, собственно говоря, он собирался пойти к вам.
- Зачем?
- Я послал его к вам. У него была информация по этому делу.
- Вот как?
Меня начинал порядком выводить из себя этот его странный тон.
- Инспектор, ведь вы же не забыли, зачем я здесь?
Он полоснул по мне взглядом.
- Я-то помню, - кратко изрек Лестрейд. – А вы не страдаете забывчивостью, мистер Холмс?
Этот неясный намек озадачил меня.
- Что вы имеете в виду?
- Может, то, о чем вы забыли мне сообщить? Сущий пустяк касательно Грегсона, который арестовал старшего повара и судомойку, некоего малого по имени Уорбойс?
Вот, значит, в чем причина его резкости этим утром . Когда до него дошла весть об аресте и завершении дела, он должно быть подумал, что я бросил его и нашел нового союзника. Судя по тому, что мне было известно о методах Грегсона, я бы не удивился, если бы он самолично информировал Лестрейда о своих успехах.
Я протестующе махнул рукой.
- Уорбойс – это чепуха, просто чтоб отвлечь внимание. Я не сказал вам об этом, потому что это совсем не важно.
- Вам легко говорить, мистер Холмс. Не вас ведь отправляют в Ратлэнд.
Вспомнив все события последних нескольких дней, у меня были все основания считать, что из нас двоих инспектору повезло значительно больше. Каждый предпочел бы красоты севера Англии клыкам яростного мастифа.
- Итак, я услышал, как Грегсон раскрыл дело, а вы об этом не сказали ни слова, - продолжал Лестрейд. – Мне казалось, что мы понимаем друг друга.
- Так и есть, - сказал я. – И вот поэтому я и послал за вами нынче утром. Инспектор, Хэндимэн по уши увяз в украденных брильянтах. Есть люди, совершающие для него эти кражи, затем эти камни получают новую огранку и после этого он продает их здесь, в Тэкервилле. Хардинг знал это. Поэтому его и убили.
- А этот Финсбери?
- Он был сыном человека-единорога. Они с Хардингом объединились, чтобы вывести убийц на чистую воду.
- И теперь он тоже мертв, - Лестрейд задумчиво потер подбородок. – Что ж, мистер Холмс, это звучит весьма правдоподобно, но можете ли вы хоть что-нибудь доказать? Я хочу сказать, есть у вас что-нибудь определенное, что я мог бы представить в суде и чтоб меня при этом не подняли на смех?
Тут мне пришлось признать свое поражение.
- Значит, все, что у нас есть, это только теории.
Раздался какой-то шум и, повернув голову налево, инспектор издал стон.
- О, господи, только не это. Сюда идет его «светлость».
Персона, о которой он говорил, оказалась инспектором Грегсоном, он так и сиял и был до тошноты энергичен для столь раннего часа. Он вошел в мою комнату, не дожидаясь позволения, и, презрительно фыркнув, окинул нас обоих надменным взглядом.
-О, - сказал он своему коллеге , - будь я проклят, если это не инспектор Лестрейд из Ратлэнд Ярда!- Он усмехнулся и подмигнул своему неизменному спутнику – констеблю Фаулеру. – Слышали, что я сказал, констебль, из Ратлэнд Ярда!
- Вот умора, - сказал Фаулер присущим ему бесстрастным тоном. – Я едва могу сдержать смех, сэр.
- Мне будет крайне не хватать вашего потрясающего ума, Грегсон, - сказал Лестрейд. – Он доставил мне и другим нашим парням немало веселых минут, уж это точно.
Грегсон понял насмешку, и его улыбка тут же померкла.
- Что вы здесь делаете, Лестрейд? Я думал, что вы пакуете свои вещи. На вашем месте, я бы взял с собой пальто. Оно вам очень пригодится во время холодного приема, который вам там окажут.
- Я еще не уехал, - парировал Лестрейд.- Вам не помешало бы помнить об этом, Грегсон.
Его коллега вновь улыбнулся своей плотоядной улыбкой.
- О, так вы еще не слышали? Это дело теперь официально закрыто.
- Мне казалось, что это было вчера, - вмешался я.
- Вчера это было лишь частично, - с апломбом сказал он. – Я сказал, что арест Уорбойса заставит выползти из щелей и его подельников. Теперь все они в наших руках, благодаря присутствующему здесь мистеру Холмсу.
Краем глаза я заметил, как застыло лицо Лестрейда. Это был еще один удар по тому хрупкому доверию, что едва установилось между нами. Я слегка покачал головой, чтоб показать, что мое участие в этом не было преднамеренным.
- Позвольте мне объяснить, как я это представляю, - продолжал Грегсон, разгуливая по комнате и изучая ее скудную обстановку. – Вот этот малый, Хардинг, судя по всему, он из тех, что любят выносить сор из избы. Лишь ему одному известно, как он мог на этом подзаработать. Ну, а вы прищучили этого старого Уорбойса с его мясными махинациями. Затем этот Кэмпбелл, которого мы арестовали сегодня утром. Устраивал подпольные собачьи бои. – Он сделал паузу и покачал головой. – Отвратительное дело, с какой стороны не посмотри. У него была самая огромная собака, из всех, что я когда-либо видел. Ваше счастье, что она не перегрызла вам горло, мистер Холмс.
- Она пыталась, - пробормотал я. Лестрейд с любопытством взглянул на меня. – Собака сорвалась с цепи, инспектор, и пыталась наброситься на меня. Я был вынужден ее убить.
Такую версию событий я изложил перед тем Грегсону. Лестрейд узнает все детали позже, если все еще захочет со мной разговаривать.
- Во что там превратился гимнастический зал, - заметил Грегсон. – И этот Кэмпбел всерьез горюет о своей собаке. Сказал, что не знает, как ей удалось вырваться на волю. Но я знаю. – Он коснулся своего носа. – Я всегда могу сказать, когда лгут.
- И ваш нос может сказать, о чем именно лжет этот Кэмпбелл? – спросил Лестрейд.
- Ну, конечно же, о том, как умер Хардинг. – Он засмеялся. – Лестрейд, его вовсе не растерзало чучело леопарда. Любой дурак мог бы сказать вам это. Скажите ему, констебль.
- Это сделала собака , сэр.
- Точно. Им с Уорбойсом пришлось убить его, потому что он обирал их до нитки. Поэтому они натравили на него пса, а затем придали всему этому соответствующий вид.
- Какое же отношение хоть к чему-то из всего этого имеет Финсбери? – спросил я, очень желая услышать, какую увлекательную роль во всей этой фантасмагории Грегсон придумал для него.
Лицо инспектора вытянулось, и он стиснул зубы.
- Так ведь он теперь мертв, а другие ничего на сей счет не говорят. Но если позволите высказать предположение, то я думаю, что Хардинг что-то знал о нем. Финсбери был молчаливый ,замкнутый тип. Полагаю, что он не мог жить после того, что сделал. Поэтому он казнил себя прежде, чем это сделали бы мы.
Мы с Лестрейдом переглянулись. Очевидно, мы пришли к одним и тем же выводам по поводу теории Грегсона. Проблема была в том, что она хоть как-то вписывалась в имеющиеся обстоятельства. У него было хоть какое-то подобие разгадки, у нас же не было ничего.
- Ну, вот, примерно так я и напишу в своем отчете, джентльмены, - сказал Грегсон, энергично потирая руки. – Боже, но здесь же холодно. Смею заметить, мистер Холмс, что вы будете рады оставить это место.
- Да, но еще не время.
Грегсон покачал головой.
- Старый Ффэрли-Финч хочет, чтоб вы ушли. Он сказал, что вы причинили немало проблем, и теперь, когда дело раскрыто, он говорит, что вы должны оставить этот дом, сию же минуту. И он бы хотел, чтобы вы не говорили, чем вы занимались, чтоб не расстраивать членов клуба. Если вдруг кто-то спросит, скажем, что вы были уволены за свое поведение, и делу конец.
Я вскочил.
- Но у меня клиент.
- Ну, это не его дело, да и не мое. Вы были здесь с разрешения полиции, пока велось расследование убийства Майкла Хардинга. Теперь это дело закрыто, и у вас нет никаких оснований на то, чтоб здесь находиться. Так что собирайте свои вещи, молодой человек. Констебль Фаулер проводит вас к выходу. – Он разгладил свое пальто и принял важный вид. – Я должен идти и вручить свой последний отчет Главному суперинтенданту. Хорошего дня, Лестрейд. Передавайте мой привет добропорядочным гражданам Ратлэнда. Надеюсь, мы еще увидимся, мистер Холмс.
И издав напоследок победоносный смешок, он вышел из комнаты, оставив за собой такую сумятицу, что я, право же, не знал , с чего начать.
- Гм, дайте нам минуту, констебль, - сказал Лестрейд. – Я прослежу, чтоб мистер Холмс не задумал ничего дурного.
- Вы можете не торопиться, сэр, - сказал он. – И позвольте мне добавить, инспектор, что и мне и всем нашим парням очень жаль расставаться с вами. Вы всегда были к нам справедливы, в отличие от некоторых. Как вам известно.
По губам Лестрейда промелькнула слабая улыбка.
- Спасибо , Фаулер. Для меня очень много значат эти ваши слова.
Констебль кивнул и ушел, закрыв за сбой дверь.
- Он славный малый, - сказал Лестрейд. – Жаль, что он вынужден работать с Грегсоном.
- Ну, а что насчет нас, инспектор?
Он задумался.
- Все кончено, мистер Холмс. Вы сделали все, что могли.
- Все, что мог? Лестрейд, здесь умерли люди.
-Для вас, мистер Холмс, инспектор Лестрейд. – Он самоуверенно хмыкнул. – Я все еще ношу это звание, что в Скотланд Ярде, что в Ратлэнде.
- Значит, дело закрыто? Вы только что отказались от него.
- Умный человек это тот, кто умеет вовремя признать свое поражение. Некоторые расследования оказываются вам не по зубам.
- Только не мне, - упрямо проговорил я. – Поговорите с Ффэрли-Финчем. Уговорите его, чтоб он позволили мне остаться хотя бы до вечера воскресенья.
Лестрейд устало покачал головой.
- Я ценю ваши старания, мистер Холмс, но это мало что изменит. К тому времени меня уже здесь не будет. Видите ли, завтрашний вечерний поезд отменили. Я уеду утренним, в девять.
- У нас еще есть сегодняшний вечер.
- Я же уже сказал, бросьте это все. – Он говорил резким тоном и на щеках инспектора вспыхнули два красных пятнышка. – Кроме того, мне кажется, что вы зашли слишком далеко и не в силах контролировать ситуацию. Что это за история с собакой?
Я вздохнул.
- Я был заперт в гимнастическом зале с огромной собакой и напуганной девушкой. Я должен был защитить одну и дать отпор другой.
- Кому? Девушке или собаке? – насмешливо усмехнулся Лестрейд.
- Инспектор, - резко сказал я, - если вы соизволите спуститься вниз, вы и сами можете ее увидеть. Может быть, тогда это не покажется вам столь забавным. Я уверен, что прошлой ночью кто-то пытался убить меня.
Его лицо стало серьезным.
- Почему вы так в этом уверены? Это могло быть случайностью.
- Сомневаюсь. Кто-то спустил с цепи собаку и запер нас вместе с ней в зале. Они хотели, чтоб я погиб или, на худой конец, был сильно покалечен и больше не причинял им неудобств.
- Вы имеете в виду этого Хэндимэна?
- Да. Почему бы, нет? У него есть довольно веский мотив.
-Но вы не можете это доказать. – И инспектор в свою очередь вздохнул. Он полез в карман и вытащил оттуда коричневый пакет. – Хотите сэндвич?
-Не особенно, инспектор. Я бы хотел, чтобы майор Хэндимэн оказался за решеткой.
- Мистер Холмс, тут все упирается в такую мелочь, как показания свидетеля или улика. Если б мы арестовывали людей, опираясь лишь на теории и предположения, то тех, кто сидит за решеткой, было бы гораздо больше тех, кто ходит по улицам. – Он исследовал содержимое своего пакета. – Кажется, это сыр. Вы уверены, что не хотите есть?
Он, кажется, твердо решил поступить по-своему, и честно говоря, сама мысль о почти нормальной еде была очень соблазнительна.
- Вообще-то, инспектор, это было бы неплохо, - признался я. – Благодарю вас. Я не ел несколько дней.
Мне тут же вручили толстый сэндвич с ломтем желтого сыра. Я с подозрением рассматривал его, не в силах забыть не самые приятные впечатления о еде, которые у меня сложились за последние несколько дней.
- Ведь это же свежий хлеб? – спросил я. – А этот сыр не сделан из чего-то неизвестного, вроде собачьего молока?
Лестрейд рассмеялся.
- Боже, что за странные у вас идеи. Это все от хорошего образования?
Я улыбнулся.
- Прошу прощения, инспектор. Просто за последние дни я привык относиться к еде с подозрением. Здесь все не такое, каким кажется.
Я сел на кровать и откусил кусок. Хлеб был мягкий, сыр – свежий и ароматный. Я в мгновение ока проглотил их.
- Что с ним? – спросил Лестрейд, указывая на Тоби.
Щенок смог пережить эту ночь, это было добрым знаком. С первыми солнечными лучами его глаза открылись, хотя он был слишком слаб, и лишь наблюдал за тем, что происходит вокруг.
- Он пострадал, защищая меня, - сказал я. – А перед этим нашел то место, где был убит Хардинг.
- Где это было?
- В гимнастическом зале. Но мне нечего показать судье и присяжным, чтобы доказать это. Я могу только сказать, как они убили его. Помните прямые разрезы на его теле? Они были сделаны лезвием рапиры или сабли, чтобы заставить его сказать им то, что он знал. Либо его заставили сражаться с ними, либо держали и резали его. Финсбери сказал, что слышал его крики. Они… пытали его, чтобы заставить заговорить, а потом замаскировали эти раны. Один прямой разрез, три неровных, чтоб это было похоже на следы зубов.
- Господи, - выдохнул инспектор.
- Полагаю, он ничего не сказал им, даже после того, как был вызван пневмоторакс и воздух , скопившийся в его грудной клетке , необратимо повредил его внутренние органы.
- Тогда почему нет никаких следов? Следов крови этого несчастного?
- Пол там столько раз полировали, что никакая жидкость не смогла б впитаться в дерево. После смерти этого пса там была целая лужа крови. Стоит лишь смыть ее, и никто никогда не узнает, что там произошло.
Лестрейд нахмурился.
- Но если Хардинг ничего не сказал, то почему же они взялись за Финсбери?
Я вернулся мысленно к прошлому вечеру и вспомнил тот звук, который донесся до меня из коридора.
- Думаю, кто-то подслушал нас. Они повесили Финсбери и натравили на меня пса.
- Тогда вы не можете здесь оставаться, даже если Ффэрли-Финч и даст на то разршение. Один раз они уже пытались, они сделают это снова.
- Я вполне в состоянии о себе позаботиться. В следующий раз я буду готов к их нападению. Инспектор, поговорите с Ффэрли-Финчем. Уговорите, чтоб он позволил мне остаться еще на одну ночь.
- Совершенно одному? Нет, мистер Холмс, это слишком опасно. Теперь, когда вы рассказали мне все это, я не стану вам помогать оставаться здесь. Вы уйдете отсюда и больше сюда не вернетесь. Понимаете, молодой человек? Еще представится случай схватить этого Хэндимэна.
- Но не для вас.
Он пожал плечами.
- Ратлэнд – это не так плохо. Я бы предпочел чистый деревенский воздух и чистую совесть своей старой работе и осознанию того, что ваша кровь на моей совести. Я, знаете ли, хочу жить в мире с самим собой.
- Инспектор, я прошу вас помочь мне в качестве особого одолжения. Я затратил на это дело слишком много времени и энергии, чтобы сейчас все бросить. Я просто-напросто не могу это сделать. Если я сделаю это, то это будет значить, что мой брат прав и мне придется провести остаток дней в каком-нибудь ужасном подвале Уайт-холла.
Его лицо прояснилось.
- У вас есть брат?
Я кивнул.
- Тогда, может быть, вам лучше последовать его совету. Нет, мистер Холмс, я не могу и не буду помогать вам. Мне очень жаль, но это так. Ну, давайте же. Собирайте свои вещи и уйдем отсюда, пока с вами еще чего-нибудь не случилось.
Я пытался убедить его, но ничего не вышло. Я пытался взывать к его чувству справедливости и потерпел неудачу. Я просил об одолжении, но Лестрейд был неумолим. Все в этом деле словно сговорились против нас. Ужасно было думать, что Тэнкервилльский клуб одержал победу. Я не обладаю слишком живым воображением, но у меня появилось странное ощущение, что его дух маячит где-то над нашими головами и смеется над нашими бесплодными усилиями.
Собирая свои нехитрые пожитки, я заметил, что Лестрейд гладит выздоравливающего щенка.
- Бедняжка, - мягко сказал он. – Вы оставите его здесь?
- Конечно, нет. Мне придется взять его с собой, хотя одному богу известно, что мне с ним делать. Что ему нужно, так это хорошее жилище.
- Боюсь, в этом я не могу вам помочь.
- Да, я понимаю. – Я посмотрел на него. – Как миссис Лестрейд отнеслась к тому, что вам придется перебраться в провинцию?
- Плохо. Она останется у своей матери до рождения ребенка. Говорит, что не может бродить по деревне в ее положении.
- Это можно понять.
- Она поедет с детьми на север, когда полностью оправится и будет готова к этому.
По тону его голоса я почувствовал, что между супругами произошел разлад. Ставки в этой игре и в самом деле были очень высоки. Это еще более, чем когда-либо убедило меня в том, что уходить отсюда – крайне неверный шаг.
- Что ж, похоже, пора прощаться, - сказал Лестрейд, протягивая мне руку. – Мне было…
- Приятно?
- Я хотел сказать «интересно». Полагаю, у вас нет тех двух фунтов, что я одолжил вам? У меня сейчас плохо с деньгами со всем этим переездом.
- При себе у меня нет денег, - признался я. – Я вышлю их вам.
Он принял это предложение довольно сносно.
- А, ну что ж, думаю, что как-нибудь выкручусь. Что же касается вас, мистер Холмс, то не торопитесь отвергать предложение вашего брата. У вас светлая голова. Похоже, вы из той породы людей, что требуются нашему правительству. Кто знает? Возможно, когда-нибудь вы могли бы даже стать премьер-министром.
- Уж скорее я приеду к вам в Ратлэнд, - сказал я, с улыбкой пожимая его руку. – Удачи вам, инспектор.
Он кивнул и направился к двери, но на пороге задержался.
- Перед отъездом, мистер Холмс, я все же выяснил кое-что касательно майора Хэндимэна, как вы меня просили. Судя по всему, он довольно чудной малый, но в то же время он считался вторым по величине фехтовальщиком по эту сторону Альп. Кажется, ваша теория о том, что случилось с молодым Хардингом, оказалась более чем правдоподобной. Хорошего дня.
После того, как он ушел в мою комнату заглянул констебль Фаулер, который принес письмо.
- Меня попросили передать это вам, мистер Холмс. Утренняя почта. Вы уже готовы уехать, сэр?
Я кивнул, но все мое внимание сосредоточилось на довольно характерном почерке моего брата. Я вскрыл письмо и нашел внутри блестящий новенький шиллинг. Было лишь четверть десятого. Он не тратил времени даром. Теперь я действительно был один.

