Сегодня я выкладываю тут перевод этого совсем маленького исследования. Оно довольно старое, я выудила его где-то в выпусках "Baker street journal" за пятидесятые годы. И хочу в связи с этим сказать следующее.

Конечно, все эти исследования очень притянуты за уши и наверняка могут кому-то показаться наивными и даже смешными. Но в них все же есть некоторое зерно истины, и очень интересно бывает узнавать, что занимало и занимает этих увлеченных людей.
Все эти исследования велись и ведутся под эгидой Большой Игры (The Grand Game), и я буду стараться выкладывать их под соответствующим тэгом. О самой Игре я, может, как-нибудь напишу подробнее, ну а если кратко, то ее участники считают Шерлока Холмса реальным историческим лицом, а сэра Артура Конан Дойля - литературным агентом, издающим те мемуары , что писал о нем его биограф доктор Уотсон.
Та статья, что приведена ниже написана явным единомышленником Шерлока Холмса, ярым сторонником научного подхода. Правда, иногда когда читаешь подобные вещи, не знаешь насколько всерьез можно принимать автора.

И очень был мудреный язык, так что если что, прошу прощения за косноязычие. Читая подобные расследования еще надо привыкнуть к тому, что многие из них писались очень давно и в них упоминаются исследователи-шерлокианцы, совсем нам не известные. А когда я только начинала узнавать этот мир, было даже захватывающе читать эти строки, где периодически упоминается то мистер Морли, то какой-нибудь покойный граф Уолбридж. И кажется, что Холмс , и правда, очень реальный человек, ведь это как бы продолжение Канона. Его более углубленное изучение)

О дне рождения Мастера

Рассел Маклахлин


Мне известно, что 6-го января сообщество «Baker Street Irregulars» отметило сто вторую годовщину со дня рождения самого лучшего и самого мудрого человека из всех, что нам известны.
В том, что касается лет, я согласен. Однако, более точная дата рождает во мне неукротимое стремление к спору. Я решительно протестую против шестого января в качестве точной даты рождения. И чтобы аргументировать свой протест я призову сейчас на помощь все, чем располагаю: в интеллектуальном плане, научном и диалектическом.
Не помню уже кто, сказал мне, что шестое января было выбрано, опираясь на астрологию; было выбрано неким специалистом в этой псевдо-науке, неким оставшимся неизвестным мне псевдо-ученым. Следовательно, я могу критиковать этого анонимного исследователя со всем пылом, какой сочту допустимым, не рискуя возмутить спокойствие, что царит в стенах Сиона.

Идея о том, чтобы прийти к какому-то заключению о герое Шерлокианы посредством астрологии, абсурдна сама по себе. Уже на 11-ой странице «Этюда в багровых тонах» Уотсон демонстрирует нам всем документ о ценных качествах и предпочтениях своего соседа. В третьем пункте этого перечня значится:

«Знания в области астрономии – никаких.»

И вероятно справедливо будет сказать, что астрология была предшественницей астрономии, так же, как какая-та белиберда предшествовала медицине, а магия предвосхищала науку. Но ни в одном уважаемом университете со времен первого плавания Колумба не изучали астрологию. Современные сторонники этой науки принадлежат к той многочисленной группе людей, что предпочитают заведомое надувательство трудной и напряженной умственной работе.
Отправная точка этого параграфа проста : если благожелательный критик мог определить познания в астрономии умнейшего человека девятнадцатого столетия как «никакие», то, конечно, его интерес к ее устаревшей прародительнице с весьма сомнительной репутацией определенно должен быть равен «абсолютному нулю».
Позже, уже когда они были друзьями, Уотсон пишет об одном разговоре за чаем летним вечером и описывает этот разговор как «бессвязный». И о чем же вы думаете, был этот бессвязный разговор? Я цитирую: « о причинах изменений в наклонности эклиптики к экватору».

Сейчас мы не будем говорить о том, каким был Уотсон наблюдателем и репортером, когда делал те первые записи; просто отметим, что любой, кто мог бы в «бессвязной» манере говорить на столь глубокомысленную тему, должен был обладать несколько большими знаниями в области астрономии, нежели те, о которых писал тогда Уотсон.
Это обстоятельство говорит только в пользу моей теории, и я окончательно прихожу к выводу, что для того, кто достаточно основательно знал этот астрономический принцип, чтобы походя говорить о нем, должно быть, было неприемлемо само название астрологии. Поэтому мне кажется ясным, что любая попытка опереться в поисках важных фактов на такую псевдо-науку, должна быть названа анти-Шерлокианской, анти-Каноничной, и даже , если можно использовать такой исключительный термин – анти-Уотсоновской.
Но мы знаем, что Шерлок Холмс родился в 1854 году и что его шестидесятый день рождения должен был приходиться на период в течение первых семи месяцев 1914 года; так как упоминание об этом возрасте имело место в начале августа того судьбоносного года; собственно говоря, 2 августа. Поэтому мы можем ограничить временные рамки периодом от первого января и, видимо, до тридцать первого июля. Как же узнать точную дату?
Несколько лет назад эта дата была указана с такой логической точностью и с такой примечательной проницательностью, что просто не остается ни малейших сомнений по этому поводу. Это великолепное умозаключение было сделано покойным Рональдом Р. Уивером, который давно является подлинным столпом в храме «Общества Нищих-любителей» и которого определенно помнят, как ученого, который показал отличие между оконной нишей и эркером, что стало уже классикой; невозможно забыть , как блестяще он опознал капитана Эйр Шоу в человеке, под руководством которого успешно был потушен пожар на Бейкер-стрит в одну небезызвестную нам ночь. Это дорогой, уже покинувший нас, незабываемый «Денди» Уивер, который, не взирая на какие-то мелкие факты, сделал четкий логический вывод. Будучи ученым и эрудитом, он не решился назвать конкретный день, на это не было достаточных указаний. Но он назвал два месяца. Давайте проследим за ходом рассуждений Уивера.

Прошу вас обратить свое внимание на последний параграф «Чертежей Брюса-Партингтона». Вы найдете там следующие строки:

«Несколько недель спустя после описанных событий я случайно узнал, что мой друг провел день в Виндзорском дворце и вернулся оттуда с великолепной изумрудной булавкой для галстука. Когда я спросил, где он ее купил, Холмс ответил, что это подарок одной очень любезной высокопоставленной особы, которой ему посчастливилось оказать небольшую услугу. Он ничего к этому не добавил, но, мне кажется, я угадал августейшее имя».

Давайте не будем задерживаться на идеальном «уотсонизме», когда он задает Шерлоку Холмсу такой нелепый вопрос, как «Где Вы купили эту бесценную вещицу?». Чтобы помыслить о подобном пусть даже на тридцать секунд, значит показать себя первостатейным болваном за все девятнадцатое столетие.
Уотсон едва ли был способен установить личность дарителя. Но даже для него не было сомнений, что та леди, которая преподнесла его другу эту дорогую безделушку, была сама покойная королева. И как раз это и привело Уивера и его последователей к неизбежному выводу.
Наша дорогая, покойная королева не обладала слишком сложным для понимания характером. Это дает ключ к пониманию ее личности. Нам, например, прекрасно известно, что главное, чего она придерживалась в общественных отношениях, было скрупулезное и педантичное соблюдение формальностей; она скорее бы объявила войну, чем допустила бы нарушение этикета и общепризнанных правил. И если «Виндзорской Вдове» пришло в ее старую головушку подарить кому-то драгоценность, то при выборе камня она могла руководствоваться лишь одним соображением.

Она, конечно бы, выбрала его зодиакальный камень.

Безусловно, тут возникают вопросы. Относительно зодиакальных камней существуют старинные и современные теории. Согласно первым, изумруд – камень мая. Но современные специалисты в этой области относят его к июню. На какую же теорию сделала ставку королева?
Нет возможности узнать это наверняка, а гадать нам запрещает определенная заповедь. Каждый, кто решит сделать вывод, основываясь на прилагательном, используемым Уотсоном, родственном слову «август», обречен на неудачу. Нет, несомненно, месяц рождения Шерлока Холмса май или июнь. Январь же можно считать в этом плане совершенно несостоятельным.
Мои знания об изумруде и связанном с ним знаке зодиака основываются на материалах Американской Национальной Ассоциации ювелиров, обладающей исчерпывающей информацией по этому вопросу , которой они охотно готовы поделиться. Я бы рекомендовал сообществу продолжить это исследование. Мне удалось сузить поле поисков до шестидесяти одного дня. Я призываю направить в этом направлении свою исследовательскую энергию и сделать все, чтобы праздновать день рождения Мастера в тот самый день, когда он действительно родился.
Но учитывая все достижения науки, интеллекта и логического мышления, я бы строго осудил каждого, кто решил бы выбрать эту указанную мной отправную точку для астрологического прогноза.
Против подобной попытки я бы возражал, выражаясь словами Уотсона, самым решительным образом.

