Вдогонку к предыдущему посту приложу часть статьи Майкла Харрисона "Голубая кровь Холмсов" из журнала "Baker street irregulars" Дату не скажу, когда-то напечатала для себя эту статью на отдельном листе, чтоб проще было переводить - привыкла уже с листа)
Всю статью приводить не буду - там идет перечисление возможных предков Холмса ирландского происхождения, но кроме грозди имен, с описанием браков и рождений, нам это ничего не даст - абсолютно никаких подробностей. И решила привести это здесь просто, чтоб озвучить мнение автора по данному вопросу.
Сразу скажу, что я далеко не во всем с ним согласна в плане отношения Холмса к титулам вообще и того значения, которое он мог им придавать, но, наверняка, вопрос это совсем не простой.

Голубая кровь Холмсов

Генеалогические заметки в качестве приложения к Саге

Майкл Харрисон

Я всегда считал, что отношение Холмса к признанным аристократам – и к аристократии вообще – всегда таило в себе нечто двусмысленное, неопределенное. Когда обстоятельства сталкивают Холмса с каким-нибудь аристократом, он всегда кажется немного смущенным. Ему не только неловко самому; он каким-то образом ухитряется вызвать такое же чувство неловкости и у своего хорошо воспитанного собеседника.
Когда Холмс оказывается лицом к лицу с теми, кого Уотсон считает выше его по положению, он обычно держится довольно официально; но малейший намек на вполне обычное или неформальное поведение со стороны другого человека – и Холмс тут же расслабляется. Он так напряжен при общении с бароном Грюнером, что напоминает тому называть его «мистер Холмс»; и едва ли он чувствует себя свободнее рядом с герцогом Холдернесским или королем Богемии.
Холмс, правда, говорил Уотсону, что его семья происходит из рода мелких землевладельцев, и так, видимо, и было на самом деле. Но Холмс не добавил при этом, что так же, как многие другие британские семейства, ведущие свою родословную от йоменов, его семья обладала дворянским титулом и его представители не получили в свое время титул пэра , возможно, лишь из-за отсутствия в какой-то момент «прямых наследников мужского рода». Холмс – наш Холмс – был просто «мистер», которому, если б не этот разрыв в цепочке наследственной линии, следовало бы быть «милордом».
Пэрство же, о котором в данном случае может идти речь , имеет отношение к Холмсам из Килмаллока – титул ирландского барона, который был дарован в первый год правления Георга III.
В виду того факта, что это баронство было одним из первых, учрежденных Георгом III после его восшествия на престол, мы можем принять, как должное, что этот титул был дан, как знак вознаграждения за какие-то особые заслуги перед монархом.
Прежде, чем я перейду к некоторым подробностям, хочу заметить, что наличие этого баронского титула в его родословной вполне объясняет «неловкость» Холмса в его отношениях с титулованными особами. Он не выказывает ни малейшего подобострастия, как человек, сознающий, что он ниже по положению, но и не претендует на равенство с носителями почетных титулов. Холмс – давайте признаем это – отчасти с недовольством сознает тот факт, что мог бы претендовать на равные права с лордами; и сознание, что не может этого сделать, ставит нашего мистера Шерлока Холмса в несколько неблагоприятное в моральном отношении положение.
Здесь нужно заметить вот еще какой момент. В родословной Холмсов – еще до того, как они получили право на баронский титул – есть упоминание о незаконнорожденном отпрыске – пожалуйста, обратите на это внимание: уверен, что это было предметом расстройства для мистера Холмса, который при всех его достоинствах был человеком весьма щепетильным.

Очень понравилось вот это, захотелось сохранить. Можно считать это как историей встречи Холмса и Уотсона, так и Бретта и Хардвика

Они прошли долгий путь, чтобы найти друг друга

Сегодня день памяти Джереми Бретта. Он умер 12 сентября 1995 года.
Давайте вспомним о нем.









Честно говоря, я, говоря словами доктора Уотсона, хотела умолчать об этом событии, но как всегда это бывает, когда дело касается мистера Холмса и мистера Бретта, вмешалось провидение и, когда совсем уже собралась спать, то внезапно наткнулась на ссылки на недавно выложенные на ютубе любительские съемки встречи Джереми Бретта со зрителями в Сент-Луисе. Там же были уже даже две гифки по мотивам этой встречи






Это оживило многие впечатления и воспоминания, и так родился этот пост

Думала выложить здесь сегодня перевод статьи Диксона Смита из журнала "Шерлок Холмс" за 1995 год. но погрязла в переводах и поняла, что на точный дословный перевод у меня просто нет сил, и вместо этого просто изложу близко к тексту отрывки из этой статьи.

Джереми Бретту в знак признательности
(Диксон Смит)

"В 1983 году шерлокианцы с большим энтузиазмом встретили весть о том, что телестудия "Гранада" будет снимать новый сериал о приключениях Шерлока Холмса. Сериал ждали с еще большим нетерпением, когда "Гранада" сообщила, что он будет снят непосредственно по оригинальным произведениям Конан Дойля. И с каким же удовлетворением большинство из нас приветствовало выход на экран первой серии "Скандал в Богемии", вышедшей на экраны 24 апреля 1984 года. Ибо здесь перед нами воочию предстали события канонических рассказов Дойля, будто бы ожили классические иллюстрации Сидни Пейджета. И что лучше всего, это были Холмс и Уотсон, какими их представил Дойль.
В Шерлоке Холмсе Джереми Бретта отразились все непростые стороны характера этого героя, целый век существующие лишь на страницах книг, ибо на экране они никогда не находили свое отражение. И что , возможно, еще более важно, там был знающий, терпеливый доктор Уотсон в исполнении Дэвида Бёрка (а позже Эдварда Хардвика), тот самый Уотсон, которого создал Конан Дойль.
Нашлось немало людей, которым трудно было принять Холмса Джереми Бретта. У каждого шерлокианца есть свое собственное представление о том, как Холмс должен выглядеть или вести себя, и интерпретация Бретта многих может раздражать. Ибо Холмс - герой, и наше представление об этой неизменной священной иконе, как о самоуверенном, прирожденном гении, подкрепленное властной уверенностью образа, созданного Бэзилом Ретбоуном, было только частью того, что создал Дойль в канонических рассказах; помимо этого перед нами там часто предстает чрезвычайно самонадеянный, надменный, резкий невротик. Многие шерлокианцы предпочли игнорировать менее привлекательную сторону своего героя, создавая в своем воображении собственный образ. Бретт показал нам наряду с достоинствами и недостатки -"трещины в мраморе", как он называл их - и Гранада впервые дала нам такие отношения между Холмсом и Уотсоном, какими их задумал Конан Дойль. Впервые мы увидели отношения, в которых, как часто говорил Бретт, Холмс нуждался в Уотсоне более, чем Уотсон в Холмсе.
Десять лет назад я описывал работу Джереми Бретта следующим образом:

" В изображении Бретта Холмс - уязвимая, нервная, мыслящая машина; не настолько самоуверенный, как Бэзил Ретбоун; его одиночество и отчужденность вполне очевидны Уотсону, и он скрывает их за ледяной маской надменного превосходства, которое зачастую неумолимо и жестоко...
С другой стороны, Бретт также демонстрирует необыкновенную привлекательность этого человека и показывает широкий спектр его настроений даже через мимику и жесты: худощавое аскетическое лицо и пронизывающий взгляд; легкий взмах руки; повышение и понижение тембра голоса; отсутствующий, полу-вопросительный взгляд человека, погруженного в собственные мысли; загадочная полуулыбка, играющая на его губах (словно бы улыбаться в его глазах является слабостью); почти маниакальная радость, с которой он берется за новое дело"

У меня нет причин вносить поправки в свои записи. Не его вина, что вследствие болезни он утратил то худощавое, аскетическое лицо, о котором я писал в 1985 году, и не его вина, что после ухода продюсера Майкла Кокса сериал стал немного походить на пастиш. У всех у нас есть свои любимые эпизоды; один из моих любимых, когда в"Случае в интернате" , Холмсу и Уотсону говорят, что их ожидает герцог. "Это никуда не годится" - произносит Бретт, скрывая за согласием свое снисходительное отношение к собеседникам.