@темы: Шерлок Холмс, Westron Wynde, Тайна Тэнкервилльского леопарда

URL
14:33

Тайна Тэнкервилльского леопарда Глава 13

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Глава 13

Это была самая большая собака, из всех, с какими я имел несчастье сталкиваться. А , возможно, и самая свирепая. Глаза этого пса были бездушными, начисто лишенными жизни, благодаря бесконечным побоищам и крайне жестокому обращению. Это читалось по его угрожающей позе, и мы были его законной добычей.
Пес шаг за шагом приближался, издавая низкое рычание, подобно предостережению о надвигающейся буре. Часть его челюсти была разодрана в минувших боях и плохо залечена, и оттуда медленно стекала на пол слюна, отмечая таким образом его путь по направлению к нам.
Мне нужно было что-то, чем можно было отбить у животного его убийственное желание напасть на нас. Хотел бы я иметь револьвер, а за неимением такового, хотя бы прочный стул, чтобы парировать яростную атаку. К сожалению, у меня не было ни того, ни другого.
Здесь у меня была напуганная молодая женщина и щенок, который на свою беду проявлял слишком большой интерес к пришельцу. Что до меня, то должен признать, что мне , увы, не приходилось голыми руками сражаться с бойцовым псом размером с небольшого льва. И учитывая это, я не сильно рассчитывал на успех. И подозревал, что ближайшие несколько минут будут весьма захватывающими и тяжелыми для всех нас.
- Святые Небеса, мистер Холмс! - вскричала мисс Раш, с такой силой вцепившись мне в плечо, что ее ногти вонзились в мое тело. – Кто это?
- Это бойцовый пес, и это не предвещает нам ничего хорошего.
- Но откуда он взялся?
- Он принадлежит мистеру Кэмпбеллу. Он держит его в конюшне.
- Но что тогда он делает здесь?
Хороший вопрос, подумал я. Если мы выберемся отсюда живыми, Кэмпбеллу придется это объяснить.
- Что же нам делать? – продолжала девушка.
Тоже хороший вопрос, и ответа на него также нет. Пес стоял между нами и дверью, и полагаю, был достаточно проворен, чтобы вцепиться в любого глупца, питавшего надежду, что сможет проскользнуть мимо незамеченным. Если б я пошел в одну сторону, а мисс Раш – в другую, мы, по крайней мере, разделились бы, превратившись в две раздельные добычи, однако, я не мог гарантировать, на кого из нас нападет собака. Я был бы не против пожертвовать собой, чтоб спасти леди, но эта тварь могла и отвергнуть мою благородную жертву и вместо этого броситься на мисс Раш.
Кроме того, сбежать отсюда было довольно проблематично. Я услышал, как захлопнулась дверь. Когда я разбил колени и стер до мозолей руки, полируя здесь пол, эта дверь была открыта все время , пока я здесь находился. Следовательно, в двери не было пружины, которая заставляла бы ее захлопнуться. Кто-то закрыл ее, заточив нас в этой комнате. И скорее всего, этот человек не преминул повернуть при этом в замке ключ.
И если рассуждать логически, это значило, что нас отдали на растерзание этому чудовищу. Утром нас найдут разорванными на куски, наши останки будут разбросаны по всему гимнастическому залу, а его стены и пол будут забрызганы кровью. Конечно, какое-то время нам удастся уворачиваться от дьявольских клыков этого пса, но рано или поздно, наш внимание ослабнет, собака кинется на нас и наш конец будет кровавым, жестоким и крайне мучительным.
И начнем с того, что меня отнюдь не прельщала мысль о том, что эти пожелтевшие клыки могут сомкнуться на моей шее. Признавать себя побежденным не в моих правилах, и если уж мне удавалось противостоять моему брату, самому грозному противнику, какого только можно представить, то со свирепым псом я и подавно справлюсь. По крайней мере, так я себе говорил. Если же дело дойдет до схватки с этим зверем, то я довольно четко представлял, кто выйдет из нее победителем.
И шанс выяснить, насколько я был прав, представился мне гораздо скорее, чем я бы того желал. До этого пес оказался уже в нескольких ярдах от того места, где стояли мы, прижавшись к дальней стене зала. При любом нашем движении он рычал и делал еще один шаг по направлению к нам. Уши пса был прижаты к голове, поврежденные губы приоткрылись, угрожающе демонстрируя нам ряды ужасных острых зубов.
Увидев этот оскал, я понял, что вскоре пес бросится на нас. Я мягко подтолкнул мисс Раш, принуждая отступить мне за спину, и встал между ней и собакой.
- Когда он бросится к нам, - прошептал я, - бегите так быстро, как только сможете.
- А вы?
- Я последую за вами.
-О, мистер Холмс, мне так страшно.
Я и сам чувствовал себя не слишком уверенно, но полагаю, сейчас это были совсем не те слова, что она ждала от меня услышать. Я не признался бы в такой слабости; в подобных случаях перед лицом смертельной опасности мужчине надлежит проявить благородное хладнокровие. Воспитанный на рассказах о джентльменах, спокойно покуривавших, пока крокодил дожевывал их ногу или пьющих чай под неприятельским огнем, я собирался узнать, смогу ли сам выказать подобное самообладание. К моему огромному облегчению, это произошло совершенно естественно.
- Смелее, мисс Раш, - подбодрил ее я. – Нас двое, а этот пес всего лишь один. Не волнуйтесь, мы одержим победу.
Произнося эту импровизированную речь, я подумал, что это звучит довольно неплохо. Это был самый ужасный вздор, какой мне только приходилось слышать, но порой это именно то, что нужно.
- Благодарю вас, мистер Холмс, - сказала девушка. – Я вам всецело доверяю. Вы вытащите нас отсюда, я знаю.
Слышать это было довольно приятно. Мое чувство уверенности в себе значительно повысилось.
- Но даже если нам суждено быть съеденными заживо, - продолжала она, - то я не буду на вас в претензии за это. Я просто хочу, чтоб вы знали это.
- Очень любезно с вашей стороны, - пробормотал я. Подавая мне нечто одной рукой, она тут же забрала это другой.- Я я сделаю все, что смогу.
Но мне не суждено было испытать свою храбрость в битве с этим чудовищем. Этот вызов на бой принял совсем еще малыш, выказав смелость, способную пристыдить любого взрослого мужчину.
Тоби внезапно бросился в пространство между нами и этой огромной собакой, он вызывающе лаял и гарцевал перед этой псиной, точно рыцарь перед драконом. Все внимание мастифа обратилось на эту новую помеху. Он зарычал и бросился на щенка, который едва увернулся, оказавшись всего в нескольких дюймах от его страшных клыков. Он вновь вернулся, все так же вызывающе тявкая и отпрыгивая перед самым носом мастифа, который лишь впустую клацнул зубами; Тоби же продолжал вести эту опасную игру, вполне достойную Давида и Голиафа.
Я возблагодарил про себя смелого малыша за то, что он дал нам возможность сбежать. Жестом я показал мисс Раш, что нам нужно как можно осторожнее ускользнуть, и она понимающе кивнула. Мы шагнули в правую сторону. Голова мастифа тут же повернулась в этом направлении. Пес зарычал, и его мускулистое тело напряглось, готовое к атаке. И тогда вновь к нам на помощь пришел Тоби.
Когда его острые маленькие зубы сомкнулись на огромной ноге его противника, мастиф взвыл от боли. Он повернулся и вновь попытался укусить своего мучителя. На этот раз Тоби не успел ускользнуть. Большие клыки вонзились в его спину и мастиф стал мотать его из стороны в сторону, словно какое-то белье , вывешенное для просушки, а потом швырнул его наземь. И он лежал, тяжело раненый ,судорожно подергивая лапами и жалобно скуля. Но у него хватило смелости на то, чтобы подняв голову, зарычать на противника, который сию же минуту бросился к нему , обнажив клыки и разинув пасть, готовый перегрызть щенку горло.
Вдохновленный примером, поданным Тоби, в схватку вступил я. Метким ударом по голове я сбил пса с ног, заставив его, оглушенного, откатиться в сторону. Минуту спустя он, пошатываясь, поднялся на ноги. Я бы, конечно желал, чтобы этот период оцепенения длился подольше, но и этого вполне хватило.
Я подхватил израненного щенка, схватил за руку мисс Раш и со всех ног бросился ко входу в зал. Я передал Тоби девушке и всем телом навалился на дверь. Она дрогнула, но не поддалась. Быстро исследовав замочную скважину, я понял, что ключ все еще находится в замке. Имея в запасе время и терпение, я смог бы извлечь ключ и открыть дверь изнутри. К сожалению, у нас не было ни того, ни другого, ибо мастиф бежал к нам, настроенный еще более враждебно, чем прежде. Он уже испробовал крови и хотел еще.
И если я не хотел, чтоб эта кровь была моей, мне нужно было действовать, причем очень быстро. Возле двери находилась стойка с рапирами, это было не совсем подходящее оружие , чтобы противостоять псу, размером с теленка, и вооруженного к тому же огромными клыками. Но я схватил самый верхний клинок и встал в позицию en garde - «к бою» - скорее в силу привычки, нежели из уважения к своему противнику, ибо сильно сомневался, что он пожелает вести себя при этом, как джентльмен.
Свист рапиры перед самым носом заставил таки пса остановиться. Он отступил, настороженно глядя на меня. Я же, напротив, пошел на него, радуясь своему преимуществу в этой пляске смерти. Но эта тварь была столь же дерзкой, сколь и хитрой и неожиданно бросилась на меня. Ловким ударом я хлестнул его в нос. Любой другой пес признал бы на этом свое поражение и, поджав хвост, убрался бы восвояси. Но мастиф был стрелянный воробей. Шрам на носу был для него как укус блохи для толстой слоновьей шкуры.
В следующую минуту , сжав зубами лезвие рапиры, он вырвал ее у меня из руки. Пес с презрением отшвырнул ее в сторону и обратил ко мне свой злобный взгляд. Я прочитал в его диких глазах убийственную угрозу. Он жаждал, крови и нам обоим было известно, что я в его власти. Для него это было бы местью всем тем, кто бил и мучил его и заставлял сражаться с его же собратьями.