Глава 8

Теории, факты и акробаты

Время – страшный противник. Оно ведет войну с молодостью, портит имущество , губит смельчаков. Хуже всего то, что оно похищает и изменяет и воспоминания. И никто из нас не может считать себя свободным от его влияния. В том, что касается меня, оно заставило меня позабыть, каким раздражающе самодовольным может быть Грегсон. Даже когда я мысленно возвращался к нашей последней встрече, мне представлялось, что память подводит меня, что окружающие не могут не понимать, каким до нелепости злорадным является этот человек. Однако, наша новая встреча убедила меня в обратном.
Если Главный Суперинтендант берег его, как зеницу ока, как любил говорить мне Лестрейд, то я должен был поверить, что их начальник был человеком необыкновенного терпения, глядящим сквозь пальцы на недостатки инспектора. Либо же он превосходил Грегсона в самонадеянности,ведь, в конце концов, глупец может найти еще большего глупца, который будет им восхищаться. Как бы там не было, такая напыщенность не делала жизнь легче для тех, кто был вынужден с ним работать.
За спиной инспектора маячила его неизменная тень, констебль Фаулер, сильный мужчина крепкого сложения, склонный к сарказму. То, что он расточал его, главным образом, на Грегсона было к лучшему, ибо его подчиненный, кажется, получал большое удовольствие, насмехаясь над ним при каждом удобном случае и бесконечно развлекая тем самым тех, кто мог это видеть.
Рядом с этим несчастным дуэтом стоял еще более несчастный мистер Родни-Вэр, секретарь академии, весь кожа да кости, он больше походил на бумажную куклу, чем на человека. Временами, когда у него что-то спрашивали, он начинал судорожно подергиваться. Он хмуро взирал на нас, на Грегсона, на весь мир в целом – возможно, в душе он также угрюмо смотрел и на себя самого – и тем не менее, как минимум, двое считали этого раздражительного типа человеком, достойным их привязанности.
На минуту я попытался представить, что возможно, он приятный человек с располагающим к себе характером, эту мысль я быстро отбросил, увидев, как глубоко залегли складки на его лбу – видимо, эта хмурая мина – обычное выражение его лица. Я представить не мог, какими чарами обладал этот мрачный, постаревший Казанова, но я всегда буду утверждать, что женские прихоти и причуды – это тайна, которую не смогу раскрыть даже я.
Однако, это уже не моя забота, ибо передо мной предстала гораздо более насущная проблема в виде надвигавшейся на меня импозантной фигуры инспектора Грегсона. Его отнюдь не обрадовала встреча ни с одним из нас, и меньше всего со мной, и он старался скрыть это за хищной ухмылкой кота, увидевшего, что дверца клетки с канарейкой открыта и хозяйки нет в комнате.
- Ну и ну, - сказал он, окидывая нас недобрым взглядом. И я заметил, что он даже не протянул нам руки. – Да неужто это мистер Шерлок Холмс? Когда я видел вас последний раз, вы подавали на стол и звались Генри. – Он критически осмотрел мой костюм. – А мы вышли в люди, да? Или теперь вы изображаете какого-то франта?
От возмущения у Родни-Вэра перехватило дыхание.
- Слуга? – прохрипел он. – Здесь, в Королевской Академии? Что же это такое, инспектор? Всяким ротозеям дозволяется глазеть на наше несчастье, словно это какое-то ярмарочное представление?
- Мистер Холмс – человек безобидный, - сказал Грегсон. – Он совсем не такой, каким кажется.
- Как и все мы, - заметил я.
- Но кто вы такой, сэр? – продолжал вопрошать Родни-Вэр.
Грегсон ответил, не дав мне даже рта раскрыть.
- Он любитель в области раскрытия преступлений, и не буду отрицать, что в прошлом у него появлялось несколько хороших идей. Но больше благодаря счастливому стечению обстоятельств, нежели на основе собственных суждений.
- Любитель? Я был уверен, что расследованием будут заниматься лучшие представители Скотланд Ярда! А вместо этого вы консультируетесь с … с какими-то…
- Дилетантами, - сказал Грегсон. – Но это делает инспектор Лестрейд, а не я. Все еще изображаете сыщика, сэр?
- Когда могу, инспектор.
- Что ж, пожалуйста, но не сегодня и не здесь. Констебль, выведите из здания этого джентльмена.
- Одну минуту, он здесь с моего разрешения, Грегсон, - сказал Лестрейдж.
- Об этом я уже догадался. – Грегсон поднял голову и с подозрением втянул носом воздух. – Что это за запах? Пользуетесь дешевым одеколоном, Лестрейд? Или это опять ваш хорек?
Одного взгляда на лицо Лестрейда было достаточно, чтобы от безразличия, с которым я намерен был отнестись к этому их соперничеству, не осталось и следа. Обвинение было необоснованным, особенно если учесть, что виновной стороной был я. Мой нос уже привык к характерному запаху Ветивера, которым Майлс щедро окропил мою персону, так что я больше не замечал этого невидимого шлейфа. Я плотнее запахнул на себе пальто и постарался сдержать уличающие испарения соединенных вместе ароматов кедра и сандалового дерева, чтобы избавить нас обоих от еще большего смущения.
- Не знаю, почему вы все еще здесь, - продолжал Грегсон, поглядывая на своего соперника с плохо скрытым презрением. – У меня нет времени для любителей и дилетантов. Можете сами решить, к какой точно категории вы относитесь.
Лестрейда нелегко было запугать, надо отдать ему должное. Он распрямился во весь свой, не особо впечатляющий , рост и постарался держаться со своим оппонентом на равных.
- Вы, может быть, забыли ,Грегсон, но я также был назначен на расследование этого дела, - сказал он .
- Вообще-то, да, я забыл. И это ваша вина. О вас мгновенно забываешь, хоть вы и обладаете редким талантом путаться под ногами, так что в этом я с вами согласен.
Лестрейд вспыхнул, и лицо его приобрело оттенок, что бывает при последних стадиях удушения. Пришла пора и мне вступить в схватку.
- Так вы распутали это дело, инспектор Грегсон? – спросил я.
- Конечно, - сказал он, одарив меня испепеляющим взглядом. – В то время как вы что-то ищете внизу, я смотрю вверх.
И он указал на слуховое окно, находящееся на высоте примерно сорок футов от пола.
- Несомненно, в поисках божественного вдохновения, - пробормотал Лестрейд, а затем уже громче добавил: - И о чем это должно сказать нам?
- Разве это не очевидно? – Грегсон с жалостью посмотрел на нас. – Акробаты.
Мы оба удивленно уставились на него.
- Акробаты? – воскликнул пораженный Лестрейд.
- Акробаты-грабители, - поправил его Грегсон. – Проникли сюда через слуховое окно, взяли драгоценности и ушли тем же способом, что и пришли. – Он постучал по носу мясистым пальцем. – Когда речь идет о деталях, я соображаю быстро. Дверь была заперта, значит, они проникли сюда другим способом, ведь там же не было никаких следов. Это же очевидно. Они спустились, помогая друг другу, похитили драгоценности и ушли. Не правда ли, констебль?
Лицо Фаулера – подлинный урок для начинающих актеров в искусстве изображения полнейшей невозмутимости – не дрогнуло ни единым мускулом.
- Если вы так считаете, инспектор.
- Именно так я и считаю, Фаулер, - ответил тот, пребывая в блаженном неведении относительно сарказма в тоне подчиненного. – И так я и напишу в своем рапорте. К утру я заберу в участок всех жонглеров, акробатов и канатоходцев в радиусе двадцати миль. И скоро я докопаюсь до сути этого дела.
- Тогда вы даром потратите время, - сказал я. Несмотря на свою рассудительность , я больше не мог терпеть этот вздор, и мой оскорбленный ум взбунтовался.
Грегсон подозрительно прищурился.
- Что?
- Более того, если вы цените свою репутацию , а также репутацию прочих ваших коллег из Скотланд Ярда, то я бы не стал упоминать об этой вашей, с позволения сказать, «теории» перед прессой. Они долго помнят о допущенных ошибках.
- Я уверен, что здесь нет никакой ошибки. Моя теория точно объясняет все факты.
- Грегсон , есть разница между тем, что возможно и тем, что является абсолютно невероятным.
- В таком случае, какова ваша гипотеза, мистер Холмс?
Это вопрос задал Родни-Вэр, как-то по-птичьи дернув головой. Он слушал наш разговор, сперва угрюмо, когда Грегсон заговорил о криминальных элементах в цирковой среде, а затем с гораздо большим интересом, когда я позволил себе высказать свое мнение. Несмотря на антипатию, питаемую им к «дилетантам», он явно ничего не имел против здравого смысла, от кого бы он не исходил.
Я не особенно желал что-то говорить в присутствии Грегсона, но теперь я уже должен был что-то сказать. Однако прежде мне нужно было кое-что уточнить.
- Могу я спросить вас, сэр, когда в последний раз здесь была уборка? – спросил я, опускаясь на пол и пристально разглядывая полированные доски паркета. Они были отполированы совсем недавно при помощи воска самого лучшего качества, и мне показалось, что я узнаю знакомый запах воска, используемого в «Особом воске для полов мистера Хартли», с которым я имел несчастье довольно близко познакомиться в последнем своем расследовании.
- Пол моют ежедневно, после ухода посетителей.
-Факт, что мог бы нам помочь, если бы уборку не произвели бы сразу после обнаружения пропажи. – Я встал и отряхнулся. – Единственное, что я могу сказать, так это то, что через слуховое окно сюда никто не проникал.
- Как, сэр?
- Мистер Родни-Вэр, если вы посмотрите, то сможете заметить, что вокруг затвора есть ободок засохшей грязи. Если окно открывалось, в нем должен бы образоваться разрыв. Как вы и сами видите, на полу нет никакого мусора. И более того, там наверху есть паутина, и ее точно уже некоторое время никто не трогал.
- Господи! – воскликнул он, воодрузив на нос небольшие очки. – Мне придется сделать выговор уборщицам!
- Таким образом, мы можем сказать с некоторой определенностью, что если только наши воры не были призраками или бы умели летать – что невероятно, то они, определенно должны были идти по полу. Любые следы, которые они могли бы оставить, были затерты ночными сторожами, вами, мистер Родни-Вэр, и полицией.
- Вы говорите, что они не были призраками, мистер Холмс, - сказал Грегсон, - но дверь была заперта. Вы думаете, мы поверим, что они проникли сюда через узкую щель под дверью? Да через нее не прошмыгнет даже мышь.
- Надеюсь, что, нет, - раздраженно произнес Родни-Вэр.
- Нет, инспектор. Они открыли дверь, а потом вновь закрыли после своего ухода.
- Но зачем?
- Возможно, чтоб сюда не проникли другие воры? – Я улыбнулся, видя его озадаченный вид. – Если вы осмотрите замок, то увидите, что он был открыт отмычкой, и очень ловко, могу добавить, ибо отметин всего несколько и они совсем маленькие.
- Значит, вы считаете, что мы имеем дело с профессиональными грабителями, - сказал Родни-Вэр. Его левый глаз начал подергиваться, и этот спазм вскоре охватил всю левую сторону его лица. – Боже мой! Что же я скажу владельцам? Я дал им слово чести, что с их драгоценностями ничего не случится.
- Скажите им правду, - сказал я. – У вас есть страховка?
Он махнул рукой.
- Дело не в этом. Деньги ничто по сравнению с национальным достоянием, заключенным в этих вещах. И миссис Фаринтош удалось убедить предоставить свою диадему из опалов только с условием, что она вернется к ней в полной сохранности. Теперь, если поверить вашей теории, мистер Холмс, я должен сказать этой достойной леди, что ее диадема сейчас в руках негодяев, и она никогда ее больше не увидит?
- Возможно, она и увидит ее снова, - сказал Лестрейд, - но вовсе не обязательно в том же виде. Мне приходилось сталкиваться с такими случаями, когда воры делят хорошо известную украденную вещь, такую, как тиара, на части и продают по кускам.
- Или находят не слишком щепетильного покупателя, который не станет расспрашивать , откуда у них такие драгоценности, - заметил я. – И в том, что касается диадемы, думаю, ее ждет именно такая судьба.
- А наша… - Родни-Вэр сконфуженно посмотрел в сторону разбитого футляра. – Другая пропажа?
- Вы говорите о brayette, сэр? – с авторитетным видом спросил Лестрейд.
При демонстрации полицейским сыщиком такой эрудиции Родни-Вэр удивленно заморгал.
- Никогда бы не подумал, что вы… то есть, я хочу сказать, что не ожидал, что Скотланд Ярд разбирается в таких вещах.
- О, вы бы удивились, сэр, узнав, какие вещи нам известны. Многосторонние знания так же важны в нашей работе, как и воображение, даже если некоторые из нас делают слишком поспешные выводы, - сказал он, бросив взгляд на Грегсона, который, кажется, потерял к делу всякий интерес. – Но тут есть один момент, который вы, возможно, могли бы объяснить. На ваш взгляд, этот brayette был ценным? Я не могу понять, зачем кому-то похищать его.
Родни-Вэр нервно прокашлялся.
- Меня и самого это удивило. Моей первой мыслью было, что это анархисты, и что, может быть, это было как бы в знак их мятежа против монархии. Или, может, это были блюстители нравственности, моралисты?
- Романисты? – переспросил Грегсон, который слушал вполуха и не разобрал то, о чем говорил Родни-Вэр. – О, меня бы это не удивило, сэр. Это ведь сборище дебоширов, не правда ли, Фаулер?
- От них всегда сплошное беспокойство, - согласился констебль. – Как только возникает какой-то непорядок, то, как правило, за этим обычно стоит человек с книгой в руках.
- Нет, нет, моралисты, - повторил Родни-Вэр. – У нас, знаете ли, уже были прецеденты.
- Довольно странные моралисты, которые удаляют столь порочный предмет с глаз долой и одновременно похищают драгоценности, - заметил я.
- Ну, в данном случае…
Секретарь промокнул взмокший лоб и его тик стал еще более заметен.
- С этим предметом связана легенда, в которой говорится, что если какая-нибудь женщина, э… я имею в виду, естественно, замужняя бездетная женщина, пожелала бы как-то избавиться от такой беды, то ей следует воткнуть булавку в этот предмет мужского костюма, и в должное время ее желание исполнится. – Он нервно взглянул на нас. – Но это легенда. Весьма популярная в семнадцатом веке, как я слышал.
- Вы верите в то, что этот артефакт украла женщина? – спросил я.
- Бедное, заблудшее создание, - сказал Родни-Вэр. – Да, это возможно.
- Глупости! – фыркнул Грегсон.
Я кивнул.
- Да, согласен.
Он так и просиял.
- О, вы согласны? Тогда какова ваша теория, мистер Холмс?
Меня не обманул этот более почтительный тон. Ни один человек не позволит, чтобы гордость помешала его амбициям, и подобно Викарию из Брэя, Грегсон научился приспосабливаться к сложившейся ситуации. Если благодаря моим мозгам и проницательности ему удалось бы добиться преимущества перед своим соперником, он пошел бы на это, даже если это должно было стереть все различия между нами. Однако , я был другого мнения относительно того, насколько далеко я готов был позволить ему зайти.
- В настоящий момент я не могу изложить ее, инспектор. Похищение brayett может быть очень важным, а может не иметь никакого смысла. Очевидно, это преступление, лишенное мотива, и уже одно это делает дело интересным, и я считаю, что равного ему нет.
- Я рад, что вы так думаете, сэр, - сказал Родни-Вэр, вновь принимая свой хмурый вид. – Однако , меня это мало утешает.
- Можете быть уверены, что мы сделаем все возможное, чтобы найти украденные ценности, - произнес Грегсон, выдавив из себя улыбку, которая не коснулась его глаз. – У меня есть четкое представление, кем могут быть эти грабители-профессионалы, и чем раньше мы их поймаем, тем скорее вернем драгоценности их законным владельцам. Что касается пропавшего brayette… - Он усмехнулся, взглянув на Лестрейда. – Почему бы вам не заняться этим, инспектор? Я знаю, как вы любите сложные задачи, и комиссар всегда говорит, что вам прекрасно удается раскрывать самые необыкновенные преступления.
Поскольку больше мы уже мало что могли там узнать, мы ушли – Грегсон, дабы начать свои изыскания относительно местопребывания и действий одних из самых отъявленных похитителей бриллиантов нашей столицы, а мы с Лестрейдом вышли во двор, где он, наконец, дал выход своему раздражению, поедавшему его изнутри с тех пор, как он терпел все эти мучения от своего коллеги.
- Я знаю, вы не обязаны помогать мне, - с упреком сказал он мне, - но я не ожидал, что вы на блюдечке преподнесете Грегсону это дело.
- А вы бы предпочли, чтоб я спокойно стоял, пока он делает посмешище из Скотланд Ярда своей болтовней о грабителях- акробатах?
Он порывисто сунул руки в карманы.
- Нет. Но вам не нужно было говорить ему так много. И что это за запах?
- Боюсь, что это от меня. Этим я обязан своему кузену.
- В таком расследовании нам совершенно не до этого. От успешного завершения этого дела зависит слишком многое.
- Я думал, что после того последнего дела вы уже на хорошем счету у своего начальника.
- Он все еще недолюбливает меня, и даже еще больше после того, как я – то есть, мы - в прошлый раз добились успеха. Я знаю, что он намерен сделать из меня козла отпущения. Суть в том , что вы хороши ровно настолько, насколько успешно ваше последнее расследование. И не важно, чего вы добились в прошлом, если сейчас вас постигло поражение. Это дело очень важно, мистер Холмс, и я не могу позволить Грегсону улизнуть с победой.
- Он и не улизнет, - сказал я, закуривая. – Кроме того, я не сказал ему ничего такого, о чем бы вы уже не сделали собственные выводы.
- О банде профессиональных воров – да, это я уже понял. – Он вздохнул и сокрушенно покачал головой. – Но стоя здесь всю ночь напролет, ничего не добьешься. Мне нужно вернуться в Ярд. Я знаю нескольких человек, которые смогут сказать, что болтают на улицах об этом ограблении.
- Сомневаюсь, что они смогут много вам рассказать.
- Не знаю, мистер Холмс. Знаете ли, подобное преступление не могло остаться незамеченным.
- Могло, если похититель достаточно благоразумен.
Лестрейд удивленно воззрился на меня, не понимая.
- Это была не шайка, инспектор. И ограбление не было спланировано. Это дерзкое и коварное преступление в качестве бравады совершил один человек. – Однако, инспектор все еще не успевал следить за ходом моих рассуждений. – Вам следует более тщательно подбирать людей для работы ночными сторожами. На вашем месте я бы сперва удостоверился те ли они, за кого себя выдают, но думаю, что с этим все в порядке. Группа грабителей-профессионалов не стала бы терять время, возясь с дверными замками, они бы поставили сюда своего человека, и кто бы подошел на такую роль лучше, чем ночной сторож? Ему всего лишь нужно было сообщить им, что сейчас им ничто не помешает и оставить двери незапертыми.
- Откуда вы знаете, что они так не поступили?
- Потому что он бы сбежал, когда пропажу обнаружили. Ни один уважающий себя конспиратор не остался бы, чтоб угодить в лапы полиции.
- Мистер Холмс, но он мог бы рискнуть, пытаясь все отрицать, чтобы дать своим сообщникам время для побега. Что касается запертых дверей, то он мог бы дать им ключи.
- Тогда зачем они воспользовались отмычкой? Нет, инспектор, наш герой работает в одиночку.
- Родни-Вэр?
Я покачал головой.
- Чего бы он добился этим грабежом, кроме своей погубленной репутации?
- А страховку?
- Ее бы выплатили пострадавшим владельцам.
-Так он продал бы украденное. Ему известны люди – не слишком разборчивые в средствах коллекционеры, которые заплатили бы за эти сокровища кругленькую сумму.
- У него начальная стадия пляски Святого Витта. Он никогда бы не смог сделать те отметки, что были нанесены отмычкой с очень большой точностью. Кроме того, есть и другие способы украсть драгоценности, к которым у вас есть свободный доступ, не привлекая к краже всеобщего внимания.
- Вы имеете в виду замену их точной копией?
Я кивнул.
- Родни-Вэр вовсе не ваш грабитель. Человек, которого вы ищете, хитрый и изобретательный, но со своим собственным кодексом чести. Ему также свойственна роковая склонность к самонадеянности, которая может однажды погубить его.
- Как вы пришли к такому выводу?
- Меня натолкнула на эту мысль кража brayett. Лестрейд, это было незапланированное преступление. Сегодня вечером он первый раз посетил эту выставку. Ну, возможно, он был здесь накануне вечером, чтобы понаблюдать за порядком, в котором проходят по галерее ночные сторожа, но даже в этом я не уверен.
- Думаете, он мог оставить все на волю случая?
- Он чрезвычайно уверен в своих способностях, могу добавить, что это доходит до полного безрассудства. Он входит, взламывает замок, берет то, что хочет – обратите на это внимание, Лестрейд; профессионалы никогда бы не остановились на двух предметах, когда вокруг было такое множество прочих ценностей – и затем…
По ходу своих объяснений я изображал этого человека, то, как он действовал. Тут я повернулся и направился к воображаемому стеклянному футляру.
- Он заинтригован, - продолжал я. – Какая драгоценность таится под этим бархатным покровом? Что это должен быть за брильянт, раз он укрыт так тщательно? – Я потянул за ткань. – И вот! Что же он находит внутри? Не бриллиант, Лестрейд, но часть доспехов. Нашему приятелю не чуждо чувство юмора. Что-то в этой вещице привлекает его. Он не удосуживается взяться за стеклорез, а просто разбивает стекло. Понимаете, где видна его бравада? Это ведь все равно как, если бы его ничуть не волновало, что его могут схватить. Или, возможно, он считает себя выше таких соображений. Как бы там не было, он берет brayette и уходит тем же путем, каким и вошел, тщательно заперев за собой дверь.
- Поэтому никто и не узнал, что он был там?
- Охранники открывали эту дверь во время своих обходов. И ему незачем было запирать ее, кроме как из желания, чтобы пропажу обнаружили не сразу.
Лестрейд на минуту умолк, переваривая все то, что я сказал ему.
- Если вы правы, мистер Холмс, то найти этого малого будет дьявольски трудно. Боже, ведь это может быть, кто угодно!
- Ну, думаю, вы может исключить из нашего уравнения акробатов.
Он фыркнул от смеха.
- После этого там еще останется несколько сотен тысяч других. Но, поверьте, я благодарен вам за помощь. Если я когда-нибудь смогу для вас что-нибудь сделать…
- Вообще-то можете.
Я посмотрел на часы. Час был поздний и как всегда над городом висел густой туман. Меня не прельщала перспектива идти к апартаментам Майлса в этом костюме, источая аромат сандалового дерева.
- Инспектор, вы направляетесь случайно не в сторону Мэйфэра?

Сейчас пыталась заказать по Озону краску для принтера и была в шоке - доставка 300 руб, если платить онлайн, если оплата при получении 450! И это доставка до пункта выдачи, не курьерская. Это ведь практически самовывоз.
Я сейчас не буду говорить на тему своих взглядов на преимущества нала и безнала, думаю, что сторонников у меня немного. Но даже 300 руб! У меня последние годы доставка была вообще бесплатной, в худшем случае рублей 70, ну 100... Боюсь, что опять это все говорит о том, что мы идем совсем не туда, о чем совсем не хочется думать... Попробую найти пресловутую краску где-то еще...

Была очень тяжелая неделя. Какие-то просчеты и ошибки на работе, недовольство начальства, и что называется все само из рук валится...

Опять начались разговоры о возможности отключения глобального интернета. Причем не когда-нибудь, а в самом ближайшем будущем. Очень депрессивно. Уж я ни говорю о фильмах и всех холмсовских сайтах, я вон только начала какие-то книги покупать за бугром... И даже не могу сейчас что-то срочно скачать или закупить, потому что финансы поют уже не романсы, а целые арии. Все растет и повышается, кроме зарплаты.

Выкладываю сегодня заключительную часть "Холмса в Оксфорде ". На мой взгляд, ничего особо интересного в ней нет, и даже не хотела выкладывать - какой-то кривоватый перевод получился), но потом все же решила, что надо довести дело до конца и покончить с этой брошюрой. В процессе того, как я это пишу вышел из строя и этот ноут - просто беда какая-то!


Николас Утехин "Шерлок Холмс в Оксфорде" Окончание

Вторая часть здесь

morsten.diary.ru/p216720372.htm

Оксфорд Холмса.