Шерлок Холмс существует уже 108 лет, но в целом наше впечатление о нем сложилось благодаря лишь трем актерам. Для первого поколения двадцатого века Уильям Джиллетт воплотил в себе Холмса на сцене театра; в середине столетия доминирующим Холмсом кинематографа стал Бэзил Ретбоун; и , наконец, в конце двадцатого века Холмс Джереми Бретта, появившийся на телеэкранах, затмил собой все достижения Джиллетта и Ретбоуна - не говоря уже об Эйли Норвуде, Артуре Уонтнере, Питере Кушинге и Дугласе Уилмере. И столь потрясающими достижения Бретта делает его точность в отражении Канона. Джиллетт выступал в собственной пьесе, в которой не осталось и следа Конан Дойля. Ретбоун участвовал в серии фильмов и радиопостановок, которые, за исключением первых двух фильмов, имели весьма относительное сходство с Сагой. Но Холмс Бретта был центральной фигурой в сериале, который, по крайней мере, изначально принес на экран атмосферу Бейкер-стрит, созданную Дойлем. Бретт никогда ничего не заимствовал из образов, созданных его предшественниками, но создал совершенно новую, вполне законченную и гармоничную интерпретацию, которая показала нам Холмса всеобъемлюще, со всеми его достоинствами и недостатками. И потому со времен Бэзила Ретбоуна он стал первым актером, создавшим своего уникального Шерлока Холмса.
Очень близкая к тому, о чем в рассказах Дойля писал Уотсон, интерпретация Джереми Бретта более, чем какая-либо другая, помогла мне создать собственную концепцию относительно того, что же на самом деле представляет из себя Шерлок Холмс. Гранадовский сериал останется, вероятно, самым точным отображением Канона, который нам суждено увидеть в этой жизни. За одиннадцать лет Джереми Бретт пробудил к жизни целый легион поклонников, почитателей и друзей, оставив нам 41 фильм и почти сорок часов из жизни Шерлока Холмса.
Джереми Бретт теперь принадлежит истории, но его образ будет незримо витать над миром, где всегда будет 1895-й год."

***

А теперь хочу кое-что добавить от себя. Так уж вышло, что гранадовский сериал появился в моей жизни, когда Холмса я уже почти отнесла к своим детским привязаностям. Книги, как мне казалось, были прочитаны от корки до корки, наш сериал с Ливановым также чуть ли не выучен наизусть, и почувствовала, что как-то это все перестало радовать. хотя я все равно считала, хоть и не особо фанатично, что наш Холмс лучший.
А потому сериал с Джереми Бреттом восприняла довольно спокойно, некоторые серии вообще пропустила - какие потому что считала не особо интересными ("Горбун"), а какие потому, что аналог был уже в нашем сериале, и я была уверена, что ничего лучше быть не может.
Ну, и, наверное, знаковыми для меня оказались "рейхенбахские" серии. "Последнее дело" было весьма пронзительным и трагичным, а "Пустой дом" окончательно меня сразил, и , наверное, в первую очередь сценой над водопадом, где Холмс наблюдает за Уотсоном и даже едва не окликает его.

Потом , после "Эбби Грейндж" я поняла, что кроме точного следования Канону, в сериале есть еще свои прекрасные лирические отступления, как в том разговоре у камина в конце этой серии или небольшой истории с кокаином в "Обряде Месгрейвов".
И уже несколько запоздало поняла, что даже менее интересные - на мой взгляд -рассказы могут превратиться здесь в увлекательные и интересные серии. Примером тому может послужить все тот же "Горбун", который восхитил меня своим началом. Там такой мрачный, депрессивный Холмс, угрюмый, казалось бы, без особой на то причины.





Это поневоле заставляло задуматься о том, что стоит за этой раздражительностью. Увидеть человека за этим ледяным фасадом.
Но вот эта самая мрачность и беспричинная резкость сделали его потрясающе реальным и живым. Вот он настоящий Холмс из книги, не идеальный джентльмен, а реальный человек из плоти и крови.





И все эти взгляды, когда хочется задуматься, о чем напомнил Холмсу тот или иной эпизод, когда вдруг по его лицу пробегает едва заметная тень. Их столько в этом сериале... И каждый из них таит в себе загадку





И все его мрачные настроения, его отказ от еды , его отчужденность - все это было таким настоящим, и порой дополняло и обогащало Канон более тонкими и живописными деталями.





Иногда даже казалось, что Холмс Джереми Бретта более глубок и трагичен, чем Холмс в Каноне.
И нет ничего удивительного в том, что львиная доля фанфиков замешана именно на гранадовском сериале, со многих страниц там так и проглядывает Холмс Бретта с его полуулыбками, пальцем, задумчиво прижатым губам, характерными для него "голодовками" и приступами черной депрессии.

Наверное, в виде бонуса еще был маленький минус - после Гранады я практически уже не могла смотреть прежними глазами на наш советский сериал. Нет, я по-прежнему люблю его, его атмосферу и юмор, и наш Ватсон для меня по-прежнему лучший, но в Ливанове, увы, я перестала видеть Холмса, это кто-то другой, вариация на тему, очень милая, возможно, но все же вариация. Мне самой это довольно грустно, но это, к сожалению, так.
Но сейчас речь не об этом .
Джереми Бретт дал новую жизнь Шерлоку Холмсу, сделал его ощутимее и реальней, чем когда-либо прежде, за что ему огромное спасибо.

Не так давно в одном журнале я увидела очень точные слова.

" Каждый актер, игравший Шерлока Холмса, приносил в этот образ нечто уникальное. Но хотя в кино и на телевидении Холмса представляли более восьмидесяти актеров, включая Джона Бэрримора, Йена Маккеллена, Майкла Кейна, Питера О’Тула и даже знаменитого доктора Кто - Тома Бейкера, один актер здесь стоит особняком. Провозглашенный идеальным воплощением Шерлока Холмса, покойный Джереми Бретт дал Холмсу то, что не давал еще ни один актер до него; он отдал ему себя."
Точнее не скажешь.


.

Проглядывая содержание старых номеров BSI, наткнулась случайно вот на эту статью, которая заинтересовала сразу по двум причинам. Во-первых, здесь снова идет речь о дате рождения Холмса, а во-вторых, это одна из статей о религиозной подоплеке Канона. И характерно, что автор снова священник. Понятно, что он шерлокианец. Но то, что священнику такая мысль отнюдь не представляется богохульством, а совсем наоборот, кажется вполне обоснованной, уже о многом говорит.
Наверняка, кому-то это покажется не только притянутым за уши, но и совершенно не реальным, и даже наивным. Кто-то заявит, что Шерлока Холмса вряд ли можно считать посланцем Небес. Не стану спорить)
Некоторые моменты в статье мне показались несколько размытыми что ли... Но и тем не менее основная мысль понятна и она подводит более обоснованную базу под мою собственную мысль о том, что дата рождения Холмса, падающая на православный Сочельник, о чем-то говорит.
И еще должна сказать следующее. Вот все эти христианские идеи Канона казались мне собственными фантазиями, да и отталкивалась я, в общем-то, только от предполагаемых дат рождений. Потому потом ухватилась за "Священные улики", и сейчас вот все подумываю об этой итальянской книге. Ну, а последнее время немало приходилось листать разных своих сборников и журналов - шерлокианская библиотека уже солидная и это очень радует) -так вот я поняла, что ничего новаторского в этих идеях нет, и точно не одна я такая умная) Тут и там разбросаны отдельные статьи на эту тему, где она рассматривается с самых разных аспектов. Надеюсь еще коснусь их более подробно. А пока перехожу к данной статье.

Свет, освещающий тьму
(Теологические размышления)

Преподобный Филип Мэйли

(Статья из журнала Baker Street Irregulars за июнь 1969 года)

Аргументы в пользу 6 января в качестве возможного дня рождения Шерлока Холмса были основаны на литературе, астрологии, физиологии и геммологии (науке о драгоценных камнях). Несмотря на все вышеперечисленное, некоторые все еще оспаривают эту январскую дату; таким образом, вполне целесообразно будет обратиться к еще одной отрасли знаний, имеющей отношение к данному вопросу. Цель этой статьи – представить теологическое основание для того, чтоб считать 6 января подлинной датой этого знаменательного дня рождения.
Многие, как известно, считают теологию довольно шатким основанием в качестве рационального аргумента, так как
а) порой теология считалась всего лишь сентиментальным вздором;
б) всегда остается вопрос, какой именно теологией следует воспользоваться;
и, наконец,
в)кое-кто использовал в прошлом теологию, как последнее авторитетное слово, ставящее точку в споре и прекращающее все дальнейшие дебаты.
Поэтому сейчас, возможно следует кое-что уточнить… Выражаясь простым языком, богословие – это попытка понять жизнь с точки зрения трехмерного мира, а не смотреть на нее с позиции двухмерной интерпретации эмпирической науки. Сам Холмс рассматривал мир в трех измерениях. Помимо его известного изречения в «Морском договоре», он взывает к Богу и говорит о нем в «Тайне Боскомбской долины», а в «Собаке Баскервилей» совершенно всерьез упоминает и дьявола. Холмс также понимает, что на религию можно смотреть с рациональной позиции, то есть теологически ( что он, конечно же,и делает в «Морском договоре»).
Литературный аргумент в пользу 6 января, Двенадцатой ночи, ссылается на тот факт, что «Двенадцатая ночь» это единственная пьеса Шекспира, которую Холмс неоднократно цитировал на протяжении всей Саги. Напрашивается вывод, что такая любовь к ней Холмса объясняется его датой рождения, выпадающей на Двенадцатую ночь. А Двенадцатая ночь была не просто вечером накануне двенадцатого дня празднования Рождества; это простонародное название христианского праздника Богоявления Господня.
Для тех, кто не знаком с христианской церковной традицией, нужно сделать несколько примечаний, касательно праздника Богоявления. Он напоминает нам о восточных мудрецах, явившихся к колыбели Иисуса в Вифлееме. Богоявле́ние (греч. Θεοφάνια — Теофания), более древнее название — Явление (греч. Επιφάνια — Эпифания); ещё одно название — Просвеще́ние (греч. Φώτως ) — один из древнейших христианских праздников, посвящённый рождению Иисуса Христа и событиям, сопутствовавшим ему, а также крещению Иисуса Христа в Иордане.
Слово Επιφάνια (эпифания) первоначально использовалось применительно к самому факту явления Христа в мир, то есть Его рождению. Изначально праздник был посвящён воспоминанию трёх евангельских событий: рождества Христа, поклонения волхвов, а также крещения Иисуса в Иордане в начале Его служения. Датой празднования почти повсеместно было 6 января.
Само слово «Богоявление» (Epiphany) означает «являющийся» или «явление» и это религиозный термин, который использовали греки, говоря, что это «видимое проявление скрытой божественности либо в форме внешнего воплощения, либо в виде действия или силы, посредством которых становится известно о ее присутствии». Согласно христианской традиции , богословское значение прихода к младенцу Христу мудрецов с Востока заключается в том, что это первый случай, когда язычники (т.е. не иудеи) воочию увидели проявление божества, явившего себя в человеке, Иисусе из Назарета. И в их прибытии и поклонении ему заключалось осуществление древнего пророчества.
Иудейские пророки Исайя и второй Исайя говорили некогда об обещании их Бога дать народам, бредущим во тьме, своего служителя.