Для меня же это была страшная смерть и, кроме того, горько было признать, что мой брат был все- таки прав. Я мог только вообразить, что он скажет, когда ему сообщат о моей несчастной кончине. Я так и видел, как он, стоя у моей могилы, изрекает «Я тебе говорил», что, учитывая обстоятельства моей приближающейся гибели, было как нельзя более уместно. Век живи, век учись, или в моем случае, просто учись, хотя польза от этого за те несколько минут, что мне оставались, была весьма сомнительной.
Пес зарычал, отступая таким образом, чтоб потом с разбега броситься на меня и вцепиться мне в горло. Я собрался с силами и решил, что без боя не сдамся, каким бы беззащитным я сейчас не был. Отступив назад, я наткнулся на стойку с рапирами, неуклюже выбив их из их гнезд. Когда они рассыпались по полу , мастиф двинулся вперед. Я на мгновение отвернулся и увидел среди рассыпанных рапир массивный сабельный клинок. Я схватил и поднял его как раз в тот момент, когда пес прыгнул на меня.
Поддаваясь натиску и силе двенадцати стоунов крепких собачьих мускулов, клинок невольно пронзил грудь пса, проткнул его сердце и с кровавыми брызгами вышел, наконец, из его спины. Казалось, что время замедлило свой ход, и в ту минуту, когда моего лица коснулось зловонное дыхание смертельно раненого зверя, я ощутил , как сжимаю эфес сабли . И мы оставались связанными таким образом, человек и собака, закончившие свой смертельный поединок. Затем все вновь завертелось с привычной скоростью.
Я приподнялся, но тут же повалился обратно под неподъемным грузом мертвого пса. Я ударился об пол, и безжизненное тело моего противника распростерлось поверх меня, заливая кровью мою одежду. Я отнюдь не собирался подражать мяснику, который резал какого-нибудь барана из Дерби и утонул в его крови, но, несмотря на все свои усилия, я никак не мог высвободиться из-под этой огромной туши. Поднатужившись изо всех сил, я пытался сдвинуть ее с места, но по-прежнему оставался в этом своеобразном плену.
- Пожалуйста, позвольте мне помочь вам, - воскликнула мисс Раш , подбегая ко мне.
Вместе нам удалось оттащить в сторону мертвого мастифа. Освободившись ,я поднялся на ноги, немало потрясенный произошедшим.
- Вы убили его, - сказала девушка, слегка ткнув собаку ногой.
- Не намеренно. Как там Тоби?
Увы, он оставался совершенно неподвижным, лишь только грудь вздымалась и опускалась, показывая, что он жив. Он потерял много крови, и его белая шерсть стала багровой и спуталась в том месте, где мастиф вонзил зубы в его спину. Я коснулся морды щенка и почувствовал под своими пальцами холодное дуновение . Тоби с трудом приоткрыл глаза и , высунув сухой язык, попытался лизнуть мю руку.
У меня защемило сердце. Этот маленький храбрец ринулся в битву, чтобы мы смогли убежать. Он не должен заплатить за это своей жизнью.
Я оторвал рукав от своей рубашки и обвязал его туловище. Когда я затянул этот импровизированный бинт, чтобы остановить кровотечение, песик жалобно заскулил. Несмотря на все, что с ним случилось, по его глазам я видел, что он безмерно доверяет мне.
-Хороший мальчик, - сказал я ему, погладив его по ушам. – Оставайся здесь, а я погляжу, как нам выбраться отсюда.
- Вы сможете? – спросила мисс Раш. – Я имею в виду , вытащить нас отсюда? Дверь заперта. Ведь нам же не придется просидеть здесь до утра?
- Не думаю, что так долго.
- Я не могу себе такого позволить. Ведь если я не выстираю белье, будет скандал.
- Ну, раз так, то надо бежать.
Способ, что был у меня на уме, был старый, я просто надеялся завладеть ключом, что торчал снаружи. И чтобы осуществить этот план у меня как раз была в кармане небольшая записная книжка. Я вырвал из нее лист и подсунул под дверь. Взяв рапиру, я ее тонким лезвием вытолкнул ключ из скважины. Он упал на пол, отскочил и лег в нескольких дюймах от листа.
- Это плохо, да? – спросила мисс Раш, заметив мой раздосадованный вид.
- Я надеялся на большее, - раздраженно ответил я. – Однако, мы можем исправить эту ситуацию.
Щель под дверью была достаточно большой, чтобы в нее могло пройти лезвие клинка. Прижав голову к полу, я смог увидеть ключ, лежащий там, в тускло освещенном коридоре. Вновь и вновь я тянулся за ним, но не мог попасть, и мне удалось лишь отодвинуть его еще дальше. Наконец, мне улыбнулась удача, и я смог завести рапиру за ключ и с величайшей осторожностью подтянуть его к двери. Я затаил дыхание, когда на какую-то минуту мне показалось, что он застрял, но слегка повернув, мне удалось протащить его внутрь. Чрезвычайно довольный собой, я поднял ключ и потряс им с видом триумфатора.
- Вы очень умны, мистер Холмс, - восхищенно сказала мисс Раш. – Как же вы узнали, как это сделать?
Сказав, что прочитал об этом приеме в одном приключенческом романе, когда в детстве лежал в постели с ветряной оспой, я несколько поубавил блеска в своем героическом ореоле. Но поскольку именно так и было, я чувствовал, что должен откровенно рассказать , как было дело. И это признание отнюдь не уменьшило важности моего достижения в глазах мисс Раш.
- Мне бы такое никогда и в голову не пришло, - сказала она.
- У меня отличная память. Ну, а теперь, не пора ли покинуть это место? Я сыт им по горло.
Я осторожно поднял Тоби и понес его в свою комнату. Боль от ран и большая потери крови изнурили его, поэтому он не сопротивлялся, когда я положил его на полотенце на своей кровати и развязал сделанную мной повязку, чтобы обследовать его раны. Я отнюдь не претендую на роль эксперта в области подобных ранений, у животного или у человека, хотя , возможно, и разбираюсь в них несколько больше, чем большинство. Будучи мальчишкой, я смог выходить лисенка, искусанного барсуком. Тот день, когда я выпустил его на волю, был одним из самых ярких среди прочих дней моего детства, похожих один на другой. И я совсем не затаил против него зла за то, что перед тем, как убежать, разбойник укусил меня за руку; каждый должен действовать сообразно собственной натуре. И я всегда предпочитал немного презрительное отношение к другим слишком уж раболепной благодарности. И это восхитительное качество я старался с тех пор развить и в себе самом.
И еще этот случай научил меня тому , что самые ужасные раны могут быть не такими опасными, как это кажется на первый взгляд. Раны, что я сейчас видел на спине и на боку Тоби , были похожи внешне на ранения того искусанного лисенка. Почти все его тело было покрыто кровью, хотя укусы были, по большей части, неглубокими. Быстрое обследование показало, что то же самое можно сказать и о Тоби. А если так, то он счастливо отделался.
Я осторожно стирал с него кровь, тщательно промывая те места, где она запеклась, и, наконец, увидел рваные раны на его теле. Слава богу, укусу были не настолько глубокими, чтобы пронзить внутренние органы. Непослушная густая шерсть Тоби, вероятно, спасла ему жизнь, не пропустив насквозь зубы мастифа. Щенок нуждался в отдыхе и тепле, ибо, даже вытирая кровь, я ощущал, каким холодным было его тело.
- Мне нужно еще одно одеяло, - сказал я мисс Раш.
- Откуда же его взять, сэр? Сомневаюсь, что в такую холодную ночь найдется хоть одно свободное.
Об этом я не подумал. Однако, мне было известен один человек, которому этой ночью одеяла не понадобятся.
- У Сэмюэля Финсбери. Возьмите одеяла у него.
- Он не будет возражать?
Я покачал головой. Его дежурство закончилось несколько часов назад, и я представил, как он сидит перед пылающим камином в доме Лестрейда, согретый прекрасным ужином и бокалом старого бренди. Этот жалкий тип, по крайней мере, был в безопасности, в отличие от мисс Раш и меня, которым едва удалось спастись от зубов мастифа.
Получив это напутствие, девушка поспешила на поиски в комнату Финсбери. Я ожидал, что она откажется выходить одна в коридор, в темноте которого могли затаиться другие кровожадные хищники, но она, кажется, уже больше не думала об ужасных событиях этой ночи. И ее самообладание не могло не вызывать восхищение. Либо эта девушка обладала особой силой духа, либо страдала недостатком воображения.
Учитывая то, что она рассказала мне о своей жизни, я скорее склонен поверить в первое. С этими соображениями я не стал говорить ей, что не считаю произошедшее с нами случайностью. Слишком многое указывало на обратное. Собаки не сбегают из запертых конюшен, равно как и ключи не поворачиваются в замках по волшебству. Ко всему этому кто-то приложил руку. Если б я был игроком, то поставил бы на то, что виновный - майор Хэндимэн, так как он оставался в клубе и знал , что у Кэмпбелла наготове собака на случай возможных собачьих боев.
Единственный неясный для меня вопрос – почему столь крайнюю меру применили именно ко мне. Насколько мне известно, никто, за исключением Финсбери, не знал, кто я такой, а он вряд ли поделился своим открытием с другими. У меня, правда, были враги. Я был настолько неприятен майору, что он с легкостью ошпарил мне руку горячим кофейником, но спускать на меня бойцового пса , на мой взгляд, все же было слишком .
Тогда, либо кто-то знал, кем я был и по какой причине нахожусь в клубе, либо убить хотели вовсе не меня. Волосы у меня встали дыбом, когда я вдруг понял, что собаку спустили с цепи после того, как мисс Раш вошла в гимнастический зал. А я только что отправил ее одну на поиски одеяла.
Я выскочил в коридор как раз вовремя, чтобы услышать ее отчаянный крик. Дверь в комнату Финсбери была открыта, и я бросился туда, думая, что на нее там напали. Вместо этого я наткнулся там на нечто, похожее на огромный маятник, раскачивающийся взад и вперед перед окном, за которым мелькал молодой месяц. Мисс Раш стояла рядом, закрыв лицо руками.
- Он мертв! - воскликнула она. – Я вошла сюда и увидела его. Посмотрите, мистер Холмс, он мертв!
С этим трудно было спорить. Голова мертвеца была неестественно свешена набок, а руки безвольно поникли по бокам. Тело стало качаться медленнее, ибо веревка зацепилась за решетку окна , и сейчас распухшее лицо с высунутым языком повернулось ко мне. У меня перехватило горло, когда я узнал его.
Сэмуэль Финсбери так и не покинул Тэнкервилльского клуба живым.