Оксфорд, который знал Шерлок Холмс в те дни далеких 1870-х, что теперь кажутся нам совершенно безмятежными, отличался от Оксфорда наших дней лишь некоторыми деталями и общественными отношениями. Тогда как теперь вы можете идти по территории университета, не боясь, того что ваш статус студента может навлечь на вас беду, в 1871 году Чарльз Кри мог упомянуть в своем , уже процитированном нами, дневнике, просто вскользь:
«Понедельник, 6 ноября…
Джим ввязался в стычку с «Городскими» на Бразеноуз Лэйн и следы этой битвы остались у него на лице.»
Конфронтация между двумя группировками, что волей-неволей соседствовали друг с другом в Оксфорде, началась еще несколько веков назад; и только сейчас мы действительно можем сказать, что такая открытая враждебность теперь осталась в прошлом. И хотя все еще есть некоторая подозрительность и с той и с другой стороны, но сейчас она выражается скорее в саркастических замечаниях, нежели в кулачных боях. В Оксфорде все еще бывают недовольны студентами и их привычками: но жалобы эти вытекают скорее из экономических проблем двадцатого века, заключающихся в том, что студент, обучающийся за счет государственных грантов, который далеко не все свое время проводит за книгами в своей комнате или в библиотеке, автоматически становится тяжким бременем для налогоплательщиков.
Сто лет назад, когда Холмс учился в Оксфорде, трения и стычки между Городом и Университетом происходили по причине взаимного недоверия и – по крайней мере, в том, что касалось отношения горожан к студентам - зависти и страха по неведению. В лучшем случае, там имел место довольно шаткий мир, в худшем – ссоры и драки по вечерам. И в некотором роде разграничения между этими группировками Оксфорда были тогда не столь определенны, как это стало позже. Автор, остроумно назвавший Оксфорд «латинским кварталом Каули», сатирически описывал современную реальность, когда дешевые машины массового производства Уильяма Морриса преобразили город и в физическом и в социальном плане. Оксфорд буквально был втянут в двадцатый век на буксире, привязанном к бамперу машины Морриса; однако, современность и традиции должны жить бок о бок друг с другом, и профессор кафедры истории, учрежденной одним из королей Англии, мог плечом к плечу (если и не рука об руку)идти по многолюдной Хай-стрит с профсоюзным деятелем из Каули.
Насколько мы понимаем, в 1870-х индустриализация еще не начала развиваться в Оксфорде. Это был город с несколькими частными пивоварнями; в Волверкоте была – и все еще существует – бумажная фабрика; а паб «Букбайндерс Армз» в Иерихоне может рассказать собственную историю пивной, куда любили захаживать сотрудники «Кларендон Пресс» - издательства Оксфордского университета. В остальных отношениях Оксфорд был смесью свойственного викторианской эпохе духу коммерции и все еще сохраняющейся приверженности к сельской пасторальной жизни - сельскохозяйственные инструменты все еще продавались на Сент-Эбб стрит, а на рынке, что был на том месте, где сейчас находится автовокзал Глочестер Грин, продавали скотину. В то время, как этот открытый рынок был предназначен для городских и сельских жителей Оксфорда и его окрестностей, его соперник – крытый рынок, который скрыт четырьмя аллеями от парадного фасада магазинов Хай-стрит – которая могла бы считаться самым центром городской торговли, фактически официально управлялся университетом. И сегодня «Юниверсити Газетт» все еще торжественно освещает выборы Клерка для Рынка – почетный титул, простой и бесхитростный, но Джон Бетджман в своих опубликованных фотографиях Оксфорда викторианской и эдвардианской эпохи отобразил удивительную картину двух сошедшихся вместе культур: мы видим продукты труда мистера Пигготта (гордо глядящего в объектив), которые взвешивает почтенный ректор Ворчестерского колледжа в мантии и с окладистой бородой, чтобы убедиться, что, по крайней мере, в этой части рынка никого не обвесят.
На одной стороне Хай-стрит находится бакалея Фрэнка Купера, сохраняющая лидирующее положение у покупателей, как среди горожан, так и среди обитателей университетской части города, в том числе и в качестве «главного изготовителя Оксфордского мармелада». Основанная в 1840 году, она была классическим примером местной фирмы, быстрыми шагами идущей вперед, так что в 1874 году, когда Шерлок Холмс еще был в стенах университета, семья этих фабрикантов смогла открыть свою фабрику по производству мармелада на новой территории, в «Виктория Билдинг», близ железнодорожной станции. Это было уже новшеством для того времени. Но перейдите на другую сторону Хай-стрит, пройдите через исторический район Радклиф –сквер (где можно стоять и с обеих сторон видеть только университетские здания) и вы окажетесь возле театра Шелдониэн, где лишь десятилетие назад студенты кричали на Мэтью Арнольда, когда он передавал в 1864 году Речь Крю: - Покороче! Дайте ему пива! Разве не похоже это на сцену, что могла бы иметь место где-то в Средневековье?
Это, конечно, не означает, что с течением времени Университет ничуть не изменился, но пропасть была огромной, и Университет, прекрасно зная дух Викторианства и будучи создателем некоторых неотъемлемых частей этой эпохи – придерживался тенденции быть «самому по себе» и претерпевать какие-то перемены как можно позже. Почти за два десятилетия до того, как Холмс поступил в колледж Святого Иоанна, изменения уже витали в воздухе, когда 31 августа 1850 года была назначена комиссия, чтобы получить точные сведения о состоянии, дисциплине, занятиях и доходах Оксфордского Университета. Председателем комиссии стала августейшая персона из религиозного мира, новый епископ Норвичский – некогда сам учившийся в Квин-колледже – и спектр вопросов, исследуемых им и его шестью коллегами , был довольно широким.
Одной из главных целей их изысканий было определить, какой уровень дохода требовался джентльмену, чтобы пройти четырехлетний курс обучения в Оксфорде, а также социальные аспекты студенческой жизни. Было намерение расширить льготы для поступления в университет выходцам из более бедных слоев населения (тут мы говорим не о бедняках, а скорее о классе лавочников и коммерсантов), классе, не имеющем возможности посылать своих сыновей в Оксфорд из-за высокой платы за обучение. В качестве примера члены комиссии отметили, что студент Даремского университета может жить на шестьдесят фунтов в год; но сумма 725 фунтов, которую, как утверждали, тратит в Ворчестерском колледже за четыре года студент, не получающий стипендии, считается довольно небольшой для студента Оксфордского университета.
Собирание фактов в этой и в других важных областях, как можно себе представить, было очень трудным делом, потребовавшим много времени; Комиссия смогла представить отчет только в апреле 1852 года, и потребовалось еще два года прежде, чем Парламент утвердил Акт реформы, реорганизующий руководящий состав университета и возвещавший эру перемен, произведшей коренную ломку в Оксфорде, хоть и довольно постепенную. Как писал С.Э. Малллет в своей «Истории Оксфордского университета» (1927 г.),: «Привилегированные классы, устаревшие правила, обременительные и мешающие ограничения были устранены; и пожертвования, что так долго использовались довольно бесцельно, теперь сделали возможным обучение для более широкого круга лиц.» Поучительно, однако, заметить тон возражений, выраженных оппонентами реформаторов, пока комиссия еще работала. Свидетельства Фредерика Темпла, позже ставшего директором школы Рагби, а потом архиепископом Кентерберийским, должно быть типичное для тех, кто считал, что предложения для всеобщего обучения могут зайти слишком далеко и изменить слишком многое: «Страшно подумать о значительной части студентов, которые способны запятнать свой разум , а нередко и жизнь, влиянием порочных молодых людей. Предотвратить это было бы, несомненно, невозможно; но одно дело, когда это тлетворное влияние быстро передается тем, кто оказывается рядом, и совсем другое – когда у него нет свободного доступа к юным умам. Наш долг защитить неокрепшие умы, положив барьер на пути зла. А этот план ломает все барьеры.»
Поэтому Оксфорд, с которым познакомился Холмс в 1869 году и тот университет, что он знал на протяжении семи лет, уже не были больше отрешившейся от этого мира общиной, какой она была ранее. Была признанна настоятельная потребность в переменах, и были проведены реформы. Нет, конечно же, нельзя сказать, что старые методы и отношения полностью ушли в небытие – это далеко не так. Возможно, Оскар Уайльд был столь же нетипичным студентом, каким он был и после окончания университета, когда для него не существовало других законов, кроме собственного мнения; но, тем не менее, у Д.Х.Эсмонда, ювелира и серебряных дел мастера из Сент-Олдейта, сохранился счет, который показывает на что он зачастую тратил свои деньги, учась в Магдален-колледже. Датированный концом 1876 года, он отражает покупку пары золотых запонок стоимостью в две гинеи и золотой булавки для галстука за пятнадцать шиллингов . В качестве примечания к этой покупке интересно заметить, что Уайльд не смог оплатить счет, и мистер Осмонд подал на него в суд. История умалчивает, чем закончился этот процесс Уайльда.
Тогда как молодой Холмс вряд ли был таким щеголем, как Уайльд, можно ясно увидеть, что его вкусы в последующие годы сложились под влиянием Оксфорда. Можно надеяться, что ввиду своего юного возраста он еще не курил трубку, будучи студентом первого курса, но приятно представить восемнадцатилетнего Холмса в конце его двухлетнего пребывания в колледже, наблюдающим рано утром за тем, как служитель ворошит угли в его камине, и внимательно изучающим меню завтрака, задумчиво покуривая новую трубку, недавно приобретенную им у «Мэйо и сына» на Корнмаркет-стрит – где , в 1875 году, он мог приобрести инкрустированную пенковую трубку за 3 фунта 17 шиллингов. Мэйо так же считались «Поставщиками вин, крепких напитков и сигар»; Шерлок Холмс, который много лет спустя заказал «несколько пыльных покрытых паутиной бутылок старого вина» в конце дела «Знатного холостяка», был, должно быть, обязан Оксфорду своими познаниями по части вин, так же, как и познаниями более интеллектуального характера. Гораздо удобнее заведения Мэйо для Холмса был магазин Е. Воркмана, в доме 73 по Сент-Джайлс-стрит, как раз напротив колледжа Святого Иоанна. Также он мог изучать прейскурант Д.Итона в его заведении, которое специализировалось на такой экзотике как «Мадера Восточной Индии», «Вина Кейптауна» и «Мускат Ривзальт» наряду с более привычными кларетами, бургундским, рейнвейном и мозельским. Для более торжественных случаев, когда предпочтительнее было предаться сему пороку в городе, нежели на территории колледжа (и всегда помня о том, что он должен вернуться в колледж к девяти часам вечера, а то рискует быть пойман проктором и университетской полицией), Холмс будет посещать гостиницу «Шахматная доска», в одном из переулков Хай-стрит, а позже любовно вспоминать тамошний портвейн и постельное белье; согласно Оксфордскому справочнику за 1875 год хозяином гостиницы в то время был эсквайр Е. Гардинер.
Чарльз Кри отмечает в своем дневнике день, проведенный с друзьями, в гостинице «Насест», во время которого некий «Холмс» (более полное имя не указывается) каким-то образом развлекал компанию. Это был век «Человека колледжа», когда Оксфордский студент не заглядывал за пределы своего колледжа большую часть своей академической, спортивной и общественной жизни. Однако, мы вряд ли преступим границы вероятности, если представим Кри, узнавшем об одаренности юного Шерлока Холмса – который по его собственному признанию, «часами оставался один в своей комнате,» - и в обществе оживленных молодых людей отправившемся с интересом провести время в старой гостинице.
Такова, в общем и целом, счастливая и спокойная жизнь Оксфорда 1870-х и молодого Шерлока Холмса, который на протяжении семи лет был частью этого университета. Тогда как по большей части он казался одиночкой, который мало общался со своими ровесниками – почти наверняка чувствуя себя неуютно, брошенным в столь юном возрасте в чуждую ему атмосферу – тем не менее, если мы были правы в своих предположениях, у него сохранились лишь счастливые воспоминания о времени, проведенном в Оксфорде. Его богемные привычки в более позднее время, его с одной стороны, утонченные, а с другой – непритязательные вкусы, отношение к закону и высокомерная властность, политические и духовные взгляды – можно проследить , что начало всему этому было положено в годы его становления, проведенные в Оксфорде. Возможно, для оксфордского студента 1870-х и необычно было говорить много лет спустя с такой надеждой и верой о школах-интернатах; но человек, который мог так прекрасно и красноречиво говорить о розе, а после о существовании божественного Провидения, несомненно, обладает интеллектом, который отчасти был сформирован религиозным фундаментом, который дал ему оксфордский колледж Святого Иоанна.

Постскриптум 1985 г.

Мне хотелось бы думать, что публикация в 1977 году эссе «Шерлок Холмс в Оксфорде» положила конец всем научным теориям на тему университета и колледжа Холмса. Почти, да, но не совсем! С тех пор появились только две важные статьи на сей счет, хотя причиной этого без сомнения является тот постоянный поток материалов на все мыслимые аспекты жизни и поведения знаменитого дуэта с Бейкер-стрит; иногда требуются годы чтобы вновь вернуться к какой-то особой теме.
Но в мартовском выпуске «Бейкер-стрит джорнал» за 1979 год Роберт Мосс сделал новое предположение, что Холмс изучал химию в оксфордском Крайст Черч колледже под чужим именем , а затем поехал в Кембридж. Никаких доказательств, подтверждающих теорию «чужого имени» представлено, увы, не было, но гипотеза автора о колледже Крайст Черч довольно разумна.
«Все указания, что мы находим в Каноне, говорят о том, что решив изучать химию, Холмс стал искать лучший колледж, где он мог бы это делать и лучшего преподавателя» - говорит Мосс и указывает, что в Крайст Черче лекции по химии читал Огюстус Вернон Харкорт, ассистент профессора химии сэра Бенджамина Броуди. В 1872 году Броуди сменил кто-то менее интересный в плане практических химических исследований, и это побудило Холмса оставить Оксфорд, не получив ученой степени и отправиться в Кембридж.
Другая новая статья, написанная Бернардом Дэвисом, старым исследователем Холмсианы, была опубликована в летнем выпуске «Шерлок Холмс Джорнал» за 1985 год; благодаря тщательному вдумчивому прочтению и исследованию «Глории Скотт», он приходит к выводу, что эти события происходили либо в 1873, либо в 1874 году. А сопоставление дат летних каникул в Оксфорд и Кембридже за каждый год неумолимо приводит – я рад сообщить об этом – к еще одному заключению: что Холмс и молодой Тревор должны были обучаться в Оксфорде.
Таким образом, последнее слово на эту тему лишь еще более подтверждает мою идею. Первая из двух этих статей – лишь очень легковесный пример теории «двух университетов»; возможно, идеальный способ, чтобы уйти от главного вопроса? Несмотря на мягкую критику мистера Мосса, говорящего, что «изучение обветшавших университетских календарей и почетных списков – дело несерьезное», я все же остаюсь верным мистеру Эдмунду Гору Александру Холмсу из колледжа Святого Иоанна в Оксфорде.