(Далее автор ссылается на несколько цитат из пророка Исайи, и я их здесь приведу):


9:2 «Народ, идущий во тьме, увидел великий свет; на живущих в стране смертной тени воссиял свет.»
42:6 «Я, Господь, призвал тебя ради торжества правды, буду держать тебя за руку и оберегать тебя! Ты будешь заветом Моим для народа, светочем для племен»
49:6 «Господь мне говорил: «Ты самый важный Мой слуга. В неволе народ Израиля, но он ко Мне вернётся, семья Иакова ко Мне придёт. Но у тебя есть дело важнее этого: светом для народов Я сделаю тебя, Моим путём спасения всех людей земли».


Христиане верят, что обещания эти были выполнены, воплотившись в младенце из Вифлеема, который, - опять, таки, согласно их традициям – был описан старцем, как «свет, несущий откровение язычникам» (Евангелие от Луки 2:32). Двенадцатая ночь или Эпифания это годовщина того события, когда язычников впервые озарил свет откровения. Возможно, стоит также напомнить читателю, что слово «язычник», как любое другое, применимое людьми древнего мира по отношению к иноземцам, чужакам, было как бы клеймом насмешки, намекающим на невежество, грубость и слепоту (язычества).
Но достаточно истории, перейдем к нашему вопросу. Думаю, что мало, кто возразит, что Шерлок Холмс подходит под описание «света, что озарит тех, кто бредет во тьме».
Мы следуем за Мастером во время его расследований. Мы видим Лестрейда и Грегсона, которые слепо игнорируют улики, которые никак не вписываются в их предвзятые и недальновидные теории. Мы видим богатых и знатных людей, жаждущих разрешения своих проблем. Мы сочувствуем беднякам, поднимающимся вверх по лестнице, томимым смятением и беспокойством. Мы внимательно оглядываем их вместе с верным и восприимчивым Уотсоном, который часто также «бродит во мраке». И в середине всей этой сцены стоит Холмс – выдающийся ум, излучающий ауру разума, рыцарь во «тьме». Он проливает свет на непостижимое, омывает им и рассеивает смутные облака (или, может, стоит сказать «туман»), освещает ,будто потайным фонарем, путеводную нить , распутывая самый запутанный клубок.
В особенности после того, как Холмс сталкивается с представителями официальной полиции, мы почти слышим, как где-то позади звучит древнее пророчество:

««Народ, идущий во тьме, увидел великий свет;
на живущих в стране смертной тени воссиял свет.» (Исайя 9:2)


Поэтому если вы готовы принять следующие предположения, сделанные в трех измерениях:

1) Основу Бытия (Бога) беспокоят людские судьбы;
2) Уникальный талант мышления Шерлока Холмса можно описать, как божественный дар (и промежуточное звено в этой логической цепочке элементарно – Шерлок Холмс ниспослан Богом);
3) Христианство оказало глубокое влияние на всю западно-европейскую культуру;
4) Всевышний, снисходя к людской слабости, вполне мог воспользоваться религиозно-культурными формами, такими как Эпифания, не взирая на то, насколько могут быть истинны или ложны такие формы, созданные самими людьми;
5) Высший разум, явно, обладает чувством юмора;

- то ответьте, может ли быть более подходящая дата для рождения Шерлока Холмса, нежели 6 января?
Ответ автора на этот вопрос, признаюсь, довольно предвзят, и этот ответ – "Нет"; 6 января, Богоявление, Двенадцатая ночь – наиболее подходящий с богословской точки зрения день для нового исполнения обещаний, предсказанного древними пророками, (хоть и выраженного, возможно, в менее духовной форме); и для появления еще одного «мудреца» и явления миру «света озарения».

***
А напоследок хочу сказать еще вот о чем.Наверное, сказать, что я вижу в этом какой-то божественный промысел или руку Провидения, будет слишком громко. Но мне представляется, что именно так нас подводят к каким-то знаниям. И это, конечно, касается не только Шерлока Холмса, а очень многих вещей , порой до времени закрытых для нас. Но если взять Холмса... Когда-то кто-то , заметив, что у нашего героя совсем не было аппетита, предположил, что накануне на Бейкер-стрит было пиршество. Так появилась дата 6 января, которую потом рассматривали с самых разных сторон. Это ж фактически была чья-то фантазия, никоим образом с религией не связанная и крайне далекая от подобных мыслей. И вот когда она уже как-то утвердилась в умах шерлокианцев, то было подмечено то, о чем мы прочитали выше. Автор статьи не сам изобрел эту дату, и не просто измыслил свою собственную теорию, взяв ее с потолка и подогнав под нужный ответ . Мне кажется, именно так в жизни часто все и происходит. И возможно, с моей стороны это прозвучит слишком смело, но возможно, именно так и был написан Канон.

Решила вернуться к зарисовкам spacemutineer.

Знатнный холостяк

Немного ангстовый, конечно, эпизод, но слов из песни не выкинешь.


Основанием для зарисовки послужила вот эта фраза Холмса: "А вот это, мне кажется, одно из тех несносных официальных приглашений, которые либо нагоняют на вас скуку, либо заставляют прибегнуть ко лжи."

Знатный холостяк: приглашения

Самое пренеприятнейшее из свадебных приглашений уже пришло с утренней почтой, несмотря на то, что жених жил в этой же квартире; написанное каллиграфическим почерком на самой лучшей бумаге, оно сообщало мне о событии, которого я давно боялся.
В самом конце послания меня приглашали туда, где я буду обречен и на невыносимую скуку и на не менее невыносимую ложь. Я ушел, как только была окончена тянувшаяся целую вечность церемония, произнеся на прощание слова, которых от меня ждали:
- Мистер и миссис Уотсон, примите мои поздравления.

Вспомнила сейчас, что среди прочих других видов "работ" ждет меня еще диск с английской "Женщиной в белом" 1982 года.



Фильм когда-то смотрела уже после нашего с Байкштите и Абдуловым, который очень люблю. Английский после него, если честно, большого впечатления не произвел. Хартрайт там, на мой взгляд, совершенно "не тот". Но разумеется, это исключительно мое мнение. А когда его показывали меня привлекло то, что мистера Фэрли там играл мой любимый Ричардсон, которого на тот момент я нигде кроме "Собаки" не видела. И он этого дядюшку Лоры играл, кажется, и в более позднем фильме. А Лору в этом фильме играла Дженни Сигроув - мисс Морстен из гранадовского сериала. В сети фильм нашелся в довольно мутном качестве, с зеленоватым отливом, зато с переводом) Но видео там никакое, вот в таком примерно виде





потому в свое время и обзавелась диском с целью соединить нормальную картинку с нашим звуком. И даже начала это делать, но поняла потом, что звук надо будет подгонять, а это дело кропотливое, знаю по опыту, и я немного поостыла.

А сейчас в связи с этим хочу сообщить тем, кто любит английское кино и викторианскую Англию, что на рутрекере появился долгожданный некогда фильм "Лунный камень" 1972 года.



Товарищ, который его выложил, говорил, что намерен перевести фильм уже очень давно и я уже решила, что не судьба... И вот такой подарок! Говорят, что его когда-то демонстрировали у нас и в 70-е и в 90-е, но я ничего такого не видела. А если честно имеющиеся уже экранизации мне совсем не по вкусу, и возлагаю большие надежды на эту, которую многие очень хвалят, в том числе и сам автор раздачи, который вложил в дело немало труда и сделал не только субтитры, но и озвучку.