@темы: Шерлок Холмс, Westron Wynde, Тайна Тэнкервилльского леопарда

URL
13:17

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
oscary, добро пожаловать! Очень рада, что ты снова здесь и я могу тебя должным образом поприветствовать, чего в прежде не сделала в силу своей неопытности)



Заходи и будь как дома! И пусть все будет как прежде и даже еще лучше

@темы: ПЧ

URL
03:04

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Из жизни вырезан целый кусок. Играющий важную роль, порой согревающий получше всякого камина.

Больше с утра теперь уже не надо хвататься в первую очередь за планшет, чтоб проверить новые сообщения, не нужно с надеждой заглядывать в своих ПЧ - вдруг что-то пропустила. Не придется, переводя какой-нибудь очередной опус, гадать какой он вызовет отклик. Я горела энтузиазмом целых полтора года, впервые могла говорить об интересной мне теме с тем, кому это тоже было интересно. Делилась самым сокровенным, от всей души желая помочь, даже взяла на себя роль учителя каких-то мистических учений. И для себя я с такой скоростью никогда бы не перевела то, что было переведено.

Теперь это все ушло... Безусловно, в чем-то я виновата сама, и сейчас тоскливо перебираю в памяти последние события, пытаюсь извлечь какие-то уроки. Правда, уроки это же для будущего, а о нем думать как-то совсем не хочется.

Больно, когда вспоминаешь, сколько было вложено, и как это было прекрасно и как это придавало сил и энергии. И как я мечтала, что сначала напишу об этом, потом о том и думала сколько времени это займет....

Я когда-то строила тут планов громадье - переведу то, переведу это... Все рухнуло в один момент, и больше никому не нужно. Честно, не думала, что так будет, даже не подозревала. Ведь, бывает, что ляпнешь что-то сгоряча или в сердцах и потом опасаешься последствий, а тут и близко не было ничего подобного. Скоропостижно, так сказать... Хотя сейчас вот чистила почту и натолкнулась на предпосылки, в июне уже возникла эта проблема, но тогда обошлось... Такого, как сейчас не ждала.
Потому и шок такой, и отойти от него пока не получается. Можно сказать, что я совсем разбита. Как говорил Высоцкий, "когда я вижу сломанные крылья"... Только он говорил, что у него нет жалости, а мне наоборот очень жаль. Жаль, когда уничтожается что-то позитивное, созидательное, я бы даже сказала, несущее свет. Не потому что кто-то заболел, потерял работу, не потому, наконец, что дайри прекратили свое существование, а из недопонимания... Ну, это если одним словом назвать, а там, конечно, много всего понамешано. Жаль, что я совсем не чувствовала заранее приближение такой беды, сделала бы все, чтоб предотвратить. Я, конечно, с себя тоже определенной вины не снимаю, только все же на саморазрушение бы не пошла. Никому от этого добра не будет. Когда вокруг пустыня и безмолвие, вряд ли правильно вырубать единственную зеленую рощу, даже если кажется, что деревья там растут не в ту сторону.

У меня еще тлеет маленькая искра надежды... Скорее всего тщетной. Я всегда надеюсь до последнего.

@темы: diary, Про меня

URL
пятница, 31 августа 2018
11:53

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Шерлок-младший, добро пожаловать!



@темы: ПЧ

URL
11:41

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Когда-то где-то на подсознании сложилось у меня мнение, что, возможно, Холмс избегал заводить новые дружбы и знакомства не просто так... Не исключено, что он сам, на своем опыте когда-то обжегся на этом в отношении того же Тревора, к примеру...
Если близко никого не подпускать, то и боли никто не причинит

@темы: Шерлок Холмс, Виктор Тревор, Холмс в университете

URL
вторник, 28 августа 2018
15:28

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Второй день очень много работы. Ни на что нет ни времени, ни сил. Сюда захожу лишь урывками(

Еще и простуда до кучи. Чихает вся компания, заболели , было, зубы, но лечение по причине простуды, хочешь, не хочешь придется отложить.

И вообще чувствую, что наступает какой-то новый период. Даже не знаю какой. Вспомнила, кстати, из теории трансерфинга, что переход на другую линию жизни часто сопровождается простудой...

@темы: Про меня

URL
суббота, 25 августа 2018
17:23

Старк Монро

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Думала, что напишу еще один заключительный коммент по книге и все, а вот нет. Книгу еще не дочитала, но решила написать, пока не забыла.

Ну, во-первых, у меня порой все же стойкое такое ощущение, что все это пишет молодой доктор Уотсон. Потому что и стиль его, и прямо вот узнаваемый язык. И он все так же снисходителен к своим порой весьма странным друзьям. Хотя в то же время Старк Монро в чем-то и более дерзок. В основном это касается того, как смело он высказывает свои мысли и идеи относительно религии. К этому я сейчас вернусь, а пока хочу еще мимоходом заметить вот что.

Старк Монро, наверное, совсем так же, как Уотсон, легкомысленно относится к финансам и столь же расточителен, а чековую книжку у него отобрать некому.
Снял в кредит дом и вздумал его обставлять, накупив всякой нужной и не нужной мебели и утвари, в том числе и несколько картин.

Кстати, взялась сейчас сравнить свою книгу с тем вариантом, что выложен в сети, и разница просто ужасная. Можно твердо заявить, что все самое достойное внимание из книги вырезано. Причем это даже не что-то заумное или подрывающее мораль, а, например, даже те места, где Старк Монро рассказывает, как приводил в порядок и обставлял дом. Причем вот тут точно не обошлось без отсебятины, чтоб хоть как-то своими словами изложить то, что вырезано.

Так вот, вернемся к Старку Монро.

"Мы явились на аукцион и стояли в толпе, ожидая своего шанса. И вот на обозрение выставили весьма изящный столик. Я без особой конкуренции приобрел его за девять шиллингов. Потом пошли три довольно привлекательных стула черного дерева с тростниковыми сиденьями - их я взял по четыре шиллинга за штуку. Затем я купил подставку для зонтиков за четыре шиллинга и шесть пенсов, что было уже, конечно, чистейшей роскошью, но - что делать? - я уже вошел во вкус. Когда оптом выставили партию штор, увязанных в узел, и кто-то предложил за них пять шиллингов, аукционист посмотрел на меня, я кивнул, и шторы тоже достались мне за пять шиллингов и шесть пенсов. Еще я приобрел за полкроны половик красного цвета, небольшую железную кровать за девять шиллингов, три акварельных рисунка: "Весна", "Человек, играющий на банджо" и "Виндзорский замок" за пять шиллингов, а также другой, очень маленький квадратный столик за три шиллинга и шесть пенсов. Всякий раз, как я делал предложение аукционисту, капитан Вайтголл поднимал свою пятерню. Я едва спас свои четырнадцать шиллингов и шесть пенсов, которые пришлось бы выложить за чучело попугая в стеклянном ящике.
- Его в самый раз повесить в прихожей, доктор Монро, сэр, - объяснил капитан, когда я пытался его урезонить.
- Да мне самому придется повеситься в прихожей, если я стану так тратить деньги!"

А теперь главное. И это опять таки касается религии. К Старку Монро приходит местный священник и между ними случается беседа на церковную тему. Причем Старк Монро был чересчур откровенен, объясняя этому совершенно незнакомому викарию свои взгляды на религию и , главным образом, на Бога и Иисуса Христа. И эти взгляды меня настолько поразили и даже натолкнули на определенные мысли, что я постараюсь поделиться здесь небольшой цитатой. Как же жаль, что всего этого нет в сети!
Но сперва скажу, что если здесь Дойл излагал свои взгляды, то это дает основание еще раз подумать о том, что он вкладывал в фигуру Холмса, а нижеприведенные строки напомнили мне обо всем, что мы говорили на эту тему.