Глава 5
Хиромант по имени Риколетти





- Ну, так что вы на это ответите, мистер Холмс? – строгим тоном повторила леди. – С какой целью вы пришли сюда сегодня вечером?
- Я надеялся быть принятым в высшее общество, в котором вращается мой кузен, - сказал я, изо всех сил стараясь казаться искренним.
Боюсь, что мне все же это не удалось. Последовала длинная пауза, во время которой я всем своим существом ощущал на себе пристальные взгляды леди Агнес и ее компаньонки, находясь, таким образом, под двойным наблюдением. Простая, суровая женщина, с опущенными вниз углами рта и вечно недовольной миной, она стояла возле своей хозяйки, зеркально отражая ее неодобрение. Кажется, она была несколько разочарована, услышав, что леди Агнес больше не требуется ее присутствие.
- Спасибо, Джейн, это все, - сказала ее хозяйка, отпуская ее взмахом руки. - Подкрепись чем-нибудь, моя дорогая. Я пошлю за тобой, если ты будешь мне нужна.
Сделав реверанс и бросив в мою сторону испепеляющий взгляд, ее компаньонка ушла. Оставшись одна, леди Агнес слегка расслабилась.
- Присядьте, мистер Холмс. Нам нужно поговорить.
Я сел слева от нее.
- У меня создалось впечатление, что меня желает видеть лорд Уолтон.
- Уолтон – муж моей племянницы, да еще и болван в придачу. Но кто глупее: болван или женщина, решившая стать его женой? – Она встретилась со мной взглядом. – Мои слова шокируют вас?
- Нет, если они соответствуют действительности.
- Это дерзкие слова, молодой человек.
- Вы бы не сказали мне всего этого, леди Агнес, если бы не ожидали подобного ответа.
- Верно. Это доказывает, что, вы, по крайней мере, честны. И вы не пытались льстить мне или оправдывать мою племянницу за столь ужасный выбор спутника жизни. – Она покачала головой. – В обществе считают, что они идеально подходят друг другу. Ее мать, моя сестра, леди Селина Хорсли, в честь которой мы ежегодно должны терпеть этот глупый фарс, боюсь, не наградила свою дочь мудростью. В молодости сестра больше всего на свете обожала танцевать. Вы не смогли бы найти более пустоголовой девицы, как бы не искали. Она страдала, что день ее рождения не приходится на время сезона, вот почему мы здесь, среди зимы, развлекаем тех, у кого не хватило ума или средств, чтобы уехать за город. Уолтон, возможно, и верит, что управляет здесь всем, но обязанности попечителя лежат в этом доме на моих плечах. За долгие годы я привыкла к этой роли, от которой меня освободит только смерть.
В ожидании ответа она обратила ко мне взгляд своих поблекших голубых глаз.
- Я говорю вам это потому, мистер Холмс, что возможно вы поймете мой интерес и причину, по которой я задала вам свой вопрос. А вы пока на него не ответили.
- Леди Агнес, возможно, я пойду по стопам своего кузена.
- Майлс – милый мальчик и побуждения его поступков довольно очевидны. Его репутация хорошо известна, и женщина, которая решит иметь с ним дело, прекрасно отдает себе отчет о его намерениях. Он не представляет из себя угрозы. Лишь неизвестность может дать нам причины для тревоги. – Ее улыбка померкла. – Сегодня я наблюдала за вами, мистер Холмс. Ваше поведение было весьма любопытным. Чем вы можете это объяснить?
- Мое поведение? Я не знал…
- Тогда позвольте мне просветить вас. Вы не попросили представить вас какой-нибудь леди. Вы изо всех сил старались уклониться от ухаживаний этой опасной мадам де Монт-Сен-Жан, но потом что-то заставило вас передумать, и вы проявили большую пылкость. Вы не похожи на охотника за приданым, и у вас определенно есть здесь какая-то цель, но это не деньги.
- Возможно, я просто далек от того, что от меня ждут.
- Это весьма похоже на правду. На вас новый костюм, сшитый искусным портным, но носите вы его с природным изяществом дрессированного пса. Такая обстановка для вас не привычна. А шрам у вас на руке может рассказать совсем другую историю. Это руки не джентльмена, кто бы вы не были по происхождению.
Я взглянул на уже побледневший шрам, оставшийся у меня на руке после долгого соприкосновения с горячим кофейником и мне стало интересно, что бы она сказала, если бы я поведал ей об истинной причине моего присутствия здесь.
- Ну, же, - сказала леди Агнес. – Лучше сказать правду, чем продолжать лгать. Если прожитые годы чему-то и научили меня, то тому, что не стоит уклоняться от прямых вопросов и разводить церемонии. Будьте со мной откровенны, сэр, и возможно, вы поймете, что у вас здесь есть друзья.
- А если нет?
- Тогда вы будете изгнаны отсюда, и я прослежу, чтоб вас никогда больше вновь не принимали в приличном обществе. Я обязана быть осторожной, это мой долг перед каждой матерью, присутствующей здесь – сделать все, чтоб их дочери не подверглись опасности столкнуться с вашей порочностью.
Похоже, у меня не было выбора. Что до маски, которую я на себя сегодня надел, то она была на редкость неудачной. Все, что сейчас от меня требовалось, это просто быть самим собой. И в этом я потерпел неудачу. Порой носить собственную шкуру труднее всего, а моя была самой некомфортной из всех возможных. Маска была сброшена и притом сброшена проницательным оком женщины, которая теперь держала мою судьбу в своих руках.
- Я, и в самом деле, кузен мистера Майлса Холмса, хотя и не принадлежу к его миру, и совсем не желал бы этого, - наконец, признался я. – А нахожусь я тут потому, что у меня есть все основания быть уверенным в том, что здесь присутствует некто, не желающий добра ни вам, ни вашим гостям,.
Леди немного подумала.
- Интересное утверждение, мистер Холмс. Кто это?
-Не знаю, стоит ли называть его имя, леди Агнес.
- Потому что думаете, что я буду шокирована?
-Нет, потому что клевета все еще считается у нас преступлением.
- Нет, если сказанное соответствует действительности. – Она улыбнулась, повторив, фактически, мои слова. - Клевета это или нет, можете быть уверены, что я никому не выдам вашу тайну.
- Что ж, в таком случае, извольте. Синьор Риколетти возбудил у людей некоторые подозрения.
- Этот чтец по ладони? Нет, только не он. Он всего лишь развлекает молодежь. Мелкие умы занимают мелочи, можно назвать это так.
- Леди Агнес, возможно, на нем лежит ответственность за то , что один человек свел счеты с жизнью.
- Вы говорите, конечно же, о гибели почтенного Артура Бассетта. О, не надо так тревожиться, мистер Холмс. От меня ничто не ускользнет. Бедный молодой человек был так встревожен, когда я видела его в последний раз. Он и в лучшие времена не мог похвастаться уравновешенным характером. Весть о его смерти ничуть меня не удивила, хоть я и подозревала, что ее причина кроется вовсе не в приступе лихорадки, как пытались меня уверить.
- Но ведь вас же должно было заинтересовать, что довело его до такого поступка?
- Я знавала когда-то одну леди, - сказала она, задумчиво глядя куда-то вдаль, - которая питала такое отвращение к трубочистам, что спеша перейти на другую сторону улицы, чтоб не столкнуться с одним из представителей этой профессии, оказалась на оживленной улице и попала под колеса кэба. Это, безусловно, трагедия, но это не значит, что никому не следует идти в трубочисты только из-за подобной реакции этой бедняжки.
- Согласен. Однако, трубочисты не делают вид, что могут предсказать будущее человека по линиям на его руке.
- Этого не делает и Риколетти , - лукаво заметила она. – Все его «искусство» – это просто ловкий трюк.
- Многие ему верят.
- Тогда они просто глупцы. Что ждет человека известно лишь Творцу, смертному узнать это не под силу .
- Но даже глупца надо убедить, леди Агнес. Точность, с которой Риколетти предсказал смерть леди Энстед, принесла ему то доверие публики, которое было ему неободимо.
- Леди Энстед была стара. Единственное, что меня удивляет, так это то, что она протянула так долго. – В ее тоне зазвучали нотки раздражительности. – Однако, - смягчилась леди Агнес, - я отнюдь не отрицаю, что в ваших словах есть доля истины. Если это так, то это моя оплошность. В старости забываешь о юношеских годах. Глупость вполне естественна для молодых.
- Может, лучше сказать – «неопытность», - дипломатично предложил я. – Этот мир – довольно замкнутое место, леди Агнес, и люди, населяющие его, уязвимы, находясь рядом с обманщиком.
- Наивны, вы хотите сказать. Даже если так, если Риколетти явился сюда, чтоб завлечь нас в свои сети, я не могу понять, какой у него мотив.
- Он ведь берет плату за свои «услуги»?
- Видимо, да. Он не может питаться воздухом и добрыми пожеланиями.
- Вы никогда его не встречали?
- Это было лишь шапочное знакомство. - Она жестом указала на себя.- Мне нет нужды в его «проницательности». Он не может сказать о моем будущем ничего такого, чего б уже не было мне известно.
Столь откровенное признание своего состояния и жестокой судьбы, которая вскоре должна ее настигнуть, было пронизано смирением и покорностью.
- Простите, - сказал я.
- Никогда не извиняйтесь за то, что здоровы, - сказала она с улыбкой. – Я прожила долгую и по большей части интересную жизнь. Если б мне суждено было умереть сегодня вечером, то я ни о чем бы не жалела , вот разве что о том, что рядом с молодыми кроликами ползает гадюка. Мистер Холмс, я благословляю вас на то, чтоб вы продолжили начатое вами дело – только с условием, что вы будете держать меня в курсе. Несмотря на то, что вы сказали, я не представляю, чего может добиться Риколетти своим фарсом. Но если он таким способом намерен обчистить наши карманы, то вина за это лежит на тех, кто оказывает ему покровительство.
- Это не снимает с него вины, леди Агнес. Я пока не вижу иного мотива, кроме алчности, которая является причиной половины всех грехов этого мира.
- А другая половина?
- Любовь. Ее потеря, погоня за ней, в конечном счете, ведет к погибели.
Она тихо засмеялась.
- Только тот, кто никогда не испытывал этого чувства, может говорить о нем так сурово.
- Ни к чему опускать руку в пламя, чтобы понять , что оно обожжет.
- Столь молодому человеку не пристало быть таким циничным, мистер Холмс.
- Это прерогатива лишь стариков?
-Нет, но следует как можно дольше сохранять в себе юношеское простодушие. Мы слишком рано узнаем о мерзостях этого мира. И следует ценить каждый день блаженного неведения.
- Не могу с этим согласиться.
Она взглянула на меня с интересом.
- И все же вы будете делать все, чтобы оберечь невинность и простодушие других?
- Я бы сказал, что скорее буду бороться за то, чтобы преступник понес наказание.
- Если он преступник. Но если, как вы утверждаете, единственная его цель состоит в жажде наживы, то тогда боюсь, вы мало что сможете сделать, чтоб отговорить людей от их безрассудства. Немало родителей в отчаянии наблюдало за тем , как за карточным столом их дети растрачивают их состояние.
- Но согласитесь, что есть разница между собственным выбором, пусть и безрассудным, и принуждением.
Она пристально посмотрела на меня.
- Вы считаете, что он промышляет… шантажом?
До той минуты, пока эта мысль не была облечена в слова, я совершенно не был в том уверен. Теперь же мне пришло в голову, что Риколетти идеально подходит на роль шантажиста. Лишь станет известно о его черных делах, и это тут же может повлечь за собой угрозу его разоблачения. И если на кону будет стоять чье-то доброе имя или выгодный брак, то жертва шантажиста готова будет заплатить ему за молчание любые деньги.
Как бы отвратительно это не было, но это было почти идеальное преступление. Не нужно никаких доказательств, жертва ничего не станет отрицать и не станет рисковать, боясь последствий в том случае, если все якобы будет предано публичной огласке. Сейчас Риколетти достиг такого положения, что мог заявить о любом преступлении, что совершится в будущем, и ему бы поверили. Ни один суд никогда бы не стал рассматривать подобного дела, но пойдут разговоры, и человека признают виновным прежде, чем у него появится шанс доказать обратное. И прежде многие жизни были погублены на основании еще более легковесных доказательств.
Это заставило меня взглянуть на гибель молодого Бассетта с другой стороны. Что если Риколетти потребовал у него денег в обмен на то, что будет хранить молчание и не скажет ни слова о его будущих преступлениях ни его семье, ни всему остальному миру? И что еще хуже, не потому ли Бассетт пошел на самоубийство, что не смог достать требуемой суммы? Если это так, то это убийство, если не в глазах закона, то с моральной стороны.
- И как бы вы смогли доказать подобное обвинение? – спросила меня леди Агнес, прервав ход моих мыслей.
- Я бы уговорил одну из его жертв разоблачить его.
- Значит, вы уверены в том, что это правда… В таком случае подумайте, захочет ли кто-нибудь выступать против него. Чего они могут этим добиться, кроме риска быть втянутыми в скандал?
- Если он будет уличен в мошенничестве, то все его заявления не будут стоить и ломанного гроша.
- По своему опыту могу сказать, что редко какая овца по своей воле захочет отделиться от общего стада и одной предстать перед волком. – Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание и сесть поудобнее; это незначительное усилие оказалось довольно болезненным для нее, и она всячески старалась скрыть это. – Я выслушала ваши теории, и они сильно встревожили меня. Но факт остается фактом, и это только теории; у вас еще нет никаких доказательств вины этого человека.
- Но они у меня будут, леди Агнес, можете на это рассчитывать.
- Я верю вам, - сказала она. – Ну, а пока могу я внести предложение?
- Конечно.
- Своих врагов надо знать в лицо, мистер Холмс. Вам надо познакомиться с Риколетти; может быть, даже дать ему возможность испытать на вас свое «искусство». И уж как минимум вы сможете узнать его методы. О его мотивах вы сможете тогда судить по собственному опыту.
Я уже и сам думал о такой возможности и отверг ее на том основании, что вряд ли моя персона сможет чем-то заинтересовать такого человека. Но с поддержкой леди Агнес Маркхэм мои шансы явно возросли.
- Можете рассчитывать на мою поддержку, - сказала она, когда я изложил ей свои соображения. – Помните, сэр, о вашем обещании держать меня в курсе. Я бы пожелала вам удачи, но в глубине души я все же не могу не таить надежды, что вы ошибаетесь.
На этом я покинул леди Агнес, женщину, отважная решимость которой обитала в столь немощном теле, и отправился на поиски своей добычи. Риколетти принимал своих посетителей в чайной комнате, читая по ладони юноши с широко распахнутыми от удивления глазами, который жадно внимал каждому его слову. Я подошел к ним так близко, как только мог, пробившись в первый ряд окружавшей их толпы, и прислушивался к бормотанию хироманта о хороших перспективах на будущее, здоровье, богатстве и счастье.
Оказавшись вблизи, я вновь был поражен несоответствием между своими представлениями об этом человеке, продиктованными моей предвзятостью, и тем, как он выглядел на самом деле. Это был невысокий мужчина лет сорока с самой обыденной внешностью, главной особенностью которой была его голова, которая была почти идеальной яйцевидной формы; на ее макушку был напялен парик и держался он настолько ненадежно, что казалось, что легчайшее дуновение ветра может в любую минуту унести его прочь. Он носил пышные усы, слегка подкрашенные, чтобы они соответствовали цвету волос, и замысловато закрученные при помощи специального воска; вкупе с изысканным покроем костюма они придавали ему весьма щегольской вид.
Будучи ростом немногим более пяти футов, он вынужден был сидеть на самом краю стула, чтоб его ноги доставали до пола. На нем были дорогие туфли, и правая была сделана по особой мерке, будучи меньше левой, у нее был более высокий каблук и она была более закрытой – верх ее был скрыт под брюками ее владельца. Заметив, что эта нога была слегка искривлена в районе лодыжки, я легко понял, что Риколетти был от рождения кривоног.
«Обыкновенный» - вот первое слово, которое пришло мне в голову. Без парика, усов и прекрасного костюма, его бы трудно было разглядеть за окошком кассы в каком-нибудь провинциальном банке. В нем не было ничего угрожающего, он принадлежал к типу людей, в обществе которых можно чувствовать себя непринужденно и спокойно. Но такова человеческая природа, что самое ничтожное, самое незначительное существо может таить в себе опаснейший яд.
В этот раз ответ, который Риколетти дал молодому человеку касательно его будущего, был весьма благоприятен . В один прекрасный день, согласно линиям на его ладони, он очень удачно женится, будет счастлив, у него будет много детей, он достигнет высот в своей профессии и будет жить всеми любимый, не имея никаких врагов. Окруженный друзьями, молодой человек ушел, а Риколетти сосредоточил свое внимание на своей следующей жертве. Так как я находился прямо перед ним, то неминуемо оказался предметом его пристального внимания.
- Mi scusi*, - сказал он, с интересом поглядывая на меня, - но мы, кажется, не знакомы.
Его английский был безупречен, хотя мне показалось, что я ощущаю легкий йоркширский акцент. И тут мне пришло в голову, что он не только не был предсказателем грядущего, но даже и не был итальянцем. И я решил испытать его.
- Mi chiamo Sherlock Holmes**- ответил я с учтивым поклоном.
В его глазах блеснул огонек понимания.
- Мне знакомо это имя, сэр. Вы приходитесь родственником мистеру Майлсу Холмсу?
- Это мой кузен. Mi piacerebbe visitare l’Italia un giorno di questi, Signor Ricoletti.***
Его улыбка померкла.



*Прошу прощения
** Меня зовут Шерлок Холмс
*** Мне хотелось бы когда-нибудь побывать в Италии, синьор Риколетти.