Вот, что пишет он сам :

"Этот минисериал, или как раньше писали, многосерийный телевизионный художественный фильм, является самой старой экранизацией одноимённого романа Уилки Коллинза из известных, и при этом, пожалуй, наиболее близкой как букве, так и духу оригинала. По советскому телевидению этот фильм был показан летом 1975 г., у меня есть смутные воспоминания, что, вроде бы осенью того же года (?) имел место повторный показ (?), но ручаться сложно, могу ошибиться. Показ 1975 г. произвёл тогда на меня очень яркое впечатление, возможно обусловленное тем, что незадолго до просмотра я прочёл сам роман, и впечатления, навеянные фильмом, легли на совсем свежие впечатления от книги. Помнится, поразило, что практически все персонажи очень точно соответствовали описанию в книге (леди Вериндер, Годфри Эблуайт, Беттередж, сержант Кафф, Эблуайт-старший), а некоторые получились даже более яркими и характерологически насыщенными (Пенелопа Беттередж, мистер Брафф, мисс Клак). Те же, кто описанию в книге соответствовал не в полной мере, очень быстро заставляли «верить себе» таким, какими они были представлены в фильме (Фрэнклин Блейк, Эзра Дженнингс). Очень отличающимися от книжных образов, на мой взгляд оказались лишь миссис Эблуайт и Гусберри, но из ансамбля и они не выпадают нисколько.
После того показа (или двух показов) 1975 г. фильм больше по нашему телевидению не транслировался, в эпоху видеокассетных развалов он мне не попадался, ДВД-издания с русским языком не издавались. Соответственно, когда появилась такая возможность, я решил снабдить этот фильм русским переводом, чтобы сделать его доступным для широкого круга русскоязычных зрителей."

Несколько кадров из фильма













От себя еще добавлю, что Фрэнклина Блэка играет Робин Эллис, который нам немного известен по гранадовскому сериалу (серия "Загадка поместья Шоскомб") и фильму "Хороший солдат". Мне лично Фрэнклин Блэк виделся совсем другим, чему виной иллюстрации, которые очень люблю






Но это совсем не помешает мне получить удовольствие от фильма

Вот пара ссылок на рутрекер rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=5915094 rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=5917698