"- Вы, надеюсь, твердо держитесь основополагающих истин христианской веры? -спросил он.
- Всем сердцем, - отвечал я. - И я убежден, что основатель этой веры был самым лучшим и добрым человеком из всех, о ком в истории нашей планеты сохранились воспоминания.
- Полагаю, - сурово вопросил он, - что ваша вера на том не останавливается? Вы, конечно, же готовы признать, что Он был воплощением Божьим.
- А вам никогда не казалось, - сказал я, - что если бы он был хрупким смертным вроде нас, то его жизнь была бы исполнена для нас гораздо более глубокого смысла? Она тогда могла бы служить идеалом, достичь которого мы бы стремились. А если с другой стороны, его природа была столь принципиально отлична от нашей, то его существование теряет для нас всю "соль". Если он был Богом, тогда он не мог грешить, и больше здесь говорить не о чем.
- Он победил грех, - отвечал мой визитер.
- Легкая же победа! - сказал я. - Признаюсь, что лично я больше симпатизирую его слабостям, чем его добродетели и мудрости, так как они гораздо ближе мне, принимая во внимание мою собственную слабость.
Ну, может быть, слабость - не совсем подходящее слово и лучше сказать "наиболее человечные черты". И это - его упрек сибаритам. Разгон, который он учинил торговцам в храме. Вспышки его гнева и негодования в адрес фарисеев. Его довольно неразумное раздражение против смоковницы за то, что она не приносит плодов зимой. Его вполне человеческое недовольство женщиной, которая суетится, когда он говорит. Его сомнения в себе накануне перелома - все это позволяет мне увидеть и любить в нем человека....
В старые времена было сказано и передано нам много вечных истин в книге, некоторые части которой действительно могут быть названы "святыми". Но осталось еще и много такого, откровение чего нам еще только предстоит; и если мы станем отвергать эти вещи потому только, что их нет на странице Библии, то мы уподобимся тому ученому, который не принимает в расчет спектральный анализ Кирсгоффа потому только, что о нем не сказано ни слова в книге Альберта Великого. Современный пророк может носить пальто из тонкого сукна и печататься в журналах, и тем не менее служить каналом, по которому передается тончайшая струя из хранилищ истины. Взгляните сюда! - воскликнул я, вставая и указывая ему на текст Карлейля. - Эти слова идут не от древнееврейского пророка, а от налогоплательщика из Челси. Всевышний еще не сказал Своего последнего слова роду людскому, и Он может говорить устами шотландца или американца с тем же успехом, как прежде говорил устами израильтянина. Библия, сэр, - это такая книга, которая передается наммаленькими порциями и на последней странице которой должно быть написано не "Конец", а "Продолжение следует"."

@темы: Конан Дойль, Мистические темы, Цитаты

URL
пятница, 24 августа 2018
16:30

Секретные материалы

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Совершенно случайно на англоязычном, по сути, тумблере напоролась на наши же "секретные материалы". И стала счастливым обладателем раритета))

Речь идет о некоторых документах, касающихся съемок на Ленфильме нашего советского Холмса. Кое-что, может, где и проскакивало, но мне показалось, что все это именно глубоко внутренние документы, которые безусловно очень интересны.



читать дальше

@темы: За кадром, Виталий Соломин, Масленников, Василий Ливанов, Советский ШХ

URL
четверг, 23 августа 2018
15:23

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Начала читать "Старка Монро". Честно говоря, в самом начале не понравился переводчик. Сейчас я уже вчиталась, а вначале обратило на себя внимание, что человек порой не совсем умеет выражаться по-русски. В смысле, понятно , изящно и красиво)

Пока не скажу, чтоб я была в восторге) Правда, чувствуется стиль Дойля. Это, в самом деле, в значительной степени автобиографическая вещь. Улавливаю это в описании матери героя. Отец там совсем другой, врач, опора семьи.
Повествование построено таким образом, что главный герой, пишет письма своему другу, рассказывая о себе. Пожалуй, знаменательно то, что первое письмо помечено все тем же мартом 1881 года)

Меня естественно заранее интересовал образ другого его друга, Колингуорта, учитывая намеки буржуйских слэшеров-холмсоманов. Пока это весьма себе неприятный тип, в меру гениальный, в меру взбалмошный, порой совершенно неадекватный. Ну, вот сегодня обратила на себя внимание следующая фраза:

"Ты мой, - писал он, -имей в виду, что я тебя вызову, когда ты мне понадобишься."

Вроде что-то напомнило) Но пока друзья разъехались в разные стороны.

И еще автор, то бишь главный герой, делится с другом своими соображениями по поводу взглядов на религию. И они очень похожи на речь Холмса в "Морском договоре". Кстати сказать, как раз все это было вырезано из переводов, найденных мной в сети. Хотя переводчик тот же.

Я, правда, сейчас засомневалась насчет переводчика. Этот перевод - Антонова, Гелева вроде как выложен и в сети, но это значит, что когда-то было переведено все, а издано в обрезанном виде? Или же все-таки эти самые отсутствующие места переводил кто-то другой?

Приведу небольшую цитату, напомнившую мне монолог Холмса о божественном провидении:


"Но ведь не только в большом мы видим постоянно присутствующую заботливость некой разумной силы... Мы видим, что мельчайшие хоботки насекомых идеально приспособлены для чашечки цветка, что микроскопический волосок и клетка в теле служат определенной цели во благо целого. И какая разница, происходит ли это в результате особого акта Творения или в результате эволюции?
И если эта сила позаботилась о пчеле, снабдив ее собирательным аппаратом и хоботком, позаботилась о невзрачном семени, наделив его множеством приспособлений, благодаря которым оно достигает наиболее подходящей для него почвы, то мыслимо ли, чтобы мы - высочайшее из всех Ее творений - оказались обделенными? Такое немыслимо. Сама эта идея несовместима с системой Творения в том виде, в каком оно предстает перед нами. И я еще раз повторяю: чтобы достичь уверенности в существовании мудрого Провидения, нам не нужно никакой веры."

Но хочу еще сказать о рекламе. Во первых несчастные "Письма Старка Монро" превратили в "Загадку Старка Монро". Ну, а как же, ведь это Конан Дойль.
Ну и аннотация просто супер:

"Поклонники творчества Конан-Дойля уже на протяжении века спорят о том, кто же из героев великого писателя был у него самым любимым. И, похоже, Шерлок Холмс сдает свои позиции!!! Ведь Старк Монро, главный герой книги "Загадка Старка Монро", по признанию самого Конан-Дойля, оказался настолько интересным персонажем, что ради него писатель был готов избавиться от Шерлока."

Прочла примерно четверть книги. Посмотрим, что дальше.

@темы: Конан Дойль, Книжки

URL
14:23

Конан Дойл - продолжение

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Продолжу после большого перерыва.



"В июле 1911-го супруги Дойл отправились в Германию, где доктор принял участие в качестве гонщика в международном автопробеге, организованном прусским принцем Генрихом. Это было грандиозное мероприятие в честь коронации нового английского короля Георга V.
У Дойла тогда был «лорен-дитрих» мощностью в 16 лошадиных сил, с открытым верхом. За рулем, по правилам гонки, должен был сидеть он сам; его шофер (когда-то бывший кучером) мог выполнять только роль механика. Джин ехала пассажиркой. В машине каждого гонщика также находился наблюдатель из команды противника. С британской стороны наблюдателями были офицеры высших чинов, с немецкой – в основном простые лейтенанты; в этом виделось неуважение. Дойлу, во всяком случае, было весьма неприятно постоянное присутствие надзирателя, хотя он и мог разговаривать с ним по-немецки. Немецкие гонщики были очень хороши, но британская команда победила – по мнению Дойла, благодаря своему коллективистскому духу, тогда как немцев он определил как «сборище индивидуумов». Сам доктор прошел всю дистанцию успешно и потерял очки лишь на одном крутом холме. «Когда мы в конце концов совершенно выдохлись, я посадил за баранку своего легкого по весу шофера, забежал сзади и, по существу, втащил машину на гору, подталкивая ее вверх, но нам начислили много штрафных за то, что я оставил свое место за рулем». Если бы «лорен-дитрих» не смог одолеть холм, то штраф был бы больше – так что оригинальный метод доктора Дойла оправдал себя.
А в 1912-м (забежим немного вперед, раз уж пошла речь про спорт) доктору довелось – ни больше ни меньше – организовывать Олимпийские игры. Дойл уже принимал деятельное участие в предыдущей Олимпиаде 1908 года – в качестве журналиста. Та Олимпиада проходила в Лондоне, и «Дейли мейл» предложила Дойлу освещать марафонский забег. Финал марафона оказался драматичным: итальянский спортсмен Дорандо, человек хрупкого сложения, шедший первым, перед самым финалом выбился из сил, и его обошел американский атлет Хейес. Симпатия доктора была – как всегда – на стороне проигравшего: «Слава Богу, он снова на ногах, – маленькие красные ножки двигаются неуверенно, но топают твердо, направляемые высшей внутренней волей. Когда он опять падает, раздается стон – и ликование, когда он, шатаясь, поднимается. <...> Упадет ли он еще раз? Нет, он качается, балансирует, и вот он уже коснулся ленточки, и его подхватило множество дружеских рук». Доктор организовал для маленького итальянца подписку через «Дейли мейл» и собрал 300 фунтов, в результате чего тот открыл булочную.

Интересно, однако, отметить, что на Дойла при всей его восторженности Олимпиада 1908-го произвела не слишком хорошее впечатление, и он отзывался об олимпийском движении весьма настороженно: «Когда я думаю. об Олимпийских играх, я никоим образом не уверен, что спорт оказывает то благое интернациональное влияние, которое ему приписывают. Я хотел бы знать, не имеет ли какая-нибудь из древнегреческих войн истинной причины в Олимпийских играх». Дело в том, что именно с 1908 года Олимпийские игры приобрели свой современный характер – профессиональный: о красоте спорта никто больше не вспоминал, все гнались за результатами; это не соответствовало тому идеалу, который представлял себе доктор – принцип любительства, право на участие для слабых, рыцарство, бескорыстие. Нетрудно представить, что сказал бы этот идеалист о допинговых скандалах и прочих «прелестях» современного большого спорта."


Не могла не поделиться этими выдержками о Дойле-любителе спорта. А сейчас будет довольно длинная цитата, главным образом, об отношениях Дойла с Бернардом Шоу, в которой очень ярко изображены оба писателя. Речь там пойдет и о гибели "Титаника", и я для себя отметила, что в мире ничто не изменилось. Случаются катастрофы, журналисты гоняются за сенсациями, описывая трагические события, а там уж каждый реагирует на все это по-своему.


"Кино в те годы никого уже не удивляло; был снят не один фильм о Шерлоке Холмсе. Но лишь в 1912 году кинематографисты впервые обратились к Дойлу, чтобы купить у него права на экранизацию. Это были представители французской кинокомпании «Эклер», которые уже снимали фильмы о великом сыщике; теперь наконец непосредственно у автора были приобретены права на «Медные буки». Предложенная сумма, по словам доктора, показалась ему настоящим кладом – он тогда не знал, какими деньгами может ворочать киноиндустрия. Впоследствии, когда он захотел продать эти права своим соотечественникам, ему пришлось выкупать их у французов за сумму в десять раз большую. Неизвестно, видел ли он французскую экранизацию – скорее всего, конечно, видел. Он об этом не упоминает. В 1912-м его занимали совсем другие вещи.

Артур Конан Дойл и Джордж Бернард Шоу были знакомы с 1891 года. Не раз им доводилось сражаться по одну сторону баррикад – рядом, но не вместе. Оба были ирландцами со всеми вытекающими последствиями: горячий, упрямый характер, сентиментальность и умение сказать едкое словцо; если у Дойла преобладала сентиментальность, то у Шоу – желчность. Друг друга они недолюбливали. Дойл воспринимал Шоу как злобного, ядовитого критикана, для которого нет ничего святого, который ради красного словца отца родного не пожалеет; Шоу считал Дойла весьма посредственным литератором, а также напыщенным, восторженным и недалеким человеком. Маленький штрих, характеризующий обоих: однажды в Хайндхеде был поставлен любительский спектакль по пьесе «Как вам это понравится»; на представлении были Дойл и гостивший там Шоу. Нетрудно догадаться, как самодеятельные деревенские актеры могли играть Шекспира. Дойл рукоплескал и очень хвалил игру. Шоу сказал, что ничего ужаснее он не видел. Дойл неплохо разбирался в театре и мог отличить хорошую игру от плохой, но считал, что нужно быть благодарным людям, которые тянутся к искусству и искренне желают доставить окружающим удовольствие. Шоу подобные соображения были чужды. И так у этих двоих было во всем и всегда. При этом внешне сохранялись дружелюбные отношения. Но в 1912 году два писателя страшно поссорились.

15 апреля погиб «Титаник». Пересказывать обстоятельства самой катастрофы нет смысла – их нынче знают все. Море было спокойное, и лайнер тонул медленно, но из 2 206 человек, находившихся на борту, спаслись только 711. Погиб, в частности, Уильям Стид, старый приятель и идейный противник Дой-ла, двадцатью шестью годами ранее опубликовавший в «Пэлл-Мэлл газетт» статью с описанием выдуманной катастрофы современного лайнера, который не был оснащен достаточным количеством спасательных шлюпок; через два дня после его смерти провидческая статья была перепечатана всеми газетами. Это – установленные факты; в том же, что касается подробностей спасательной операции, разногласия существуют до сих пор.