- Prego, - сказал он, и это было все, что мне нужно было знать о его познаниях в итальянском. – Простите меня, мистер Холмс, но non parlo bene italino*
- Исходя из вашего имени, я предположил, что…
- Мой отец был итальянцем, а мать – англичанка. Я вырос в Йоркшире, вдали от солнечного Рима. Вы здесь вместе с вашим кузеном?
- Он был здесь, но, похоже, я его потерял.
- Вполне понятно. Сегодня здесь столько народа.
-Да, и я был бы в полном замешательстве, если б не доброта леди Агнес.
Риколетти облизнул губы.
- Леди Агнес Маркхэм?
- Да. Вы знаете эту леди?
- Лишь понаслышке. Мы как-то встречались, но мельком. Но любого друга леди Агнес я с радостью назвал бы и своим другом. Вы не присядете?
Он жестом указал мне на стул слева от него, который пустовал после ухода его предыдущего собеседника.
- Вы заинтересовали меня, мистер Холмс, - сказал он , и его взгляд заскользил по моей фигуре, особо задержавшись на моем костюме и блеске золотых запонок у меня на манжетах. – Мне бы очень хотелось прочитать то, что написано на вашей ладони, разумеется , если вы не против.
- Боюсь, что тогда я буду у вас в долгу.
Он протестующе замахал рукой.
- Я беру плату только за полную подробную консультацию. А это будет лишь поверхностный взгляд, не более того. Если мы найдем нечто такое ,что даст основания для более глубокого изучения, то тогда уже придется заговорить о корыстном денежном вопросе. – Его губы сложились в гримасу. – Мне вообще очень мучительно брать плату с людей. Это же просто дар, понимаете, которым я охотно и свободно делюсь, но, увы! человек должен на что-то жить, а в наши дни все так дорого.
Я с пониманием кивнул. Я подозревал, что ,и в самом деле, обнаружится что-то интересное и он предложит мне свою консультацию. Если Риколетти действительно может видеть будущее, то он увидит, что я намерен посадить его за решетку.
- Дайте мне вашу руку, - сказал он. – Ту, которой вы пишете, мистер Холмс.


*Я плохо говорю на итальянском.

Я протянул правую руку. Риколетти водрузил себе на нос очки, и некоторое время внимательно рассматривал мою ладонь. Затем очень медленно и неторопливо он изучал со всех сторон каждый мой палец. Меня несколько смутил этот спектакль, и не в последнюю очередь из-за того, что этот человек обладал самыми мягкими руками из всех, с кем мне только приходилось иметь дело.
- Интересно, - сказал он, снимая очки. – Вы достойны самого тщательного изучения.
Как я и подозревал, Риколетти собирался заговорить о плате. Я, конечно же, не стал этому препятствовать.
- Вы что-то прочитали там о моем будущем? Прошу вас, скажите мне, что вы там увидели.
- Эта рука, ваша правая рука, говорит о настоящем, о том, как сейчас проходит ваша жизнь. То, что уже произошло, что происходит сейчас, что еще произойдет – все это здесь. Ваша левая рука говорит о ваших надеждах и желаниях, кем вы могли бы стать, если бы захотели. – Он улыбнулся. – Однако, это стоит денег. Давайте лучше сконцентрируемся на правой руке.
Он взял мою руку в свою и стал указывать мне на заинтересовавшие его точки.
- Ваши родители умерли, и вы порвали со своими корнями. Об этом кое-что говорит мне ваша линия Судьбы, - сказал он, проводя пальцем по складке на моей ладони, образующей в самом центре ее некоторое подобие вертикальной черты. – Но ваша жизнь все еще находится под сильным семейным влиянием. Возможно, это брат или сестра, старше вас лет на пять или даже больше.
- На семь, - сказал я. – Это мой брат.
- У него есть свои планы на ваш счет, но вы пойдете своим путем. У вас твердый и решительный характер. И в критическую минуту вы – грозный противник. Редко мне приходилось видеть такую сильную линию , как эта, - сказал он с суховатым смешком. – Не хотел бы я быть вашим врагом, мистер Холмс.
Я ничего не сказал, просто улыбнулся в ответ.
- У вас целеустремленный и прямой характер , и из-за этого вы порой кажетесь отстраненным и холодным. Однако, смотрите-ка вот сюда, на Венерин пояс - очень четко выраженный, он говорит о том, что у вас превосходный эмоциональный интеллект. Такая черта указывает на склонность к манипулированию; вам следует остерегаться этого, ибо я вижу, что будет совсем немного людей, с которыми вас будут связывать близкие отношения, но они будут совершенно особенными. Главным образом, это будет касаться одного человека, скромного, но с сильным характером, на которого вы сможете положиться.
- Это мужчина… или женщина?
- Это сказать невозможно, за исключением разве что того, что это необязательно должны быть романтические отношения. Возможно, это друг. Да, думаю, это весьма вероятно. А здесь я вижу, что ваша линия Солнца очень выпуклая. Это говорит об известности или о дурной славе, - многозначительно подчеркнул он. – И , наконец, ваша линия Жизни, которая начинается между указательным и большим пальцем и огибает так называемый Холм Венеры, говорит мне о главных событиях вашей жизни, тех, что уже были и тех, что еще будут. Ваша линия Жизни довольно отчетлива, но местами она как бы становится прерывистой. Вам надо позаботиться о своем здоровье, мистер Холмс. Похоже, у вас крепкий организм, но и он может пострадать под воздействием какого-нибудь пагубного влияния.
Он закрыл мою ладонь, сжав мои пальцы в кулак, а потом отпустил мою руку. Его лицо было встревоженным, словно его что-то беспокоило.
- Простите меня, мистер Холмс, - сказал Риколетти, когда я поинтересовался у него, в чем дело. – Иногда я попадаю в не очень приятное положение, принося дурные вести. На вашей руке, сэр, я увидел смерть.
- Смерть настигает всех, - сказал я равнодушно.
- Это насильственная смерть, сэр. Ошибки быть не может, я увидел разрыв в линии у вас на ладони, в виде небольших отметин, пересекающих вашу линию Жизни. Они волнистые, как океанские волны или бурный поток водопада над пропастью. Увы, мистер Холмс, похоже, вы примете смерть от воды.

Эта глава пошла поживее. Но в ней было немало кусков, поставивших меня в тупик. Поэтому выкручивалась, как могла.

Ну, и тут были куски на французском, делала сноски. Рада, что когда-то пыталась его изучать и хотя бы примерно представляю грамматические конструкции. Кстати, во французском, в отличие от английского, есть разделение на "ты" и "вы", и с одной стороны не надо думать, как лучше перевести, но с другой меня озадачила тут эта пара, которая и на французском перескакивала с "вы" на "ты", и в результате на английском я все же решила все подвести к единому знаменателю "вы". А я сама выросла на книгах, где и друзья и даже родители с детьми обращаются к друг другу на вы и очень привыкла к этому в классической и исторической литературе.

А теперь продолжим.

Глава 3

Бал в Сент-Джеймс-холле

- Добро пожаловать на скотный рынок.
Признаюсь, в моей жизни было всего несколько случаев, когда я испытывал чувство настоящего страха. В первый раз это случилось несколько месяцев назад, когда я оказался в весьма незавидном положении и предстал перед выжидающей и не особо трезвой публикой в качестве местного телепата. Второй такой момент случился, когда я входил в шумный бальный зал Сент-Джеймс-холла.
У Данте было свое представление об Аде; мой Ад выглядел именно так.
Я бы повернулся и ушел, если бы меня не удержал Майлс.
- Не так скоро, кузен, - сказал он. – Я потратил довольно много времени и совсем не мало средств, чтобы ты был принят здесь сегодня вечером. И вот ты здесь, и ты не проявишь такой вопиющей неучтивости, поставив меня в затруднительное положение своим внезапным исчезновением.
И Майлс потащил меня в самую гущу этой галдевшей пестрой толпы, чтобы присоединиться к веренице леди и джентльменов, собравшихся засвидетельствовать свое почтение хозяйке бала, леди Уолтон. Было немногим позже десяти, и я уже был на взводе- мне порядком натер шею не в меру накрахмаленный воротник-, и уже порядком устал, хотя не уверен , была ли тому виной реакция на то, что меня окружало или последствия моих недавних злоключений. Ни один человек из тех, что были сейчас у меня перед глазами, явно ничем не выказывал, что время уже довольно позднее; все леди были столь же свежи, как цветы в их прическах , от самых юных девушек до их пожилых компаньонок, чьи увядшие щеки до смешного походили сейчас на спелые яблоки при помощи искусного применения пудры и румян.
Когда настала наша очередь, леди Уолтон, внешне ничем не примечательная женщина, с рассеянной улыбкой и натянутой миной, вся прямо преобразилась, едва ее взгляд упал на Майлса. Она приветствовала его довольно бурно, и в ответ он так и источал обаяние. Я часто спрашивал себя, почему Майлс не был женат. Он обладал природной способностью вызывать сочувствие и внимание у представительниц прекрасного пола, и умело использовал это в своих интересах. Он , несомненно, был льстецом, но делал это так, что нельзя было усомниться в его искренности и его собеседница верила, что все, что он говорит, предназначено лишь ей одной. В его присутствии леди Уолтон превратилась в глупенькую, наивную инженю, ее муж был низведен до статуса неотесанного болвана, и все это было достигнуто благодаря простому поцелую.
В тот вечер я питался крошками со стола этого превосходного джентльмена и грелся в лучах его славы. Боюсь, что рядом с его павлиньим великолепием я мог вызвать лишь разочарование, хотя леди Уолтон была очень любезна и выразила надежду, что я получу удовольствие от этого вечера. Она всегда будет рада любому другу Майлса ( и, видимо, всем его кузенам ) – так она заверила меня, бросая на него такой взгляд, что я подумал, что она желала бы узнать его поближе.
В противовес ей, ее муж медвежьей хваткой сжал мою ладонь и попросил рассказать о себе. Я не мог сказать ему, что я здесь с целью тайного расследования, главным объектом которого является один из его гостей – боюсь, что это вышло бы за границы этикета – и потому вновь вернулся к сказке о кузене, приехавшем в Лондон из деревни, чтобы попытать счастья.
-А кто вы по профессии, мистер Холмс? – спросил он и с подозрением уставился на меня, тряся своей бородой.
Я понял, что он решил встать на стражи моральных устоев на этом приеме. Что бы он не думал о Майлсе, он не мог воспрепятствовать его появлению здесь, раз это находило такое одобрение у его жены. Но я был человек посторонний, и это уже совсем другое дело. Стоит только шепнуть кому следует несколько слов, и я могу быть изгнан, не имея врожденного умения Майлса по части убеждения своих оппонентов.
Решить эту мою проблему было проще простого: придумать какую-нибудь правдоподобную историю и придерживаться ее. Если нужно играть роль, независимо от того, кто ты – артист в мюзик-холле или стюард в клубе - необходимы некоторые приготовления, чтобы довести свою легенду до совершенства. Я вполне заслуженно гордился таким умением, хотя в этот раз оно, кажется, меня подвело. И я не мог понять, почему, вот разве что по тому, что надо было играть самого себя, а эту роль я находил довольно трудной.
Благодарение богу, Майлс пришел мне на выручку.
- Это мой кузен, его старший брат, работает на правительство и надеется, что мистер Холмс изберет ту же почетную стезю. Лорд Уолтон, может быть, вы знакомы с мистером Майкрофтом Холмсом?
- Господи, - воскликнул тот. – Да, я знаю его. Этот человек дьявольски умен. – Не прошло и нескольких секунд, как его сомнения превратились в одобрение. – Ваш брат – умница, - сказал он, с жаром тряся мне руку, едва не вырвав ее из сустава с той же силой, с которой до этого он стиснул мою ладонь. – Идите по его стопам, и вы не ошибетесь, молодой человек.
Я поморщился и, заверив его, что сделаю все, что в моих силах, высвободил из его хватки свои онемевшие пальцы.
- Какая удача, что лорд Уолтон знаком с Майкрофтом, - заметил я Майлсу, когда мы отошли на безопасное расстояние.
- Удача здесь совершенно не при чем. Несколько поколений его семьи работало на правительство, и нынешней администрации не хотелось разочаровывать его намеком, что его мозги и сравнивать нельзя с умом его предков. Поэтому они предоставили ему офис, с камином и изрядным количеством виски, где он мог дремать, и его будили только, когда пора уже было идти домой. Все устроилось к полному удовлетворению всех заинтересованных сторон. – Майлс усмехнулся с видом заговорщика. – И к твоему также, дорогой кузен, потому что теперь ты приобрел тот соблазнительный ореол, который кажется весьма привлекательным матерям многих знатных девиц, и имя которому – «хорошие перспективы на будущее».
- Но это же ложь.
- Сколько раз я должен тебе говорить, что видимость – это все? Как правило, люди охотно верят в то, чего им хотелось бы, даже если это не является правдой.
- Это твой афоризм, Майлс?
- Нет, Юлия Цезаря. Хотя , когда я думаю, чем он кончил, то начинаю сомневаться в его мудрости.
Он увлек меня в величественный бальный зал, где двойной ряд диванов уже заполнялся гордыми матронами и их краснеющими дочерьми. На минуту перед моим взором промелькнуло море цветов, вееров, бархата , шелка и муслина, и тут Майлс потянул меня в чайную комнату, где был накрыт стол.
Как только мы вошли, в нашу сторону метнулось множество взглядов, и я услышал, как шепотом начали спрашивать, что это за неизвестный молодой человек. Майлс отвел меня в угол, подальше от их любопытных глаз, взял со стола два бокала и всучил один из них мне.
- Выпей, - приказал он. – У тебя такой вид, как будто ты в этом нуждаешься. Нет ничего лучше бокала доброго вина, дабы укрепить решимость, глядя в лицо превратностям судьбы. – Он пригубил свой бокал и скорчил гримасу. – Но это совсем не доброе вино. Это ж надо, стандарты падают.
- Я бы предпочел сохранить голову ясной, - сказал я, отвергая его предложение. – Чувствую, что этим вечером она мне понадобится.
Майлс засмеялся.
- Господи, Шерлок, ты нервничаешь, как Рейнеке-лис, оказавшийся на псарне. Что тебя так беспокоит? Ведь ты же не обескуражен этим своим положением?
- Каким положением?
- А то ты не знаешь, – буркнул он. – Однако, беспокоиться тебе совершенно не за чем. Бедность – это нормальное состояние для большинства здесь присутствующих. Никогда не следует вовремя платить по счетам, это смущает низшие сословия и производит нелестное впечатление, что у тебя есть деньги, что ужасно вульгарно. Жить не по средствам – это в порядке вещей. Лишь средний класс пытается жить как-то иначе.
- Я не уверен, что твои кредиторы согласятся с этим утверждением.
- Им доставляет удовольствие само состояние преследования, мой мальчик. Ничто ценное невозможно получить без труда. Это же правило можно применить и к этому празднеству, которое, безусловно, является самым абсурдным и нелепым изобретением из всех, какие только могут прийти в голову, чтоб свести вместе молодых людей. Что скотный рынок, что рынок невест – все одно и то же, разве что здесь не в пример теплее.
- Тогда что здесь делаешь ты?
Майлс бросил на меня пронзительный взгляд.
- А ты, кузен, коли уж на то пошло? – После этой его фразы повисло молчание, пока, наконец, на лице Майлса не появилась улыбка, смягчившая его черты. – Ну, это не мое дело. И более достойные люди шли к алтарю, питая более нежную привязанность к своим кошелькам, чем к своим избранницам. Если хочешь достичь успеха, ты должен преодолеть эту робость. Ты не можешь просто явиться на бал и ждать, что благодаря какому-то счастливому стечению обстоятельств удача сама упадет тебе в руки.
Он окинул меня критическим взглядом, внимательно изучая, как я выгляжу, облаченный в черный фрак самого лучшего качества, такие же брюки, отметил золотой блеск запонок на манжетах. Расправив мой белый жилет, дабы на нем не было ни единой складки, кузен издал одобрительный возглас.
- В следующий раз я непременно должен поздравить с успехом своего портного, - сказал он. – Ему удалось добиться невозможного – создать впечатление цветущего здоровья там, где не было на то никакого намека. По крайней мере, ты выглядишь очень достойно, несмотря на свои провинциальные манеры. Выше голову и помни, кем были твои предки, эти чистокровные норманны, не отличающиеся быстрым умом и большими амбициями, но преданные королю и отчизне.
- Пока это не противоречило их интересам, - парировал я, теребя свой несчастный воротник. – Сэр Хьюгонин де Холмси лишился головы за то, встал на сторону Монмута.
- Зато на эшафоте он был лучше всех одет, - сказал Майлс. – В своих последних словах он выразил глубочайшее сожаление по поводу того, что его не повесят, ибо лишение головы наверняка испортит все изящество его костюма. И с этим трудно спорить. – Он хлопнул меня по руке, теребившей воротник. – Перестань его дергать. Люди подумают, что у тебя блохи.
- Майлс, я едва могу дышать.
- Тогда ты будешь в хорошей компании. Бьюсь об заклад, что половина дам этим вечером признаются, что у них кружится голова, и , по меньшей мере, одна ухитрится упасть в обморок. Терпи неудобство, кузен: будет крайне невежливо, если ты узурпируешь привилегию дам и упадешь без чувств раньше них. Кстати, о дамах… - он заколебался… - Шерлок, обычно я не настолько прямолинеен и резок, но вынужден задать тебе этот вопрос. Здесь кто-нибудь привлек твое внимание?
Я покачал головой. Я здесь ищу не жену, а мошенника-хироманта по имени Риколетти.
- Позволю себе заметить, что ни одно другое место в мире этим вечером не могло бы похвастать присутствием стольких красавиц, - сказал Майлс, - и, тем не менее ,ни одна из них не поразила твое воображение. Какой ты странный малый… Могу ли я высказать предположение, что в твоем прошлом было мало волнующего? Ну, да, так я и думал. Мне показалось, что ты далеко не Казанова. Господи, кузен, разве ты ничему не научился в университете? Что ты там делал?!
- Я занимался, Майлс.
- Тогда, боюсь, ты даром потратил время. Теория – дело хорошее, но она никогда не заменит практики. Так же как невозможно быть теоретически вегетарианцем, так же невозможно быть любовником лишь в теории. – Он сделал паузу. – Послушай, ведь они не кусаются.
- Кто? – раздраженно спросил я.
- Женщины. О, у них , конечно, есть и когти и зубы, но сегодня вечером все их оружие в ножнах, уверяю тебя. Однако, - сказал он, вздохнув, - все мы когда-то были новичками на любовном фронте. Можешь ли ты поверить, что было время, когда меня считали застенчивым?
- Нет, мне не верится.
- Я очень быстро преодолел свою застенчивость. Когда ты сознаешь, что должен позаботиться о двух бестолковых братьях и сестре, тут уже не до застенчивости.
- Ты преувеличиваешь. Майкрофт сказал, что ты унаследовал значительное состояние.
- Что ж, кто я такой, чтобы спорить с твоим братом? Что еще он тебе сказал?
- Очень немного, только выразил свое неодобрение по поводу твоего образа жизни. Он сказал, что ты… пользуешься дурной репутацией.
Майлс улыбнулся.
- Обо мне говорили и похуже. И, тем не менее, такому испорченному человеку он доверил заботу о своем единственном брате. Это не кажется тебе странным?
Зная то, что двигало Майкрофтом, мне это странным не казалось. Если б Майлс знал об этих соображениях, думаю, он был бы далеко не в восторге и, возможно, положил бы всему этому конец. Но каким бы тягостным не был для меня этот прием, я должен был исполнить свой долг. И если по ходу дела, я должен был сносить общество моего совершенно непостижимого кузена, то, чем скорей я все это сделаю, тем будет лучше для всех.
От продолжения разговора я был избавлен благодаря внезапному и весьма своевременному появлению человека с очень серьезным лицом в форме морского офицера , который быстро шел к нам, расталкивая на своем пути праздную толпу. Его разгоряченное лицо, беспокойный взгляд и прерывистое дыхание говорили о том, что этот человек находится на грани нервного срыва.
- Майлс, слава богу, что я нашел тебя, - сказал он, с жаром стиснув руку моего кузена. – Я надеялся, что сегодня ты будешь здесь. Ты достал их? Скажи, что ты их достал.
На Майлса явно произвел впечатление этот всплеск эмоций , и он краем глаза осторожно взглянул в мою сторону.
- Тео, - сказал он. – Позволь мне представить тебе моего кузена, мистера Шерлока Холмса. Шерлок, это мой друг, лейтенант Теодор Генри Фэйрфакс, служащий на корабле Ее Величества, «Персее»
Фэйрфакс, мрачный, встревоженный и раздраженный, весьма небрежно поприветствовал меня, после чего вновь переключил свое внимание на моего кузена.
- Майлс, пожалуйста, мне нужно знать, - сказал он. – Хелена сегодня здесь. Если хоть одно слово об этом дойдет до ее ушей, это разобьет ей сердце.
- Ты должен верить в лучшее, - сказал Майлс. – Пока еще нет, но вскоре я получу их.
Терзания Фэйрфакса увеличились.
- Я отплываю в понедельник. К тому времени нужно заплатить, либо я погиб. Ради бога, Майлс…
- Все под контролем, мой друг, - успокаивающим тоном сказал мой кузен. – Все будет сделано.
- Если же нет… - Фэйрфакс содрогнулся, - Лучше бы мне умереть, чем причинить моей милой такие страдания.
- Не говори таких вещей. – Голос Майлса был тверд, что было разительным контрастом с взволнованными нотами, звучавшими в голосе его друга. Даже я почувствовал некоторое успокоение , несмотря на то, что лишь смутно догадывался, о чем идет речь. – Успокойся. Отыщи свою прелестную невесту и получи от этого вечера все удовольствие, какое только можно. Ты надолго уйдешь в море и , возможно, пройдет еще много месяцев, пока тебе еще раз представится такая возможность.
Его друг немного пришел в себя.
- Ты – лучший из людей, - сказал он, тепло пожимая Майлсу руку. – Полагаюсь на тебя и на мое будущее счастье.
Его сердечные благодарности все еще звенели у нас в ушах, когда бедный малый ушел и быстро растворился в толпе.
- Тео – славный малый, - произнес Майлс, - но ему недостает благоразумия. Ты понял, в какую беду он попал?
- Его шантажируют, и ты пообещал ему помочь.
- Именно так. Как это великодушно с моей стороны, не правда ли?
- Тебе следует пойти в полицию.
- Нет, об этом не может быть и речи. Полиция нам в этом не союзник.
- А шантажист?
- Это просто деловая сделка. У него есть товар, и мы готовы купить его по заранее оговоренной цене. Сожалею, но участие в этом деле полиции только лишь все усложнит.
- Сколько он просит?
-Тысячу фунтов.
Если эта сумма и вызывала у него шок, Майлс не подал вида, но я был потрясен.
- Этого человека нужно остановить, - сказал я. – Платя ему деньги, вы поощряете его злодеяния. Если ты не разоблачишь его, будут и другие жертвы.
- Тогда пусть они и идут в полицию. Почему вся тяжесть должна упасть на плечи Тео? И, кроме того, сумма не такая уж обременительная. Несомненно, он мог бы пойти за деньгами к своему старшему брату, но тогда ему пришлось рассказать бы ему о некоторых фактах, которые тот бы не одобрил, будучи представителем того класса, к которому он принадлежит. И при обычных обстоятельствах деньги уже были бы при мне, но ситуация сложилась не в мою пользу. Однако, деньги я достану, и Тео сможет жениться, не боясь публичного разоблачения. На том дело и закончится.
- Все не так просто.
Майлс посмотрел на меня с выражением терпеливой усталости.
- Ты делаешь из мухи слона, Шерлок, так же, как и Тео. Если ты вращаешься в таких кругах, то должен относиться к шантажу как к суровой действительности.
- Ты смотришь на подобные вещи сквозь пальцы?
- Нет. Просто я хочу сказать, что подобные явления вполне в порядке вещей. История показала, что самый быстрый способ сколотить состояние это забрать что-то у другого. Короли, знать, разбойники – все оперируют этим принципом. Наш шантажист из того же числа, с тем лишь исключением, что он угрожает не нашей жизни, а нашему честному имени. Очевидно, Тео стал его мишенью, будучи человеком хорошего происхождения и потому, что недавно был помолвлен. Все дело осложняет то, что он пятый сын и большую часть времени сейчас проводит в открытом море, вот почему он пришел за помощью ко мне.
- И как ты достанешь деньги?
- Ну, нам нужна небольшая отсрочка. Излишне говорить, что сегодняшний вечер устроен не только ради твоей пользы. Кстати, это напомнило мне, что я хочу кое с кем тебя познакомить.
Он направился в бальный зал, вытянув шею над перешептывающимися дамами, и, наконец, издал радостный возглас, когда увидел персону, которую искал. Минуя ряд кресел, мы направились к дивану, где сидела какая-то леди в сопровождении молодого человека, который с жадностью внимал тому, что она говорила. Увидев Майлса, она тут же распрощалась с этим своим поклонником, к его глубочайшему разочарованию, и ее лицо осветил такой восторг, что можно было не сомневаться, какие отношения связывали ее с моим кузеном.
- Селестина, - сказал он, садясь рядом с ней на диван и целуя ей руку с благоговением, которое выглядело довольно сладострастным, -tu es plus belle que jamais.*
Услышав такой комплимент, она грациозно потянулась с довольным видом, как какая-нибудь изнеженная кошка. Ей, видимо, было около сорока, и, несмотря на это, она не уступала в красоте ни одной из своих молодых соперниц, присутствовавших здесь в этот вечер, а во многом даже превосходила их, благодаря утонченности, которую годы придали ее поразительным чертам. Внешне она казалась одним из тех безмятежных, томных созданий с ленивой улыбкой, и только ее темные глаза, того же цвета, что и ее волнистые локоны, говорили о том, какая пылкая натура скрывается за этой маской благожелательного радушия. У меня было странное впечатление, словно я вырвался из тени на свет, и ощущал себя,как человек внезапно ослепленный солнечным лучом. Она излучала удовольствие, можно бы даже сказать некий дух декадентства, и улыбалась своему фавориту, показывая, что она польщена и готова быть более, чем благосклонной.
- Майлс, mon cheri, - сказала она, - я не видела вас целую вечность. Ou etais-tu?** Я ужасно по вам скучала.
-Как это ни прискорбно, но меня задержали дела, любовь моя, и теперь я спешу принести всю свою преданность к ногам самой прекрасной женщины в Англии.