Глава 5

Темная лошадка


- С этой едой все в порядке, мистер Холмс.
Я уже заметил, что леди Эстер, сидящая по левую руку от меня, со все более растущим любопытством наблюдала за тем, как я вяло ковырял вилкой поданные закуски. У меня не было аппетита, и никакая компания делу помочь не могла .
Наш хозяин благоразумно посадил Эндимиона в конце стола, так сказать, от греха подальше. Увы, поскольку я сидел к нему ближе всех, он вздумал с самым серьезным видом поучать меня, твердя, чтоб я всерьез задумался о том, чтоб посвятить себя церкви. Майкрофт был занят разговором, а Эндимион даже не удосужился поинтересоваться, в самом ли деле, я намерен оставить свою нынешнюю профессию. На протяжении всего обеда, поглощая черепаховый суп, рыбу, оленину и вот теперь, утку, он без устали нахваливал свое поприще священника и говорил о том, какое удовлетворение он получает от своей работы.
Однако, мне казалось, что совсем не с таким настроем, следовало бы входить в религиозный мир. Эндимиона, на мой взгляд, гораздо более занимал личный комфорт, нежели душевное состояние его паствы. Он также жаждал продвижения по службе, и имел для этого довольно веские основания, ибо он уже сменил несколько приходов , занимая с каждым разом все более перспективное место. Либо епископ закрывал глаза не его промахи – а они, несомненно, были – либо он придерживался старого правила, что если гнилое яблоко недолго будет лежать в одном месте, то его гниль не перекинется на его собратьев.
Слушая Эндимиона, я невольно сравнивал его со старшим братом. Как так вышло, что один был на редкость терпим, а другой – не в меру щепетилен? Что заставляло Перегрина с головой уходить в свои книги, а Эвадну – быть такой домоседкой? Я понял, что многого не знаю о своих кузенах. И, возможно, это было к лучшему. Вот я когда-то думал, что хорошо знаю Майкрофта. Вся эта круговерть последних дней говорила о том, что я его совсем не знаю.
Как бы там ни было, я отклонил совет Эндимиона, и пытался всеми силами отвлечь его внимание от полковника Мальпаса, который сидел напротив меня рядом с Эвадной. Для одного вечера семья Холмсов уже достаточно оконфузилась, не хватало только еще одной теологической дискуссии, развязанной Эндимионом.
Однако, нельзя было игнорировать леди Эстер, и мне пришлось предоставить кузена самому себе, чтобы ответить на ее вопрос.
- Обед превосходен, миледи. Все дело именно во мне. Я не привык столь обильным трапезам.
- Мистер Холмс, у вас такой вид, словно вы вообще не привыкли есть. Вы похожи на человека, который питается лишь воздухом и сигаретным дымом. – Вдруг она спохватилась. – Простите, это было нестерпимо грубо. Ваш брат сказал, что вы были больны. Едва ли это подходящая диета для выздоравливающего человека. – Ее щеки окрасил слабый румянец. – Он заботится о вас.
- Майкрофт? – Мне едва удалось сдержать свое изумление. Подняв голову, я увидел, что он пристально смотрит на меня с другого конца стола. – А, ну, он прислал ко мне врачей, если вы об этом.
- Вы уже полностью поправились?
- Еще не совсем.
Она окинула меня оценивающим взглядом.
- Это было какое-то психическое расстройство?
- Нет, миледи, физическое.
- Уверена, что вы простите мои расспросы. Я тревожусь лишь за счастье сестры. Ваша семья кажется немного…странной.
- Мы предпочитаем определение «эксцентричной».
- Да, безусловно. Оно говорит о совершенно безвредной необычности, которой, боюсь, лишен ваш кузен Эндимион. Надеюсь, вы простите мне мою прямоту, мистер Холмс, - произнесла она прежде, чем я смог придумать , что мне сказать в защиту семьи, - но что я должна думать, когда ваш кузен заявил, что в вашем роду бывало немало безумцев? И ведь даже вы не сможете мне сказать, что ваш кузен Катберт, который, как мне сказали, считает, что у него голова повернута не в ту сторону, начисто лишен известной доли безумия?
Тут с ней трудно было спорить. Хотя я знал, что у кузена были свои причины говорить так.
- Вероятно, Катберт – самый здравомыслящий из всех нас, - ответил я. – Он ничего не делает без веских на то оснований. Да, его мнение о собственной голове стало широко известно. Он даже одежду стал носить задом наперед. Однако то, что вы считаете безумием, миледи, на самом деле, ни что иное, как уловка с целью отвадить кредиторов. Катберт не богат; он такой же не имущий, как все остальные. Но это не мешает ему чрезмерно потакать своим дорогостоящим вкусам. Его странности позволяют ему добиваться таких условий платежа, которые работают в его пользу. В конечном счете, он всегда платит по счетам, но теперь кредиторы уже не требуют у него возврата долга раньше срока и не наседают на него слишком сильно. В конце концов, нельзя же требовать оплаты от постояльца сумасшедшего дома.
- Тогда почему они вообще ведут с ним дела?
- Кто же откажется от покупателя в наше трудное время, пусть даже и несколько эксцентричного?
-Весьма изобретательно, - сказала моя собеседница, на которую эти соображения явно произвели впечатление. – Возможно, и моему отцу следовало бы предпринять нечто в этом роде. Мы совершенно увязли в долгах, как вам уже, наверняка, сообщили.
- До меня доходили кое-какие слухи, миледи.
- О, это не просто слухи, мистер Холмс. Мы уже просто вынуждены проявить изобретательность. У меня есть небольшой свой собственный доход, который оказался прекрасным подспорьем.
- Как я понимаю, вы пишете.
Не могу сказать, откуда мне пришло это в голову. Узнать, что хоть какая-то часть былой проницательности все еще сохранилась в недрах моего помутившегося рассудка, было весьма утешительно, и леди Эстер была удивлена не меньше меня.
- Вам известны мои книги?
- Нет. Я пришел к этому выводу логическим путем.
Я не стал вдаваться в подробности, что на суставе ее среднего пальца, в том месте, где к нему при письме прикасается ручка, я заметил небольшую шероховатость. Значит, дело было не в обычной переписке, передо мной был человек, который явно много пишет. Но упомянуть о небольшом изъяне на одном из этих изящных длинных пальцев было бы не по-джентльменски. И вместо этого я сказал, что никакое иное занятие не пристало бы столь красноречивой молодой леди.
- Едва ли я достойна такого эпитета, мистер Холмс, - сказала она, пренебрежительно отмахнувшись от моего неумелого комплимента. - «Приключения леди Агаты в Харпингтон-холле» никогда не займут место среди образчиков классической литературы. Но как повести для детей они довольно недурны. Я начала писать, когда была еще маленькой девочкой, и это вошло в привычку. Чтоб не бросить тень на имя отца, я, конечно же, пишу под псевдонимом. Того небольшого гонорара, что я получаю за свой скромный труд, хватает на то, чтоб обеспечить нас самым необходимым, и оградить от визитов приказчиков судебной палаты. И, кроме того, он дает возможность платить за Кэти.
Она заметила мой вопросительный взгляд.
- Скаковую лошадь отца, «Екатерину Великую». Она считается моей, но лишь номинально. Я помню ее еще жеребенком. Отец сказал, что женщины не имеют права владеть лошадьми, поэтому я просто забочусь о ее содержании.
- Так это она будет участвовать в забеге в Альберт Стэйкс?
Леди Эстер кивнула.
- Не уверена в том, насколько реальны ее шансы на победу, но отец ее выставляет. Вы ездите верхом, мистер Холмс?
-Да, правда, в последний раз такое случалось уже довольно давно.
- Каждое утро в десять я катаюсь в Гайд-парке. Это единственная роскошь, которую я могу себе позволить. Мой побег от действительности, маленький глоток свободы.
Она демонстративно сделала глоток вина из бокала, чтоб скрыть не прошеный румянец, внезапно заливший ее лицо. Я не увидел в ее словах ничего , что могло бы вызвать такую реакцию. И только, когда она вновь заговорила, понял причину этого.
- Хотела бы я, чтоб ваш кузен Майлс мог присутствовать на этом вечере, - проговорила она. – Мне нужно, чтоб он кое-что для меня похитил .
Я едва не поперхнулся. Лакей, убирающий одно блюдо и ставящий на его место другое, с заливными утиными яйцами, поспешил мне на помощь и похлопал меня по спине. Ко мне вернулось самообладание, а леди Эстер стала извиняться.
- Простите меня, я думала, что вы знаете.
- Знаю, - признался я. – Но не думал, что знает кто-то еще.
- О талантах вашего кузена? Они хорошо известны в некоторых кругах. Когда моя сестра достигла совершеннолетия, у нашего отца не было ни средств, ни желания вывозить ее в свет. Леди Фэнторп сказала мне, что Майлс может помочь. Я никогда еще не была так рада, как в тот день, когда он похитил у меня из спальни бриллианты моей покойной матушки.
- Были рады?
- Конечно. Они были моими, и я могла делать с ними то, что хочу. Отец этого естественно не одобрял, но он никогда не одобрял ничего из того, что мы делали. Понимаете, он мечтал о сыновьях. Вам этого, наверное, не понять, мистер Холмс. У вашего отца был наследник и даже…
- Еще один на крайний случай? – закончил я за нее.
- Да, хоть это и звучит несколько прямолинейно. Что до моего отца, то он никогда не проявлял к нам особого интереса, и не видел, по его словам, никакого смысла «бросать деньги на ветер». Так что, да, я воспользовалась выплаченной страховкой, чтоб заплатить за белое шелковое парадное платье Бланш. Она была так прекрасна. Леди Фэнторп представляла ее ко двору. Я в неоплатном долгу за это перед Майлсом. Он был очень добр; он даже вернул изумрудное ожерелье моей матери. – Она задумчиво вздохнула и бросила взгляд на сестру. - Я надеялась, что она будет пользоваться успехом. Сестра очаровательна. Я думала, что ее красота заставит какого-нибудь джентльмена сквозь пальцы посмотреть на нашу бедность.
- Как я понял, у нее был поклонник.
Леди Эстер кивнула.
- И даже не один, но лишь мистера Арнольда Каммингса из Пенсильвании не отпугнуло почти полное отсутствие у нее приданого. Если я правильно поняла, он владелец нескольких магазинов текстильных товаров и сколотил себе на этой торговле небольшой капитал. Я была уверена в том, что он очень любил мою сестру. Он как-то сказал, что взял бы ее в жены, даже если бы все ее имущество состояло из той одежды, которая была на ней в ту минуту. – На миг ее лицо приняло мечтательное выражение. – По-моему, это очень романтично, верно?
- Но последующие события показывают, что он передумал.
- Он, в самом деле, внезапно разорвал помолвку. Без каких-либо объяснений. Мы , и правда, не можем этого понять. Хотя отец был доволен. Ему никогда не нравился мистер Каммингс. Понимаете, он был «торговцем»; «выскочка-лавочник», как называл его отец. Но для людей, не имеющих средств, абсурдно презирать тех, кто преуспел ценой собственных усилий, вы не считаете? В результате, вдобавок ко всем обидам моя бедная сестра подверглась еще и унижению и была продана мелкому правительственному чиновнику. Не буду делать вид, что очень рада такой партии. Не о таком мы мечтали, будучи детьми. А теперь у меня даже нет денег, чтоб приготовить ей достойное приданое. И я надеялась, что ваш кузен вновь сможет мне помочь. – Ее взгляд вновь обратился ко мне. – Или, может быть, вы могли бы оказать мне услугу...Чем вы вообще занимаетесь, мистер Холмс?
Что ответить? Детектив-консультант, не имеющий возможности продолжать заниматься своим делом, едва ли мог внушить доверие, поэтому я признался, что занимаюсь некоторыми вопросами, что находятся в ведении лорда Престона.
- Еще один государственный служащий, - презрительно произнесла леди Эстер. – Моему отцу это бы пришлось по душе. А в таком случае, мне придется выйти за вас замуж.
- Полагаю, ни к чему бы хорошему это не привело.
В ее глазах сверкнул огонек.
-А, может быть, и нет. Вы, кажется совсем другой. Я никогда еще не встречала незнакомца, который смог бы узнать о моих секретах «логическим путем». Скажите, почему Джордж называет вас «Дотти» (Тронутым)? Я читала, что школьники дают друг другу глупые прозвища, но разве это не имя девочки?
- А это потому, что он получил девчачье образование, не правда ли, Холмс?- встрял в наш разговор лорд Шедвелл. Сидя по левую руку от леди Эстер, он слишком усердно предавался излияниям и был разгорячен от выпитого вина. – Слишком изнежен, чтобы поехать в школу, чертов маменькин сынок.
Есть старая прописная истина, что не стоит спорить с дураками или пьяницами, если не хотите, чтоб окружающие и вас отнесли к их числу. Однако, в тот момент это было не то замечание, что я мог бы оставить без ответа, что бы ни думал и ни чувствовал при этом мой брат.
- По правде говоря, я едва помню свою мать, - сказал я леди Эстер. – Я был еще мал, когда она умерла. Что же касается школы, то не буду отрицать, что у меня нет официального школьного образования. Мой отец был архивариусом в одном из колледжей Оксфорда. В нашем доме всегда останавливались бедные студенты, давая мне уроки в качестве платы за постой. Возможно, и не слишком типичное, но довольно разностороннее образование.