В первые дни сведения о катастрофе поступали очень отрывочно, в виде слухов и искаженных рассказов очевидцев. Сразу появилась версия о том, что капитан Смит застрелился. (По сей день неизвестно, как именно он погиб.) Британские газеты начали писать о мужестве и героизме, проявленных их соотечественниками – пассажирами, уступавшими места в шлюпках женщинам и детям, членами экипажа, стрелявшими в трусливых и злобных иностранцев, которые пытались спастись, расталкивая слабых, оркестрантами, игравшими до последнего мгновения, чтобы поддержать дух в пассажирах. Очень много говорилось о благородстве и очень мало – о панике и неразберихе, о пассажирах третьего класса, запертых по приказу капитана, о нехватке шлюпок, о том, что на судне не проводилась учебная тревога, что члены экипажа не знали, за какие шлюпки они отвечают, что пассажирам не объяснили, насколько серьезная опасность им угрожает, предпочитая успокаивать их музыкой. Тон всех статей был сентиментально-романтический.

Шоу это взбесило. В гибели «Титаника» он не видел героизма, а одну лишь самодовольную, преступную глупость. Не говоря уж о том, что капитан пренебрег предупреждением относительно айсбергов (сейчас вроде бы считается, что он был пьян, а его помощнику Лайтоллеру, который намеревался снизить скорость и изменить курс, не дал сделать это председатель судоходной компании Исмей – есть, впрочем, и другие версии). Само спасение было организовано из рук вон плохо, в результате чего шлюпки отчаливали от борта, заполненные лишь наполовину, и сидевшие в них даже не пытались помочь тем, кто оказался в воде. 14 мая Шоу опубликовал в «Дейли ньюс» статью под громоздким заголовком «Некоторые неупомянутые моральные соображения», где высказал все, что он думал по поводу «Титаника». Капитана Смита он прямо назвал преступником. Он привел известный пример со шлюпкой №1, впоследствии получившей название «специальная миллионерская», на которой уплыли всего 12 человек, хотя она вмещала 40. Он говорил о том, что женщинам и детям никто мест не уступал, что толпа готова была идти по головам, что офицеры стреляли в обезумевших пассажиров не из благородства, а от ужаса. Но больше всего он ополчился на тех, кто видел во всем этом проявления «прекрасного героизма»: «Я спрашиваю, зачем это отвратительное, святотатственное, бесчеловечное, мерзкое вранье? Произошло несчастье, которое любого гордеца сделает смиренным, самого необузданного шутника – серьезным. Нас оно сделало тщеславными, нахальными и лживыми».

Шоу всегда был на стороне меньшинства и в меньшинстве (и, заметим, ему это нравилось); разумеется, на него и тут набросились все. Конан Дойла статья Шоу страшно возмутила. Он глубоко переживал трагедию лайнера, всплакнул над рассказами о героических оркестрантах, о седом капитане, ценой собственной жизни спасшем ребенка (была и такая версия, столь же недоказанная и недоказуемая, как и то, что Смит застрелился); он горевал о Стиде, который, по словам выживших очевидцев, проявил во время катастрофы мужество и благородство. Ему казалось, что горе сплачивает людей, что благородное поведение офицеров с «Титаника» послужит очистительной жертвой и добрым примером; он верил в катарсис – и вдруг такая лохань помоев!

«"Дейли ньюс", 20 мая 1912 г.

М-Р ШОУ И «ТИТАНИК»

Сэр, я только что прочел статью м-ра Бернарда Шоу о гибели «Титаника», напечатанную в Вашей газете. Она якобы написана в интересах истины и обвиняет всех во лжи. Никогда, однако, я не встречал выступления, в котором было бы нагромождено столько лжи. <...>

М-р Шоу хочет подкрепить примерами свой извращенный тезис о том, что героизма не было, и делится фактами, что женщинам не предоставили право спастись в первую очередь. С этой целью он выбирает одну-единственную самую маленькую шлюпку, спущенную на воду и укомплектованную при особых обстоятельствах, которые сейчас расследуются (речь о той самой «миллионерской» шлюпке. – М. Ч.).<...> Но м-ру Шоу известно не хуже, чем мне, что если бы он взял следующую лодку, то был бы обязан отметить, что в ней преобладали женщины (65 из 79 человек) и что почти все лодки двигались медленно, так как не хватало гребцов-мужчин. Значит, м-р Шоу намеренно выбрал одну лодку, чтобы создать ложное впечатление, ведь он знал, как это исказит ситуацию. <...>

В другом разделе статьи м-р Шоу пытается очернить поведение капитана Смита. Он использует свой излюбленный метод ложного предположения, заявляя, что будто бы сочувствие, выраженное общественным мнением по отношению к капитану Смиту, приняло форму оправдания того, как он командовал кораблем. На самом деле никто не пытался оправдать риск, на который пошел капитан, а сочувствие было адресовано старому почтенному моряку, который совершил одну ужасную ошибку и который сознательно отдал жизнь в ее искупление. <...>

Наконец, м-р Шоу пытается очернить прекрасный эпизод с оркестром, утверждая, что музыканты играли по приказу, дабы предотвратить панику. Но даже если это так, разве это умаляет мудрость приказа или героизм игравших музыкантов? <...>

Что же касается основного обвинения, будто катастрофой воспользовались с целью прославить достоинства британской нации, то мы были бы последними людьми, если бы не оценили мужество и дисциплину в их высочайших проявлениях. То, что наши симпатии отданы не только нашим соотечественникам, видно из того, как превозносится поведение американских пассажиров, и особенно столь часто ругаемых миллионеров, – так же тепло, как и любое другое событие этой замечательной эпопеи.»

С одной стороны, именно так до сих пор принято говорить о трагедиях и именно такой тон большинство людей считают уместным; с другой – при чтении последнего абзаца хочется взвыть – особенно от слов о добрых миллионерах и эпитета «замечательная». Вряд ли родственники погибших оскорбились бы, прочтя о том, что их родных не спасли из-за халатности – скорее их бы шокировало то, что смерть их близких для кого-то – «замечательная эпопея». Но доктор Дойл таков, каков он есть. Во всем он хотел находить – и находил – возвышенное, благородное, мужественное, героическое. Шоу очернил британский народ – этого Дойл ему не мог простить. Он часто ополчался против своих – в случаях с Идалджи или Слейтером – с таким же гневом, как и Шоу, но не мог слышать, когда его страну ругает кто-то другой. И тем не менее Дойл был абсолютно прав в отношении Шоу: тот подобрал факты тенденциозно – как и он сам. Оба говорили то, чему верили, и оба черпали сведения из недостоверных источников.

Шоу ответил Дойлу в той же газете 22 мая: «Сэр Артур обвиняет меня во лжи, и я должен сказать, что после него я не чувствую особого воодушевления говорить правду. Сам он против своей воли пишет самую, на мой взгляд, громоподобную ложь, которую автор когда-либо передавал в типографию. <...> Я так же принимаю близко к сердцу трагедию катастрофы, как и любой другой человек; но из-за невыносимой провокации, из-за отвратительной и бесчестной чепухи я был вынужден призвать наших журналистов прийти в себя и сказал открыто, что все происшедшее было опозорено бесчувственным всплеском романтического вранья».

Комиссия, возглавляемая лордом Мерси, расследовала гибель корабля; на Дойла первые результаты расследования комиссии произвели удручающее впечатление, и дальше спорить с Шоу он не решился.
25 мая Дойл завершил дискуссию: «Самое худшее, что я могу подумать или сказать о м-ре Шоу, это то, что среди многих его блистательных талантов нет умения взвешивать факты и свидетельства; также нет у него черты характера – назовите это хорошим вкусом, гуманностью или как угодно, – которая не дает человеку бессмысленно оскорблять чувства других людей». Шоу понял, что отвечать дальше было бы уже глупо, и промолчал. На дуэль они друг друга не вызвали, и конфликт потихоньку рассосался – вспыльчивые люди, как правило, отходчивы."



"21 декабря 1912 года Джин родила девочку – Джин Лину Аннет Конан, будущую военную летчицу, «Air Commandant Dame», и любимицу доктора Дойла. Она была самой энергичной, самой талантливой из всех его детей. Как никто, она понимала его. У нее было великолепное чувство юмора. Из ее поздних интервью можно сделать вывод о том, что она больше любила отца, чем мать. Кингсли и Мэри считали родителя чрезмерно строгим, Деннис и Адриан – строгим и справедливым. Джин он запомнился как «веселый и ласковый». Когда она, одетая матерью в новое светлое пальто, лазала по берегу реки и падала в грязную лужу, то, боясь материнского гнева, бежала к отцу – и тот за нее заступался. В детстве она считала себя мальчиком и играла только в мальчишечьи игры. Ее основное имя было Джин, но доктор звал ее «Билли», и в своих детских письмах к нему она подписывалась «твой сын Билли». В «Троих» он называет ее Бэби («детка») и говорит о ней: «Оба мальчика – бурные, но мелководные речки в сравнении с этой маленькой девочкой с ее сдержанностью и элегантной отчужденностью. Мальчики понятны; но эту девочку никто никогда не сможет понять до конца. Она полна скрытой внутренней силы. Воля у нее железная. Нет такой силы, что могла бы согнуть или сломить ее дух; на нее можно воздействовать лишь с помощью мягкого и спокойного убеждения. Но упрямой она бывает редко. Обычно она тиха, вежлива и спокойна; она предпочитает наблюдать за событиями, лишь время от времени принимая в них участие со снисходительной улыбкой».



Противоположности притягиваются: лучшим другом Джин станет не застенчивый Деннис, а бестия Адриан. Они будут часто и бурно ссориться; наступит даже день, когда пятилетняя Джин откажется помолиться за своего брата перед сном: «Боже, благослови всех, но только не Димплса». Мать отругала ее: так поступать нехорошо. Тогда Джин, перечислив в молитве имена всех окрестных кошек, собак, коз, а также своих кукол и других игрушек, самой любимой из которых было старое, драное, грязное, скатанное в трубку стеганое одеяло, нареченное именем Риггли («червячок»), в самом конце сквозь зубы пробормотала: «Ладно, так и быть, Боже, благослови эту сволочь Димплса»..."

@темы: Конан Дойль, Чертанов

URL
среда, 22 августа 2018
22:06

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
elzabrutta, доро пожаловать!


Располагайтесь и чувствуйте себя как дома)