*ты прекраснее, чем когда-либо прежде
** Где ты был?

- Только в Англии?
-Dans le monde. Dans l’univers. Les etoiles ne tarrissent pas d’eloges sur votre grande beaute.
- Милый мой мальчик, - она засмеялась и погладила его по щеке. – Votre excuise gentillesse est a la mesure de votre charme.** Но я не настолько глупа, чтобы вот просто так поверить вашей лести. Я знаю вас слишком хорошо. Qu’est-ce que tu veux?***
На его губах мелькнула улыбка хищника.
- Я хочу вам поведать о моих грехах, миледи.
Мадам рассмеялась.
- А они стоят того?
-Sana aucun doute.****
- Значит, ваш визит доставит мне огромное наслаждение. Вы останетесь?
-Helas, non.***** Долг требует моего присутствия в другом месте – по крайней мере, на какое-то время. Но вы не останетесь в одиночестве. Permettez-moi de vous presenter mon cousin, m.Sherlock Holmes.***** Шерлок, это мой дорогой друг, мадам де Монт-Сент-Жан.
Она протянула мне руку. Подняв голову, я увидел, что на губах Мадам играла загадочная улыбка, и она одобрительно улыбалась.
- Il est tres beau*******, - сказала она. – Ведь вы составите мне компанию, месье?
- Конечно, составит, - сказал Майлс. – Если нужно чему-то научить, то кто же может это сделать лучше вас, Селестина? – Он поцеловал ей руку и поднялся. – Pardonnez-moi, douce dame.******** Поверьте, что пока мы не встретимся вновь, я буду ощущать, как мне не хватает вас, чтобы ощущать себя цельным.

*В целом мире. Во всей Вселенной. Звезды без ума от вашей красоты.
** Вы столь же восхитительно любезны, сколь и очаровательны
*** Что ты хочешь?
****Бесспорно
*****Увы, нет
****** Позвольте мне представить вам своего кузена, мистера Шерлока Холмса.
******* Он очень красив
******** Простите меня, милая дама.

Я удержал его.
- Куда ты идешь?
- У меня есть дела, кузен. Развлекай мадам хотя бы ради меня.
Я понял, что в этом и заключались намерения Майлса. Лэнгдейл Пайк говорил о двух леди, которые будут оспаривать в этот вечер права на его привязанность, и не требовалось быть гением дедукции, чтобы понять, что он задумал воспользоваться мной, чтоб держать их в стороне друг от друга.
-Ну, а пока что, au revoir! – попрощался он. – Soyez douce avec mon cousin, il est tres timide.*
- Майлс, я это понял! – возмутился я.
- Тогда ты знаешь, как себя вести. Пора уже побороть эту твою сдержанность. Прими это, как боевое крещение. – Он похлопал меня по груди. – Я вверяю Селестину в твои надежные руки. И запомни, Шерлок, вызвать разочарование у леди считается верхом дурных манер.
С этими словами он ушел. Передо мной был выбор: убежать, как кролик, заслышавший, как к нему приближается фермер со своим ружьем, или участвовать в этом спектакле, пока мне не подвернется удобный предлог, чтобы уйти. Возможно, первый путь был более благоразумным, но поступить так, как и напомнил мне Майлс, даже в экстренном случае, было бы весьма прискорбным нарушением этикета. Я понял, что мне придется смириться с возложенной на меня задачей.
Мадам похлопала по сидению дивана рядом с ней, и я покорно сел, оставив между нами почтительное расстояние. Она стала пододвигаться, а я отсаживался, пока не оказался зажат между леди и подлокотником дивана.
- Ну, же , месье Холмс, - сказала она, пытаясь положить руку мне на колено, - почему бы вам не рассказать мне о себе?



*Будьте помягче с моим кузеном, он очень застенчив.

Ужасно работает интернет. Предыдущий пост рожался в муках))

И не знаю, как это связано, но показалось, что исчезли какие-то фотки из библиотеки изображений. Может ошибаюсь, но что-то там явно не так. Надо будет проглядеть дневник и убедиться все ли в порядке.

По поводу перевода. Вот уж что идет с трудом, так это последняя часть "Холмса в Оксфорде". Причем положа руку на сердце, можно сказать, что без этой последней части никто ничего не потеряет. Но надо же довести дело до конца. А там пошли уже какие-то городские подробности, причем к Холмсу они имеют весьма мало отношения. Решила вчера, чтоб было не совсем нудно в особо тяжелых случаях буду долбать по предложению в день. Тем более, что размер предложения там три-четыре строчки.

Ну, очень тяжко шла глава. К ней-то самой это не имело никакого отношения. Все целиком из-за моего настроения и депресняка, ну и еще, конечно, в начале было многовато сложных для понимания моментов. Во многих из них разобралась окончательно только сегодня, когда все редактировала. И для себя сделала вывод: если порой фраза как-то странно звучит, то она , возможно, переводится как-то иначе) А прямая речь сразу пошла очень легко и поневоле подняла настроение. Бывали моменты, когда с трудом писала три-четыре предложения, ну, а под конец все шло очень живенько. И я вновь почувствовала себя соавтором всего этого, не то актером, не то режиссером.

Очень хочется надеяться, что впредь все будет не так тяжело. Я почти привыкла к депресняку, иногда он вообще зашкаливает, иногда такой... вялотекущий. Последние два дня вообще какое-то оцепенение. Вообще такое впечатление, что я все еще в шоке пребываю. Ну, и еще очень мало сплю, позавчера и поужинать то ухитрилась только в час ночи. И еще съела успокоительную таблетку, потому что была вся взбудораженная.
Встаю вроде нормально, зато в середине дня у меня впечатление словно меня пытают, не давая заснуть. Ну, и в транспорте беда просто. Хоть с книгой, хоть - без нее ,я вырубаюсь . На прошлой неделе книгу уронила и только тогда и проснулась. Поэтому завтра буду дрыхнуть, а раньше по выходным полдесятого точно уже просыпалась, а то и раньше.

Еще порадовало сегодня, что уже прибыла в Москву моя посылка от "Baker Street Irregulars" Наверное, там две книги из "Международной" серии, а лучше б это были два недостающих журнала, но по поводу них с ума сходить не буду. Как будет. В конце концов это была рискованная затея подписаться на холмсоманский журнал.

Ну, это все лирика. Иногда хочется поделиться с дневником, как идет житье-бытье. А идет как говорил Шарик: Покормят - хорошо, не покормят -плохо. В определенном смысле, конечно .