- Джордж, - сказала мисс Эстер, обращаясь к своему кузену. – Ты должен извиниться перед мистером Холмсом. Ты был непростительно груб.
Он что-то злобно пробормотал себе под нос, поднялся, опрокинув стул, и тут же упал. Лакей и дворецкий тут же подбежали к нему и помогли выйти из комнаты. Собравшиеся за столом сделали вид, что ничего не заметили.
- Ну, и зрелище, - проговорила леди Эстер. – Что вы должны о нас подумать?
- Этим вечером никто из членов наших семейств не показал себя в лучшем свете.
- Ну, мы, по крайней мере, вели себя более или менее прилично, - сказала она с улыбкой. – Прошу у вас прощения за Джорджа.
- Он был откровенен. Я думал, что он называет меня «Дотти» из-за моих довольно нерегулярных занятий.
- Разве это вас совсем не трогает?
- Страдать от ударов пращей и стрел жестокой судьбы – общий удел человечества, леди Эстер. Несколько глупых слов не смогут меня расстроить .
Она пристально взглянула на меня, словно я сказал что-то поразительное, чего ей никогда не приходилось слышать прежде. В некотором смысле меня это обеспокоило, и я испугался, что произвел плохое впечатление и тем самым еще более запятнал нашу репутацию. И лишь, когда она улыбнулась, я увидел за этим нечто другое; это было подобно семенам, брошенным в плодородную почву.
Мне хотелось продолжить свою мысль, но после десерта дамы должны были удалиться. Я был не в том настроении, чтоб разговаривать с кем-то еще из сидящих за столом, и поэтому вышел в сад. Лежавший передо мной ночной пейзаж представлял собой неровную смесь едва заметных очертаний и темных теней; тонкий луч света, лившийся сквозь французские окна, не проникал за заросли живой изгороди, оставляя лежавшую за ними лужайку в полном мраке. Где-то там слышалось соловьиное пение , а из гостиной, где сейчас сидели дамы , доносились отдаленные звуки фортепиано.
Мало-помалу этот вечер становился все более тяжким испытанием. Я все еще не мог понять целей проведения подобных вечеров. Я достал сигарету, попытался зажечь ее и уронил спичку. Крепко сжав кулак, чтоб остановить эту проклятую дрожь, я попытался сделать это снова. На этот раз спичка зажглась, но упала сигарета. Я махнул на это рукой, придя к довольно пугающему выводу, что болезнь и собственная слабость становятся моей второй натурой.
Спасовать перед какой бы то ни было болезнью, казалось мне равносильным тому, что покорно принять весть о своей скорой кончине. Я смотрел на свои дрожащие руки, пытаясь заставить их обрести твердость, и это мне не удалось. Я вонзил в ладони свои ногти, надеясь, что боль, поможет мне сосредоточиться. На этот раз, достав сигарету, я держал ее достаточно крепко.
- Дать вам прикурить, мистер Холмс?
Повернувшись, я увидел полковника Мальпаса, который вышел из гостиной и стоял на террасе неподалеку от меня. Я принял его предложение, и старался скрыть свою дрожь, когда он поднес спичку к моей сигарете.
- Прекрасный вечер, - сказал он, задумчиво попыхивая сигаретой. – Как я понимаю, подобные рауты отнюдь не являются для вас самым привычным делом?
Я бы предпочел остаться в одиночестве, но это был слишком удобный случай поговорить с этим человеком, чтоб им не воспользоваться. Большую часть обеда он пристально наблюдал за мной, и мне было интересно, чем вызван такой интерес. То, что сейчас Мальпас разыскал меня, говорило о том, что у него есть, что мне сказать.
- Не выношу эти бесконечные помолвки, - сказал он. – Ничто здесь не оградит достойных людей от общения с худшими элементами общества. Меня никогда не тянуло предаваться бессмысленным разговорам. И я ничуть бы не возражал, если б правительство запретило их законодательным актом. Я за тишину. Она дает возможность подумать. Вы не согласны?
Из этого заявления неизбежно вытекал следующий вывод.
- Вы член клуба моего брата?
- Клуба «Диоген»? Нет, для меня там слишком многолюдно. Сама идея, что необщительные люди захотят собираться в одной комнате с другими необщительными людьми, представляется мне нелепой. А почему, позвольте спросить, вы не член этого клуба?
-Боюсь, что я совсем не гожусь для этого.
Мальпас вдруг заговорил с большой горячностью, так и буравя меня пронзительным взором своих темно-голубых глаз.
- Напротив, я бы сказал, что вы в высшей степени для этого подходите. У вас ведь всего несколько знакомых и жизнь вы ведете весьма уединенную. Вы так же некомфортно чувствуете себя на этом приеме, как и в пабе несколько вечеров назад.
Я вздрогнул и заметил по выражению его лица, что он доволен произведенным на меня впечатлением.
- Мой дорогой сэр, вы, кажется, удивлены. Не так уж много существует такого, что не было бы известно нам в Уайт-холле, особенно если это касается брата одного из самых ценных его сотрудников. Осведомленность – главный источник средств и жизненной силы нашего дела. Мне известно, к примеру, что ваше состояние озадачило ваших докторов и все еще продолжает ухудшаться. Прискорбно. Вы подаете надежды, так же, как и ваш брат, когда он только пришел к нам. Скажите, мистер Холмс, почему вы отказались от места, которое он предложил вам в Министерстве внутренних дел?
- Вам, кажется, известно обо мне слишком много, полковник. Возможно, вы даже могли бы просветить меня на сей счет.
Он засмеялся и отбросил в сторону сигарету.
- Либо вас не привлекает перспектива работать с вашим братом, либо у вас есть какое-то иное возражение. Надеюсь, что все же не последнее. И у меня возник вопрос: почему такой человек, как вы, которому его финансовое положение вряд ли позволяет отклонить столь заманчивое предложение, довольствуется ролью неимущего вольнонаемного агента и при том все же берется за поручение, которое ему дает министр внутренних дел. Да, мистер Холмс, мне известно об обвинениях, выдвинутых против инспектора Лестрейда. Ну, так, как же ?
Он говорил подчеркнуто безразличным тоном, хотя все указывало на то, что ему далеко не все равно. Окинув его взглядом, я попытался сделать по его внешнему виду какие-то выводы о его характере и о том, что он был за человек. В прежние дни мне бы это удалось. Но сейчас он был для меня закрытой книгой, словно какой-то искусный хирург начисто удалил все характерные приметы его личности. Все было скрыто под тщательно культивируемым верхним слоем, полным загадочности, цель которого была смутить и испугать собеседника. И надо отдать ему должное, это ему вполне удавалось.
- Полковник, я еще не принял твердого решения, и ничего не могу сказать, пока тщательно не изучу все факты.
- Искренне надеюсь, что это так, ибо личным пристрастиям нет места в подобных исследованиях, - сказал Мальпас, поворачиваясь к лакею, который подошел к нему , неся поднос с бокалами. Он кивнул ему, взял два бокала и один передал мне. – Бренди, мистер Холмс. У вас такой вид, словно вы в этом нуждаетесь.
Он смотрел, как я пью. Странный горьковатый вкус обжег мне губы, это было совсем не похоже на тот сладковатый бренди, к которому я привык. Как ни странно, но он обладал укрепляющим действием. Ум мой начал проясняться и спазмы в желудке несколько поутихли.
- Не самый приятный, - заметил Мальпас, сморщившись и отставляя свой пустой бокал. – Роузлин так же скуп при выборе напитков, как и в том, что касается его дочерей. Полагаю, вы не одобряете этот брак вашего брата?
- А, значит, вы прислушивались к нашему разговору за столом? Я так и подумал.
Он небрежно махнул рукой.
- Весьма проницательно с вашей стороны, мистер Холмс. Дамские возражения по поводу государственных служащих меня не волнуют. А ваши – да. Я спрашиваю потому, что важно знать, кому предан человек. Так вы с нами, мистер Холмс, или против нас?
- Исходя из предыдущего опыта, я бы сказал, что ответ очевиден.
- Человек может сменить свои убеждения так же легко, как переодеть рубашку, если другая подходит ему больше. Мы бы более полагались на вас, если б вы вступили в наши ряды. Что я могу сделать, чтоб заставить вас передумать?
- Абсолютно ничего. Я должен следовать своим наклонностям.
Он кивнул.
- Так я и думал. А теперь вы должны извинить меня. Завтра у меня слишком плотный график.
Когда он уже уходил, в дверях появился Майкрофт. Увидев рядом со мной Мальпаса, мой брат изменился в лице; оно будто окаменело и от него в миг отхлынула вся кровь, словно оно было из слоновой кости. Они кивнули друг другу, и, видя, что полковник ушел, Майкрофт слегка расслабился.
- Чего он от тебя хотел? – спросил он.
Я пропустил его вопрос мимо ушей.
- Майкрофт, кто он, черт возьми, такой?
Наступила пауза, пока мой брат обдумывал свой ответ.
- Советник, - сказал он, наконец.
- Министра внутренних дел?
- К нему обращаются за помощью очень многие.
- Включая и тебя, верно?
Майкрофт напрягся. Вокруг его глаз залегли глубокие складки, и я понял, что сейчас услышу очередную версию правды в особом изложении моего брата.
- У меня была причина, чтоб с ним проконсультироваться.
- С каких это пор ты нуждаешься в советнике?
- Говори тише, - сказал он, беря меня под руку и ведя на лужайку, подальше от дома. – Что сказал тебе Мальпас?
- Что ему известно, что я болен, и что я встречался с инспектором Лестрейдом – что именно ты еще говорил ему обо мне?
- Ничего из того, что ему и без того уже было известно.
- Еще один всеведущий. Какой это, должно быть, удар по твоей гордости – узнать, что твой уникальный пост более таковым не является!
- В каждом департаменте есть своя система сдержек и противовесов. Все мы в равной мере должны держать ответ перед высшей силой. Даже я.
- Возможно, Эндимион мог бы тебе с этим помочь. Он убежден, что обладает ухом Всевышнего.
На лице Майкрофта появилась надменная мина, присущая ему в те минуты, когда он отчитывал меня за какие-то проступки. Тут мы оказались уже на знакомой для нас обоих территории, и вести подобную перебранку было гораздо комфортнее, нежели думать о том, что я только что столкнулся с человеком, обладающим властью и влиянием, способными напугать даже моего брата.
И как я мог отрицать это, если безошибочно прочитал этот испуг в его взгляде в ту минуту, когда он увидел нас вместе. И сейчас, пусть даже будучи далеко не в форме, мог ли я неверно истолковать выражение взглядов Майкрофта, когда он повторно оглянулся через плечо на дом, чтоб убедиться, что нас никто не слышит.
- Нет никакой необходимости в изречении богохульства, Шерлок, - сказал он. – Способности Мальпаса находят свое применение. Он дает советы относительно стратегии, как поступить в определенных деликатных ситуациях.
- Я прав, предполагая, что это он предложил тебе заключить этот брак?
Майкрофт был явно недоволен тем, что я вынудил его сделать это признание.
- Ну, если уж ты хочешь знать, то да, это он. В этом браке есть свои преимущества, как для леди Бланш, так и для меня. Вот почему Мальпас был здесь сегодня вечером.
- Несомненно, для того, чтоб убедиться, что вы оба доведете это дело до конца.
- Вовсе нет, просто, чтоб убедиться, что обе партии подходят друг другу. Ну, ты нас видел. Ты удовлетворен?
Я с трудом подавил зевоту. В первый раз за много дней я почувствовал, как тяжелое бремя бессонницы начинает спадать с моих плеч.
- А должен? – ответил я ему.
- Нет, но твое благословение все равно было бы очень ценно.
- Тогда считай, что ты его уже получил.
Он положил руку мне на плечо.
- Это очень много значит для меня, брат. Я сейчас уезжаю. Поедешь со мной?
Я принял его предложение, и мы вместе покинули графа и немногих еще оставшихся в доме гостей. Целомудренная улыбка была единственным залогом, которым могла обменяться счастливая пара, прежде чем мы вышли в ночной полумрак, захватив с собой своих несчастных кузенов, и обнаружили там несколько поджидающих нас экипажей. После отъезда Эндимиона и Эвадны, наш кэб быстро преодолел недолгий путь до квартиры Майкрофта в Мэйфэре, а потом продолжил свое путешествие на этот раз к моему обиталищу в Блумсбери.
Я плохо помню эту поездку, ибо мне стоило немало трудов, чтоб не заснуть. Я слышал о людях, вставляющих с этой целью в глаза спички, но боюсь, что даже это не в силах было отогнать от меня сон. Голова моя время от времени колотилась о боковую стенку кэба, и я испуганно просыпался каждый раз, когда под колеса попадал какой-нибудь камень; если б не это, боюсь, я заснул бы самым глубоким и беспробудным сном. Кэбмены не отличаются особой вежливостью в отношении пьяниц, за одного из которых меня бы тогда определенно приняли, и полагаю, что моя дорога до Монтегю-стрит закончилась бы тогда тем, что меня попросту вышвырнули бы в сточную канаву.
Но к счастью этого не случилось. И я, шатаясь, стоял на ступеньках перед своей дверью, и скорее спал, нежели бодрствовал, судорожно пытаясь ключом открыть дверь. И, когда мне это, наконец, удалось, рухнул без сил на кровать, забывшись в забытьи, едва лишь сомкнулись мои веки.