@темы: ПЧ

URL
вторник, 21 августа 2018
21:41

Тайна Тэнкервилльского леопарда Глава 12

Когда мы служим великим, они становятся нашей судьбой
Глава 12

Встреча с Майкрофтом оставила после себя болезненный осадок. Тем не менее, мне не следовало вымещать свое расстройство на первой попавшейся на глаза стене. Я разбил до крови костяшки пальцев и настолько, что моя белая перчатка стала почти совсем красной. После чего я излил свою досаду в нескольких метких словах.
Я имел все основания сердиться, хотя, возможно, больше на себя, чем на брата. Я мог бы справиться с этой ситуацией и получше, сказал я себе. Я позволил загнать себя в угол и поставить себя перед выбором, не доставившим удовольствие ни одному из нас.
Говорить, что мы близки, было бы явной ложью, но я чувствовал некоторое успокоение, сознавая, что он был там, в клубе, последний бастион защиты в тревожные времена. То, что мы стали чужими друг другу из-за какого-то пустяка, было абсурдным.
И это еще, мягко говоря. Мы встретились друг с другом, как два непоколебимых противника и каждый упрямо отстаивал свою точку зрения. Теперь мы были чужими друг другу, и мне было суждено пополнить ряды тех, что прозябали в нищете, если только мне не удастся заработать на жизнь, распутывая те загадки, с которыми, как я надеялся, придут к моей двери какие-нибудь несчастные люди.
Но вся проблема может быть в том, что у меня может не оказаться этой самой двери, в которую они могли бы постучаться. Я сказал себе, что если такой день и наступит, я не пойду за помощью к брату. Уж скорее я кончу свои дни в сточной канаве, чем признаю, что он был прав.
Но уж, по крайней мере, на ближайшие несколько дней у меня будет еда и ночлег. Моя неуклюжесть с напитком Майкрофта будет принята во внимание и это будет использовано против меня. Я не сомневался, что меня ждет один-другой приятный вечер, когда я на карачках буду шлифовать дубовый паркет.
И тут ничего не поделаешь. Мне было отказано и в финансовой помощи брата и в доверии тех, кто тяжким трудом зарабатывал себе на жизнь. В первый раз я осознал, насколько ужасно мое положение. В один прекрасный день наступит время, когда я буду рад и такому месту, как это, буду рад чистить строптивых скакунов и есть протухшее мясо. В конце концов, нищим выбирать не приходится.
Не в силах вернуться к своим обязанностям, я ушел и направился в кухню. Огонь в очаге совсем почти потух под присмотром близнецов Сэлсбери, которые пытались извлечь из этой ужасной ситуации максимум пользы и намазывали маслом все ломти хлеба, какие только могли найти. Сейчас, когда мистер Уорбойс томился за решеткой, а его жена все еще рыдала у себя в комнате, уж если что и можно было сказать наверняка, так это то, что сегодня ужина не будет, даже такого, главным ингредиентом которого было бы волокнистая конина, купленная по дешевке на местной живодерне.
Я опустил руку в миску с теплой водой и попытался найти утешение, смакуя кусок хлеба, это была первая более или менее приличная еда, которую я пробовал с тех пор, как поступил на службу в Тэнкервилльский клуб. Но даже этот кусок хлеба вступил в заговор против меня – зубы заскрипели, наткнувшись на что-то твердое. И появилось ощущение, что во рту у меня что-то не так. Выплюнув в ладонь хлебный мякиш, я увидел, что там зловеще поблескивало что-то белое. Языком я быстро нащупал то, что осталось от сломанного верхнего коренного зуба.
Боли это не причиняло, но отнюдь не способствовало поднятию настроения. В это проклятое заведение я пришел в отличной физической форме. Уже через день у меня был сломан зуб, кровоточила рука и стерты колени. Я был полуголодным, получил ожог от майора и выговор от старшего брата. И вдобавок ко всему я начинал сомневаться в своем здравомыслии. Майкрофт, будь он неладен, был прав. Это место было явно не для меня.
Но , увы, я был слишком упрям по натуре. Ничто на свете не заставило бы меня бросить это дело. Майкрофт мог бросить бы мне в лицо сотню доводов против и пытаться остановить мое расследование, умалчивая о том, что было ему известно, но меня нельзя было разубедить. Я пойду своим собственным путем, даже если то, то останется от меня к воскресенью, сможет спокойно уместиться в почтовом конверте.
Близнецы Сэлсбери вновь ковыряли свои прыщи, и у меня свело внутренности при мысли о том, что я возможно только что проглотил, поэтому со своим сломанным зубом и саднящей рукой я отправился на свежий воздух. В дверях я столкнулся с главным стюардом. У него, как обычно, был вид человека , на уме у которого были какие-то неприятности, и он скорчил еще более недовольную гримасу, едва только увидел меня.
- Холмс, мне жаловались на вас.
- Замечательно, - резко сказал я. – Мне уже все равно.
За это я схлопотал пощечину. Если б я не был так удивлен, то в отместку ударил бы его со всей силы в спину. К счастью для нас обоих, у мистера Фрейзера был опыт обхождения с темпераментными подчиненными.
- Следите за своим языком, молодой человек! – сказал он. – Я бы сию же минуту вышвырнул вас на улицу , если б у нас была хоть одна лишняя пара рук. К счастью для вас этот джентльмен не захотел поднимать шум. Сказал, что это была случайность. Это правда?
Я про себя поблагодарил Майкрофта за такую предупредительность.
- Да, так оно и было.
- Хорошо. Постарайтесь, чтобы больше это не повторилось. С вас вычтут шиллинг. Отправляйтесь в конюшню и почистите коня майора Хэндимэна. Когда закончите, приступайте к своему ночному дежурству. Ну, чего вы ждете?
У меня был на это язвительный ответ, но я передумал. Перспективы оказаться нос к носу с Сатаной было достаточно, чтобы испортить чье угодно настроение. Я направился к конюшне и как раз отпирал стойло, когда на деревянную панель легла чья-то рука.
- На вашем месте я бы не открывал ее.
Кэмпбелл выступил вперед из тени, где он тихо курил. Табак был дешевым и с ужасным тлетворным запахом, словно был приготовлен из того, что соскоблили с подошв чьих-то ботинок, добавив туда к тому же грязные носки.
- Мистер Фрейзер велел мне почистить Сатану, - сказал я.
- А, ясно, но он в другом стойле, - сказал Кэмпбел, указывая куда-то позади себя. – А здесь он велел мне запереть собаку. Не хочу, чтобы она вырвалась.
- Ваша собака? Я не знал, что у вас есть домашний питомец.
Он усмехнулся, обнажив желтые зубы, к которым пристали остатки пищи.
- Никакой это не питомец, Холмс. Это мастиф, причем, не чистокровный; а помесь с волкодавом. Он чемпион, выигрывал все бои, в которых участвовал.
Когда вам кажется, что невозможно скатиться еще ниже этой бездны человеческой порочности, вы вдруг понимаете, что можно пасть еще более низко. На собачьи бои, наравне с травлей собаками быков, был наложен запрет более сорока лет назад. Те, кто верил, что лист бумаги и учредительный акт парламента, закрепленный законом, может положить конец самым гнусным видам так называемых развлечений, жестоко ошибались.
- Разве вы не боитесь, что вас поймают? – спросил я.
- Что, здесь в Тэнкервилле? Кто же расскажет? Члены клуба обожают травлю.
- Готов биться об заклад, - пробормотал я.
-Хотите сделать небольшую ставку, мистер Холмс? – спросил Кэмпбелл. – Я знаю, что вы игрок, а моя собака – это дело верное.
Уж чего бы я очень хотел, так это без промедления послать за полицией, которая бы его арестовала. Мне все более и боле омерзительным становилось терпеть присутствие этого человека. К сожалению, это было необходимо, по крайней мере, в ближайшие несколько дней. Уж потом пусть приходит Лестрейд и арестовывает всю эту компанию и даже закрывает клуб, мне все равно.
- У меня нет денег, - сказал я. – Кроме того, на вашем месте я бы был осторожнее. Я слышал, как инспектор полиции говорил, что за клубом продолжают вести наблюдение.
Лицо Кэмпбелла вмиг стало серьезным.
- В самом деле? Но зачем?
- Из-за улик против мистера Уорбойса. Думаю, он хотел арестовать того, кто поставлял ему это подозрительное мясо.
Кэмпбелл выругался, бросил наземь сигарету и потушил ее каблуком.
- Если там рядом полицейские, то на сегодня бой придется отменить. Мне следует послать Чарли записку, предупредить, чтоб он держался подальше. Спасибо за предупреждение, приятель. Я этого не забуду.
- Не сомневаюсь, - пробормотал я, наблюдая за тем, как он исчез в темноте. – И я тебе не приятель.
Я испытывал некоторое удовлетворение от сознания, что на сегодня отменил их ужасное представление. Но это приятное чувство тут же испарилось пред пугающей перспективой встречи со злобным жеребцом и его острыми зубами. Однако, я усвоил прошлый урок и крепко держал коня за уздечку, пока счищал с его боков пот и грязь.
Исходя из того, что я видел, можно было сказать, что на нем ездили не очень далеко. Грязь на ногах была явно городского происхождения, с обычным присутствием в ней экскрементов животных, песка и рыхлой земли из множества парков и площадей. К одному копыту пристали раздавленные остатки какого-то цветка, теперь его лепестки совершенно утратили свой цвет и форму. Еще там было нечто похожее на клочок капустного листа, хоть в этом отношении я доверился тому, что говорили мне глаза и не стал проверять их свидетельство на вкус, учитывая то, где находился этот лист.
Плюс еще к этому засохшие лохмотья моркови по обеим сторонам копыта, и я пришел к неизбежному выводу, что Хэндимэн был где-то вблизи фруктового, овощного и цветочного рынка в пределах города. Ближайший рынок был в Ковент Гардене, прибежище торговцев, продавцов спичек и женщин с дурной репутацией.
Майор мало походил на любителя свежих овощей, и еще меньше на ценителя женщин, что за несколько пенни продавали свою увядшую красоту. Я подозревал, что он лишь проезжал через рынок куда-то относительно недалеко, где его конь смог в свое удовольствие пожевать свой импровизированный обед, пока его хозяин занимался своими делами. Возможно, я и подозрителен по натуре, но я не мог не подумать о том, что поблизости была знаменитая Хаттон Гарден, улица ювелиров.
Так же, как и Грегсон, я слабо верил в совпадения. Мертвые огранщики брильянтов, имеющие отношение к Тэнкервилльскому клубу, с одной стороны, и один из его членов, посещающий торговцев бриллиантами , с другой – тут уже случайности дошли до предела. Над этим стоило поразмыслить, и лучше всего в тихой комнате и с трубкой в руке. К счастью, в моем распоряжении было и то и другое.
Я закончил свою работу в конюшне, взял из своей комнаты трубку и табак и устроился как можно удобнее в комнатке, предназначенной для дежурного стюарда. Небольшая жаровня обогревала ее, не давая проникнуть внутрь холоду, и я расположился в заплатанном кресле на все свое долгое дежурство, откуда меня лишь порой призывали, когда в том возникала надобность у тех членов клуба, что остались здесь на ночь. Когда на часах пробило первый час ночи, я, наконец, смог остаться наедине с самим собой и тишиной, которая была мне необходима, чтобы поразмыслить над делом.
Хардинг был тем ключом, что связывал вместе разрозненные нити этой загадки. Но мне нужно было вернуться еще дальше назад, ибо это дело началось задолго до того, как он вышел на сцену. Джон Соммерс, незадачливый музыкант, который нашел способ заработать деньги и умер в то же время, когда был украден знаменитый алмаз. Через полгода умирает якобы бедный огранщик алмазов из Саутворка, оставив жестянку с деньгами и записку, которая указывала на кого-то в Тэнкервилльском клубе. Если майор Хэндимэн, как я подозревал, посещал торговцев алмазами, то это будет подтверждено или опровергнуто бдительным Уиггинсом и шайкой его братьев.
Если убрать все лишние подробности гибели этих несчастных, то становится ясно, что под всем этим таилась обыкновенная кража. Ия был уверен, что тут был замешан майор Хэндимэн. Я не забыл тот звук, что издал брошенный им на игорный стол кошель – в нем явно было нечто большее, нежели монеты.
Придя к такому выводу, я легко мог представить, что у Хэндимэна были бедные лакеи, вроде Соммерса, что похищали драгоценные камни, а он потом вручал их бесчестным резчикам алмазов, которые не задавали лишних вопросов и держали рот на замке, когда речь шла о повторной огранке алмаза. Когда первоначальный вид камня был изменен, кто бы мог сказать, откуда он взялся?
Единственным слабым местом в этом плане было то, что в него были вовлечены и другие люди. Соммерс говорил о «легком заработке»; возможно, он хотел выступить в качестве шантажиста? Если это так, то за это он и был убит.