Ну, а теперь приступим:




Глава 2

День в турецких банях

Говорят, что джентльмен всегда хранит в памяти свое первое посещение бань, так же как леди всегда будет помнить свой первый бал.
А мне к тому же какое-то время будут напоминать про этот мой первый визит отметины, полученные в результате изощренных манипуляций здоровенного, неулыбчивого банщика, который начал растирать мне спину со свирепостью пекаря, замешивающего тесто. Мне говорили, что это должно быть приятно, однако, были моменты, неумолимо следующие один за другим, от одной парной до другой, где было еще жарче, чем в предыдущей, когда я стал испытывать жалость к дичи, что подают на стол. Я чувствовал себя сейчас зажаренным и пропеченным, и теперь меня растирал и массажировал до потери сознания человек, прежде служивший грумом в тренировочных конюшнях Ньюмаркета.
За то, что оказался в столь бедственном положении я должен был благодарить своего кузена, и некого было винить кроме себя за то, что согласился на то, что было, на мой взгляд, ужасной тратой времени. Подобную слабость я мог объяснить лишь тем, что моя воля была сломлена целым рядом действий, целью которых было превратить меня в светского красавца. Меня постригли и побрили столь тщательно, что я почувствовал настоятельную необходимость удостовериться в том, что в процессе этого мое горло никак не пострадало. Потом Майлс повел меня к своему портному, который после долгих обсуждений пообещал, что сделает все, что в его силах, но это будет «непростой задачей».
Будучи настолько деморализован, я был не в том состоянии, чтобы спорить с очередным предложением Майлса – на этот раз о посещении турецких бань Аргайл Плейс, неподалеку от Риджент-стрит. В другое время я бы точно не поддержал эту идею, не будучи страстным любителем такого времяпровождения. Но основная масса придерживается совсем другого мнения. Пребывание в этой парилке, сопровождаемое растиранием и массажем, мытьем головы и последующим расслаблением настолько захватило воображение наших сограждан с тех пор, как двадцать лет назад об этом впервые узнали в Великобритании, что теперь в любом мало-мальски приличном английском городе можно встретить эти вездесущие турецкие бани. Они завоевали признание и у медиков и те должным образом рекомендовали эти процедуры пациентам больниц и даже психиатрических лечебниц.
Если поверить прессе, то поголовно все, как мужчины, так и женщины, наслаждались комфортом турецких бань (хоть и не одновременно) – похоже, за исключением одного меня.
Несмотря на то, что я никогда не против того, чтоб испытать какие-то новые ощущения, пока я еще даже пальца ноги не опускал в эту пресловутую ванну. Я слышал, что это крайне приятный способ провести несколько часов в полном бездействии. Но на мой взгляд, такая перспектива не таила в себе ничего приятного и никуда не годилась. Упоминание о «спокойной атмосфере» мало чем помогло делу, мне эти бани казались всего лишь теплым местечком, где можно подремать. Мне были необходимы работа и стимуляция ума, а никак не «покой», как бы не расхваливали его остальные.
Ну, а если говорить более приземленно и правдиво, то надо признать, что еще не так давно столь бестолково потратить четыре шиллинга было просто неслыханно при моем финансовом положении. Но сегодня за все платил Майлс, и он посоветовал никогда не пренебрегать чужими щедротами. Я возразил, сказав, что за такие вещи потом обычно приходится платить, и не факт, что деньгами.
В ответ на это он улыбнулся и спросил, одобрил ли бы мой брат, то , что я посетил это заведение. Нет, ибо в прошлом он уже очень серьезно и подолгу предостерегал меня в своей властной манере, что мне следует избегать всего, от чего я могу еще более похудеть. Пренебрежение советами Майкрофта, после того, что сказал мне Майлс о его стремлении доминировать, было весьма приятно, и именно это соображение более, чем какое-либо еще , укрепило мою решимость. Вот таким образом, под руководством кузена Майлса я и оказался в этих банях.
Для тех, кто не знаком с подобными местами, это весьма таинственный и экзотический мир, где все подчиняется странным ритуалам, вполне обыденным в этих благовонных апартаментах, которые будто сошли со страниц «Тысячи и одной ночи». Сперва вместо каменных кирпичных лондонских стен перед вами предстает здание, увенчанное купольным сводом и окруженное минаретами. Внутри же царит подлинное буйство зеленых, золотых и кремовых оттенков керамических плит и искусственного мрамора самых различных видов и цветов, тогда как пол представляет собой нечто вроде мозаики, образованной из разноцветных искрящихся лучей, которые проливаются сюда из многочисленных цветных витражей.
Несмотря на всю эту роскошь, робкого новичка радушно привечают в этом мире спокойствия и безмятежности, тишину которого нарушает лишь плеск воды в фонтанах. Вместо снятой одежды вам предложат обмотать вокруг бедер синее или красное полотенце, и есть что-то приятное в том, как вы всем своим обнаженным торсом ощущаете воздействие этого пара, что было бы совсем не так комфортно, находясь вы у себя дома.
В какой-то момент я постепенно начал ощущать всю притягательность этих самых бань. Совсем не думая о том, что напрасно трачу время, я вдруг почувствовал, что мой ум расслаблен как никогда раньше. У меня появилось ощущение какой-то целостности и ,и я в самом деле, ощущал покой, о котором и не подозревал прежде – по крайней мере, до той минуты, пока служитель не прекратил смачно хлопать меня по спине. Мою и без того уже натертую кожу стало саднить заново и мне пришлось собраться с силами, чтобы встать с кушетки, после чего я отправился разыскивать Майлса.
Можно сказать, что меня слегка зашатало, едва я оказался в холодной комнате, в моем лихорадочно кружащемся мозгу было ощущение, что все логические мысли исчезли прочь из моей головы и я совершенно не чувствовал своего тела ниже талии. То , что у меня все еще есть ноги, я ощутил лишь тогда, когда споткнулся об ногу светловолосого, хорошо сложенного , молодого человека с усами, который сидел в нише и читал какую-то толстую книгу.
Он издал раздраженное восклицание, и не мудрено, ибо благодаря своей небрежной неуклюжести я порядком отдавил ему ногу. Книга выпала у него из рук и, еще более усугубила его беды, упав на другую его ногу. Я помню, как она раскрылась и перед моим взором мелькнула надпись «Книга Дж. Х.У…»
Время, как обычно, сыграло свою злую шутку, стерев из моей памяти оставшуюся часть этого имени, но иногда я думаю об этом. Было ли это имя Уотсона? Я никогда не спрашивал его, ибо сомневаюсь, что он вспомнит, но меня забавляет мысль, что возможно впервые мы встретились в холодной комнате турецких бань Аргайл Плейс. Эта идея обладала некой симметричностью, если учесть, что потом мы оба стали питать слабость к турецким баням.
Но в тот момент мой ум сосредоточился лишь на том, чтобы извиниться за этот промах. Незнакомец пошел прочь, мрачно пробормотав что-то вроде «Слепой болван!» и перебросив через плечо полотенце довольно резким жестом, говорящим о его недовольстве. Посмотрев вокруг, я увидел, что все смотрят на меня, и почувствовал, как вспыхнуло мое и без того разгоряченное лицо. К своему облегчению, на другой стороне этой залы я увидел Майлса и побрел к нему.
Распаренный, вымытый и расслабленный, он лениво лежал на кушетке, завернутый в простыни, курил сигару и беседовал с каким-то брюнетом с карими глазами, лет тридцати. Я, шатаясь, шел к ним, хватаясь по пути за столы, чтоб не упасть и почти рухнул на единственный свободный стул в нише недалеко от них.
- Послушайте, - сказал незнакомец, обеспокоенно взглянув на меня. – Вы уверены, что с вами все в порядке?
- Просто слегка кружится голова, - сказал я, пытаясь остановить это мельтешение у меня перед глазами. – Через минуту со мной все будет в порядке.
- Конечно, - сказал Майлс. Он сел и хлопнул в ладоши. – Принесите моему кузену крепкого кофе, -распорядился он. Быстроглазый прислужник в мешковатых брюках и широкой рубашке, быстро подошедший на его зов, слегка поклонился и снова поспешил удалиться.
- Ну? – ровным тоном обратился ко мне Майлс. – Ну, как ты?
- О, так вы здесь в первый раз? – спросил его компаньон.
- Да, можешь представить себе такое в наши дни? – произнес Майлс. – Позволь мне представить тебя. Это мой кузен, Шерлок Холмс. Шерлок, это мистер Лэнгдейл Пайк.
Мы пожали друг другу руки. Пайк добродушно мне улыбнулся.
- Рад познакомиться с вами, мистер Холмс. Так, значит, вы кузен Майлса? Должен сказать , что вижу между вами довольно сильное сходство. Наверное, для вас , впервые приехавшего в Лондон, это настоящее приключение. Какое, должно быть, разнообразие после скучной жизни в Дербишире?
Я бросил взгляд на Майлса. Выражение его лица было совершенно непроницаемым.
-Вы, наверное, как рыба , выброшенная на берег, - добродушно продолжал Пайк. – Хорошо еще, что у вас есть кузен, который может ввести вас в курс дела. В Лондоне слишком много разных мошенников. Так что, смотрите в оба, мистер Холмс.
- Я так и сделаю, благодарю вас, - сказал я, раздраженно взглянув на Майлса. Какую бы историю он не сплел, предоставив мне сыграть в ней роль деревенского дурачка, я отнюдь не собирался так это оставлять. – Вообще-то я уже некоторое время живу в Лондоне. Я приехал сюда, после того, как покинул университет.
- Покинули? – Пайк удивленно приподнял брови. – Интересное выражение, мистер Холмс. Вы хотите сказать, что не получили ученой степени? Но вас же ведь не исключили?
- Нет, это было мое собственное решение.
- Похоже, подобная ситуация довольно характерна для нашей семьи, - заметил Майлс. – Хоть и не могу сказать, что она мне как-то повредила.
- Так же, как Шелли, - рассеянно заметил Пайк. – Он некоторое время провел в Бартсе. Он же из семьи медиков. А что вы делаете в Лондоне, мистер Холмс?
Внезапная смена темы нашего разговора застала меня врасплох, чего, как я подозреваю, он и добивался. Не могло быть и речи о том, чтоб сказать ему правду; но если надо солгать, то всегда лучше придать своей лжи некоторое сходство с реальностью, пусть даже весьма отдаленное.
- Мой брат хочет, чтобы я занял пост в одном правительственном департаменте.
Физиономия Пайка вытянулась.
- О, дорогой мой, как это скучно, как прозаично. В правительстве может работать любой дурак, и, поверьте мне, таких там большинство. Послушайтесь моего совета, мистер Холмс, воспротивьтесь этому.
- Именно это я и намереваюсь сделать, - ответил я, улыбаясь про себя, так как знал, что вышел из этого безвыходного положения к своему полному удовлетворению.
- А, это очень мудро. Вы желали бы пойти по стопам Майлса?
- Я не уверен, что у меня хватит для этого сил.
Майлс от души расхохотался, и в этот момент к нам вновь подошел румяный служитель с потным лицом, неся кофе. Мне под нос сунули чашку, содержимое которой сильно напоминало болотную тину, и предложили выпить ее. Запах был довольно сильный, а от вкуса этого кофе у меня свело зубы. Единственным положительным моментом было то, что он произвел надлежащий эффект, и в голове у меня мгновенно прояснилось. Я поблагодарил служителя, который поклонился и сказал, что если мне нужно что-то еще, то достаточно только попросить.
- До чего же здесь хорошо, - сказал Майлс, закуривая сигару и затягиваясь. – Никаких проблем, никакого беспокойства. Прислужники готовы выполнить любое твое желание, ничто не омрачает твоего благодушного настроения.
- Чего не скажешь о том малом, с которым вы только что столкнулись, - сказал мне Пайк. – Мне показалось, что он из тех, кто разводит много шума из ничего. Эти клерки напускают на себя важность и держатся с таким апломбом, будто они очень значимые персоны.
- Этот человек студент-медик на последнем курсе, - поправил я его.
- Прошу прощения?
- Он читал «Анатомию» Грея, - пояснил я. – Такую ценную книгу можно было принести сюда с собой, лишь имея на то очень веские основания. Думаю, он готовится к выпускным экзаменам.
- Поразительно! – воскликнул Пайк. – Но если все так, как вы говорите, то зачем ему надо было вообще сюда приходить?
- У него побаливает спина, - сказал я. – Вероятно, из-за неосторожности, проявленной во время матча по регби.
Пайк засмеялся.
- Ну, теперь-то вы, конечно, шутите, мистер Холмс!
- Вовсе нет. У него ссадины на правой руке и царапины на локте. Играя в крикет, он вряд ли получил бы подобные повреждения.
- Вот это да! Замечательный фокус.
- Это не фокус, мистер Пайк, просто наблюдательность и логика.
- Или он просто сам все сказал вам, - сказал Пайк со скептической усмешкой. – Что ж, если так, скажите мне, как я зарабатываю себе на жизнь.
- Вы журналист, ведете свою колонку в газете – вероятнее всего пишете репортажи о событиях светской жизни и разных сплетнях и слухах – пишете вы это под псевдонимом, а родом вы из Кумберленда.
Его самоуверенная ухмылка исчезла.
- Как, черт возьми, вы…
- Мистер Пайк, мозоли на вашем указательном и среднем пальцах, особо заметные у тех, кто не выпускает из рук перо, указывают на то, что по роду вашей деятельности вам много приходится писать, гораздо больше, чем это свойственно обычному человеку. Я отметаю мысль о профессии клерка или чего-то в этом роде на том основании, что только журналист взял бы с собой блокнот, идя в турецкие бани, где он мог понадобиться ему только во время беседы с моим кузеном.
Я указал на небольшую черную записную книжку, лежавшую на его сидении.
- Обложка довольно потрепана, и это говорит о том, что эта вещь дорога вам, хоть инициалы на обложке – С.П.- вам и не подходят; следовательно, вы работаете под псевдонимом.
Пайк кивнул, немного рассеянно, и облизнул пересохшие губы.
- Да, мистер Холмс, все так и есть, теперь, когда вы все объяснили, я чувствую, что все это было абсурдно просто, не стоило просить вас все объяснить. «Лэнгдейл Пайк» - и , в самом деле, мой профессиональный псевдоним, и я , в самом деле, веду колонку о светских новостях, хотя сейчас и не в самых уважаемых изданиях…
- Он имеет в виду второсортные газетенки, - вмешался в наш разговор Майлс.
Пайк поморщился.
- Майлс всегда был настолько любезен, что информировал меня о разных происшествиях и скандальных историях, - сказал он. – Позволю себе заметить, что без его помощи я бы все еще сидел на слушаниях дел в суде и писал бы о мелких кражах и ворах.
- А С.П. ?
- Мое настоящее имя Селвин Пратт, - он натянуто улыбнулся. – Теперь вы понимаете, почему я был вынужден его скрыть. Немногие журналисты, пишущие о скандальных новостях, смогли бы сделать карьеру с именем Селвин Пратт. Но скажите, мистер Холмс, как вы узнали, что я родом из Кумберленда?
- Об это мне сказал небольшой акцент, который я могу различить в вашей речи и выбранное вами имя. Холмы, называемые Лэнгдэл Пайк – одна из достопримечательностей этого графства, ведь так?
- Да, верно. Я вырос в Амблсайде, под их сенью, так сказать.
- Поэтому, когда настала пора выбирать себе псевдоним, ваши мысли повернули к отчему дому.
- Ну и ну, - сказал он, пораженно качая головой . – А вы хитрец, мистер Холмс, просто волк в овечьей шкуре, не иначе. Совсем не такой, каким кажетесь на первый взгляд. Думаю, у этого ужасного шрама у вас на боку, тоже есть своя история.
- Представь себе, он получил его во время поединка, - сказал Майлс. – Он вызвал на дуэль одного малого, вступившись за честь леди, и убил этого типа.
- Правда? – удивился Пайк. Он вытащил свою записную книжку и послюнявил кончик карандаша. – Вы не будете против, если я вкратце запишу эту историю?
- Буду, - возразил я. – И все это было совсем не так.
- Может, расскажете , как все было на самом деле? Хотя мне понравилось, что речь шла о чести дамы; подобные вещи привлекают читателей моей колонки. Можно, я оставлю эту деталь и кое-что приукрашу?
Не успел я возразить, как в тишине этой залы, где все говорили вполголоса, раздался вдруг резкий, пронзительный и хриплый голос.
- Джоселин!
Майлс побледнел.
- Черт возьми, это мой брат, - пробормотал он. – Нет, не поворачивайтесь.
- Откуда ты знаешь, что это он?
Майлс одарил меня испепеляющим взглядом.
- Один только Эндимион зовет меня Джоселином. – Он бросился на кушетку и натянул на голову простыню. – Будьте так любезны и скажите ему, что я скончался.
Я увидел, что к нам направляется суровый на вид, худощавый джентльмен; он был закутан в простыни и махал нам с довольно самоуверенным видом. Это видение в белом, с бледными тощими ногами, остановилось подле нас и окинуло нас высокомерным взглядом, вздернув свой патрицианский нос. Так я впервые смог поближе приглядеться к своему кузену, который совсем не походил на прекрасного мифического греческого юношу, в честь которого его назвали, а скорее на какого-то стервятника, переживающего не лучшие времена.
- Я хочу поговорить со своим братом, - заявил он. – Пожалуйста, сообщите ему, что я здесь.
- А он… его здесь нет, - осторожно сказал Пайк. – Вы с ним разминулись.
- Глупости! – Эндимион резким рывком сдернул простыню с лежащей на кушетке фигуры. – Вот ты где, Джоселин. Разве ты не слышал, как я звал тебя?
- Слышал, - сказал Майлс, вставая. – А зачем, по-твоему, я спрятался?
- Потому что тебе доставляет удовольствие мучить меня. Мелкие умы занимают мелочи.
- Что ты хочешь?
Лицо Эндимиона исказила гримаса отвращения.
- Я пришел сюда лишь по необходимости, знаю, что, как всегда, смогу найти тебя здесь. От этого места за много миль несет праздностью! Посмотри на своих приятелей. Праздные молодые люди, никчемные бездельники, прожигающие свою жизнь…
- Эндимион, - обреченно начал Майлс.
- Погрязшие в разврате, в этой юдоли порочного великолепия…
- Брат, этот молодой человек…
- В этом рассаднике шарлатанов, пижонов и паразитов, в этом…
- Это твой кузен Шерлок.
- Сын Бенедикта? – воскликнул ошеломленный Эндимион, и сейчас когда он удивленно уставился на меня, то совершенно забыл о своей тираде. –Тот прыщавый мальчуган с кривыми ногами, у которого был круп?
Пайк давился от смеха. Майлс застонал. Я почувствовал , как внезапно кровь прилила к моему лицу.
- Что он здесь делает? – поинтересовался Эндимион.
- То же, что и ты, брат. Приятно проводит время.
Эндимион раздраженно фыркнул.
- Я здесь не для собственного удовольствия. Каждая минута, проведенная здесь, для меня как проверка на прочность. Я здесь исключительно ради своего здоровья. Всем известно, что бани укрепляют и оздоравливают организм, это прекрасное средство против простуд и гриппа, а у меня, как тебе известно, всегда была очень слабая грудь.
- Так ты здесь не для того, чтобы встретиться со мной?
- Это роковое стечение обстоятельств, - сказал Эндимион. – На вокзале Виктория у меня украли чемоданы. Представляешь? Какой позор! И должен признать, это большое неудобство. Епископ дает сегодня в епархии званый обед , и если я еще не оставил надежду вернуть его расположение, то просто обязан быть там. Но мне нечего одеть , Джоселин, а ты знаешь, что я сейчас на мели.
Майлс вздохнул и встал.
- Прошу прощения, джентльмены, за это небольшое неудобство, нарушившее наше приятное времяпровождение.
Он взял брата под руку и решительно направился в сторону раздевалки. Когда они ушли, я заметил, что Пайк посматривает на меня с веселой усмешкой. Я попытался прояснить эту неловкую ситуацию.
- У меня никогда не было крупа, - сказал я. - Что касается ног, они выправились.
- А прыщи?
- У меня была ветрянка.
Пайк усмехнулся.
- Не беспокойтесь, я никому не выдам вашу тайну.
- Можно ли рассчитывать на это, имея дело с журналистом?
- В отношении других моих коллег это, может, и верно, но я известен своей осмотрительностью. Я не стану рубить сук, на котором сижу.
- Вы имеете в виду Майлса.
Пайк кивнул и налил себе еще одну чашку кофе.
- Интересно, - сказал я, - почему Майлс столь охотно сотрудничает с прессой? Насколько я понял, он часто упоминается в колонке о светских сплетнях.
- Думаете из-за того, что он любит быть на слуху? Лично я считаю, что ему нравится иметь в своем распоряжении журналиста, который готов исполнять его распоряжения. Это льстит его тщеславию. В конце концов, собаку кормят за то, что она лает. А я , в свою очередь, занимался тем, что подбирал объедки с барского стола. Так что это соглашение устраивает нас обоих. Благодаря ему мое имя стало известным в некоторых кругах… и уважаемым. Вам нужно почитать мою колонку.
- Боюсь, что нет. Я ничего не читаю, кроме криминальных новостей и сообщений о происшествиях.
Пайк взглянул на меня с интересом.
- У вас довольно странные вкусы, мистер Холмс. А позвольте спросить, какова цель вашего нынешнего общения с Майлсом, если вас мало привлекает круг его общения?
Я понял, что в будущем мне придется быть осторожным , говоря с восприимчивым Лэнгдейлом Пайком. Он обладал тем живым, пытливым умом, что отличает талантливого журналиста от серой массы его собратьев, и благодаря которому он в свое время сможет достичь больших высот в своей профессии. Однако, сейчас он быстро заметил расхождения в моем рассказе, и чтоб убедить его в своих мотивах, я должен был кое-что пояснить.
- До сих пор я поступал так скорее по неведению, нежели из-за отсутствия интереса. Теперь я вижу, что мной двигало предубеждение. Майлс предложил взять меня под свое крыло и сделать более светским человеком. Хотя должен признать, что мне все же кое-что известно о светских развлечениях. Так, например, один знакомый рассказывал мне о некоем Риколетти.
- Хироманте?
Шанс прощупать почву и узнать что-то от лица, находившегося в непосредственной близости к объекту моего исследования, был слишком заманчив, что бы им не воспользоваться.
-Вы встречались с ним? – спросил я.
Пайк сделал глоток кофе и снова сел .
- Любопытный малый. Говорит, что может прочесть по ладони вашу судьбу , но если уж на то пошло, на углу Треднидл-стрит есть старушка , которая утверждает, что может сделать то же самое при помощи чайных листьев. В наши дни не знаешь, кому верить.
- Но вы считаете, что он мошенник?
- Разве я так сказал? У Риколетти множество почитателей, которые с радостью поручатся за его талант. Но это не такое уж мудреное дело. Любой человек, обладающий должными знаниями о лондонской светской жизни, вполне мог бы с этим справиться. К примеру, сказать завзятому игроку, что если он не хочет лишиться своего состояния, то ему следует держаться подальше от игорных столов. Но с другой стороны, он явно добился успеха.
- Вы имеете в виду леди Энстед?
Пайк приподнял бровь.
- Ваш знакомый хорошо информирован. Но вы правы, этот случай сделал его известным. Он сказал леди Энстед, что она не выйдет замуж за молодого сэра Джорджа Грэхема, и оказался прав; она умерла за два дня до свадьбы, как и предсказывал Риколетти.
- Каким же образом?
Пайк пожал плечами.
- Колдовство? Случайное стечение обстоятельств? Просто попал пальцем в небо? Леди Энстед было восемьдесят два, так что ее смерть никого не удивила.
- Но такое точное совпадение во времени…
- Да, я не в силах этого понять. Я бы просто сказал, что если сделать сотню подобных предсказаний, то рано или поздно хоть одно из них должно попасть в цель.
- Значит, вы все же в нем сомневаетесь?
- В ком это? – раздалось вдруг у меня над головой.
Подняв взгляд, я увидел, что Майлс вернулся как раз вовремя, чтоб услышать обрывок нашего разговора. Что бы ни произошло между ним и его братом, но от его томной расслабленности не осталось и следа, и теперь выражение его лица было довольно напряженным.
- Вам , несомненно, приятно будет услышать, что я все уладил с Эндимионом и больше он нас не побеспокоит. Уж рад ли будет видеть его сегодня епископ – это уже другой вопрос, особенно после того, что произошло в первый раз.
- А что случилось? – спросил я.
Пайк наклонился вперед для большей секретности.
- Он назвал миссис Олбрайт шлюхой за ее слова о том, что корсеты вредны для женской фигуры и что женщинам лучше их не носить. – Он усмехнулся. – Миссис Олбрайт – крестница епископа.
- Меня бы совершенно не удивило, если бы выяснилось, что это он приложил руку к пропаже багажа Эндимиона, - сказал Майлс. – Да у него такой же шанс вернуть расположение епископа, как у меня войти в Палату Лордов. Лэнгдейл, могу ли я все же просить тебя…
Пайк протестующе поднял руку.
- Мой дорогой, я уже забыл об этом. Твоему брату совсем не нужно мое внимание; он может снискать дурную славу и без помощи прессы. Скажи лучше, Майлс, ты намерен быть сегодня на приеме у леди Форберри? Насколько я понимаю, она бы очень хотела, чтобы ты пришел.
- Увы, нет. Сегодня в Сент-Джеймсском дворце бал в честь дня рождения леди Селины Хорсли. При обычных обстоятельствах и ноги бы моей там не было, но это место подойдет не хуже любого другого, чтобы ввести молодого джентльмена в светское общество.
- Любишь же ты рисковые ситуации, Майлс, - со смехом сказал Пайк. – Ходят слухи, что бал намерены посетить и миссис Каннинг и мадам де Монт Сен-Жан. Тебе будет стоить адских трудов ублажить их обеих.
Майлс слабо улыбнулся.
- У меня есть план, как отвлечь внимание Мадам.
- Ну, естественно. – Пайк повернулся ко мне. – Ваш друг, Риколетти, также будет там. У вас будет возможность самому понаблюдать за методами его работы.
- А тебе, что за дело до него? – спросил Майлс.
- Твой кузен спросил, не считаю ли я, что Риколетти – шарлатан.
Лицо Майлса приняло озабоченное выражение.
- Очень на это надеюсь. Он сказал, что я не доживу до пятидесяти. Ну, а теперь идем, Шерлок, время не ждет, а нам еще нужно к портному. До вечера, Лэнгдейл.