Я уже упоминала пару раз о немецком сериале 60-х с Эриком Шеллоу в роли Шерлока Холмса. Он, конечно, немного не стандартный Холмс, именно немецкий). Раньше я бы, наверное, такого Холмса забраковала, но последнее время у меня вообще несколько сместились ориентиры и показалось, что этот сериал очень достойный и не лишен интереса. Во многом и потому, что там немало довольно симпатичной отсебятины. И там очень забавные отношения у Холмса и Уотсона.Может, когда-нибудь позже доберусь и до немецких субтитров, а пока приходится обходиться гифками, спасибо буржуйским умельцам.
Вот тут почти что маленький фильм) На всякий случай, добавлю русский вариант

Это кусочек из серии "Чертежи Брюса-Партингтона". Здесь главный персонаж Майкрофт. Наверное, самый деспотичный и властный из всех Майкрофтов, которых мне приходилось видеть. И даже жалко стало его младшего брата)



-Майкрофт, это мой друг, доктор Уотсон.





-Простите, кто вы?
-Я доктор Уотсон. Мистер Холмс только что представил меня вам, мистер Холмс.





-Мой дорогой Уотсон




-Отлично, инспектор. Дело раскрыто.
-Что?




-Могу я выразить вам мое высочайшее уважение, инспектор?
Мистер Холмс также сделал замечание по поводу билета




-Почему вы вмешиваетесь в наш разговор?
Я думал, что вы врач.




-Простите меня, сэр. Хоть я и врач, но я заинтересован в благополучном окончании наших сражений (буквально)




- Шерлок! Исследуй все места преступлений/
Сделай все возможное.




- Могу я прописать вам успокоительное, сэр?
-Да




- Вот, пожалуйста, рецепт.
- Оставьте меня в покое!
- Мы прокатимся на метро

Первым и, возможно, самым насыщенным из всех фильмов серии «Шерлок Холмс против нацистов» был фильм «Шерлок Холмс и голос ужаса». Снятый по мотивам рассказа «Его прощальный поклон», в котором уже немолодой Шерлок Холмс оставляет свою ферму и пчел, чтобы накануне Первой Мировой войны поймать искусного немецкого шпиона, фильм показывает, как Холмс пытается предотвратить преступления немецких террористов.

Так называемый «Голос ужаса» - это диктор, вещающий по радио из Германии. Пренебрежительно относясь к британскому правительству и уверенный в превосходстве Германии, «Голос» возвещает о разрушительном нападении на важные военные и экономические объекты Британии, и объявленные атаки действительно происходят. После нескольких месяцев разрушения и подрыва боевого духа британцев пять членов Разведывательного управления Англии готовы идти на любые меры, чтобы остановить непрекращающийся поток этих террористических актов. Вызвав недовольство четырех своих коллег, один из членов Управления просит Холмса начать свое расследование. Тот, естественно, принимает это предложение и тут же начинает действовать. Обнаружив умирающего человека практически на пороге Бейкер-стрит, Холмс заручается поддержкой одной из лондонских воровских шаек, с помощью которой он смог внедриться в окружение нацистского шпиона, стоящего за этим «Голосом ужаса». Ничего удивительного, что Холмсу удается добиться успеха и в считанные дни предотвратить немецкое вторжение в Англию.


Отчаявшаяся Англия обращается за помощью к Шерлоку Холмсу

Несколько реально существующих нацистских дикторов пытались подорвать боевой дух союзников, хотя по большей части их слова были лишь пустыми угрозами, в отличие от того, что показано в фильме. Некой Эксис Салли, благодаря нацистским шпионам, были известны некоторые подробности касательно войск союзников, хотя большинство ее передач были скорее эпатажем, нежели реальным возвещением о надвигающейся катастрофе. Эксис Салли угрожала союзникам подобными заявлениями: «Завтра утром гусеницы наших танков будут обильно смазаны вашей кровью».


Милдред Элизабет Гилларс, работающая под псевдонимом Эксис Салли

Вот здесь немножко о ней написано www.portalostranah.ru/view.php?id=158

Предназначением радиопередач Уильяма Джойса, он же лорд Хо-Хо, было вызвать ужас у его английских слушателей. Лорд Хо-Хо был фашистом, бежавшим из Англии, после того, как был обвинен в растрате, и поступил на службу к Гебельсу.

Вот здесь о нем написано www.svoboda.org/a/29064193.html

Враждебная критика в адрес Черчилля лишила его малейшего шанса на широкую британскую аудиторию, и он никогда не был чем-то большим, нежели просто чрезмерно лживым нацистским пропагандистом. Но и Эксис Салли и лорд Хо-Хо были просто радио-любителями по сравнению с героями фильма «Голос ужаса»
Интересны технические приемы «Голоса». Его слова противоречат основной идее, столь распространенной в ранних военных фильмах – что победа союзников неминуема и очевидна всем, даже врагам. Используя такие фразы, как «Глупо сопротивляться могущественному гневу фюрера» и «Англичане, вы все еще ожидаете гибели в своих душных маленьких клубах? Она придет, обещаю вам», «Голос» говорит о триумфе гитлеровской коалиции как о неизбежном результате. "Голос" не только насмехается над британцами, но также пытается склонить их на сторону нацистов. Наибольшую враждебность «Голос» испытывает не столько к британцам, сколько к Британскому правительству из-за отказа немедленной капитуляции. «Голос» говорит от своего имени. Вскоре после репортажа о диверсии на железной дороге, в ходе которой погибло немало молодых солдат и медсестер, «Голос» заявляет:

«Сердца немецкого народа обливаются кровью от того, что невинные мужчины и женщины должны гибнуть из-за того, что ваше глупое правительство отказывается принять неминуемое и капитулировать. Если ваш бестолковый Военный кабинет не понимает, что Англия уже погибла, то тогда долг нашей Священной Германии доказать им это снова и снова и снова, пока они на коленях не станут умолять нашего фюрера о пощаде».

Психология, которую использует «Голос», вполне просчитана. Пытаясь убедить британцев, что силы нацистов непобедимы, «Голос» надеется пошатнуть британский боевой дух, но не разрушить все их надежды. В этой речи «Голос» явно указывает на то, что Германия намерена покорить Англию, но не видит необходимости в ее уничтожении. «Голос» намекает на то, что если англичане капитулируют, то умышленные диверсии прекратятся, и Гитлер превратится в великодушного правителя английского народа. «Голос» говорит, что это единственный способ остановить все разрушения. Германия не остановится до своей полной победы; а Германия непобедима. Вдобавок ко всему, диктор пытается подорвать уверенность британцев в своем правительстве. Если Разведывательное управление Британии ничего не в силах предпринять, то кто может это сделать? Причем, фильм указывает на то, что хотя британцы напуганы этими нападениями, их патриотические чувства несокрушимы. Не смотря на то, что газеты говорят об ужасе, охватившем Британию, ни один англичанин в этом фильме не теряет надежды, и ни один член Разведывательного управления даже не помышляет о капитуляции. Такая преданность Англии свойственна всем социальным слоям, от самых высокопоставленных пэров в Парламенте до самых отъявленных головорезов в трущобах Лондона.
По ходу действия фильма становится ясно, что главным оружием Холмса в его войне с немецкими террористами станут как раз «отбросы» английского общества. Когда некий пытливый знакомый Холмса заколот ножом на самом пороге Бейкер-стрит и произносит загадочные предсмертные слова, Холмс тут же понимает, что это преступление – дело рук нацистов (такой нож мог быть изготовлен только в Германии). Чтоб собрать больше информации, Холмс и Уотсон посещают захудалый паб в Лаймхаузе, который часто посещал и убитый. Среди завсегдатаев этого заведения весьма закосневшие нарушители закона , и в том числе один заключенный, который попал за решетку благодаря непосредственно Холмсу. Потому неудивительно, что Холмсу был оказан в этом баре довольно холодный прием, но он не обращает внимания на столь негостеприимнее поведение окружающих и намерен переговорить с Китти, молодой женщиной, возлюбленной погибшего человека.
Так и не ясно, была ли она его женой или любовницей. Очевидно лишь то, что репутация ее довольно сомнительна. Одета она довольно броско, ее хорошенькое личико ярко накрашено – предполагается, что Китти уличная женщина. Однако, как и многие подобные ей представительницы этой профессии, Китти оказывается настоящим сокровищем. Когда Холмс сообщает ей, что нацисты, «палачи этого мира» , убили ее возлюбленного, она клянется отомстить за него, помогая захватить банду «Голоса ужаса». Естественно, Китти не в силах совершить подобную операцию сама. Ей нужна помощь посетителей паба, которые могут знать о большинстве преступлений, происходящих в Англии. В сцене , заимствованной из классического голливудского фильма 1931 года «М», Холмс просит Китти возглавить эту армию информаторов, ибо как преступники, они могут узнать секреты своих собратьев, служащих нацистам, гораздо быстрее полиции. Когда присутствующие головорезы отказываются помогать ей, Китти бранит их и взывает к их патриотическим чувствам:

«Хорошо тогда не помогайте мне. Сами идите на бойню. Помогайте мне или нацистам… Я прошу этого не для себя. Речь идет об Англии. Вашей, а не чьей-то еще. Нет времени думать, на чьей мы стороне. Сторона только одна – Англия. И не важно, богачи мы или бедняки.»



Этой речи Китти довольно, чтобы все завсегдатаи бара отправились за информацией о действиях нацистских шпионов. Они отложили свои личные дела и позабыли о своем поводе для недовольства ради общего блага, и их можно было бы назвать Нерегулярными частями Лаймхауза. Они сами признают, что они, воры, мошенники и убийцы, но они уж точно не предатели. Их реакция замечательна, ибо она показывает, как люди самого низкого социального положения могут быть безгранично преданы своей стране. Бернард Ф. Дик приписывает темы социальной справедливости политическим убеждениям сценаристов: Линна Риггза, твердого либерала и Джона Брайта, коммуниста. Хотя УВИ не любило коммунистов, оно ценило патриотические суждения, распространяемые ими среди социальных слоев общества. УВИ одобрило это эмоциональное выражение патриотических чувств. Никто из этих Нерегулярных частей не пожелал помогать Китти чисто из альтруизма, но все добровольно согласились на это, как только услышали, что на карту поставлена судьба страны. Это явная попытка сыграть на чувстве вины зрителей: если даже такие преступники могли жертвовать своим временем и рисковать своими жизнями, чтоб поймать нацистских шпионов, то люди , стоящие на более высокой ступени социальной лестницы, и подавно могут предпринять какие-то усилия, чтоб защитить страну.
Тогда как Нерегулярные войска Лаймхауса подвергали себя довольно умеренным опасностям и неудобствам, Китти была призвана взять на себя гораздо большую жертву во имя страны. Вскоре после того, как Нерегулярные отряды нашли убежище нацистов, они встречают одного из вожаков нацистского движения холодного, тщеславного Мида. Мид одержим фашистской идеей сверхчеловека, веря, что его детский сон, в котором он видел себя воином-триумфатором, был пророческим. Мид – воплощение слепой веры в нацистскую догму. Хуже того, Мид еще и предатель. Он британец, но покинул родную страну, чтоб служить Германии. Загнав в угол Холмса, Уотсона и одного из членов Разведывательного управления, Мид говорит, что гибель Уотсона не будет иметь никакого значения. Холмс тут же возражает, говоря: «Нам, глупым британцам, важна любая жизнь». Пренебрежительно фыркнув, Мид говорит, что это «странные понятия еще более странной нации…Мы знаем, что лишь могучие достойны уважения.» Мид настолько отвратительный персонаж, что все его взгляды представляются зрителю совершенно невыносимыми. Холмс и его друзья спасаются, но они знают, что за Мидом нужно следить, чтобы иметь больше информации о нацистских диверсантах. По заданию Холмса Китти выслеживает Мида и становится его любовницей; время от времени убегая от своего отвратительного возлюбленного, чтобы сделать донесение.

Историк кино Бернард Ф. Дик пишет: Основа фильма «Шерлок Холмс и Голос ужаса» - холмсианская, в отличие от его морали. Это мораль военного времени, мораль беспринципности, которой придерживается даже Холмс.» И в самом деле, то, что Холмс требует от Китти отдаться Миду с целью получения информации и захвата нацистских шпионов, выходит за рамки каноничного характера этого героя. В Каноне Холмс отнюдь не склонен отправлять молодых женщин с опасными заданиями, за исключением, если только уж совершенно экстренных случаев, но даже и тогда он никогда бы не попросил женщину заниматься проституцией, пусть даже во имя блага страны. УВИ хотело ясно подчеркнуть, что граждане страны должны идти на определенные жертвы, но то, на что пошла Китти, было сделано в исключительных обстоятельствах, здесь авторы фильма предвосхитили образ шпионки, сыгранной Ингрид Бергман в фильме Альфреда Хитчкока «Дурная слава» (1946). Ее жертва была отражена в фильме столь тактично, что создатели картины, оказавшись под давлением, могли бы заявить, что отношения между Китти и Мидом были совершенно невинны, хоть это и ослабило бы тот жертвенный образ, который сложился в фильме у Китти. Несмотря на сексуальный подтекст этой роли, Китти – один из самых сильных женских персонажей данной франшизы. Единственные женщины из этих фильмов, что могли бы сравниться с ней умом, смелостью и харизмой, это отрицательные главные героини фильмов «Женщина в зеленом» и «Паучиха». Кроме эпизодической роли миссис Хадсон, прочие героини это лишь инженю или таинственные подозреваемые.
«Голос ужаса» положил начало традиции, установившейся в военных лентах о Холмсе, которые заканчиваются его словами о войне и оптимистичной патриотической речью, несмотря на звучащие в ней нотки трезвого реализма. После того, как Холмсу удается захватить банду «Голоса ужаса», они с Уотсоном смотрят на Ла-Манш.

Уотсон: Прекрасное утро, Холмс.
Холмс: Скоро подует восточный ветер, Уотсон.
Уотсон: Не думаю, Холмс. Очень тепло.
Холмс: Эх, старина Уотсон! В этом переменчивом веке вы один не меняетесь. Да, скоро поднимется такой восточный ветер, какой никогда еще не дул на Англию. Холодный, колючий ветер, Уотсон, и, может, многие из нас погибнут от его ледяного дыхания. Но все же он будет ниспослан Богом, и когда буря утихнет, страна под солнечным небом станет чище, лучше, сильнее.

Этот отрывок из самого конца рассказа «Его прощальный поклон». За исключением того, что настоящее имя «Голоса» такое же, как и у супершпиона в «Его прощальном поклоне», эта финальная речь – практически единственное, что есть общего у фильма с этим рассказом. Фильм был снят в 1942 году. Никто не знал, какой ущерб может быть еще нанесен экономике Британии или о тех необратимых изменениях в ее социальной структуре, какие могли бы произойти за трехлетний промежуток. УВИ высоко ценило подобные речи: победа Америки была неминуема, но она потребует немало времени, усилий и жертв. Холмс был до резкости реалистичен, утверждая, что народ Англии сильно пострадает от грядущей войны, но в то же время очень оптимистичной была вера Холмса в то, что Англия сможет восстать из пепла после победы над врагом.

Как же я, видно, люблю свою работу, раз одно только сообщение, что пора выходить в офис хоть на несколько дней, повергает в глубокий депресняк...

Дело не в самой работе, я и сейчас работаю. А вот все, что к ней прилагается...

Начальница порадовала, что сидеть буду напротив нее, а это надо знать мою начальницу) Когда-то давно она у меня за спиной сидела - так я была передовиком производства, ничего больше не оставалось, кроме как вкалывать на полную катушку.
Плюс ко всему 4 часа дороги, беготня по улице и в метро, ну, соответственно недосып и усталость. Ну, и теперь еще общий зал...И не просто, под бдительным оком....Творчество накрылось медным тазом. По крайней мере, на работе. Уже не до жиру.
А на работе там теперь все странно. Понятное дело, что вся ситуация сказалась не лучшим образом и хорошо, что вообще не увольняют. Но похоже, там еще кто-то решил, воспользовавшись удаленкой, сильно сжать рабочую площадь. И народ работает по очереди не только из-за вируса, а и потому, что сидеть негде. То есть сегодня за этим столом сидит Маша, а послезавтра - буду я, и может быть, мне даже выделят ящик стола...
Очень радует в этой ситуации наличие той будки, которая у меня еще осталась для работы с клиентами, хоть куда-то можно заскочить и перевести дух после работы "под стеклом"

От всего этого приятно отвыкла и, можно сказать, только жить начала) Чертовски быстро привыкаешь к хорошему, даже не смотря на большие проблемы с мамой