Феншоу, возможно, также имел наглость рассчитывать на большее, но насчет него мне в голову пришла другая мысль. Его отец сделал огранку рубина «Маркиз» для короля Богемии. Что если через полгода после того, как он был украден, и полицейское расследование заглохло, Хэндимэн привез Фэншоу тот самый камень, который прославил его отца? Возможно, он упирался, не желая разрушить произведение своего родителя? У каждого есть свой предел, и я спрашивал себя, какие ужасные удары судьбы заставили Фэншоу узнать предел того, что он мог вынести.
Оставался только Хардинг. Все поступки этого человека указывали на его желание добиться справедливости в отношении своего зятя: проглядывание газет на предмет похожих преступлений, заключение союза с Финсбери и подкуп привратника, чтобы получить работу в Тэнкервилле. Зачем тогда он пошел к майору Прендергасту и потребовал у него денег? Это никак не вязалось с тем, что мне было известно об этом человеке. Я бы руку дал на отсечение, что он не был шантажистом; следовательно, ему для чего-то нужны были деньги.
Но уж в чем я был уверен, так это в том, что он, в самом деле, располагал информацией о темных делах, творящихся в клубе. Если рассуждать с точки зрения преступника, то что ему делать с похищенными драгоценностями? К услугам Хэндимэна были те, кто похитили для него алмаз и те, кто придал ему новую форму. Теперь ему нужен был лишь покупатель.
Это было столь разительно очевидно, что я удивился, что не понял этого раньше. Он открыто вел свои дела за карточным столом. Члены Тэнкервилльского клуба имели обыкновение закрывать глаза на вещи подобного рода - от измывательств над слугами до запрещенных законом собачьих боев. И к чему им задавать вопросы, почему Хэндимэн , делая ставку, поставил на кон не деньги, а нечто иное? Я мысленно вернулся к тем двум гостям клуба, игравшим с Хэндимэном. Одному из них достался кошель с брильянтами, а другой расплачивался за полученные нечестным образом барыши, проигрывая один кон за другим.
Смелость этого человека вызывала невольное восхищение. Для неискушенного наблюдателя он был просто удачливым игроком. У Прендергаста был более наметанный глаз, чем у остальных, хотя он и не смог понять, в чем дело. Он заметил, что что-то не так, и Хэндимэн впал в ярость. Не удивительно, что изобразили все так, будто бы это Прендергаст был шулером. Он был изгнан из клуба и Хэндимэн мог совершенно беспрепятственно продолжать в том же духе.
Должно быть, как раз об этом и узнал Хардинг. Чтоб сделать те выводы, к которым я пришел столь быстро, у него ушло два месяца. Не то, чтобы у меня были к нему какие-то претензии; у меня было перед ним преимущество, так как мне сразу было указано верное направление, тогда как ему почти не от чего было отталкиваться. Это не имело значения, ибо оба мы пришли к одному и тому же заключению. И вот как раз тут наши пути расходились. Хардинг был убит за то, что ему было слишком многое известно. Я был намерен дожить до того дня, когда Хэндимэн пойдет на виселицу за все свои преступления.
Но прежде я должен был доказать его виновность хоть в одном из них. А у меня были лишь одни догадки и подозрения. Показания Финсбери помогут нашему делу – и я очень надеялся, что в этот момент он изливает душу Лестрейду – но у нас все еще не было конкретных доказательств. Хороший адвокат разобьет Финсбери в пух и прах. Крики, что он слышал, мог издавать кто угодно. Что доказывало, что Хардинг был убит в этом доме?
В то время, когда я размышлял над этим делом, мне в голову пришло, что у меня под рукой находится средство, идеально подходящее для данной задачи. И это средство, влажный черный нос, являвшийся частью тощего тела шаловливого щенка, было самым лучшим. Тоби доказал, на что способен, проследив источник происхождения контрабандного мяса, приобретенного мистером Уорбойсом. Я был абсолютно уверен в том, что он сможет найти то место, где его прежний хозяин встретил свой конец.
Поднявшись наверх, я обнаружил в своей комнате незваную гостью. Эмили Раш подняла на меня свои большие печальные глаза, невольно напомнив мне Тоби, и поспешно поднялась с моей кровати.
- Мистер Холмс, вы сказали, что не будете возражать, если я буду кормить этого малыша, - сказала она извиняющимся тоном.
После того, как мы заключили это соглашение, произошло столько событий, что это совсем вылетело у меня из головы. Тоби радостно поглощал остатки цыпленка, что принесла наша гостья, оставляя при этом на полу сальные следы.
- Если вы хотите, чтоб я ушла…
- Нет, - сказал я. – Пожалуйста, останьтесь, мисс Раш. Хотя мне нужна помощь Тоби.
Я подошел к шкафу и вытащил нижнюю рубашку, оставшуюся там после Хардинга. Я понюхал ее, и сморщившись, пришел к выводу, что этого запаха грязного белья для Тоби будет вполне достаточно, чтобы взять след. Повернувшись, я увидел, что мисс Раш как-то странно смотрит на меня.
- Это нужно отдать в стирку, сэр? – спросила она.
- Нет, это вещь мистера Хардинга.
- Я знаю. Я видела ее на нем… - Она умолкла, осознав, что только что сказала. – О, я хочу сказать…
- Я знаю, что вы хотите сказать, мисс Раш, - мягко сказал я.
- Нет, мистер Холмс. Я же говорила вам. Он был не такой. Он сказал, что нам нужно подождать. Мы только разговаривали и… лишь слегка обнимались.
- Он обещал жениться на вас?
Она опустила глаза и начала теребить концы своего передника.
- Да. Мы были помолвлены, хотя он и не мог купить колец. – По ее щеке скатилась слеза. – Он сказал, что хочет увезти меня из этого места. Меня и мою младшую сестру, Алису. Она больна.
- Что с ней?
- У нее сильный кашель.
Я кивнул, хорошо зная, о чем она говорит. Чахотка, еще более обостренная из-за тех сырых и грязных жилищ, где обитали бедняки этого города. Теперь я знал, почему Хардинг потребовал денег у майора Прендергаста. Пятьдесят фунтов – незначительная сумма для игрока, который за один вечер может проиграть вдвое больше этого, но она была всем для человека, который задумал изменить этот мир к лучшему. Судя по всему, Майкл Хардинг был добрым человеком, что было большой редкостью в этом беспокойном мире.
- А ваша мать? Что бы она сказала на то, что вы хотите оставить работу в прачечной?
Мисс Раш покачала головой.
- Она уже пять лет, как скончалась, мистер Холмс. Я работаю прачкой. Я не могу позволить себе мыла, поэтому использую…
- Да, я знаю, - сказал я, вспомнив о горшке с мочой на кухне.
- Майкл, то есть, мистер Хардинг, сказал, что такой смышленой девушке, как я, следует работать в магазине, вместо того, чтоб весь день держать руки в холодной моче.
- Он был прав.
Опустившись на кровать, она горько зарыдала.
- Я не знаю, что мне теперь делать. Алисе нужны лекарства, а у меня нет денег. Без лечения ей станет хуже, а я не знаю, что буду делать, если потеряю ее. Она - все, что у меня есть.
У меня сложилось впечатление, что заняв должность Хардинга в клубе, ко мне перешла не только его комната, но нечто гораздо большее. Я словно унаследовал его друзей, его заботы, его проблемы и его благие намерения. Я почти физически ощущал его зловещую тень, стоящую у меня за спиной и требующую, чтоб я поступил по справедливости.
Я начал рыться в кармане. У меня оставались последние деньги из тех, что одолжил мне Лестрейд, фунтовая банкнота и несколько пенни. Мой брат говорил, что там, где речь идет о деньгах, я совершенно безответственен, но даже он бы не смог возразить, что это благое дело.
Я протянул девушке банкноту.
- Вот. Я хочу, чтобы вы взяли эти деньги.
Она подняла голову, утерев нос тыльной стороной ладони и громко всхлипнув.
- И что я должна за это сделать?
От этих слов меня охватило негодование.
- Ничего. Это ваши деньги. Купите лекарства для вашей сестры.
Она выглядела растерянной.
- Это правда? Я не хочу, чтоб меня обвинили в том, что я их украла.
- Вам не нужно об этом беспокоиться. – Я подхватил Тоби на руки. – Доброй ночи, мисс Раш.
Я оставил ее там, горя желанием оказаться подальше от всех этих несчастий, которые, казалось, обрушивались на меня со всех сторон. Уж не знаю, что такого было в этом ужасном доме, но я чувствовал, что оно подрывает мою волю и разрушает саму мою личность. Я забывал, как можно с головой уйти в исследование, обедать в ресторане, где от еды у вас не сломаются зубы, иметь свою комнату, в которую не ворвутся непрошенные гости. В отчаянии я сорвал с себя очки и взъерошил волосы. Мне нужно было стать самим собой, хоть ненадолго.
Опустив Тоби на пол, я сунул ему под нос рубашку. Он обнюхал ее и засопел, поскуливая, видимо, запах рубашки напомнил ему о человеке, который ее носил. Я убрал ее, и пес приник носом к полу. И тут же сорвался с места, с энтузиазмом замахав хвостом, словно корабельным флагштоком.
Комнаты членов клуба он оставил без внимания, за исключением Зала трофеев, где ненадолго задержался над кровавым пятном в том месте, где лежало тело Хардинга. Потом Тоби двинулся вперед, ища место, где запах был сильнее. Я последовал за ним вниз, в гимнастический зал, где он долго принюхивался к одному месту на паркете. Затем лег, склонил голову на лапы и обратил ко мне печальный взгляд своих глаз цвета шоколада.
Я опустился на колени и тщательно исследовал доски паркета. Они казались совершенно чистыми, благодаря частично и моим собственным усилиям предыдущей ночью. Однако нос Тоби распознал, что было не под силу мне, он уловил запах смерти, впитавшийся в эти доски. У него был отличный нюх и он великолепно справился со своей задачей, но подобное свидетельство вряд ли сможет удовлетворить суд присяжных.
Я одобрительно похлопал его по лапе.
- Ты отлично все сделал, мальчик. – Он исторг тягостный вздох. – Мы добьемся справедливости, - пообещал я. - Хардинг будет отомщен.
Тут у нас за спиной скрипнул паркет, и, обернувшись, я увидел мисс Раш, неуверенно приближавшуюся к нам. Она последовала за нами, хоть я и представить не могу зачем, и ее присутствие вновь пробудило во мне подозрение. Когда она приблизилась, я поднялся на ноги и вопросительно посмотрел на ее смущенное лицо.
- Что вы делаете, мистер Холмс?
Я решил, что бессмысленно заставлять ее и дальше пребывать в неизвестности.
- Кое-что ищу.
- Нашли? – спросила она.
Я покачал головой. Совершив свое черное дело, убийцы тщательно замели следы.
- А почему вы здесь, мисс Раш? – спросил я.
Она заставила себя улыбнуться.
- Вы не дали мне возможности поблагодарить вас там, наверху. Я имею в виду, за вашу щедрость. Ни один мужчина никогда ничего не давал мне, ничего не требуя взамен.
- Не все мужчины такие.
- Я знаю, - проговорила она. – Вы, как Майкл. Он тоже никогда ничего не просил. Вы… напомнили мне его.
К моему удивлению, она взяла меня за руку.
- Мисс Раш, - запротестовал я, пытаясь высвободить руку.
- Эмили. Пожалуйста, зовите меня Эмили.
Она пристально посмотрела на меня, лицо ее вспыхнуло, ее простодушные глаза засияли и широко распахнулись. Я вдруг смущенно осознал, как близко она стоит, почувствовал ее теплое дыхание и прикосновение руки, что внезапно легла мне на грудь.
- Я не Майкл Хардинг, - мягко сказал я.
Она кивнула.
- Я знаю, мистер Холмс, но когда я с вами, я чувствую себя такой защищенной… Вы заставляете меня забыть, кто я. Вы относитесь ко мне не как к бедной прачке. С вами я словно герцогиня какая…
Всю жизнь нам случается слышать комплименты и похвалу, лишь некоторые из них запоминаются, да и то на секунду. Но слова, что в ту ночь сказала мне мисс Раш, сохранились в моей памяти надолго. Полагаю, что та искренность, с которой она произнесла их, вызвала во мне ответное желание протянуть руку и мягко стереть с ее лица слезы. Он заулыбалась, на ее щеках появились ямочки, а печальные глаза потеплели.
- Знаете, - застенчиво сказала она, - без этих очков вы выглядите совсем иначе.
- Я совсем не тот, за кого вы меня принимаете, - сказал я.
- Вы не Генри Холмс?
- Не совсем.
Это признание не оттолкнуло ее. Она приняла его, как данность, и казалась скорее заинтригованной, нежели негодующей.
- Кто же вы тогда?
Я так и не успел сказать ей это, ибо неожиданно услышал, как что-то царапнуло по полированным доскам паркета, и раздался стук захлопнувшейся двери. Обернувшись, я увидел, что мы уже не одни. У двери стоял огромный желтовато-коричневый пес, он настороженно оглядывался и принюхивался. Если у меня и были какие-то сомнения, что это пес Кэмпбелла, то стоило лишь взглянуть на потрепанную, исцарапанную намордником морду и покрытое свежими шрамами и залысинами тело этого зверя.
Он медленно перевел на нас взгляд своих налитых кровью глаз, и из его пасти вырвалось грозное рычание. Потом он двинулся на нас.

@темы: Шерлок Холмс, Westron Wynde, Тайна Тэнкервилльского леопарда

URL
Яндекс.Метрика