Всех с наступающим!

Картинка со страницы фейсбука A gift of the heart for Jerdmy Brett. Она там уже давно и ее периодически вывешивают к празднику.

Никаких итогов подводить не буду. Но замечу, что конец года был лихорадочным как никогда. И никогда еще я так плохо не готовилась к празднику. Несмотря на наличие двух выходных перед ним. Да раньше я бы за это время наготовила полстола вкусностей,а тут как-то с трудом по магазинам, что-то соорудила вроде горячего и салата, подгоняемая матерью, елку чуть ли не через силу нарядила и буквально совсем недавно. Но рада, что она есть, без нее я бы совсем не чувствовала праздника.

Я, конечно, может мистик где-то, но то, что не включились ни одни новогдне-рождественские гирлянды и светильники мне показалось не очень хорошим знаком. Так что буду в темную, свечки зажгу, наверное.

Ну, и вот сегодня немного подпортили настроение джентльмены из Бейкер стрит джорнал, которые вместо трех прислали один журнал, надо разбираться.

Все же очень хочется надеяться, что год будет хотя бы не хуже этого. Но сейчас очень хочется немного отдохнуть и уже мечтаю о завтрашнем дне, когда будет полный расслабон послей всей этой суеты.

С наступающим!

Отработала) Наконец-то каникулы!

Честно говоря, выдохлась. И со стыдом признаюсь, что в последнее время расслабилась и стала утром подъезжать от "Молодежной" до работы на такси, вернее на частниках, которые уже прознали о наших проблемах с тем, как добраться до работы. Сначала мне казалось, что это ужасно - ехать на такси на работу - пусть и 10 минут - а это 150 р.
Но... втянулась)) Началось все с того, что опять увеличились интервалы поездов и получается, что надо выходить раньше уже не на пять минут, а в лучшем случае на 15. И никак не получается.
Но положа руку на сердце, ехать так в разы лучше, чем на нашем автобусе, который идет полчаса, и из которого я вываливаюсь уже укачанная, полусонная и разбитая. И стала себе говорить, что мои нервы и уставшие ноги стоят этих сто пятидесяти рублей.

Начала смотреть сериал "Дорогой мой человек". Ну, не скажу, что в восторге. Играют, правда, более-менее нормально. Но если в старом фильме с Баталовым многое осталось за кадром,то здесь решили добавить немало отсебятины. И отсебятина эта в духе времени. Если отец Владимира погиб, сражаясь в Испании. тут его убили на операционном столе коварные чекисты. Брат Варвары - опаснейшая личность, он тут и активист, и ведет подрывную работу против прогрессивных профессоров, и даже не хочет жениться на соблазненной профессорской дочке.
Главный герой вроде и ничего, но пока он тут такой идеальный герой, сложного человека с непростым характером я пока не вижу и тут Баталов точно подходит гораздо больше. Причем он же не изображал особенно "сложностей" Устименко, но это как-то неосознанно происходило. Прочла в одной рецензии, что "я перестала сравнивать его с Баталовым после первых же десяти минут просмотра" - я такого сказать не могу. Да я и не сравниваю, просто мечтаю в душе как бы это было с участием старых актеров. В том числе и актера, сыгравшего этого зловредного Женьку Степанова. Вот тут точно старый фильм дал фору. Женька все же ловкач, думающий о себе, и ловкач пассивный - так мне кажется. А совсем не Яго какой-то там.
Но это я только 2 серии посмотрела. Сейчас за ужином продолжу.

Наконец, показалась на горизонте моя посылка с журналами Бейкер-стрит. Смешно, но я даже не знаю, сколько там журналов. Я рискнула оформить годовую подписку, причем задним числом, подписалась, когда уже прошло больше полугода. Я на это пошла только потому, что все заказываю через посредническую контору. Все как бы идет на американский адрес, а потом они пересылают все это в Россию. Недешево. Но нашу почту боюсь, уже имела с ней дело.
До сих пор была довольна, и тут они мне сообщают, что раз я не могу сказать, сколько точно журналов мне шлют и нет ссылки в интернете на каждый журнал отдельно, то могут послать только таким образом, чтоб задействовать Почту России. Я, конечно, поохала, но ничего не поделаешь. И сразу скажу предыдущая посылка пролетела через всю Америку и дошла до России быстрее, чем эта шла только по России. Но вот вроде , если верить номеру трекинга ,посылка в Москве. Но с нашими темпами все равно, наверное, получу после Нового года

Вчера прямо ужасно захотелось поговорить со своим дневником.Жизнь идет, что-то происходит и хочется хоть как-то поделиться этим или хотя бы зафиксировать.

Я,правда, не любитель выворачивать тут душу наизнанку, хотя тут такое и имело место и я думаю, что это было зря, ну да ладно. И все же напишу

Вчера в корпоративном автобусе, по дороге с работы я как обычно клевала носом у окошка. Потом автобус остановился,все стали подниматься, я повернула гоолову и увидела, что в проходе стоит М. По которому я когда-то (так давно) сходила с ума, и это ,правда, очень давно было, аж в прошлом веке, вообще-то. И вот стоит он, ниучть не изменившийся, с этим видом несчастного ребенка, который у него всегда был среди незнакомых людей. У меня не возникло не малейшего сомнения, настолько, что я отвернулась и подождала, пока он пройдет. Это сразу всколыхнуло целый сонм воспоминаний. А сегодня даже заглянула в адресный справочник компании, но нет, такие у нас не работают. Что это было? Призрак былых привязанностей? Ладно, проехали.

Мой главный ноут выходит из строя. Ну, и как всегда я дождалась, пока стало проблемой даже сохранение своих файлов оттуда -он вырубается очень быстро. Короче, надо будет искать сервис и пока все это будет тянуться, его будет заменять ноут с работы. А пока все же пытаюсь сохранить его содержимое, пусть и маленькими перебежками.

Испугавшись информации о возможном отключении интернета, кинулась сохранять что-то из той кучи, что у меня в закладках. Ну, и на этой волне заказала в Baker street irregulars две книги "Шерлок Холмс и Испания " и "ШХ и Скандинавия." А перед этим еще подписалась на сам их журнал за этот год, надеясь получить все через ту компанию, где я все заказывала до этого, но поскольку мне было отправлено не известное количество журналов, и на каждый поименно нет ссылки в инете, то они его могут отправить только довольно хитроумным путем, который в результате все же закончится на Почте России. Этим все сказано, другая посылка от Америки до России дошла быстрее, чем эта идет уже по российскойтерритории. Чтоб получить до праздников речь уже не идет, уж хоть бы вообще дошла.

На днях узнала, что про Холмса снимут еще сериал. Сначала радостно охнула, но увы, сериал будет , в основном о его малолетних помощниках, а сам Холмс наркоман и чуть ли не преступник. Всю работу делают мальчишки.

Не судьба, видно, появиться хорошему современному фильму о Холмсе. Сейчас скажу ужасную вещь -если взглянуть правде в глаза - на все сто процентов он так и не был достойно отражен в кинематографе.Мое имхо,разумеется. Я тут как-то проходила мимо своих зачитанных "Записок", открыла наугад, прочла несколько строк из "Пестрой ленты". И вот хоть убейте там присутствует что-то такое, чего нельзя передать словами, и вот этого я хоть убейте не вижу даже у самых лучших исполнителей роли Холмса. Возможно, мой депресняк связан как раз с тем, что за всеми экранизациями и воплощениями я потеряла связь с ним, настоящим. Надо потихоньку читать Канон,короче.

Я тут вот говорила о проблемах с праздничным настроением, но что хочу сказать. Как и говорила, поход в большие магазины немного помог в этом. Уже один вид семей с тележками , набитыми продуктами, говорит о приближании праздника. А сегодня была по работе в центральном Сбербанке, там праздник ощущается вовсю, звучит музыка из Щелкунчика, клиенты с огромными пакетами приходят поздравить своих операционистов))
Кстати, в детстве, наверное, я эту атмосферу начинала чувствовать тоже уже вот в эти дни, в конце декабря, не раньше. Ведь тогла все эти украшения и елки появлялись гораздо позже, не как сейчас. И дома елку наряжали в лучшем случае числа 30-го. И я прекрасно помню,как уже где-то в 90-е приехала к отцу, и его жена, долгое время работавшая за границей, наряжала елку к католическому Рождеству и рассказывала мне про традиционный красный цвет этого Рождества.

Сейчас вот пришло сообщение, что 29-го мы работаем ло 17-00)) Опять же напоминалка о празднике

Ну, вот меня сегодня прорвало после долгого молчания